В СЕРИИ «ДАРИНА — РАЗРУШИТЕЛЬНИЦА ЗАКЛЯТИЙ» ВЫШЛИ КНИГИ:

 

1. ТАЙНА КОШАЧЬЕГО БРАТСТВА

 

 

 

 

 

 

 

 

Следите за событиями Мира Санкт-Эринбурга на официальном сайте цикла — www.st-erinburg.ru

МОСКВА
РОСМЭН
2024

ГЛАВА ПЕРВАЯ,

в которой у старосты в теплице заводятся привидения

Что ни говори, а ворованная еда всегда вкуснее, чем купленная за свои деньги! И добывать ее куда интереснее. Риск, опасность, адреналин, а затем — вожделенный приз! Дарина и ее лучший друг Триш знали об этом не понаслышке.

Да и, честно говоря, если бы они даже решили купить что-нибудь пожевать, им все равно было бы нечем заплатить — оба практически с самого рождения жили в небольшом сиротском приюте и, естественно, денег отродясь в руках не держали. Поэтому, когда кухарка Агриппина выставила всех воспитанников из столовой и, распевая во всю глотку военные марши, начала убирать со столов оставшуюся после ужина посуду, Дарина и Триш не придумали ничего лучше, чем совершить набег на теплицу старосты деревни.

Порции детям кухарка всегда давала небольшие, но сегодня она превзошла себя. Дарине досталось три ложки вареного гороха и веточка жухлого укропа, а Тришу и вовсе две ложки — он споткнулся, когда нес тарелку, и вывалил на пол почти половину своего ужина. Кажется, кто-то подставил ему ножку, но, кто именно, Триш не увидел, поэтому винить было некого.

Комендантша приюта Коптильда Гранже с самого раннего утра уехала в столицу, и жадина Агриппина осталась за старшую. Сэкономленные на воспитанниках продукты она быстренько покидала себе в рюкзак, намереваясь утащить их домой.

Вечно нечесаная, неопрятная Агриппина, с толстым круглым животом и тонкими ручками и ножками, напоминала воспитанникам приюта паучиху, которая так и норовила затянуть в свою паутину все, что плохо лежит. Поэтому ребята никогда не наедались досыта.

В животе у Дарины так громко заурчало, что Триш удивленно оглянулся.

— Твой червяк проснулся! — со знанием дела заявил он.

— Еще бы! Заморить-то его не удалось! — пошутила в ответ Дарина.

От голода ей повсюду мерещилась еда. Ярко-оранжевый блин солнца медленно опускался за холм, похожий на высокий кулич. Тень от холма буквально на глазах накрывала расположенную в долине деревню Белая Грива, домики которой, с белыми стенами и красными крышами, окруженные фруктовыми садами, смахивали на пирожные, рядами уложенные на большом зеленом противне. Две луны постепенно проявлялись на сумеречном небе, как две большие головки сыра — целая и немного отрезанная сбоку.

Приют стоял на соседнем холме. Дарина и Триш вылезли через окно девчоночьей спальни на узкий жестяной карниз, забрались с него на наклонную черепичную крышу приюта и, пройдя по ней, переступили на широкую ветку огромного раскидистого дуба, растущего вплотную к зданию.

Теперь осталось всего ничего — спуститься с дуба на захламленный задний двор и незаметно подкрасться к ограде из железных прутьев. Во дворе валялись горы ржавых железяк, оставшихся еще, должно быть, со времен последней гражданской войны.

Комендантша приюта Коптильда была ветераном и никому не позволяла выбрасывать весь этот железный лом, утверждая, что он напоминает ей о старых добрых временах, когда она на верном броневике безжалостно громила врагов нынешнего императора Всевелдора Великого.

В дальнем углу двора в ограде не хватало одного прута. Через эту дыру воспитанники частенько покидали территорию приюта, не опасаясь, что их застукает у ворот Коптильда или ее младший братец Копотун Гранже.

Копотун служил помощником комендантши, но абсолютно ничего не делал. Целыми днями он валялся в гамаке, подвешенном во дворе между двумя деревьями, либо слушал радио в кабинете Коптильды, а потом пересказывал сестре последние новости Империи.

К ограде примыкал большой сетчатый вольер, в котором обитал зорг Вельзевул — огромная жуткая собаченция Коптильды, размером превышающая крупного пони, вся покрытая косматой черной шерстью. Дарина всерьез подозревала, что в роду Вельзевула попадались не только обычные собаки, но и драконы, черти или еще кто-нибудь похуже. Пес уважал и боялся только Коптильду, а всех остальных не замечал в упор.

Зорги появились в их мире много лет назад. Поговаривали, что колдуны Эсселиты привезли их из другого измерения. Во время войны зоргов часто использовали вместо лошадей, но со временем они встречались все реже. Сейчас на всю Белую Гриву был один только Вельзевул, а в ближайших поселках и городках зоргов не видели уже очень давно. Но никто об этом не жалел, поскольку здоровенные собаки внушали ужас одним своим видом.

Почуяв приближение детей, Вельзевул начал громогласно лаять и яростно бросаться на ограждение вольера. Хорошо, что оно было сварено из металлической сетки и толстых листов железа и зорг не мог его проломить, хотя никогда не оставлял попыток сделать это.

Однажды пес каким-то чудом умудрился порвать толстую цепь, на которой сидел, и вырвался из своего логова во двор во время послеобеденной прогулки. Треть воспитанников приюта в мгновение ока очутились на заборе, причем сами позже не могли вспомнить, как они туда забрались. Вторая треть просто попадала в обморок от испуга, а остальным пришлось срочно бежать в прачечную — отстирывать бельишко. Дарина тогда оказалась в первой трети, Триш — во второй, а их приятель Пима — в третьей.

Комендантша Коптильда быстро загнала пса обратно в вольер, угрожая ему поочередно то револьвером, то огромной ржавой сковородкой и осыпая страшными ругательствами, но Дарина на всю жизнь запомнила тот ужасный день.

Сейчас они с Тришем прижались к земле, чтобы Вельзевул их не заметил. Так, на всякий случай. После давней космической катастрофы, когда столкнулись две луны и половинка одной свалилась на землю, коты научились говорить. Кто знает, может, и собаки умели, только скрывали это?

А Вельзевул знал о Дарине и ее приятелях много занятного и явно не стал бы помалкивать! Сколько раз она пробиралась мимо него в деревню, а потом возвращалась, нагруженная ворованными огурцами, помидорами или яблоками!

Ребята подкрались к покосившейся ограде, нырнули в заветную дыру и наконец-то покинули территорию приюта. Кое-кто уверял, что брешь в решетке проделал сам Вельзевул, сожрав один из чугунных прутьев. Дарина готова была в это поверить. С такой акульей пастью пес легко заглотил бы пасущихся около Белой Гривы коров и баранов.

Выбравшись на волю, Дарина и Триш тут же метнулись в заросли высокой травы, окружавшие приют. Чуть поодаль начиналась тропа, ведущая вниз с холма, в деревню. Дарина настороженно высунулась из травы. В приюте стояла мертвая тишина. Похоже, их побег остался незамеченным. Сразу приободрившись, они с Тришем поспешили в Белую Гриву.

По слухам, Коптильда поехала в столицу Империи за деньгами для приюта, значит, скорее всего, должна была остаться ночевать в городе, поэтому Триш и Дарина не опасались, что кто-то их хватится. Ленивый братец комендантши Гранже сидел на берегу озерца, раскинувшегося неподалеку, и удил рыбу, жуя пирожки с капустой, которые специально для него напекла кухарка. Его совершенно не волновало, чем занимаются воспитанники приюта. Да он и не различал их между собой. Для него все шестьдесят с лишним детей были на одно лицо.

— Опусти-ка свой кочан пониже! — шепнула Дарина Тришу. — Тебя видно из травы. Вдруг Копотун обернется и заметит нас?

— Да он, похоже, вообще спит! — фыркнул Триш.

— Лучше не рисковать!

Триш послушно втянул голову в плечи.

Дарине недавно стукнуло двенадцать лет, а Тришу уже исполнилось четырнадцать, и он был на голову выше ее. Дарина всегда считала его редкостным болваном, но подозревала, что влюбится в него, когда немного повзрослеет. Он был высокий и стройный, крепкий и гибкий, закаленный в многочисленных драках. Глаза у Триша были невероятного зеленого цвета, а волосы — черные и длинные, почти до плеч, только на солнышке почему-то отливали зеленым. Если бы не это да не остроконечные уши, Триш выглядел бы совсем как человек.

Видать, один из его родителей принадлежал к лесному народу — странной и не слишком дружелюбной расе, обитающей в дальних лесах Империи. В народе их обычно называли лешими или лешаками. Другие жители Империи лешаков не любили и побаивались. Их считали мутантами, появившимися после столкновения двух лун, и старались избегать встреч с ними. Наверное, поэтому Триша младенцем подкинули на крыльцо приюта. Оставалось загадкой лишь то, каким образом маленький представитель лесного народа попал в Белую Гриву. Леших здесь отродясь не видывали.

Сама Дарина оказалась в сиротском приюте двенадцать лет назад, в самый разгар гражданской войны. Голубоглазая девчонка с короткими, вечно взлохмаченными волосами угольно-черного цвета вечно совала свой курносый нос куда не следует, за что и получала на орехи.

Дарина и Триш считались в приюте главными задирами и драчунами. В последнее время, когда они стали самыми старшими воспитанниками, их даже слегка побаивались. Это в детстве Триша постоянно дразнили за его остроконечные уши, а Дарину — за дружбу с ним. Теперь же ситуация изменилась — приютские хулиганы из малышни предпочитали обходить их стороной.

Из-за живописного зеленого пригорка показались высокие черепичные крыши Белой Гривы, но Дарина и Триш не вышли на дорогу, а продолжили пробираться кустами и зарослями, не желая лишний раз попадаться на глаза местным жителям. Приютских детей в деревне особо не жаловали. Местные мальчишки частенько затевали с ними драки, а люди пожилые вечно жаловались Коптильде, и та потом устраивала своим воспитанникам веселую жизнь.

Высоко в небе парил черный дирижабль имперской жандармерии, издалека похожий на огромную разваренную сардельку с блестящими боками. Под его длинным брезентовым корпусом была закреплена небольшая кабинка со стеклянными стенами, в которой сидело двое жандармов. По указу императора Всевелдора Первого в их обязанности входило следить за порядком в Белой Гриве и ее окрестностях. Но как-то Пима соорудил мощный телескоп из осколков битого стекла, и Дарина с Тришем смогли разглядеть, что на самом деле жандармы попивали наливку, играли в домино или в карты на деньги, дремали, а иногда — видимо, от скуки — принимались мутузить друг друга.

В общем, жандармам было не до тех, кто копошился на земле. Да и что можно разглядеть с такой высоты? Дарина и Триш были не больше двух черных точек в густой траве.

Дарина посмотрела на парящий в небе дирижабль, затем легонько пихнула Триша в бок. Тот недовольно оглянулся:

— Ты чего?

— Тебе никогда не хотелось удрать из приюта? — спросила Дарина. — Не на время, как мы обычно убегаем, а навсегда?

— Смеешься? — изумился Триш. — Да я только и мечтаю об этом. Как и все остальные сироты. Избавиться от ненавистной Коптильды, Агриппины, Копотуна… Наконец стать свободным! Да только ты не хуже меня знаешь, что это невозможно. — Он хмуро потрогал массивный ошейник из кожи и блестящих металлических пластин, плотно облегавший его загорелую шею. — Из-за него нас тут же вычислят и поймают. И тогда не миновать нам чего-нибудь похуже, чем сиротский приют.

Дарина горестно вздохнула:

— Еще так долго терпеть Коптильду и ее братца! Угораздило же нас попасть в эту богадельню!

— Можно подумать, нашего согласия кто-то спрашивал! — фыркнул Триш.

Дарина мечтала жить в столице, кататься на лошадях, летать на дельтапланах, бороздить бескрайние моря и океаны на больших железных пароходах... Да только на ее шее красовался точно такой же ошейник, запертый на небольшой висячий замок.

На замке Дарины был выгравирован порядковый номер 238. Тришу присвоили номер 239, потому что он попал в сиротский приют сразу после Дарины. Такие ошейники, запертые с помощью магии имперских Эсселитов, носили все воспитанники приюта, и снять их до совершеннолетия не было никакой возможности.

Дарина как-то слышала, что несколько лет назад из их приюта пытались сбежать двое мальчишек. Обоих быстро нашли по ошейникам с помощью какой-то особой магии. Видно, Эсселиты могли отслеживать ошейники даже на большом расстоянии. С тех пор беглых мальчиков никто не видел. По слухам, их отправили работать в имперские каменоломни Игурейской провинции.

Триш тоже задрал голову и мечтательно уставился на черный имперский дирижабль.

— Когда-нибудь я тоже стану пилотом! — сказал он. — Только не военным, а гражданским. Буду летать на дельтаплане или дирижабле, доставлять грузы и перевозить пассажиров. И тогда уже никто не удержит меня где-то против моей воли.

Тут он споткнулся о камень и растянулся на траве.

— Будем надеяться, что в небе тебе повезет больше, чем на земле! — расхохоталась Дарина.

Апраксий Гвидон, староста Белой Гривы, жил в самом большом доме деревни. Это был белоснежный трехэтажный особняк с просторной террасой и несколькими балконами. Дом окружал фруктовый сад, за которым был разбит огромный огород, засаженный картошкой, репой, петрушкой, тыквой и другими овощами. По всему огороду были натыканы пугала, чтобы отгонять птиц. Некоторые пугала выглядели так устрашающе, что привели бы в ужас постороннего человека, но птицы чихать на них хотели и с удовольствием поклевывали то гороховые стручки, то кабачки. Там же, среди грядок, возвышались две большие застекленные теплицы — именно они и были главной целью Дарины и Триша.

Конечно, лезть в теплицы было опасно, зато там росли самые сочные и сладкие огурцы во всей округе.

К тому времени, когда Триш и Дарина добрались до участка старосты, солнце окончательно скрылось за холмами, две луны в потемневшем небе стали сиять гораздо ярче, а на деревню опустились сумерки.

В окнах домов зажегся свет, в местном трактире «Ржавая подкова» заиграла музыка, зазвучали веселые вопли, загремела оловянная посуда.

Перебравшись через невысокий кирпичный забор, Дарина и Триш увидели, что в окнах особняка нет света. Неужели им повезло и старика не было дома?

Как бы не так! Едва Дарина и Триш направились к заветным теплицам, над дверью особняка зажегся фонарь и на крыльцо вышел староста собственной персоной, в длинной ночной рубахе и белом колпаке с кисточкой. Видимо, решил подышать воздухом перед сном. Друзья застыли посреди огорода. Убегать было слишком поздно, а спрятаться совершенно негде. Неподалеку на длинных веревках развевалось свежевыстиранное белье, но оно не закрывало вид на огород.

Дарине и Тришу не оставалось ничего другого, как только прикинуться огородными пугалами и замереть, широко раскинув руки. Апраксий Гвидон, которому недавно исполнилось семьдесят лет, страдал сильной близорукостью, об этом знали все жители деревни и обитатели приюта.

Староста сладко потянулся, затем широко зевнул.

— Куда это ты выперся на ночь глядя, старый олух? — раздалось из дома. — Смеркается уже! Все порядочные люди спать ложатся!

— А может, я не порядочный, — раздраженно бросил Апраксий.

— Оно и видно. Где были мои глаза, когда я выходила за тебя замуж?

Дарина с трудом сдержалась, чтобы не фыркнуть.

Из окна на втором этаже, сияя в полумраке белым кружевным чепцом, выглянула мадам Бина Гвидон, такая же тощая, как и ее супруг. В Белой Гриве ее называли ходячей катастрофой. Где бы ни появилась мадам Бина, сразу все начинало ломаться, взрываться, гореть и тонуть. Эта женщина притягивала к себе неприятности, как магнит.

Вот и сейчас она стала закрывать окно и случайно сшибла горшок с фикусом, стоявший на подоконнике. Горшок разлетелся вдребезги в метре от старосты. Старик Апраксий выпучил глаза и отскочил в сторону.

— Бина, ты что творишь?! — завопил он.

— Не ори! — строго сказала ему жена. — Наш сладкий ангелочек уже лег в свою постельку и видит десятый сон!

Мадам Бина захлопнула окно, даже не заметив исчезновения цветка.

Сладкий ангелочек, единственная дочка старосты Апраксия и мадам Бины, Кризельда Гвидон стояла на балконе третьего этажа с огромной дымящейся кружкой в руке. Эта мощная, широкоплечая девица шестнадцати лет от роду весила, должно быть, полторы тонны и с трудом проходила в дверные проемы. Неизвестно, в кого она такая уродилась при родителях, тощих, как сушеные стручки. Кризельда постоянно пила отвар из крапивы, потому что кто-то сказал ей, что это способствует похудению, но результатов пока не наблюдалось.

Кризельда сделала большой глоток и поморщилась. Видимо, та еще гадость этот отвар крапивы!

Дарина стояла на одной ноге с поднятыми к небу руками, чувствуя, как затекают конечности. Но старик Апраксий, похоже, не собирался домой. Он уселся в большое плетеное кресло, стоящее на крыльце, вытащил откуда-то потрепанную газету и принялся ее читать.

Тем временем Триш, изображавший пугало в паре шагов от Дарины, поднял взгляд и остолбенел. Кризельда Гвидон смотрела прямо на него. Девица довольно улыбалась, подмигивала и посылала воздушные поцелуи. Потом сделала еще один глоток и громко крякнула.

— Ух ты, какой парнишка. Мамочке нравится! — пробасила она.

Триш побледнел и громко сглотнул.

В это время на огород опустились две вороны. Одна из них с важным видом подошла к Дарине, склонила голову набок и стала внимательно ее разглядывать. Другая ворона взлетела и опустилась на голову Триша. Подумав немного, она начала клевать его прямо в лохматую макушку. Триш терпел сколько мог, а потом поднял руку и скинул с себя назойливую птицу. Вороны с громким карканьем разлетелись в разные стороны.

Заметив, что на его грядках кто-то шевелится, староста выпучил глаза, отбросил газету и, резво спрыг-нув с крыльца, схватился за метлу. Умные вороны, хрипло каркая, бросились врассыпную, и несколько птиц залетели на балкон. Кризельда от неожиданности выронила кружку и принялась энергично отмахиваться от громко каркающих птиц.

Остатки горячего отвара вылились прямо за шиворот старосте, а затем сверху свалилась и сама кружка и треснула Апраксия по макушке.

Староста пронзительно заверещал:

— Господи, как же горячо!

Из дома выбежала встревоженная мадам Бина.

— Ты чего орешь как оглашенный? — воскликнула она.

Тут она споткнулась о кружку и с визгом рухнула сверху на мужа. Метла, кружка, чепец и ночной колпак полетели в разные стороны.

А Дарина и Триш бросились бежать, но с перепугу влетели прямо в широкие простыни, которые сушились во дворе, и оборвали бельевую веревку. Запутавшись в развевающихся кусках ткани, Дарина и Триш заметались по двору, по огороду, потом столкнулись и грохнулись прямо на грядку с тыквами.

— Черт! — испуганно выдохнула Дарина.

Оба попытались вскочить, наткнулись на стеклянную стену теплицы и с грохотом ввалились в парник.

Операция шла не по плану, но все же они добились своего! Дарина начала лихорадочно рвать огурцы и пихать их за пазуху. Триш пытался выбраться из облепившей его влажной простыни.

Тем временем староста и мадам Бина наконец поднялись с земли и тут разглядели белые фигуры, парящие в темноте теплицы.

— Привидения! — истошно заорал старик Апраксий, тыча трясущимся пальцем в сторону парников.

— Воры! — еще громче завопила его жена.

Схватив метлу, она кинулась к теплице. Кризельда с интересом наблюдала за происходящим, свесившись с балкона третьего этажа.

Дарина только помогла Тришу содрать простыни, как раздался топот и перед ними возникла жена старосты. Друзья резво бросились прочь. Вылетев из теплицы, они с разбега перемахнули через забор и рванули в сторону сиротского приюта.

Вдогонку им неслись гневные вопли старосты Апраксия и его жены и гулкий хохот Кризельды.

Отбежав от Белой Гривы на порядочное расстояние, Дарина и Триш скрылись в высоких травах, окружавших приютский холм, и только тогда остановились, чтобы хоть немного перевести дух.

Они переглянулись, а затем повалились на землю и громко захохотали. Дарина смеялась до слез. Триш даже говорить не мог, только тихонько повизгивал.

— Фу! — выдохнула Дарина, когда они немного успокоились. — Это было… опасно!

— Точно! Едва не попались!

— Я даже не поняла, кого испугалась больше. Старосту Гвидона или его полоумную женушку!

— Или их жуткую дочурку, — добавил Триш. — Страшно вспомнить, как она меня разглядывала… Будто голодная гиена! Мне даже есть расхотелось.

— Как это расхотелось? — возмущенно воскликнула Дарина. — Зря, что ли, мы рисковали?

Она вытряхнула из рубахи украденные огурцы и поделила их на две равные кучки. Триш высыпал на землю помидоры, которые все же успел прихватить. И друзья аппетитно захрустели сочными овощами.

Впереди, почти сливаясь с ночным небом, грозно темнел сиротский приют. Его строили, достраивали и перестраивали не один десяток лет, поэтому здание напоминало покосившуюся башню из разноразмерных коробок, кое-как составленных одна на другую. Казалось, несуразная пирамида давно должна была рухнуть, но она каким-то чудом умудрялась держаться на вершине холма.

— Знаешь, о чем я иногда думаю? — спросила Дарина.

— О чем? — с набитым ртом поинтересовался Триш. — О побеге?

— И об этом тоже. Но еще я часто представляю, как забираюсь на крышу приюта и прыгаю с нее с раскрытым зонтиком.

Триш звонко расхохотался, едва не подавившись огурцом.

— Ну ты даешь! Тоже мне, заветная мечта!

— А что такого? — пожала плечами девочка. — Ты о таком никогда не думал?

— Если только когда-нибудь рояль упадет мне на голову…

— Ну представь, берешь зонт, раскрываешь его и медленно планируешь вниз… Я уверена, что многие это представляли.

— Меня такие безумные идеи не посещали, — признался Триш.

— А меня вот посещают периодически, — вздохнула Дарина.

Вдоволь посмеявшись и набив животы огурцами с помидорами, Дарина и Триш зашагали вверх по извивающейся тропинке. Копотун давно убрался с причала, доев свои пирожки. Ему жилось в приюте сытно и вольготно! А вот Дарине и Тришу совсем не хотелось возвращаться. Но что они могли поделать? Ошейники Эсселитов не давали особой свободы передвижения.

Когда они были почти у самой ограды, сиротский приют вдруг сотрясли мощные вопли комендантши Коптильды Гранже, сопровождаемые выстрелами двух ее любимых револьверов.

Дарина и Триш в ужасе переглянулись.

— Коптильда! — прошептала Дарина.

— Вернулась раньше времени! — Триш сжал кулаки.

— И наверное, узнала о нашем отсутствии!

Никогда еще они так не спешили вернуться в приют. Протиснулись в дыру в ограде, пробежали через свалку и с самыми недобрыми предчувствиями проскользнули во двор, где начиналось экстренное вечернее построение.

ГЛАВА ВТОРАЯ,

в которой Пима объедается вареньем, а Коптильда палит из револьверов

Комендантша Коптильда орала так, что Вельзевул на заднем дворе закрыл голову лапами, а из деревни Белая Грива донесся ответный лай всех местных собак.

— Кто спер мое земляничное варенье?

Все шестьдесят воспитанников приюта содрогнулись от ужаса. Ребят разбудили и выгнали из спален, многие терли глаза, и никто не понимал, что происходит.

Дарине и Тришу удалось незаметно влиться в толпу всего за несколько секунд до того, как Коптильда выстроила детей в две шеренги и с грозным видом, уперев руки в бока, начала прохаживаться между ними.

Огромная, грузная Коптильда Гранже пристально разглядывала каждого подопечного, пытаясь на глаз определить виноватого. Кухарка Агриппина и Копотун стояли у крыльца, не смея открыть рот, настолько свирепый вид был у комендантши.

Грудь Коптильды по обыкновению крест-накрест опоясывали патронташи, набитые патронами, а на широком кожаном поясе висели два здоровенных пистолета. Она умела выхватывать их в мгновение ока и так же быстро убирать обратно в кобуры. Сказывался богатый опыт. Коптильда любовно называла их господами револьверами и не уставала повторять, что именно они не раз спасали ее жизнь во время гражданской войны двенадцать лет назад.

Из этих револьверов, по ее собственным словам, она собственноручно уложила трех огромных драконов. Правда, Дарина отлично помнила, что когда-то Коптильда говорила лишь об одном убитом ею драконе. Но через пару лет она стала утверждать, что завалила двоих, а потом убитых чешуйчатых монстров стало трое. Такими темпами еще через пару лет драконов должно было стать штук десять!

— Вы, ошметки навоза, прекрасно знаете, как я люблю земляничное варенье! — вопила Коптильда Гранже. — Все в курсе, что в это время года кухарка варит его для меня, а затем ставит остужаться на кухонное окно! Кто посмел похитить целую банку этого восхитительного лакомства? Какой наглый обжора посягнул на неприкосновенное, стоило мне ненадолго покинуть этот проклятый приют?

— Хе! — тихонько прыснула Дарина, решив, что ее никто не услышит.

И сильно ошиблась!

Комендантша Коптильда резко развернулась на каблуках своих огромных кожаных ботинок и подозрительно уставилась на Дарину.

— Ты! — прорычала она. — Маленькая, тощая негодяйка! У тебя еще хватает совести стоять тут и хехекать у меня за спиной! Это твоих рук дело?

Дарина яростно закрутила вихрастой головой.

— Отвечай, пока господин револьвер не заговорил! — Коптильда выхватила из кобуры один из своих начищенных пистолетов и сунула его дуло под нос Дарине.

— Никак нет! — отчеканила Дарина, вытянувшись по стойке смирно.

— Никак нет кто? — прорычала Гранже.

— Никак нет, ваше высокоблагородие!

Коптильда требовала, чтобы воспитанники обращались к ней, как к генералу. Сама она не могла запомнить ни одного имени, поэтому кухарку она называла кухаркой, а детей — первыми словами, которые придут в голову. Она помнила лишь имена своего брата Копотуна да единственного учителя приюта — старика Федусея Горгона.

Комендантша Коптильда ухватила Дарину за шиворот огромной ручищей и подняла ее на уровень своего носа. Ноги девочки болтались в воздухе.

— Имя! — гаркнула Коптильда.

— Дарина!

— Так кто украл мое земляничное варенье, Грамина? Укажи этого грязного паршивца своим костлявым пальцем — и будешь завтра спать до обеда! Вы же только и мечтаете с утра поваляться подольше, ленивые лежебоки!

— Я ничего не знаю об украденном варенье! — отчеканила Дарина.

— И почему же?

— Потому что я спала!

— Спала? — Комендантша Коптильда затопала ногами от ярости. — Да как ты посмела спать, когда должна была собирать на плантации ягоды вместе со всеми остальными?

Дарина зажмурилась от ужаса. Это ж надо так сглупить!

Вечерами, когда заканчивались уроки со стариком Федусеем, все воспитанники приюта действительно должны были собирать землянику на плантациях приюта либо разгребать мусор во дворе, складывая железо в одну кучу, а все остальное барахло — в другую. И лишь после нескольких часов работы им позволяли разойтись по спальням.

Варенье, судя по всему, пропало незадолго до отбоя.

Но не могла же Дарина признаться в том, что они с Тришем бегали в деревню воровать огурцы и что их застукал деревенский староста. И что им пришлось убегать от него сломя голову, искренне надеясь, что он не успел разглядеть их лица.

— Так ты у нас любительница поспать? За это завтра одна соберешь две дневные нормы земляники! — гаркнула комендантша Коптильда. — А если не справишься, не миновать тебе копошилки!

— Есть, ваше высокоблагородие! — Дарина неловко отдала честь и поежилась.

Коптильда резко ее отпустила, и Дарина брякнулась на землю.

Придется ей завтра попотеть, чтобы собрать четыре ведра земляники. Но это все равно лучше, чем угодить в копошилку — глубокую яму, выкопанную позади сиротского приюта, куда скидывали и сливали помои и нечистоты. Эта яма, окруженная невысокими деревянными перильцами, воняла так, что при приближении к ней начинали слезиться глаза.

Копошилки дети боялись сильнее любого другого наказания, а наказания Коптильда придумывала с завидным мастерством. Комендантша у всех на глазах обвязывала провинившегося ребенка под мышками веревкой и швыряла в копошилку, а затем дергала за другой конец веревки, глядя, как бедолага бултыхается в жидкой грязи. Остальные дети должны были громко хохотать и показывать на него пальцем. Тот, кто смеялся тише всех, летел в копошилку следующим.

Дарине «посчастливилось» побывать в копошилке трижды. И каждый раз она потом почти по часу отмывалась в ближайшем озере, пытаясь избавиться от ужасной вони.

— Ну так что? — рявкнула Коптильда, грозно уставившись на детей. — Кто видел вора? Не признаетесь, буду швырять вас в копошилку по одному до тех пор, пока она не выйдет из берегов!

— Я видела его, но только со спины, — раздался противный скрипучий голос.

Это была кухарка Агриппина, вытянувшаяся по стойке смирно у крыльца. Дарину всегда бросало в дрожь от вида этой старухи с сальными волосами и длинным крючковатым носом, в котором она любила поковырять на досуге. Ее фартук постоянно покрывали какие-то грязные пятна, а мятый поварской колпак вечно съезжал на глаза.

— Это точно был мальчишка, — проскрежетала кухарка. — Маленький, толстый мальчишка с короткими ногами! В шлеме с очками на голове.

Дарина похолодела. В приюте жил только один такой мальчик. И он очень любил сладкое. Его звали Пима, сокращенно от Пигмалион, и он считался третьим членом их с Тришем компании.

Пиме уже исполнилось одиннадцать лет. Как правило, он ходил в коротком черном халате с карманами, забитыми разными железками, и носил кожаный танкистский шлем с большими очками на потертой резинке. Все удивлялись тому, что Пима такой толстенький, ведь все остальные ребята в приюте были тощими. Но Пигмалион объяснял, что он не толстый, просто у него широкая кость.

Пима был очень умный. Он постоянно что-то мастерил, много читал и мечтал стать изобретателем, чтобы когда-нибудь устроиться в имперскую Академию наук. Вот только ему все время не везло. Даже варенье не мог украсть так, чтобы остаться незамеченным.

Комендантша Коптильда тоже сразу смекнула, о ком речь.

— Я знаю вора! — восторженно гаркнула она. — И он ответит мне за свои злодеяния!

Коптильда начала хищно оглядываться в поисках Пимы, однако во дворе его не оказалось. Дарина вздохнула с облегчением.

Но комендантша Гранже уже потирала руки в предвкушении скорой расправы.

— А ну-ка, найдите мне этого толстопузого паршивца, — приказала она воспитанникам. — Как, бишь, его? Перегнилион? Кто приведет его ко мне, получит награду — дам облизать тарелку из-под варенья.

Дети тут же бросились врассыпную. Они не столько хотели получить награду, сколько желали поскорее убраться с глаз грозно ухмыляющейся Коптильды.

Дарина и Триш знали, где искать друга. Обычно Пима прятался либо в амбаре, либо на заднем дворе под горой ржавых железок. Среди металлолома иногда попадались почти новенькие детали старинного оружия, броневиков и пушек, оставшихся со времен гражданской войны. Пима любил ковыряться в железках и собирал там подходящие элементы для своих изобретений.

Они сразу побежали на свалку.

Тем временем комендантша расхаживала по двору, уперев руки в необъятные бока, громко стуча каблуками и гневно зыркая по сторонам.

Двенадцать лет назад, когда Коптильде предложили место в закрытом казенном учреждении, она решила, что будет служить надзирательницей в тюрьме, и с радостью отправилась в Белую Гриву. Выяснив, что предстоит работать в сиротском приюте, Коптильда поначалу расстроилась, но быстро утешилась, задумав превратить приют в подобие тюрьмы. И теперь она чувствовала себя здесь как рыба в воде.

Дарина и Триш нашли Пиму в большой железной бочке. Он тихо сидел, закутавшись в свой потертый халат и облизывая пухлые, перемазанные земляничным вареньем губы.

— Насколько все плохо? — осведомился Пима, когда они сняли с бочки ржавую крышку и заглянули внутрь.

— Хуже некуда! — воскликнула Дарина. — Ну и натворил ты дел.

— Зачем ты съел ее варенье? — спросил Триш. — Знал же, что у всех будут неприятности.

— Знал, — сокрушенно признался Пима, — но ничего не мог с собой поделать! Как увидел эту банку, такую большую, теплую, пахнущую земляникой, руки сами к ней потянулись.

— И часто ты у Коптильды еду таскаешь? — поинтересовалась Дарина. — Видимо, частенько, судя по твоим габаритам.

— Я не толстый, — надулся Пигмалион. — Говорю же, у меня кость широкая.

Он обиженно шмыгнул носом, но тут же приметил у себя под ногами какую-то блестящую гайку и, просияв, сунул ее в карман халата.

— Теперь получишь от Коптильды! — сказал Триш.

...