Брешешь ты, чудак! Я с мальства сирота, в работниках всю жизнь гибнул, а он — счастье!..
Зачерствела душа у него, как летом в жарынь черствеют следы раздвоенных бычачьих копыт возле музги [1] степной.
По тому самому и атаман дня не бывает трезвым, потому-то все кучера и пулеметчики пьяно кособочатся на рессорных тачанках.
а сеют потому, что из жита самогон гонят, яснее слезы девичьей;
Это перед покосом, когда у ядреной пшеницы-гарновки ус чернеет на колосе, будто у семнадцатилетнего парня, а жито дует вверх и норовит человека перерасти.
Отъявленный народ в банде
полсотни казаков донских и кубанских, властью советской недовольных
Мимо издохшей лошади шел в конюшню, глянул на черную ленту крови, сочившуюся из пыльных ноздрей, и отвернулся.
Учиться бы поехать куда-нибудь, а тут банда... Военком стыдит: мол, сло́ва правильно не напишешь, а еще эскадронный... Я-то при чем, что не успел приходскую школу окончить? Чудак он... А тут банда... Опять кровь, а я уж уморился так жить... Опостылело все...»
Я с мальства сирота, в работниках всю жизнь гибнул, а он — счастье!..
