Стихотворения Дарьи Врублевской
Альбом «Все люди улыбаются на одном языке»
Роза
Прекрасная роза
Распустилась зиме вопреки
Но снова морозы
Убили бутоны, цветки.
Но живут еще корни,
Живет розы душа.
И пусть она внешне
Не столь хороша.
Продолжается жизнь,
Не смотря ни на что.
Ты прекрасна всегда!
Тебя не сломит никто.
Давайте быть добрее
Мы губим то что любим,
Мы губим свет, добро.
Мы губим, губят люди
Словно себе на зло.
Зачем же так жестоко!?
Зачем разбив сердца
Идти упрямо дальше
Не видя и конца?
Ну нет ведь в этом смысла!
Мы потеряли суть!
Закрыв глаза, беспечно
Мы поднимаем муть.
Давайте быть добрее!
Мы скажем «нет» войне!
Когда ведь мир светлее,
Светлей на всей земле!
Дождь
Дождь на улице идет,
Мысли навивает.
Что же в будущем нас ждет?
Кто об этом знает?
По каким путям пойдем?
Что мы осознаем?
То что ищем мы найдем?
Тайны разгадаем?
Капли по стеклу стучат,
В реальность возвращают
Только в голове очаг
Думы разжигает.
На вопросы все ответ,
В будущем узнаю.
Ладно, спать пора уже.
Лягу, помечтаю.
Закрываю я глаза,
Небо представляю.
Звезды россыпью лежат,
Путь мне освещая.
По поляне я иду.
Взглядом провожаю,
С неба падшую звезду,
Желание загадаю.
Под ногами, на траве
Росы засияли.
Улыбаюсь я луне
Почему не знаю.
На душе так хорошо,
Так спокойно мне,
Только где же я сейчас?
Кажется во сне.
Маленький мир
Маленький мир создал ты для себя,
В нем ты живешь его очень любя.
Скрытый от всех, он закрыт от меня.
Светлый иль темный, там рай для тебя.
И сам не заметив в мирке ты сидишь,
В свет ты не выйдешь, уж лучше поспишь.
Не смотришь на волю, не ищешь друзей
Там ведь уютно, там ведь теплей.
Душа
Во всех нас есть душа,
она дана нам свыше.
У всех есть сердце, да?
Оно ведь нами движет.
Расскажем вам один секрет,
К душе стальная дверь.
«Открою дверь, и проблем нет!»
Не все так просто, мне поверь.
Захочет если человек,
То впустит вас и так.
А не захочет, бейся век
Ты не войдешь никак.
Ты можешь ключик поискать,
К нему найти дорогу.
Секреты должен вспоминать
Они придут в подмогу.
Когда ты этот ключ найдешь
Ты все уже узнаешь.
И вот к душе смело идешь,
Ты тоже человеку доверяешь.
Хрупкий мир
Можно разбить зеркало,
Можно разбить вазу,
Можно разбить сердце,
Можно все и сразу.
Хрупкий мир какой-то
Что не тронь стекло.
Это так забавно
Людей ведь вовлекло.
В реальность мира верят
Склеивают скотчем.
Что давно разбито,
Не починишь точно.
Как бы не хотел ты
осколки не собрать.
Все мечты, надежды
Надо сберегать.
И тогда мир собственный
Будет у тебя. Самый настоящий,
Светлый и родной.
Это очень важно,
Ведь он точно твой.
Космос
В твоих глазах космос,
В твоей душе вселенная!
Твои руки теплые как звезды!
Когда я вижу тебя, в моей голове
Проносятся тысячи комет!
Ты прекрасен как млечный путь,
Но в твоем сердце черная дыра…
Финал конкурса «Живое слово» 2017 год
Даша, художники Алексей и Оксана Яшкины. Иркутск
Беседа со знаменитым литератором
Моя спальня была заполнена сизой дымкой. Тусклый свет старинной восковой свечи еле-еле пробивался сквозь плавно сползающие кудрявые локоны тумана. За окном жутко заухала одинокая сова. Где-то вдали жалобно завыла испуганная собака. Внезапно воцарилась сказочная и таинственная атмосфера надвигающегося чуда. Вокруг все неожиданно замерло. Я был заворожен видением, внезапно возникшим передо мной.
В моем кресле… О, Боже! Неужели это он? О, этот божественный профиль — его кучерявая шевелюра и знаменитые бакенбарды…
Видеть рядом легендарного человека и не попытаться поговорить с ним? Нет, я бы такого себе не простил. Это точно.
И я взволнованно зашептал, боясь спугнуть видение:
— Вот вы, Александр Сергеевич, — писатель, поэт и прозаик. Вы много трудились, работали над текстами, драматургией, рифмами. Выверяли и взвешивали каждое слово. Мне довелось видеть и читать копии ваших рукописей с многочисленными авторскими правками. Читая ваши произведения, невольно ощущаешь свое присутствие в гуще описываемых событий. Сопереживаешь и живешь вместе с героями этих произведений. Как будто бы ты сам находишься там, в их жизни, являясь невидимым и неописанным участником повествования. Я рос на этих произведениях. Маленькому мне читали ваши сказки, это помогало формироваться моему мировоззрению. Ваши стихи и проза помогали в становлении характера юноши. В зрелые годы я обращался к вашему творчеству и открывал для себя все новые и новые горизонты. Вы известны и почитаемы в высшем обществе и в народе. А как быть остальным? Тем, кто тоже пишет, но не добился пока признания. Что им делать для этого? Бытует расхожее мнение, что для того, чтобы литературному творцу стать всемирно известным, чтобы его произведения стали сверхпопулярными, а он бессмертным, автору нужно самому завернуть ласты или крякнуть, как говорится в народе. Как вы к этому относитесь? — и я пытливо уставился на корифея литературного фронта и волшебника слова, чернила и пера.
Клубы загадочного дыма стали подниматься вверх. Они огибали фигуру, очерчивая облик моего задумчивого собеседника, как мастихин или кисть сказочного художника, и расплывались в полутьме.
Воцарившуюся паузу прервал голос гения:
— Ну кря.
Он даже не задумался, ответил влет. Ай да Александр Сергеевич!
Я смотрю на классика завороженно и думаю: «Как же иронично и чутко он уловил эту глубочайшую сакральную мысль. Эту вселенскую тоску многих творцов по собственной популярности и признанию. Ведь я так много знаю об этом чувстве по моему опыту общения с писателями и поэтами — моими современниками.
Вдруг на моем окошке внезапно возникла световая проекция из недавнего прошлого. Как будто кто-то стал крутить старое черно-белое кино о творческих встречах на берегу Ангары. Ранее мне приходилось знавать много самобытных поэтов, писателей и художников. Об этом и было старое, волшебное кино.
Один из таких непризнанных гигантов читал свои стихи на усть-илимском взморье. Он держал в руке граненый стакан с водкой и, устремив свой взор на всплывшие со дна водохранилища деревья, пафосно декламировал:
«Ветер, ветер, ты ветрило, ты не дуй мне прямо в рыло… Чтоб стишище писануть, надо малость бухануть».
Потом впадал в рыдания и причитал:
«Нет, пока я не умру, моя поэзия не смогет штурмануть заоблачные дали. Только потом человечество будет взахлеб читать мои стихи и ругать себя за то, что при жизни не чтили сибирского поэта, что не уберегли его. Они будут горько плакать, что не смогут соприкоснуться с новыми моими произведениями, которые я уже никогда не напишу по причине своей безвременной кончины».
«Так че тянуть-то? Давай, грохни еще пару стаканов — и в омут безмерно талантливой головой… Может, и моя скромная личность войдет в мировую историю, типа Дантеса, как человека, укокошившего великого Николашку Румянцева — гения поэзии», — начал прикалываться над поэтом я.
Нет, это не глумление. Я просто прикалывался за то, что он придуривался надо мною, читая какие-то подзаборные строчки. При этом я, на всякий случай, приготовил на корме нашего суденышка спасательный круг и длинную веревку (вдруг понадобятся). От дополнительной порции водяры поэт отказываться не стал. Но прыгать в студеную ангарскую воду и тонуть там ему не захотелось. Он с хитрецой поглядывал на меня. Да и в женском общежитии девчонки уже заждались. Они очень уважали молодых писателей и поэтов из делегации Иркутского обкома комсомола, участников фестиваля «Молодость, творчество, современность», проводимого совместно с газетой «Советская молодежь».
Клубы сказочного туманного облака переливались разными цветовыми оттенками и опускались вниз, освобождая мою комнату от тех неуклюжих молодых поэтических энергий, которые только что пробежали рядом. Вот мое сознание из путешествия в прошлое вернулось назад, где я продолжил разговор с великим литератором. Поэт сидел, откинувшись в моем кресле, его окутывали кудри серебристого тумана, клубящиеся откуда-то из-под пола, как из бездны веков. Они снова начали заполнять помещение.
— Сергей Алексеевич, дорогой, почему ты все время ко мне обращаешься на «вы»? Даже обращаясь к Богу, верующие говорят «ты»: «Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго. Ибо Твое есть Царство и сила, и слава во веки. Аминь».
Александр Сергеевич, прочитав молитву, с грустной улыбкой посмотрел на меня. А я нервно залепетал:
— Мне, право, неловко. Я чувствую какое-то неудобство.
— Если ты меня боготворишь, то и обращайся ко мне, как к Богу, на «ты», — назидательно произнес великий поэт.
— Мне это трудно делать. Я вас действительно боготворю. Но я попробую, однако, — пропел, как молитву, как заклинание, я. — Александр Сергеевич, а все-таки, как ты думаешь, какова роль писателя, поэта, вернее, его собственного Эго, в создании художественного произведения? Как вообще происходит творческий литературный или поэтический процесс? — начал взволнованно вопрошать я, в надежде прикоснуться к таинству волшебного действа при зарождении литературного шедевра.
Александр Сергеевич отвечал:
— Без ложной скромности скажу, то, что я думаю, никакой или почти никакой роли не играет.
Литературный Геракл, почесывая кучерявые бакенбарды, продолжил излагать свои мысли:
— Тебе, я знаю, популярность не важна. Ты уже прошел огонь, и воду, и медные трубы. Ты пишешь для своих детей, внуков и потомков. И ответ на этот вопрос, думаю, тебе известен не хуже моего. Понимаешь, Сергей Алексеевич, ты ведь сам описал в истории в третьей главе этой своей книги «Путешествие в чужие души» беседу с внуками Сергеем и Алексеем про энергоинформационное живое околоземное существо. По всей видимости, это все написано правильно. Оно, это живое
