Фома Рахманинов

Гастарбайтер. Наши в Польше и Чехии

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Фома Рахманинов, 2018

А вы еще не были подхвачены новой волной? Сегодня все пересекают границу Европы в стремлении набить карманы честным путем. Правда, не всегда честными шагами. Кто и как наживается на этом ажиотаже? Где и насколько быть начеку? Цифры, истории, процедуры. Злоключения работяг, полных светлых надежд в водовороте перипетий, полном крючкотворов и добрых людей. Одна из сотен тысяч нерассказанных историй о коммерческом путешествии сквозь розовый туман с глубокими личными переживаниями и общим сравнением.

18+

ISBN 978-5-4490-7306-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Гастарбайтер. Наши в Польше и Чехии
2. Предисловие
3. Введение
4. Нам бы в Голландию
5. Нам бы в Чехию
6. Пересадка во Львове
7. В Европе
8. В Европе 2
9. Большое переселение гастарбайтеров
10. Чешский брод
11. Правда Литвишко
12. Кутна-Гора
13. Мордор
14. Нам бы в Польшу
15. Варшава
16. Блоне
17. Жирардув
18. Послесловие

Моему другу на добрую память. Надеюсь когда-нибудь, благополучными вечерами, ты захочешь прочесть это и вспомнить

Все имена изменены. Совпадения случайны

Предисловие

Пока писал эту книгу, в нашей стране происходили некоторые положительные (и не только) перемены. Например, появились солнечные батареи, питающие светофоры на улицах и некоторые фонари, что не могло не порадовать. Или магазинные хитрости с ценниками, которые я встречал в Чехии. Также появилось много польских товаров на прилавках и лампочек в ночных фонарях. Но, когда я уезжал несколько лет тому обратно, все эти маленькие факторы были для меня чем-то новым и непривычным.

Чехия расширила и упростила въезд для наших сограждан, а в дни моего там пребывания, наоборот, происходил регулярный отлов незаконно работающих трудяг.

В общем, если в тексте встречаются описания ничуть не удивительных для вас явлений — делайте скидку на марафонский бег Хроноса.

Введение

Сегодня все едут на заработки заграницу. Это второй и более массовый поток после злополучных девяностых. Весь цивилизованный мир принимает полчища белых качественных рабов. Добровольных, трудолюбивых, очень способных. Составляющих самое большое свое объединение в одной из первых развитых стран мира — государстве Канада, и строящих ныне все медом мазаные европейские, и не только, уголки. Ведь как не тужится, не шевелится наш земляк, а отстроить свой Эдем на родной сторонке, вот уже сколько веков, не дает треклятая игра престолов, в которой мы, увы, профаны. Так и ищем счастье на чужбине, и, судя по всему, находим. Отчасти. Об этом и книга. Тернистый путь простого украинца, одного из миллионов, бросивших семью и борьбу с ветряными мельницами, одолжившего денег и собравшего огромную, по неопытности, сумку в спасительную дальнюю дорогу — за бугор.

Нам бы в Голландию

Все начинается со сбора информации. Где? Как? Сколько? Шерстишь интернет, прозваниваешь конторы, расспрашиваешь друзей и друзей друзей. Делаешь выводы, перебираешь, вертишь носом. Там не то, там не так, там не столько. А потом бац — и судьба, наконец, указывает тебе на объездную дорогу к мечте. Когда я понял, что дела мои плохи и выбор невелик, а банкнот надо все больше и больше, тогда и случилось вышеупомянутое действо. Перстом указующим оказалась Ровненская фирма «Лингвиста». Надежная, проверенная на форумах, по отзывам и их датам. Менеджер Катя четко и подробно рассказывает обо всем по порядку:

— Что вы умеете?

— Готовить борщ, отжиматься от пола, писать стихи.

— Значит вам в Польшу.

— Нет, нет, только не Польша.

— Ну, или Чехия.

— А что в Чехии?

— То же что и в Польше, только чуть получше.

— Подробнее можно?

— Ваш борщ — это Польша, а вот если в него добавить сметанки — это уже Чехия.

— Хм, понятно. А так чтоб сало, чесночок и горбушка черного хлеба?

— Только профессионалам. Вы профессионал?

— Нет.

— Тогда Польша или Чехия.

— Тогда до свидания.

— Тогда подождите. Есть вариант с Голландией, но вы будете первопроходцем.

— Подробнее.

— Садовое хозяйство, 75 евро в день, жилье бесплатно.

— Согласен.

— Места ограничены.

— Когда выезжать?

— Через три месяца. С вас 700 евро.

И вот я ищу деньги. Сто долларов — сбор документов в визовый центр, куда также входит приглашение от работодателя, без которого получение рабочей визы категории D невозможно. Сорок один доллар — визовый сбор. На Днепропетровский и Харьковский центры скинули Донецк, Луганск, Полтаву, Сумы и Запорожье в довесок, так что бесплатными силами стать на очередь на подачу документов нереально — еще сто зеленых. Дальше схема такая: я и мой старый друг Володька переводим «Лингвисте» по четыреста евро и едем в Польшу. Там нас встречает нужный человек, взимает по триста евриков с лица и начинает готовить командировочные документы, по которым мы, как сотрудники польской фирмы, отправляемся в Голландию. С собой должны иметь валюту на покушать в первый месяц, проезд и всякий случай. Плюс скупиться в дорогу и по мелочи: типа фотографий, ксероксов, роуминга и т. п. На все про все полторы у.е. с человека, но тут как в бизнесе — деньги делают деньги, хочешь заработать — вложи, и чем больше, тем больше; а там, в прекрасной стране тюльпанов, затраты окупятся за месяц и начнется чистая прибыль. И вот мы уже считаем и мечтаем, куда потратим сказочные гонорары, ведь столько всего накопилось.

У одного обеспеченного знакомого прошу сумму в долг под залог любимой «девятки». У Володи жена приехала из Швейцарии — ездила как студент-практикант от аграрного универа, и привезла много денег и эмоций. Конечно, мы рассматривали вариант покупки аналогичного диплома и проезда в Эдем через проверенные каналы, однако фальшивый документ не надежен и влечет за собой дополнительные немалые затраты.

Очередь нам открывают в Харькове. Я беру билет (еще затраты) и еду в первую столицу Украины. Месяц февраль, новая скоростная электричка, в окне проносятся виды, местами снег, а внутри так комфортно. Проводник разносит чай, я достаю из рюкзака домашний пирог, по телевизору идет «8 новых свиданий» с Зеленским и Галустяном.

По приезду добираюсь в метро до нужной станции и иду, ищу центр. Пасмурно, снег с дождем, рынок, магазины, машины носятся. Приличный парень, располагающий к совету:

— Не подскажите Красношкольная 18, — спрашиваю я.

— Так вот же, через дорогу, — говорит он. — Здание с красной вывеской.

— Ага. Вон то? Спасибо.

— Не за что. На очередь?

— Да. Вы тоже?

— Тоже.

— Вова.

— Паша.

Пожали руки. Я остановился возле киоска.

— Вы делаете кофе?

— Нет, — сказал продавец.

— Ты кофе хочешь? — спросил Паша. — Так вон там и делают, кафешка возле центра, видишь?

— Ну.

— Пошли вместе, я тоже хочу кофе.

Мы остановились возле светофора ждать зеленый.

— Ты откуда? — спросил я.

— С Днепра.

— Та ладно, — улыбаюсь. — Я тоже.

— Серьезно? — тоже улыбается. — Где б мы еще встретились.

— Точно.

— А откуда именно?

— С Правды. А ты?

— Тополь.

— М-м. Там у вас в тупике есть отличный ресторан — «Гриль хаус».

— Да, есть такой.

— Успел я там поработать. Стейки на гриле, картофель «Айдахо», бургеры, — сказал я. — Вкусно.

Загорелся зеленый, машины стали, а мы пошли.

— Так ты повар? — спросил Паша.

— Кулинарное окончил, — сказал я, — но поваром работал мало.

— Чего так?

— Как тебе сказать, неблагодарное это дело. К тому же готовить дома и готовить на профессиональной кухне — совсем разные вещи.

Мы зашли в кафешку, а точнее магазинчик типа розливайка — павильончик с магазинными товарами, а заодно пирожками, бутербродами и напитками на розлив. Такие лавки, наверное, только у нас и существуют. До назначенного времени еще было пару часов, так что мы взяли по эспрессо и вышли на пристроенную летнюю площадку со столиками под навесом.

— Ну, а ты чем занимался? — спросил я.

— У меня есть маленькая химчистка на районе, — сказал он. — На жизнь хватает.

— А куда едешь?

— В Польшу. Хочу открыть рекламное агентство.

Я отхлебнул горячий кофе. Он был крепкий и сильно горчил. Не очень приятно.

— А химчистка?

— Оставляю родителям. Они на пенсии, так что будут заниматься.

— Ясно. А агентство, ты знаешь польский язык?

— Нет, но там мои друзья и они знают, — он тоже отхлебнул кофе и достал сигарету. — Если все пойдет, выучить польский не проблема. Для бизнеса там гораздо лучшие условия, потребительская способность, да и вообще, если здесь мне надо вертеться, как белка в колесе, то там я буду снимать эквивалентные коврижки без напряга.

Из кафешки вышла подгулявшая компания и стала за соседний столик. В руках по два стакана — с водкой и кофе, а в зубах сигарета. Видимо, они уже получили визы и теперь обмывают завершение бюрократической процедуры.

— Знаешь, хочется не просто вкусно кушать и ходить в кино, — сказал он, — но и позволить себе слетать в Турцию, Таиланд, Эмираты. Согласен?

— На все сто.

— У нас ты сильно полетаешь? А там легко.

Он с огорчением посмотрел в свой стакан, болтая темную жидкость.

— Паршивый кофе, — сказал он.

— Да, не очень, — ответил я. — Надо взять «американо», времени еще много.

— Ой, — вздохнул он. — Мне бы пива. Вчера на свадьбе гуляли, теперь хреново, жуть. Чуть поезд не проспал, хорошо друзья запихнули.

— Ну ты даешь, — смеюсь я. — Тебе на сколько?

— На час, — он посмотрел на часы. — Пойду, наверное, гляну что там.

— Давай, я тут подожду.

Возле центра собралась куча людей. Они предлагали всякого рода услуги в предстоящей процедуре: переводы, заполнение, фото и пр. так что если ты вдруг забыл что-то сделать, здесь всегда помогут, только плати.

Вскоре вышел Пашка.

— Ну как? — спросил я.

— Сказали за десять минут подойти.

Мы снова вернулись в розливайку и взяли два «американо».

— Ну, а ты куда собрался? — спросил он.

— В Голландию.

— Прелесть.

— Точно. 75 евро в день, жилье бесплатно.

— Что делать надо?

— Садовое хозяйство.

— Через контору нашел?

— Да. По польской визе едем, оформляют как командированных.

— Слушай, ну удачи, — Паша уважительно покачал головой. — Если все получится, обязательно подтянешь.

— Обязательно, — сказал я. — А если не получится у меня, но получится у тебя, то подтянешь ты.

— Обязательно, — улыбнулся он. — Со своими ребятами лучше работать.

Вскоре стало холодно и поганый кофе больше не лез. Паша пошел вовнутрь, а я решил еще побродить. С обратного входа вышла довольная дама, ликуя над своим конвертом.

— Дали? — спрашиваю я.

— Да, — говорит. — На год.

— Поздравляю.

Вся сияющая она села в благополучную Toyota и также благополучно укатила прочь — вдоль серых неприветливых улиц с мечтой о прекрасном будущем.

И таких здесь было много: свежих, хорошо одетых, на хороших машинах. Они с другого мира, а тут лишь чертова пересадочная станция в бюрократическом дурдоме.

Пашка дожидался своего номера, уставившись в монитор над приемными окошками. Я тем временем сходил, сделал недостающую копию очередного документа, чуть погрелся и снова вышел на улицу. Шел мокрый снег. Несколько человек до сих пор предлагали услуги своего агентства в помощи с процедурой.

— Все сдал, все отлично, — говорил довольный Пашка. — Никто меня ничего не спрашивал, так что не беспокойся. Ответ с документами можно получить почтой, что вообще замечательно.

— Ну, давай. Удачи тебе, — сказал я. — Держим связь.

— Держим.

И он ушел.

Я пришел без десяти, получил свой номер и сел на стул дожидаться очереди, таращась в монитор, как Павел часом ранее. Вот он загорелся на экране спустя минут сорок. Я подхожу к окошку, нервничаю почему-то, даю сотруднице документы по требованию. Потом заполняю бумаги, что совершенно не сложно сделать, вопреки жутью окутанным слухам.

— Вы едете работать? — спрашивает девушка инспектор.

— Да.

Заказываю доставку на дом, улыбаюсь, благодарю, иду в другое окошко, получаю квитанцию на оплату почты и, как все, довольный выхожу на холодную улицу. В банке неподалеку выстаиваю еще одну очередь, рассчитываюсь с кассиром и дело сделано.

Иду по проспекту в Харькове. Киоски, машины, нищенский рынок — ничего примечательного. Конечно, я шел не тропой туриста, но все же. Снова сажусь в метро и возвращаюсь на вокзал. В рюкзаке у меня остался домашний пирог с вишней. При вокзале стоит маленькая современная пекарня. Иду туда.

— Можно заказать у вас чай, а булочку съесть свою? — спрашиваю продавца.

— Нельзя, — улыбается она. — Но вон там я этого не увижу.

— Спасибо большое, — улыбаюсь в ответ.

Сажусь в углу, достаю пирог, колочу чай, смотрю в окно, ем. До прибытия поезда еще два часа.

А в самом здании вокзала есть комната ожидания, где даже не очень пованивает бомжами. Так, слегка. А еще, чтоб таращиться не просто в стенку, на ней изображена громадная картина советской жизни, довольно красивая, как по мне. Смотри и рассуждай. О прошлом, о будущем прошлого, о ценностях, о мечте и вере, строителях, разрушителях, условиях и потребностях, равенстве, братстве, войне и мире во всем мире. О жизни.

А потом я уехал домой. Чай был хуже утреннего, как и погода. По телевизору крутили то же самое — принц Персии потерялся в песках времени. Зеленский и Арнгольтс полюбили друг друга на полтора часа эфирного времени. А нарисованные богатыри спасали Киевскую Русь; жаль, что они реальны лишь под кистью художника, гляди не пришлось бы искать лучших дней на чужбине.

Сидим дома, ждем ответа. Через неделю позвонил курьер и сказал:

— Я подъехал. Забирайте посылку.

Счастья полные штаны. Я второпях вскрываю конверт и вижу вклеенную на всю страницу визу. Открыли!!! — ликую так, словно получил положительный ответ от будущей жены. Но жизнь такая зебра (а в нашей чудной стране она уж совсем вороная, ну ладно, может с маленькой полоской — побелкой испачкалась). Звоню я, в общем, такой довольный драгоценной «Лингвисте», а мне грустным голосом отвечают:

— Вы знаете, у нашего человека в Польше возникли проблемы с законом — но не подумайте, по другим вопросам — так что вариант с Голландией временно отменяется.

— Как отменяется? Да вы что? Да я ж только из-за него и визу открывал.

— Я вас понимаю, нам очень жаль, ну, вот так случилось. Форс-мажор. Никто не мог такого предвидеть. У нас такое впервые и т. д. и т. п.

Мир рухнул следом за Голландией и законопослушной жизнью поляка — человека «Лингвисты».

— Но мы можем вам подобрать работу в Чехии, Польше. Раз у вас уже открыта виза, не пропадать же ей зря. К тому же в эти страны вакансии обойдутся дешевле.

Да-а…а я-то думал, губу развесил. Стряхиваю побелку, в которую попал, было, случайно возомнив ее кусочком зебры, и отвечаю:

— Ну, что ж. Диктуйте.

И она диктует: стройки там, стройки сям; если не хотите стройки, есть заводы, мясокомбинаты…

— Стоп, — говорю. — Какие заводы, какие стройки? Я вам сразу сказал, что мне нужно.

— Это все, что есть на данный момент.

— Какие зарплаты?

— Стройки 12злот, остальные от восьми.

— Плюс расходы на жилье и пищу. Вы что шутите?

— Ну, скоро по Чехии должны появиться хорошие вакансии, там зарплаты повыше будут.

И вот ждем мы теперь Чехию, а срок визы уже идет, всего ничего — 172 дня. Попутно мы стали искать и другие конторы, выслушивать их предложения. Дяденька, что отправляет в Германию, просит 800 евро вперед и дает железные гарантии подобно «Лингвисте». Класс. В общем, поскитавшись по безмерным просторам интернета, мы поняли, что при нашем раскладе реально уехать лишь в Польшу и Чехию. Другие страны требуют больше разрешений, волокиты и затрат, на которые у нас уже не было настроя и времени. Что ж, решили мы, поедем в Чехию, заработаем на что-нибудь посолидней, тогда и займемся.

Вскоре обнаружилась еще одна закавыка: фирмы, работающие по Чехии, устраивают лишь на легальной основе, а мы, мол, со своей польской визой в эти основы не вписываемся.

— Никого не слушайте, — уверенно говорит Катя. — Мы по такой схеме два автобуса в неделю отправляем, и никто не жаловался. Когда приедете в Чехию, заплатите 800 крон и вас переоформят с потрохами. Будете легальней всех легалов.

Все та же форма А1, и она таки существует.

— У нас есть хорошее место в Карловых Варах — лепить кнедлики, — продолжает Катя. — А через неделю появится автозавод в Праге.

— Давайте нам ваши кнедлики, чтоб меньше ждать.

— Но я не знаю, берут ли туда мужчин. Надо уточнять.

— Так уточняйте поскорей.

И вот мне уже не терпится мастерить чешские лакомства, а в другой конторе нам предлагают преотличные условия на пилораме в Польше. Посредник уверяет, что такие условия редкость, мол, там и жилье бесплатно и зарплата высокая, да и вообще не пожалеем. Но кнедлики ожидаем больше, загодя полюбив их подобно западным славянам. Чехия вообще привлекает больше, и зарплатами и большей углубленностью в святая святых, а ближайших соседей рассматриваем про запас; план «Б», так сказать.

В третьей конторе, поставляющей крепостных ясновельможным панам, работают прямо-таки на заказ привередливых гастарбайтеров, а именно — работа в фермерском хозяйстве. Именно туда мы давали запрос. Соглашаемся тут же, но сами ждем ответа от поляка.

Вообще, конечно, в Польше зарплаты на порядок ниже, но там предоставляют бесплатное жилье, а в Чехии за него надо платить. Еще там надо платить за форму А1, добраться к ним обходится больше и питание немногим выше. Так что, прикинув палец к пальцу, выводишь совсем небольшую разницу.

Решаем ехать туда, где быстрей загорится зеленый. Но зеленый загораться не хочет — светофор сломался. На кнедлики берут лишь женщин и семейные пары, а фермер никак не отвечает. А виза уже открыта и отчет пошел. В еще одном агентстве нам говорят, что когда останется около трех месяцев нас уже никто не возьмет. Уточняем информацию — правда. «Лингвиста» клянется дать через неделю авто завод в Чехии с хорошей ЗП и условиями. Другие посредники интересного не обещают. Снова ждем и кусаем нервно ногти.

Продали квартиру, поделили на родню и затеяли стройку дома. Живем с бабушкой на даче. Свежий воздух, топим печь, колю дрова, гуляем улицей, жду привет из-за границы. «Привет»! Ура! Наконец-то. На злобу дня откололся зуб и в срочном порядке бегу к дантисту на ремонт. А «привет» из Польши — доставка цветов по городу, нужна категория «В». Не пыльно, с хорошей зарплатой и запахами, в небольшой город недалеко от границы. Либо с той же категорией, на езду с попутной установкой разного рода пласт изделий. Божатся что места редкие и злачные, работодатели старые и проверенные, не упустите шанс. А мы и не собираемся. Острим лыжи тут же, и тут же просыпается «Лингвиста» с приветом из Чехии. То пусто, то густо. Ну, в приоритете была Чехия, Ровненская была первой конторой и документы сделали через нее. Значит Чехия, город Прага, деньги вперед. Как водится.

Сообщаем родным, на всех сразу накатывает тоска перед разлукой. В дорогу покупаем: непортящуюся еду, лекарства от всех болезней (плюс витамины), средства гигиены. Чемодан пакуем гигантский, битком набитый и то не все влезает. Бегу на базар, покупаю клетчатую сумку «челночницу» — хит девяностых. Делаем оплату двумя переводами, разным получателям, равными долями — 120 долларов (эквивалент средней месячной зарплаты в нашем регионе), итого 240.

Накануне звонит наш куратор по Чехии Наташа и говорит:

— Завод в силе, но не хотите ли в лес, на спил деревьев. Зарплата высокая 120 крон в час, жилье неподалеку от леса, бригада на машине.

Я загораюсь как фитиль — это просто мечта.

— Конечно, — говорю. — Я только «за». Остается убедить двух друзей и дело в шляпе.

— Я с ними поговорю.

— Я тоже.

Убедить получилось, хоть Володя сопротивлялся. Боялся, что привалит деревом, но нас уверили, что лес не так уж высок, команда профессиональная и обучение проводится. Хозяину не выгодна смерть и он, естественно, сделает все возможное, чтобы ее избежать.

— С пилой обращаться умеете?

— В руках держали.

— Годится.

Нам бы в Чехию

Попросил отца отвезти меня на вокзал. На дорожку присели.

— Как приедешь сразу сообщи, — переживает мама.

— Конечно, не волнуйся, — отвечаю ей. — Я оформил себе Vodafone, так что связь должна быть, но чтоб не тратить деньги будем связываться по Wi-Fi. Роуминг на крайний случай.

Проезжаем остановку, я машу в окно жене и детям. Они улыбаются и резво машут мне в ответ. В улыбке жены видна грусть. Впереди нас ждут испытания, но мы вместе отважились на этот эксперимент.

У входа в вокзал уже стоит Володя и молодая пара.

— Ты ж сообщи, как доедешь, — говорит папа.

— Да, я сообщу.

Пожали руки, посмотрели в глаза, обнялись.

— Смотри там, хоть леса чехам оставь, — шутит отец.

— Постараюсь, — смеюсь я.

Поднялся сильный ветер. Была середина марта.

— Саша, — представился третий.

— Вова, — жму руку.

Через минут пять он попрощался с женой. Стоим на перроне, закат горит красным, Саня весь в золоте.

— А я все золото дома оставил, — говорю. — Даже обручалку снял.

— И я снял, — говорит Володя.

— Зачем? — спрашивает Саня.

— На всякий случай, мало ли.

Саня смотрит на свой перстень и говорит:

— Та ну.

Потом закуривает сигарету и начинает что-то тарахтеть. Тарахтит без устали, язык без костей — толстое тренированное мясо. Володя говорил, что он страшная балаболка, теперь я и сам это вижу, еле сдерживаю улыбку. Он все смешал в кучу: погоду, работу, страну, воспоминания. Таким хлеба не надо — дай монолог пустить в ушные раковины. Я полагал, что они у меня не бездонные, но вскоре понял, что ошибался.

— А кореш мой Славка, — глаголет он, — в спецгруппе тогда работал и вот он говорит: «Хочешь поржать»? Ну давай, говорю, поржать всегда приятно. Подъезжаем мы к шалаве, короче, а стояла осень и холодно уже, снега кучу, а она стоит на дороге, на костылях, прикинь, и машины ловит. Тут мы.

— Ну что Катюха, давай «капусту», — говорит Славка.

Та стоит, короче, дрожит вся, перепуганная, на этих костылях, носом шмыгает.

— Какая «капуста», — говорит, — ни одного еще не тормознула, кому я надо такая.

А ногу ей за прошлым разом сломали, когда она лавэ замутить хотела. Тоже ныла, стояла, что по нолям и все такое, а сама «цифры» в лифон засунула. Ну ее и проучили.

— Все не доходит до тебя, — говорит Сява. — Садись, покатаемся.

Та как заныла, короче: клянусь, божусь и так далее. Нифига родная. А Славик здоровенный лосяра, рука как у меня ляха, блин, и он ее так за воротник как дернет и в кабину. Та залетела как тряпка какая-то. Внатуре базарю, как будто пустую куртку закинул, там дури дай Бог.

Привезли ее на хату, короче, завели на второй. Сидим, такие, курим, она стоит перед нами, тушь потекла вся, сопли блестят. А Славка меня локтем подбивает, мол, смотри, что сейчас будет.

— Ну что с ней делать будем, пацаны? — спрашивает он.

Тишина такая, потом Леха, короче, говорит:

— Повесим ее давайте.

И все ж дружно подхватывают, давай лахать, она ж не знает, что с нее гонят просто.

— На чем? — спрашивает Сява.

А Леха такой:

— Та на канате можно.

Ну, понял, на тренировочном. Там над лестницей коридор такой идет и перила.

— На тех перилах, — и показывает на них.

Та бедная обоссалась, прикидываешь? Ну, она ж реально думает, что все, хана. Там ребята не шутят обычно.

— Мальчики, пожалуйста, умоляю вас, — давай ныть, короче. — Я все отработаю.

А Славка говорит:

— Да кому ты нахер надо такая? — и дымит на нее. — Кто тебя калеку драть будет?

— И днем и ночью буду, круглосуточно буду. Пожалуйста, мальчики.

— Поздно, Катюха, раньше надо было думать.

Леха приносит канат, накидывает ей на шею, прикинь, и завязывает петлю. Та стоит в моче вся, в соплях, в слезах, тушь по всей морде, нога в гипсе, жесть, короче, ее колбасит, она стонет. Даже мне уже жалко стало. Ну, Славка ей напоследок:

— Что, Катюха, — говорит. — Прощайся со всеми.

И она бах, такая, и в обморок. Сознание потеряла.

— Можно мне чайку, — говорю я проходящему мимо проводнику. — С лимоном.

— Да, — говорит он. — Сейчас принесу.

Саня отпивает пива из бутылки и продолжает:

— Решили ее на улицу вынести, на воздух. Там свежо, прохладно. Кинули ее в снег, короче, и за водой пошли, чтоб взбодрить. Взяли ж ведра, воды из-под крана набрали, выходят, а ее нет. А там двор и сразу поле идет здоровое, а за ним посадка, ну и там трасса дальше. Короче, пока они за водой ходили, ну, сколько там минут пять, не больше, она уже почти все поле перебежала с ногой загипсованной, прикидываешь, — Саня засмеялся и отпил еще пива. — Вместе с канатом тем на шее побежала, прикидываешь?

— Да уж.

— А еще как-то раз еду я, короче, на «десятке», погода хана какая, ну а я лечу, еще и без прав. Тут гайцы мигалку врубили, и за мной давай, значит. Я во дворы залетаю, а там, в гаражах яма здоровенная, и там лужа вечно стоит, как болото, блин. Ну что делать? Я туда заехал, значит, прям в середину, заглушился и стою. Подлетают гайцы.

Тут Володя вернулся с перекура и сел рядышком, впитывать жидкий словесный стул. Саня отхлебнул пива. Вагон качает, едем дальше.

— Стали перед лужей, короче, и говорят: «Выезжай, давай». А я им: «Не могу, машина не заводится». Они мне: «Документы». А я им такой: «Пожалуйста, вот», и достаю типа с кармана, подходите, мол, господа хорошие.

Саня громко засмеялся довольный своим прошлым. Мы тоже засмеялись.

— И что в итоге? — спрашиваю я.

— Да ничего, — говорит. — Постояли, попыхтели, поняли, что номер не пройдет и отвалили.

— Круто.

— Да. А еще как-то раз… — и понеслась по новой, совершенно не последовательная теме история, о собственном двухэтажном магазине в Донецком пригороде; о том, как Васька Коровин научился игорные автоматы обманывать, ну те, первые самые, с недоработанной системой еще; как от жены на три месяца сбежал после очередной ссоры и т. д. и т. п. В общем, ехать было абсолютно не скучно и очень даже весело, особенно когда проводник подносил горячий чай с лимоном.

Пересадка во Львове

Во Львове до того я не был, но особых впечатлений не получил. Обычный вокзал, обычные таксисты, только говорят на украинском. Толпа, грязь, суета, чехарда. В туристические места мы не попали в общем, зато побежали в ближайший магазин продать лишние сигареты, коими пацаны запаслись вдоволь, но на границе, как оказалось, можно лишь две пачки провозить. Поймают — баста, от ворот поворот, так что шутки лучше не шутить и табак скорее слить. А тут, у местных торговцев, уже все налажено, таких несведущих паломников, последнее время, полчища прут, и в пути лишь узнают правду матку о злобных правилах пересечения размежеваний.

Привокзальный ларек, берем по кофе в пластиковом стакане. Пацаны продали сигареты за бесценок, лишь по пять гривен с пачки вернули, ну и то ладно, лучше, чем в контейнер задаром. Нам нужно к автовокзалу, там нас должен встретить перевозчик на Vito, знающий, якобы, объездные пути, где встречается меньше правовых охранителей. Все таксисты хотят 150, но, проявив терпение, мы находим за 100. Он прячется и потешно шифруется.

— Давайте без палева, пацаны, — говорит он. — А то меня сожрут тут с потрохами и сальниками.

Какие проблемы — подсаживаемся втихую, подальше от вращающихся глазных и разноцветных яблок, и едем. По дороге я забегаю в магазинчик «1000 мелочей» купить пинцеты — клещей вытягивать, мы ведь в лес, как-никак, собрались. Таксист проводит инструктаж по пересечению границы, и рассказывает какие, порой, ляхи нерадивые попадаются.

На вокзале пьем чай и шутим, ждем Vito. Забегаю в хозяйственный (вспомнили, что комаров в лесу навалом), покупаю фумигатор с запаской. Подъехал бус. Загружаем багаж, платим баксы — 80 с лица, усаживаемся, отзваниваемся родным, знакомимся, едем. Водитель обещает быть в Польше уже сегодня, а рано утром, при сопутствующей удаче, уже и в Чехии.

Наши попутчики самые разные и уже бывалые. Их рассказы так и льются нам в уши сладкой песней. Одна дамочка вся из себя европейка, с шармом курит сигареты и пытается красиво говорить. Она живет с мужем в Чехии уже около десяти лет и, по всему видно, что поскорей хочет вернуться к нему домой, хоть и с родины. Он вроде бы сварщик, она какая-то мелкая, но уже заведующая, среди обслуги, и вполне, вполне счастливая. От нее так и веет европейским благополучием и покоем. Говорит, что раньше было лучше; от нее буквально исходит завтрашний день: утренний кофе, сваренный мужем по приезду, чешский выходной и умиротворение. Она уже не часть смутной Украины, она частичка старой доброй Европы.

Другая молодка тоже едет к мужу. Они совсем недавно расписались и работа, судя по всему, не такая сладкая, но домой они тоже не хотят, а хотят его обустроить в своей новой среде обитания. От нее еще не веет Европой и кофеем с дороги, она обеспокоена, озадачена и уставшая, она еще точно часть Украины.

Дедушка небольшого роста, седой и приятный, едет к сыну в гости. Ему уже вряд ли много надо от жизни, он счастлив, что все хорошо у ребенка. Ребенок прораб на хорошем счету в строительной компании, причем не эмигрантского толка. Долго работали в Польше — она родимая крестные воды и великий взрыв всякого евро гастарбайтера, ну а после осели в Чехословакии без Словакии, забрали семью и живут, поживают.

Здесь я впервые услышал о румынских паспортах, гражданстве, о преимуществах старых бланков. Ну подумаешь бумажка с фоткой, набедокурил — тебе депортация, так всего делов — документ в топку, меняешь себе фамилию на женину и получаешь новый паспорт, с которым преспокойно въезжаешь в запрещенную страну. Опять начудил — материнскую берешь и т. д. Однако нынче ксивы с отпечатками, здесь уже взятки гладки.

Также наш брат массово в румыны подался. Вроде бы славянской наружности, а по паспорту румын с оным ФИО и пропиской. И по этой самой бумажке едет в любую точку Евросоюза и работу работает, причем за другие деньги. Музыка играла недолго, все это быстро вскрыли, кривя улыбки нашей опасной прозорливости, и стали одного за другим на границах браковать, с помощью настоящих румын или носителей данной речи, обличающих тебя на допросах; и прочими методами.

А все дело в том, что страна România, состоящая как известно в Е союзе, стала охотно раздавать гражданства всем желающим, имеющим на то определенные основания, которые довольно просто изыскать. Однако стоит сие действо дороже и времени занимает много больше, нежели быстрое приобретение липовой книжицы. Вот и повадились, ведь работать надо уже вчера.

Эти и другие истории мы намотали на бритый ус и отложили в долгий ящик, однако вскоре гражданство само нас нашло, но об этом позже.

Подъехали к нашей границе еще засветло, и попали в очередь. Сметливые вуйки поставили в месте скопления красивый сруб с кафе внутри. Пробка тянется можно и по кофе, к тому же есть охота. Интерьер — американский кантри: камень, дерево, рога. Взяли бульон и еспрессо, вышло доступно. Посидели на позитиве, как-никак на подъезде к манящей и невиданной доселе Европе.

В Европе

Когда проходили польскую границу, было уже темно. С любовью всматривались в чужестранные слова на всяких табличках и плакатах. Сходили в туалет, пытаясь и в нем усмотреть нечто необычное и прогрессивное. Человек действительно видит то, что хочет, или во что верит, т.к. я реально выделял пограничный сортир в лучшую от наших сторону, хотя оглядываясь, нынче, обратно понимаю, что ничего там особого не было.

Мы нервничаем, кто больше, кто меньше, но все проходит гладко. Польская женщина даже не досматривает сумки, лишь проверяют паспорта и приглашения. Мы заучили назубок то, что там написано: к кому едем, куда едем, кем будем работать. Об этом нас спросят другие службы, а сейчас мы прошли границу и открыты свежим впечатлениям.

Мы ждали гладких дорог, но те начались не сразу. Несколько сот метров мы подпрыгиваем на буграх и рытвинах, словно едем в обратную сторону, но вскоре она началась — хваленая идеальная. Ровная как пластиковая карта, не то что ямок, ни одной волны не помню. Жирные разметки везде и всюду, знаки, указатели, отражатели, ограждения, фонари. Фонари это вообще отдельная реальность, я их никогда столько не видел. Я — человек, проживший три десятка лет в миллионом промышленном городе никогда не видел столько фонарей. Фантастическое освещение и это не смешно друзья, совсем не смешно, ну недаром в масскульте девяностых слыли «Улицы разбитых фонарей» так мы и до сих пор таковые. Их же можно, и нужно, в противовес «Улицы горящих фонарей» называть. Вот она борьба ценностей, борьба цивилизаций, борьба фонарей. Горящие против разбитых. Кто победит? Вроде бы первые сами за себя говорят, но борьба нечестная, впотьмах чего только нельзя. Вот и творят, по сей день, черно в черном, фонари не Фэн-шуй.

— Нравится? — вопрошает старик, видя наше восхищение.

— А то.

— Видели бы вы в Новый год, как здесь было.

Верим.

Остановились возле крупного маркета, пылающего неоном в гигантских буквах. Курильщики курят, ЗОЖовцы дышат. Фонари горят, улицы чистотой блестят. Рядом кафе с необычным оформлением: со стены, на высоте второго этажа, торчит половина автомобильного кузова. Вторая видимо внутри. Пару удивлений, пару селфи, дышим глубже — воздух-то другой, заморский воздух.

Водитель дает наставления:

— Если остановят — спокойно, показываете паспорта, приглашения. Говорите четко то, что там написано. Если кто понимает польский или интуитивно словит — забыть. Глаза круглые, моя твоя не понимать, и только то, что написано. Ясно? Нелегалов сейчас быстро кушают, напортачите — довидзеня (до свидания по-польски) сразу.

— Ясно. — Хором.

И вот нас остановили. Все уже дремали, а тут здрасьте пожалуйста. Польские полицаи, пытливые заразы, все высматривают, высматривают, глядят с подозрением, что-то выясняют, проверяют, на нервы давят. А нервы шалят — первый раз ведь замужем. Про себя повторяю координаты, готовлюсь к доске. Тут Саня, ну кадр, ну двоечник, ни слова не выучил или забыл с мандража. Ему: «Чьих будешь», а он смотрит с неприкрытой враждебностью и: «По назначению». Ему снова: «Чей холоп, спрашиваю», а он головой на приглашение кивает и опять: «По назначению», ты что, мол, собака цепная не видишь что в бумаге расписано? Ну все, думаем, приплыл Литвишко. Когда нет, сообразил видать бравый сотрудник, что крыть нечем и пожелал ни гвоздя, ни жезла. По-польски, разумеется. Во всяком случае, так нам хотелось думать.

В Европе 2

Проснулись на следующей остановке, на заправке. Еще темно, но уже Чехия.

— Мы уже в Чехии. — Говорит водила.

— Кру-у-то-о.

Теперь дышим еще глубже. Хотелось понюхать Чехию, но в ноздри идет запах бензина.

«Benzinka» написано на вывеске. Идем в магазин. Чехия непременно должна встретить нас кофе. Дорого, но ведь это первая ночь, знакомство. Эх… кофе как кофе, только стаканчик красивый.

Здешний туалет был действительно необычен, нет, унитаз белый, разводы желтые, но вот напротив расположены душевые кабинки, чтоб помыться с дороги. Вот это, что называется, для людей, у нас такого не припомню.

Старичок вышел в Брно. Ночь, тихая сонная улица, освещенная фонарями, старые дома. Его встречал упитанный отпрыск в домашней одежде, заспанный, но довольный. Старик тепло со всеми попрощался и скрылся с сыном в арке за железными воротами.

Небо начало светлеть, постепенно все отходили от дремы. Мы ехали загородом, удивлял поток машин в такую рань, словно сейчас час пик. Как мы узнали позже, многие чехи начинают рабочий день с шести утра и к двум часам пополудни уже свободны как птицы. Отличный, просто отличный график. Кто рано встает, как говорится, а там у тебя еще целый день на прекрасную жизнь.

Кое-где еще лежал снег, белыми коврами устилал прогалины и небольшие поля. Мимо проплывали маленькие, но густые и красивые леса. Они островками выглядывали из-за холмов верхушками своих сосен. Здесь, оглядываясь назад, я уж не скажу, что у нас так же, на западной конечно да, но что касается моей части Украины, то вдоль дорог лишь куцые посадки да поля. Некрасивая лысина привольных когда-то степей. Здесь же любовался. И всего-то островки островерхой зелени средь белой зимней серости.

Не прекращали удивлять дороги. Безупречная ровность, вездесущие разметки и на протяжении всего пути, почти в тысячу километров, ни единой ямки. В некоторых местах стояли интересные фиксаторы скорости — компьютерные столбы с цифровым табло. Вы проезжаете, а они показывают км/час, и коль уж нарушите, готовьте кровные, видеокамера не даст солгать.

На переездах знак: «Pozor», что вызывало улыбчивые вопросы, а означает всего: «Внимание». Вообще в чешском попадаются знакомые слова, однако означать они могут совсем отличное от привычного, впрочем, как и в польском (в чем еще нам предстояло убедиться, хоть и казалось пока совершенно невозможным) и, наверное, в остальных славянских языках.

Темноволосую женщину, курившую с шармом, высадили на рассвете в сонном пригороде. В утренней тишине звонко щебетала одинокая птица. Маленькие невзрачные домики тыквенного цвета, красная черепица. Нетуристическая Чехия на заре. Мы заехали во внутренний дворик и ждали пока за ней кто-то выйдет. Она курила сигарету на прощанье. Вскоре дверь отворилась и некая женщина, волоча гору белоснежного белья, вышла на улицу.

Водитель привез нас прямиком в торговый центр на станции, если я не ошибаюсь, Flora. Он созвонился с клиентом (так там называли посредников, обещающих работу), уточнил азимут и передал в целости и сохранности непосредственно ему в руки. А точнее ей. Батальная, но не воинственная, молодая Оксана. Мы поднялись в лифте на верхний этаж и заняли места в Макдональдсе. Она тараторила без тормозов и любезно угостила всех скромным меню.

— Сейчас я отправлю вас на квартиру, — говорила она. — Вы помоетесь, освоитесь, отдохнете с дороги, но это не то место, где вы будете жить. Там уже полная рукавичка, так что не взыщите. Позже найдем вам пристанище. Сейчас давайте ваши денежки и пройдемся в обменный пункт. Доллары, евро здесь не ходят, полагаются кроны.

Пацаны идут с ней, а я остаюсь на вещах. Ловлю Wi-Fi и доступ открыт, но козни хищного капитализма не впускают меня в сеть, токмо и, исключительно, на сайт Макдоналдс. Перепробовал все доступные сети — результат одинаков. Довольствуясь малым (бесплатная розетка), осматриваю людей, слушаю незнакомую речь, однако сигналы идут с помехами, ведь всю ночь, почитай, без сна.

По возвращении компаньонов получаю свою долю наличных, рассматриваю невиданные банкноты. На руках порядка пяти тысячек крон, что практически равносильно гривне, и тут Оксана прекращает непрерывный треп, начинает мяться, выдавливать редкие фразы о деньгах, с фальшивой скромностью умилять добродушной улыбкой. Улыбка не умиляет, но пальцы слюнявим — 800 чешских, как договаривались, и тут прилетает первая «прекрасная» новость:

— Хлопцы, я уже устала всем объяснять, нет никакого А1. Вас обманывают ваши любимые агентства.

Вот те раз.

— Вы платите мне за работу, за встречу, за помощь, за вакансии. Разумеете?

— Почти.

Вскоре приехал пожилой усатый мужик и сказал:

— Серега.

— Вова.

— Вова.

— Саня.

Мы поручкались, Оксана сказала, что ей надо спешить дальше, а этот человек нас привезет куда надо. На связи, в общем.

Он привел нас в гостиницу и нам назвали непомерные цены. Сделав умные лица типа: «цена не пугает, но мы подумаем», мы обалдели от тарифов и направились к станции метро.

— Проезд здесь поминутный, — сказал Серега. — Одну ездынку я у ребят одолжил, вторая моя, ну а двоим, придется заплатить.

Он протянул проездной, он же ездынка, Сане, и мы начали спускаться.

— Так, — сказал усатый. — В метро вечно полицаи ошиваются, надо быть осторожными. Тут нелегалов только так гоняют, а с этой сумкой, — он указал на мою челночку, — в два счета спалимся, только по ним сразу вычислят.

— Да ладно.

— Да. Здесь даже китайцы с такими не ходят, — усмехнулся он. — Если что вы туристы и ищете хостел.

Полицаи стояли неподалеку от лестницы и сразу нас заметили.

— Налево, — сказал Серега и завернул. — Не смотрите на них.

За нами никто не пошел. Пронесло. В автомате купили по билету. Минимальный — полчаса за 24 кроны. Вставляешь его в турникет и вытаскиваешь со штампом даты и времени, отчет пошел.

Новенькие вагоны, цифровые табло, все на чешском. Из динамиков монотонный голос на приятном непонятном языке. Люди кажутся другими. У них белая кожа, светлые волосы, усы, залысины, так же погружены в себя, но все же другие. Неуловимые отличительные черты обозначают в них лица, виденные с экрана телевизора в зарубежном кино.

Остановка. Кто-то забыл шапку на сиденье.

— Шапка! — крикнул благородный Литвишко и бросил ее молодому чеху, обернувшемуся в толчее.

Будто они поняли, что он там крикнул. Чех расплылся в дружелюбной улыбке и закивал в благодарности.

Мы вышли на станции Háje. Поначалу я немного расстроился т.к. вместо ожидаемых характерных построек, лицезрел обыкновенный лысый массив с рядом обыкновенных многоквартирных прямоугольников, правда, разных цветов. Остановка, мост над дорогой, дальше лужайки с подстриженной травой и дома. Очень мне напомнило наши массивы, только более ухоженные. Люди гуляют с собаками или просто снуют не спеша. Мы прошли все дома, и вышли к последнему двухэтажному новострою цвета бледного салата. Комплекс однотипных домов с прилегающими лужайками с коротко стриженой травой. Наши бабушки здесь не живут, а живут не наши, без клумбочек и цветочков все выглядело лысым и пустым. Радовали широкие асфальтные дороги, пересекающие двухэтажки, маленькие парковочки для местных машин, аккуратные мусорные баки, спрятанные в отдельных решетчатых квадратах. Ни одной бродячей собаки или кошки, ни одной вороны.

Усатый позвонил в домофон и вскоре нам открыли. Подъезды тоже отличались. Все чистенько, приятно пахнет. Датчики движения регулируют освещение. Лестница не закрыта отдельными стенами, а будто целое с длиннющим коридором, расходящимся в две стороны чередой квартир. Ступени не бетонные глыбы, а вполне приятно оформлены и хорошо отделаны. Пролеток нет, зато на этажах большие площадки. Коридоры тоже не закрыты стеной, а ограждены перилами.

Второй этаж, дверь открыта, мы вошли.

— Тук-тук, кто в тереме живет?

— Это мы гастарбайтеры.

Терем был битком. Комната-кухня небольших квадратов на три кровати и диван на двоих. Вторая комната еще меньше на такой же диван и кровать. Большой балкон. Итого восемь человек в четырех стенах, а с нами вообще одиннадцать. Все с западной и один сосед с Кривого Рога. Он встречал нас как родных, с неподдельной радостью. В целом все ребята были нормальные и дружелюбные.

Пашка — крепкий малый лет тридцати пяти. Львовянин. Спокойный, сдержанный. Дома малое дите и скучающая жена.

Еще один Вова, тоже со Львова. Лет тридцать. Разгильдяй и гуляка, носящий кожаные штаны и не ночующий «дома».

Юра мастер — смешной веселый мужик с прической Луи де Фюнеса и фасом Пьера Ришара. Под полтинник.

Дима алкаш. За полтинник. Что-то вроде главаря. С красным пропитым лицом и замашками смотрящего.

Серега усатый, прозванный далее Стукачом. Одессит под полтинник. Бывший моряк.

Коля зим тридцати с кавказской щетиной и компанейским настроем.

Была еще женщина под пятьдесят, но видел ее лишь раз и то мельком. Пахала как лошадь и спала как сурок.

Ну и Эдик, тот, что с Рога, который Кривой.

В общем, годы и жизни самые разные, а денег хотят одинаково. Ну и мы не отстаем. В хотении.

После короткой биографической справки и обнародования посулов мы в поочередности смыли пыль дорог в горячей ванне. Вода центральная, напор хороший, маленькое удовольствие. Стирка, бритье. Потом я попытался уснуть в отдельной комнате на троих, но тщетно. На подоконнике лежал роман Селенджера «Над пропастью во ржи». Я проникся симпатией к хозяину книги и неспешно пролистал оную. Пацаны вовсю галдели, и спать не собирались, ибо негде толком. Вскоре выполз и я.

— Ну что пройдемся окрестностями?

— Айда.

На прогулке Литвишко высказывался об историях ребят.

— Вот не надо их слушать, — говорил он. — Есть такие люди: все у них плохо, плохо, они вечно ноют, жалуются, и все у таких становится только хуже. Не надо обращать на них внимание. У нас все будет хорошо.

А истории были неутешительные. Из восьми человек работали лишь двое, остальные ждали у моря погоды и прочих обещаний сроком в три оборота планеты вокруг звезды. Ежедневно Оксана всем раздавала вкусные завтраки из свежей лапши, да только места на ушах уже не было. Все что она реально могла — это фушки (подработки) на несколько, а то и меньше, дней. Галя пахала в общепите, а Дима на стройке и оба устроились своими силами. Они вытягивали, при возможности, остальных с собой, но лишь по одному, и то не часто. Деньги сокращались, виза тоже, а за жилье платить надо и питаться кое-как. Усатый, например, вообще сидит больше месяца, ждет, что ему заплатят с прошлой работы, чтобы хоть проезда домой удостоиться. Кормится уцененными булками и редкими милосердными подачками от сожителей. Койку отрабатывает всевозможными безоговорочными поручениями и, по подозрениям ребят, доносительством, отчего и прозван стукачом.

Эдик и Стукач идут с нами. Показывают дорогу, магазины Penny, Lidl. Рассказывают где что дешевле. Мы зашли в оба. Конечно, для туриста из девяностых, это была бы не то что другая планета — другая галактика, другая вселенная просто, после унылых гастрономов с колбасой и кирпичиком. Мы уже повидали изобилие ярких оберток и дома, но все же, были здесь продукты, и не мало, которых еще нет в наших маркетах.

— Вот нормальный вариант, — сказал Эдик, схватив с прилавка мясной рулет. — Дешево и сердито. Мы таким на постой питаемся.

Попробуем. Не такой как у нас — с конкретным, якобы, мясом, а мягкая котлетная масса из свинины и овощей. Еще взяли плавленых сырков, дешевых и очень вкусных. Молока, овощей и пива. От пива здесь вообще можно спиться. Самое дешевое пять крон, потом сдаешь бутылку в специальный автомат при магазине и он тебе выплюнет с окошка три крона. Итого пиво выходит два крона, прям как у нас до кризиса.

Внутри нет камер хранения, а охранники хлипкие старикашки или задохлики с сальными патлами. Продуктовые тележки просто так не возьмешь, сперва в качестве залога нужно вставить монету в специальное отверстие. Накатавшись, ты привозишь ее обратно и по щелчку возвращаешь свои медяки: от двух до десяти. Если заприметишь беспризорную тележку, можешь отвезти ее на место и заработать кроны щедрых граждан, поленившихся вернуть ее в стойло.

На кассе уплатишь сразу все налоги и, что совсем удивило, сдачу тебе дадут от округленной по чеку суммы. Скупившись на сорок шесть семьдесят, с полтинника получишь три крона и до свиданья. Вот так.

И еще стоит обращать особое внимание на ценники т.к. под крупными цифрами стоимости прячутся неприметные: 100 гр. То есть цена именно за них, а не за полноценную единицу товара. Хотя на сегодняшний день такое практикуется и у нас, однако тогда это было в новинку и не раз стоило мне недоуменных ревизий по чеку.

Но что является огромным плюсом, так это хорошие, частые скидки и уценка изживающих свой срок товаров. Действительно много скидок и вкусной уцененки, вполне себе пригодной.

Скупившись, мы сели на лавочки неподалеку от дома. Вечерело. Солнце мягко освещало пространство и, хоть я не пил горячительных напитков и не владел радужными перспективами, жизнь показалась прекрасной. Детство всплыло в памяти ощущениями покоя, хотя нет, это случилось дней через пару, а пока мы просто сидели и общались. Эдик рассказывал о своей жизни в Португалии, о том, как полюбил ту страну, привык и хотел остаться, но забеременела жена, а вскоре и, суть да дело, пришлось им покинуть желанную родину и вернуться на не столь.

Назавтра Оксана обещала паштетный завод.

— Хоть паштета наемся. — Улыбнулся он.

На ночь снова не пришел Володя львовский, так что мы сдвинули койки и улеглись втроем на две. Саня лег на диван поперек тоже третьим. Раздобрившийся, после проставленного пузыря Дима, самолично пригласил его разделить ложе. Этот Дима гастролирует, как оказалось, всю жизнь. Взрослые уже дети, помнящие отца лишь за деньги, ушедшая жена, разрушенная семья. Как водится. Почти десять лет он прожил в Англии под именем Джим, пока одна сволочь, не простившая ему какой-то постельный вопрос, не сдала его местным властям за поддельные документы.

— Как ты туда попал?

— Бандиты в фуре провезли.

Ну и еще кучу историй по мелочи.

Утром привезли раскладушку для одного из нас, но на ночь, две, и пора бы нам убираться. Вот сейчас устроимся на работу и уедем в лес почивать.

На завтрак заварил родной «Мивины» и нарезал тот самый рулет. Он оказался довольно вкусным и ни на что не похожим. Эдик свалил на завод, Колю, Дима с собой забрал, Пашка пошел посудомойкой на подмену, а мы сидим и байки травим, ржем от души, на нервах видно. Не смотря на условия выспаться получилось, сказалась дорога. Мужики намекают на страхи безработицы.

— Я тоже думал меня тут ждут с распростертыми, — веселился мастер, сидя на диване. — Видишь, как ждут? Вот пусть еще подождут, а я покажу характер, цену набью.

Он хохотал и мы вместе с ним. У нас-то все будет иначе.

Сигареты здесь оказались слишком дорогими. Все наши покупали рассыпной табак, гильзы и крутили самоделки. Машинку можно купить у китайцев, в киосках ее почему-то не продают.

Заварили кофе, вышли на балкон. Тишина и спокойствие, благодать. Чуть прохладно. Наш дом был последним в черте, а поодаль за ложбиной виднелся лесопарк.

— Надо бы туда прогуляться, — говорю.

Литвишко захотел пива. Наша троица собралась, и мы пошли за пивом.

В еде, пока, особой нужды не было т.к. мои «челночные» закрома были в лучших традициях армейских прапорщиков. Кто же знал, что все это ни к чему, ибо цены здесь вполне схожи с нашими, во всяком случае, на данный период времени, и продукты тоже привычные. Правда, чего мы так и не нашли, так это семечек. Ядра подсолнуха здесь видимо были не в чести, а так хотелось иной раз пощелкать, пожевать, полузгать. Занять руки, тракт и полость. Ан нет. Так что если будете ехать в Чехию, вместо каш, консервов и прочего, берите семечек. И сгущенку. Она, конечно, продается, но только в тюбиках подобных зубной пасте, да и стоит дороже. А я вот с детства любитель пробить в банке две дырочки и присосаться к густой сладющей жиже.

Вообще, должен сказать, даже если вы не особый любитель привычных продуктов, попадая в среду, где их нет совершенно, это всплывает со временем, а то и сразу.

Сидим на лавочке, пацаны пьют пиво, а я взял себе какой-то диковинный спортивный напиток. Чехи гуляют с детьми и собаками, многие ходят в загипсованных членах, скачут налетами сороки. Вот ворон нет, реально, за все время не увидел ни одной, только сороки. И воробьев нет совершенно. А у людей нехватка кальция. Вскоре я начал замечать много таких загипсованных, ребята потом сказали что здесь вода, мол, такая. У меня даже ногти здесь росли гораздо медленнее, и постоянно хотелось молока, а таблетки кальция продаются во всех маркетах, прямо на кассе, рядом с презервативами и сладким. Продаются еще и другие микроэлементы с витаминами, но я не пробовал.

Средь бела дня прозвучала хорошая новость: вечером у нас встреча с работодателем. Ура. Странно, только, что вечером, ну да бог с ним, все равно ура.

Провожатым был Стукач. Без часу полночь, улицы пусты. Мы кружим тут и там, не можем найти место встречи. Серега на телефоне с Оксаной, Оксана с работодателем. Нашли. Освещаемая парковка возле какого-то заведения. Из машины вылезают сомнительного вида ребята. Привет, привет. Один кавказец со шрамом на всю щеку, другой белобрысый, толстошкурый славянин. Ну, давай обтирать, что к чему. По мере их вводных становилось понятно каким мясом нас видят. Все россказни о славной работе, звучавшие на территории Украины, улетучились как бздо на ветру. 120 в час лишь при больших объемах, которые не так просто сделать, тем паче для чечако вроде нас. А пока мы будем обрастать способностями, платить будут меньше. Также будет высчитываться за жилье и свет, плюс та самая А1 влетит в копеечку, ну ничего, они ребята с пониманием, вычеты разобьют на пару тройку зарплат. Ах да, еще спецовка не бесплатно и инструмент. В общем, завтра могут нас уже забрать, и поедем косить дремучие дебри.

Когда Оксана сказала им что мы пас, они стали причитать, что мы неправильно их поняли, и можно все еще раз обсудить, найти компромиссы. Благодарим вас парни, обойдемся. Оксана пообещала найти что-нибудь другое, но пока мы должны съехать т.к. помимо нехватки спальных мест, есть еще хозяйка квартиры, захлебнувшаяся, в перспективе, брызжущей в панике слюной, от такого количества заполонивших ее жилплощадь нелегалов.

Деньги за жилье мы ей, кстати, не вручили.

Пацаны на хате мало удивились нашему фиаско, а где-то даже приободрились, что не только их имеет гомосексуальная Европа. Намеки на ужасы безработицы переросли в полноценные истории. Полквартиры здесь с той осени сидят, а работали лишь во сне, да в Украине. Только по фушкам и бегают, чтоб на пожрать было. Почему домой не уехать? Да потому как стыдно батенька. Стыдно! Деньги потрачены, надежды возложены, мосты сожжены. Так-то.

Эдика с завода выгнали на время т.к. заказов мало, оформленным не хватает. В Коле тоже нужды боле нет, ну и Павел туда же.

— Кавказец, говорите?

— Ага. Только розмовляв на українській.

— А, ну так это закарпатец, а не Кавказ. Они тоже чернявые все.

— Ох, не люблю я закарпатцев, — сказал Дима. — Три раза здесь на них работал, и трижды меня кидали.

— Прикарпатцы, ой, не любят закарпатцев, так что не все западенцы одним миром, как говорится.

На следующий день Литвишко как подменили. Толи разбитые мечты дровосека, толи истории ребят, наконец, дошли куда надо, а скорее всего, и то и другое, да разбавленное литрами дешевого пива. Он был смурной и молчаливый, ничего не ел и играл желваками.

— Это жопа, это полная жопа, — твердил он словно мантры. — Это кидняк, кидалово.

— Да брось ты Саня, рано плакаться, — сказал я. — Пошли лучше погуляем, проветримся.

Володя остался дома бока належивать, а мы направились в лесопарк, что виднелся с окна. Оазис очень напоминал нашенские: те же деревья, озеро, травка на лугу, только лишь безупречно чисто. В прозрачной воде не видно бутылок и иже с ними, в траве и под деревьями тоже. Реально ни одной бумаженции или крышечки от напитков. Аж, как-то, не по себе, будто смотрю кино от Marvel и не вижу спецэффектов.

Ну и помасштабней, что ли. Поляны шире, деревья больше, гуще, толи куцая загаженная флора наших парков. Ровная асфальтная дорожка разветвилась по всей площади. По ней бегают бегуны, гоняют на роликах дети, подростки на скейтах. Никаких кафешек и киосков, сплошь растительность.

Когда у Сани закончилась очередная бутылка он начал тащить меня назад в цивилизацию. Должен сказать он вообще не проникался природой, я же старался выводить его бесконечный треп, где-то на задний фон, и вслушиваться в пусть маленький, но лес.

Потом он потащил меня искать некий супермаркет, виденный кем-то из парней. Мы прошли бессчетное количество светофоров и «зебр», ведь за переход дороги в неположенном месте, здесь, без шуток, стяжали немалый штраф. Голой земли не приметил ни разу, везде асфальт, плита и плитка. Деревца и кусты растут в аккуратных клумбах. Повсюду тройные мусорники разных цветов: для стекла, органики и пластика. За рулем много стариков. Автомобили совершенно обычные, мирной, нейтральной формы и марки. Ни тебе джипов, спортивных, агрессивных, тюнингованных, бандитских машин. В основном Skoda и немцы. Америки, Кореи, Японии, тем более Китая с СНГ днем с огнем не сыщешь.

Когда стемнело, мы сидели на лавке. Пацаны пили горячительное, я дышал парами. Эдик разглагольствовал о любимой Португалии, выказывал досаду на глупость покинуть оную. А ведь его дело уже лежало на рассмотрении, до всех прав, казалось, рукой подать, да только все это нынче как Боржоми без почек и кулаки после драки.

— Как я рад вас здесь видеть, вы даже не представляете, — говорил он уже подшофе. — Столько времени уже с западенцами, они нормальные ребята конечно, но они себе сами, это совсем другой регион. Земели, земелечки мои дорогие.

Вечером пришел Вова со Львова и занял свое место, так что другой Вова, не со Львова, улегся третьим поперек дивана, а мне досталась раскладушка. Литвишко сидел за столом с поникшей миной и батареей пивных бутылок. Истории безработных ребят, набравшие больших откровений и темных красок, кажется, раздавили его напрочь. Дима напился и слушал шансон о несчастной любви. Доля гастарбайтера, вечного скитальца, лишенного дома и нормальной семьи, казалось, зримо окутывала его пьяной тоской.

Наутро Литвишко исчез.

Я продрал глаза, когда занималась заря. В комнате стоял жуткий перегар, сопение и храп. За столом было пусто, Сани нигде не видно. Потом я обратил внимание, что нет и его сумки, стоявшей, дотоле, рядышком с моей. Когда все проснулись, то дружно пытались разгадать тайну его исчезновения.

— Все уже спали, — говорил Стукач. — Он сидел за столом и молча пил пиво. Потом и я уснул.

— Может он выперся среди ночи за добавкой и попался полицейским?

— Может он пошел на стройку вместе с Димой?

— Может он пошел гулять и заблудился?

— Может его выкрали инопланетяне?

— Все это может, но его сумки тоже нет!

И никто ничего не знает. Даже Оксане позвонили, но и она не в курсе, только теперь озадачена. Звонили Диме — не берет. Все что осталось это гора пивных бутылок под столом и пара его ношенных носков.

— Давайте собаке дадим его портянки, — не унывал Юра мастер. — Пусть возьмет след.

Любовь любовью, и война войной, но мы пошли в магазин и купили колбасы на завтрак.

— Предлагаю поехать в Стару Прагу, — сказал я Вове. — Это великий грех, будучи в Праге не побывать там.

Мы одолжили ездынку и поехали. Остановка — стация Florenc. Красивое здание, книжный магазин, потом неприметный, грязный, маленький ж/д вокзальчик. У входа была целая гора сигаретных окурков и мелкого мусора, и это в самом культурном центре. Мы постояли, пока Володя покурил и привнес в кучу свою лепту. Тем временем появились уборщики и принялись сдувать весь мусор в стоки специальным аппаратом.

Дальше начиналась сумасшедшая толчея. Толпы людей со всего мира сновали здесь во имя развитого, как никогда, туризма. Но красиво все-таки было. Улицы, мощенные булыжниками, новенькие трамваи, исторические здания, Каролинум, Пороховые ворота, усыпальницы. Повсюду готика, барокко, ренессанс, а на улице пасмурно, впечатления ложатся как по заказу.

На площади ярмарка с едой и фермерскими животными в клетках, но там дорого. Мы спускаемся в метро и берем кофе у парня похожего на девушку. Неустанно фотографируемся.

Возле Пороховой башни к нам подошла женщина и предложила экскурсию. Переселенка из России после наших расспросов рассыпалась в признаниях, о не такой уж и сладкой жизни на чужбине, высоких налогах, дорогом проезде. Но, черт побери, я уже так люблю этот город, и по извилинам беспокойно мечется неокрепшая еще мысль о переезде.

Мы поднялись в башню по винтовой каменной лестнице пятнадцатого века с тусклым освещением и снующими иностранцами. Вышли в коридор с тучным неразговорчивым кассиром за окошком. Дальнейшее шествие по башне стоит денежек, так что, осмотрев огромные витражные стекла, мы убрались с глаз его долой ступенями той самой лестницы.

Вскоре позвонила Оксана и потребовала нашего немедленного появления на квартире. Она связалась с Димой, и он сообщил, что Литвишко отправился утренним поездом в Германию, просить убежище, а нам стоит собрать скромные пожитки и выехать в хостел.

Володя заволновался, и хотел было возвращаться, но я вел его все дальше красивейшими улицами старой Праги. Быть может, не вырвемся сюда более, а он обратно вздумал.

Дорогой обсудили негожий поступок Литвишко и квартирный вопрос. Решили подыскать хостел неподалеку, тем более жутко хотелось в сортир после подземного эспрессо.

В узеньком сквере обсмотрели старое сухое дерево изогнувшееся йогом и огражденное невысоким заборчиком. На нем табло в две пластины с историей этого самого дерева. Культура! У нас все подобные долгожители без промедлений и зазрений совести превращаются в пеньки.

— Так необычно слышать здесь русскую речь, — сказал приличный с виду мужчина. — Это всегда приятно, словно весточка с родного дома.

Он был с женщиной, оба приветливые, располагающие. Минутой позже стала понятна причина сего явления — свидетели Иеговы[1], вездесущие как микробы в теплой среде. Спросил о войне на Украине, мудро констатировал факт стравливания извне.

— Это там мы можем ссориться друг с другом, — сказал он. — Здесь же, в чужой стране, всегда находим общий язык и понимаем, что у нас общий дом, общее прошлое, общее видение мира. Не такое как у здешних людей. И чтобы не было у нас дома, здесь мы всегда объединяемся и стараемся помогать друг другу.

Потом он пригласил нас в русскоязычную общину свидетелей, написал контакты на библейской брошюре и рассказал, как добраться до метро, потому как к тому времени мы уже заблудились в лабиринтах достопримечательностей и культурных древностей.

Нашли хостел в приятной узкой улочке и обомлели от выдвинутого прейскуранта. Выдержав ноту, расспросили подробности с намеком на интерес, а в конце, как бы невзначай, зашли в уборную, справили нужду и, пообещав хозяину вскоре прийти, испарились. Хозяин кстати россиянин с густой черной бородой и характерным выговором, неплохой, как показалось, малый, но ценами своими, просто, высмеял наш бюджет.

Так и закончилась наша первая прогулка по Старой Праге, слабо утоленным интересом и большим пробелом в посещении мест, слывущих к тому обязательными.

Большое переселение гастарбайтеров

На квартире нас ждал беспокойный усатый. Он сдал гору Литвишкиных бутылок из-под пива и купил себе боле удобоваримой еды. Перед тем как съезжать с вещами, решили поехать осмотреться налегке, договориться. Вова остался дома, как заправский лентяй после изнурительной прогулки, а мы со Стукачом, оседлав местный автобус, поехали на край города.

Погода стояла хмурая, и обочина Праги казалась еще менее привлекательной. Кругом пустошь да трубы фабрик, редкие серые зданьица. Жить здесь расхотелось сразу же, и я был полон решимости отвергнуть предложение Оксаны о переезде сюда.

Обытовня была двухэтажная, с маленькой пустой парковкой. Внутри пусто и безжизненно, кофейный автомат сломан. На стенке над стулом консьержа висит объявление с часами работы, по которому стало понятно, что сегодня у него выходной. Мы постучали в двери, за ними раздался нервный женский крик с иностранными словами, потом кто-то зашлепал отворять. Неприятный парень: смуглый, черноволосый, что-то затараторил на своем языке, сзади выглядывала девушка с сигаретой в зубах, с других комнат доносились крикливые вопросы, смех. От всего этого так и веяло неблагополучием, наркоманией. Во концовке, уже за закрытой перед нами дверью, парень с девушкой принялись выяснять отношения и, после наступившей паузы, кто-то из них громко и деловито пёрднул. Затем последовала тишина и удаляющиеся шлепки тапочек по коридору.

— Румыны или болгары, — сказал усатый.

На остановке посмотрели расписание автобуса и, сверившись с часами, устроились ждать. Общественный транспорт здесь был на высоте, завсегда, сколько им не пользовался, он приходил минута в минуту, согласно графика, вывешенного на каждом остановочном столбе. И ни разу, ни разу я не видел ни одной пробки и ни одной аварии; вот так штука.

На стене висел плакат Iron Maiden: железная дева с кровавыми глазами, вырвала собственное сердце и протягивает его в руке, приглашая на свой концерт.

Вернулся Литвишко. Он в одиночестве сидел на лавке под раскидистым кустом и пил пиво. Рядом уже стояли несколько пустых бутылок. Мы не особо дружелюбно его встретили: все-таки уехал без всяких слов, бросил нашу маленькую команду, на звонки не отвечал. Очень не по мужски. На лице были признаки развивающейся депрессии, вскоре мы в шутку назовем эти приступы «Синдромом Литвишко», потому как они рано или поздно появляются у каждого переезжего.

Нам тоже было не по себе, сошла эйфория первых чувств, реальность проблем стала виднеться отчетливее, гладь стала шероховатой, и уже попадались первые рытвины, но мы держались. Держались молча, ибо если поддаться панике все закончится плохо.

В Германии Саня заполнил все нужные бумаги, и теперь показывал нам ксерокопию своего бланка с одобренным запросом и условиями получения беженства. Для этого ему нужно было проживать несколько месяцев в бараках с сирийцами, что отбило у него всякую охоту осесть у гостеприимных бюргеров. Теперь он продолжал пить пиво. Пил пиво и ничего не ел.

— Я не могу есть, когда бухаю, — говорил он. — Я либо пью, либо ем.

Вечером на квартире снова была пьянка. Все шумели и веселились, стараясь отвлечься от проблем. Только Литвишко сидел понурый как битый пес: налитые глаза, печать безысходности в вислой коже. Он играл желваками и копошился в хандре. Время от времени встревал в разговоры, сетуя на местный обманный сговор и вездесущий кидняк.

Оксана забрала раскладушку поторапливая наше выселение, но львовянин, к нашему счастью, не пришел. Вова опять лег третьим поперек дивана, а мне пришлось тесниться с Саней на одной койке. Ночью он стягивал с меня плед и, разговаривая во сне, все норовил меня обнять. Несмотря на его старший возраст, он походил на незрелого мальчика, ослабшего без мамы. Такой мамой для него была жена, в чем нам предстояло убедиться.

Наутро мы завтракаем чем Бог послал и чашечкой кофе. Пьем его на балконе, я пытаюсь насладиться свежестью чешской прохлады, но в нос нагло лезет запах тлеющей сигареты. Стукач объявляет сборы т.к. звонила Оксана — нашла недорогую обытовню в центре города.

Приезжаем на Flora, куда приехали в первый день, садимся в следующий автобус, едем мимо старинного кладбища, в окна стараюсь разглядеть ветхие надгробия. Сереге спихиваю «челночку», потом мы отстаем от него и хохмим с вида типичного нелегала, представляем, как его принимают под руки. Долго блуждаем улицами, не можем найти нужный адрес. Усатый нервничает, хочет спихнуть сумку обратно, но я не ведусь. Вскоре пустая длинная улица приводит нас к искомому.

Обытовня в два этажа спряталась за страшненькими зданьицами типа гаражей или сараев, плотной стеной диких кустов, что очень напомнило родину. Рядышком благоухающая benzinka. Заплатили за пару ночей, и довольный Стукач улизнул, пожелав на прощанье удачи. Уборная с душем располагались между этажами и имели общественное свойство. В той же комнате, что-то вроде предбанника, там стоял стол, стулья и было все время накурено. Спальня наша оказалась незамысловатым прямоугольником со столом, шкафом, и четырьмя кроватями. Из окна чудный вид на заброшенную трамвайную колею, сплошь усыпанную мусором и окурками, сквозь ветки кустарника — заправка.

Мы созвонились с нашим связным по Чехии, Наташей — той, что отправила нас дровосеками. Рассказали, как нас хотели поиметь лесные бригадиры, о полной квартире ребят месяцами ждущих работы от этой Оксаны, из которой нас выселили, и за последние деньги разместили в грязном притоне, пообещав на прощанье трудоустроить в ближайшее время Х.

Наташа выказала удивление и негодование, извинилась, и дала еще одного клиента.

— Этот человек уж точно найдет вам работу, — сказала она.

Человек Андрей живописно раскритиковал Оксану, сразу же нашел вакантные места на благоустройство парков и скверов, и самым доверительным образом предложил нам дать денег его доброму товарищу, который чудом оказался в наших краях, и в течение получаса заскочит.

— Нет, гражданин Андрей, так не пойдет, — отвечаем мы. — Деньги мы уже заплатили и остались на бобах, так что куда правильнее будет рассчитаться с человеком непосредственно на рабочем месте.

Вскоре он перезвонил и сказал, что работодатель железный, и нам не стоит даже грамма волноваться, но деньги, в доказательство своих самых серьезных намерений, мы должны все-таки заплатить.

— Человек забронирует за вами место, — говорил Андрей, — а вы возьмете да не приедете. И что тогда? А работа стоит, люди нужны, промедление — потеря заказов. Понимаете?

— Понимаем и готовы заплатить, но только лишь на рабочем месте.

Его условия предполагали, что заедет некий связной, который передаст наши деньги куда следует и лишь тогда нами начнут заниматься. Мы снова звоним Наташе, она начинает гарантировать своим именем, что все будет хорошо, так здесь все работает и нам действительно нечего бояться. Литвишко прорывает депрессивный словесный понос на все ту же тему вездесущих кидняков, нашем незавидном и безвыходном положении.

Мы просим Наташу договориться с Андреем на наших условиях и вскоре она сообщает, что все решила как надо: работодатель сам заберет нас отсюда и увезет в страну добрых фей.

Потом нам позвонила Оксана, видимо получившая от Наташи, и побожилась дать нам в самые ближайшие дни злачное место на паштетном заводе.

Вроде как ситуация налаживается и теперь нам есть из чего выбирать, и мы решаем идти туда, где места появятся первыми. В состоянии удов. решаем прогуляться, осмотреть местность, подыскать магазин. Уже с самой Украины не ели нормального мяса, так что я уговариваю ребят сброситься на свиные стейки. Литвишко насупленным голосом просит одолжить ему денег, хотя с собой он брал больше чем каждый из нас. Из-за этого мы слегка бесимся, ведь кто ему доктор, что он все деньги спустил на пиво, дорогущие сигареты и не дешевый поезд в Германию, причем зря. Он звонил жене и долго плакался в трубку обо всех бедах свалившихся нам на голову, злоключениях и обмане. Его тон был то бешеный, то плаксивый, он пересказывал все долго, тщательно разжевывая и сгущая краски.

— Жена должна выслать мне деньги, — говорил он, клянча заем. — Нужно только найти банк.

Мы зашли в небольшой китайский магазинчик, но цены в нем быстро вытолкнули нас обратно. Мы прошли весь проспект до самого низа, но по дороге встречались лишь подобные магазинчики с высокими ценами. Наш любимый Lidl расположился довольно далеко, и хаживать в него постоянно, как на Háje, было бы не сподручно. Купив мяса, я взял себе дешевый шоколадный батончик с кокосом, и мы пошли восвояси.

От дешевого батончика мне вскоре стало нехорошо, а через еще немного времени — и вовсе плохо. Примечательно, что ничего особого съесть я еще не успел, так что вкинутый натощак заменитель Bounty, напичканный химикатами для неимущих чехов, стал подозреваемым номер один. Не став дожидаться дальнейшего развития событий я выпил восемь таблеток активированного угля и лег вздремнуть. Вскоре мне стало легче.

Созвонились с ребятами и обрисовали им ситуацию. Возмущенный Эдик принялся поносить Оксану с ее паштетным заводом т.к. она обещала ему то же самое. Он вышел туда пару раз и на том дело замерло. Завод работает от заказов, и когда их нет, то и люди сидят по домам. Стукачу тоже выпадало счастье подрабатывать там, но до сих пор его больше не вызывали.

Мы спустились с Саней вниз на общую кухню, чтобы пожарить мясо. Невзрачная кухня с маленькой раковиной, рабочим столом, одной печкой и стойкой с рекламными брошюрами. У плиты стоял жилистый румын и варил некую помесь с невзрачным ароматом. Он с тоской взирал на смачные куски свинины, что мы выложили на скворчащую сковороду. Мне стало жаль бедолагу, на его лице проступало не особое счастье прожитых лет, богатый опыт тяжелых работ и разлуки с домом. Когда он вышел, мы заглянули в кастрюлю — я бы назвал это: «Пицца-суп». Там было все, что видно лежало в его закромах: от капусты с горохом до сосисок.

Наевшись стейков, мы запили все кофе и вроде как приободрились. Я спустился в душевую, чтобы помыть свою часть посуды. Там сидела горстка уродливых типов, каких я видел только в кино. Такие кадры снимают, стараясь показать неприятное место, в которое угодил герой, гротескную жуть местных жителей этой дыры. Большущий нос с бородавкой, выпученные глаза, пузо, выпавшее с дырявой майки, гадкий голосок, сочащийся с беззубого рта. Вот что я увидел. Они курили, пили пиво и обращались ко мне на своей тарабарщине. У нас дома я не встречал таких типажей.

Под вечер нам подселили четвертого — молодого чеха по имени Томаш. Как мы поняли, он прибыл с околиц на поиски подходящей работы. Он разложился и вышел, а вернувшись, был явно слегка не в себе, скорее всего нажрался таблеток или накурился травы, а может все вместе. От него разило непонятным, неестественным, запахом. Вскоре он опять удалился, и мы легли спать, так и не дождавшись его появления.

Ночью он ужасно храпел и Саня не выдержав, двинул по его кровати. Это помогло лишь на пару минут. Когда мы проснулись, то увидели злобного Литвишко сидящего за столом с красными, сонными глазами. Он стал причитать на еще спящего Томаша. Тот лежал в одежде и обуви, даже не расстелив постель, лишь укрылся с головой одеялом. На полу стояла банка недобитого пива.

Мы позвонили Андрею, и он сказал, что через час за нами приедут. Дождавшись обеда, мы опять набрали его номер, но он уже не отвечал. Мы позвонили Наташе, и тогда Андрей перезвонил нам и сообщил, что человек заберет нас уже после праздников, ведь сейчас из-за них нет работы. Замечательно! А где же его и ее уверения, железные гарантии? Изъедены ржавчиной! Наташа сыпала оправдания и ссылалась на свою память, мол, забыла про праздники. Мы лишь радовались, что не поддались тогда на их располагающие уговоры и не дали денег какому-то связному.

Позже позвонила Оксана и с гордостью предложила аж одно место на паштетный завод, вот только после праздников.

— А там и другим найдем, — заявила она. — Сейчас с работой не просто, но я вас устрою, будьте покойны.

Не будем!

Эдик, услыхав все это, пускал молнии из зада.

— Она обещала это место мне, — говорил он. — Вот так сволочь, вы представляете?

А у Литвишко начался новый приступ депрессивной истерии. Он звонил жене: кричал, жаловался, бросал трубку, опять перезванивал.

— Это неприятно, пацаны, — говорил он, — но нужно признать, что мы лохи. Нужно просто признать это.

Володя шерстил группы Вконтакте и нашел номер телефона с предложением подработки. Саня моментально отказался, он взывал к нашему разуму и верещал о кидняках. Позвонили, договорились. Семья за пределами Праги ремонтирует дом и нуждается в помощи. Жена наша баба, а муж коренной. Предлагают хорошую плату — 100 корун в час. Ремонтники мы не шибкие, опыта — ноль, но деваться некуда. Встречаемся завтра на вокзале.

Всякий раз, когда Вова выходит из комнаты, Литвишко принимается обрабатывать меня пессимизмом и поливать негативом. Он ищет себе союзника и попутчика на обратную дорогу домой. Вскоре он замечает, что мы украдкой с него смеемся, и уныло скисает.

Мы пакуем пожитки, звоним Эдуарду, чтобы готовили хлеб с солью — мы опять едем к ним. Саня объявляет, что уезжает в Польшу к своему приятелю, там уж точно найдется работа.

Мы звоним Наташе и говорим все как есть, просим за неделю нашей фушки подыскать нам железное место и посодействовать в возврате денег Оксаной. Продолжать с ней сотрудничество нет ни малейшего желания. Наталья обещает все устроить.

Ребята принимают нас как родных. Снова поляна — расплата за приют, Вова жертвует печенью, отдувается за двоих, я-то не пью, но парни с пониманием — «Ты меня уважаешь»? не требуют. Стукача настойчиво просим молчать, о нас Оксане ни слова, ну тот кивает, соображает, поди, что и так его не шибко чествуют. Разговоры, обсуждения, планы, то да сё, водка закончилась и все хотят добавки. Она здесь, кстати, не о сорока градусах, правда, есть и таковая, но ниже крепость дешевле.

Десять вечера и уже все закрыто. Идем в специальный магазин, который будет открыт еще часик-два, там наценка, но сосуды расширились, крови раздолье, видели ночь. Я как ребенок смотрю на пирожные за стеклянным прилавком. Выбираю недорогое, в форме колокольчика: крем на бисквите, залитый шоколадом и увенчанный ягодкой. Звучит очень вкусно, но я быстро и с грустью понял, что задешево тебе вручат дерьмище не только на родине.

Сутра пилим Оксану на деньги. Она юлит и, разумеется, не хочет их возвращать. Включаем Наташу — эффект усилен. Угрожаем ей в левое ухо, Наталья давит в правое. Оксана сдается, но вернет немного, диктует условия, мы гнем свое. Это наши деньги, в конце концов.

Литвишко ночевал на вокзале т.к. ждал перевод от жены. Когда он пришел — банки были уже закрыты. С Оксаной встреча на Florenc, ждем втроем. Она звонит и говорит, что встретится только со мной, за три остановки отсюда. Странно, но ладно. Пацаны на вещах, я на метро. Приехал на место, стою, жду, весь такой настороженный, просматриваю пути отхода. Оксаны нет. Я звоню — не отвечает. Появляется грозного типа дяденька, на морде так и написано: с наших земель. Восточное славянство, в общем. Под два метра, лысый, со щетиной, кулаки набитые, но дело не в фигуре, а в подаче. Смотрит на меня подозрительно, оценивает, примеряется. Неужто Оксана попросила знакомых проучить оборзевших рабов? Наученный шпионскими боевиками я принимаю меры предосторожности: на выходе супермаркет — я в него. Наблюдаю. Дядя не уходит, неторопливо шагает, кого-то высматривает. Звонит Оксана:

— Я задержусь, — говорит она. — Ты уже на месте?

Сейчас, по идее, амбал должен обозначить мой разговор и прийти в боевую готовность, но он меня не видит, а вот я его да. Нормальных мужчин рядом нет, полицаев тоже, в основном старушки, да дамы помладше. Решаю ретироваться, спускаюсь обратно вниз и выхожу в город с другой стороны. Пусто и опасно, надо было ей сказать, чтоб я здесь ее дожидался, тогда бы поубавили мне шансов. Решаю обойти со спины и выйти на хорошо просматриваемую позицию. Иду в предполагаемом направлении странно пустыми улицами. Взвинчиваюсь при редко проезжающем авто, сразу оцениваю местность. Шел долго и в итоге заблудился. Опять звонит Оксана:

— Ты где? — спрашивает сволочь.

— Здесь, — говорю. — Жду тебя.

— Я уже вот-вот. Стой прямо на выходе.

— Хорошо.

Шиш тебе, зараза такая.

Я поворачиваю обратно. Прошло часа пол, лиходей, полагаю, боле не ждет. Наружу выходить не тороплюсь, захожу в прихожую магазина, порешив, при нужде, углубиться в оный для поднятия шума и обороны. Не дамся, гады. И тут появляется Оксана.

— А чего ты там стоишь? — брови кверху.

— Холодно на улице, — говорю.

— Ну поехали, ладно.

— Куда это?

— На Florenc. Или где вы там стоите?

Вот те раз!

— Так, а здесь я тебе зачем?

— А-а, — невзначай. — Хотела тебе деньги отдать, чтобы тех двух больше не видеть, но планы поменялись, мне теперь тоже туда надо, так что, увы, придется еще раз на них посмотреть.

Видимо не так много заплатила, что ждать меня не стали, а может и вовсе по чьей-то просьбе наведались, но не утруждались.

Сидим в вагоне, я еще на взводе — вдруг тот сейчас заскочит? Она поясняет, как я ей симпатичен, а от тех плеваться жажда, но я особо не реагирую, не нужны мне такие пассии. Прошу не обижаться и нас понять тоже, что рисковать уже не можем, денег нет совсем, перспективы более чем туманны, а в Польше все на мази. Это выглядит убедительно и мы действительно с чемоданами да на вокзале.

По дороге раздают бесплатные хлопья в ярких коробках. Я притупляю скромность и нагребаю несколько пачек. Голодный Литвишко воодушевлен чешской щедростью, и мы идем разыскивать тех волонтеров. Оксана идет с нами. В переходе, услышав нашу речь, к нам обращается молодой парень с просьбой о помощи. Он прилично одет в молодежном стиле, но весь перепачкан и в легких кровоподтеках. Говорит, что приезжал на какую-то фееричную дискотеку, и что его отлупила банда нехороших румын, забрали деньги телефон, и он не может даже позвонить. Вначале мы не очень-то ему верим, Оксана задает хитрые вопросы и, убеждаясь в честности, дает ему немного денег на телефонный звонок. Мы же дали ему по пачке бесплатных хлопьев.

— Откуда ты? — спросила Оксана.

— С Риги.

— Правда? Ну что ж, удачи тебе. Будь осторожен.

Мы отошли от вокзала, она распинается, что так нельзя, ведь деньги уже потрачены, она на них рассчитывала, полной суммы собрать не смогла и т. п. Мы при ней звоним Наташе и говорим, мол, так и так.

— Дайте ей трубку, — говорит Наташа.

— Алло. Да. Все правильно, — отвечает Оксана. — Но вы тоже меня поймите. Нет. Нет. У меня тоже есть здесь знакомые. Не надо меня пугать. И что?

— Она отдаст вам пол суммы, остальное потом, — говорит нам Наташа. — Заберите у нее паспорт.

Она естественно не дает нам документ.

— Да ее суку закопают, — распаляется Наташа. — Моего мужа вся Прага знает и пол Чехии в придачу. А ну дайте ей еще трубку.

В итоге Оксана отдала нам все, что было при ней, не закрыв долг лишь на немного. Саня получил свою долю, рассчитался с нами за свиные стейки и сигареты, и больше мы его не видели. Спустя пару дней, созвонившись с ним по Viber, он говорил, что сидит в Польше у друга, все у него хорошо, пьет пиво и ждет работу, которая точно появится через еще пару дней. Но через эти пару дней он был уже в Украине под сисей родимой супруги.

Чешский брод

До условленной встречи с мадам, которая заберет нас на работу, у нас еще было пару часов. Мы снова гуляли по Старой Праге уже по другим местам и улицам, вскользь других памятников и красот зодческого искусства. Володя переживал, как и прежде, на сей раз, на счет возможного опоздания на встречу, и рухнувших по итогу планов.

Стоим на том самом, страшненьком, грязном ж/д вокзале, дожидаемся нужную женщину, осматриваемся вокруг. На лавке сидит седой старый бомж и роется в своей сумке. Потом он встает и неспешно отходит, побродить возле мусорных корзин. Все это мы видим краем глаза, но значение придаем после того, как спустя, буквально, несколько минут, появляются пару полицейских и репортеры с видеокамерой. Они окружают, уже пустую, лавку, на которой давеча восседал бродяга, и переговариваются по рации. Через несколько минут приезжают еще несколько полицейских, журналисты включают камеру, женщина что-то диктует в микрофон, вокруг столпились зеваки. Специалист нерешительно, видимо на камеру, крайне осторожно, приближается к бесхозной сумке, одиноко облокотившейся на спинку общественной лавочки. Неужели террористы уже здесь, в Праге?! Но вот, беспечно так, особо не торопясь, к подрывнику подходит седой старый бомж и заявляет что это его сумка, а он, дескать, отходил по нужде, не таскать же ее всюду с собой, тем более что ценного там с гулькин нос.

Потом он, на потеху страждущих Варвар и жадного объектива видеокамеры, выворачивает ей все нутро, и с улыбкой взирает на дохнувшего с облегчением спеца. Такие дела.

— Наталка, — протянула нам руку беременная женщина.

— Вовы, — улыбаемся мы.

Покупаем билет на три часа езды, садимся в поезд и далеко уезжаем от единственно близких нам на всю Чехию людей — ребят с квартиры на Háje.

Вагоны новенькие, приятные, без сонма зловоний: котлетных отрыжек, недомытых кишок и чеснока. Безо всяких ту-тух ту-тух. Мягкий, ровный звук скорости.

На местном вокзале нас встретил ее муж:

— Ирка, — протянул он руку.

— Юрко? — спросил я.

— Нет, — говорит Наталка. — Ирка. Здесь это мужское имя.

Ирка невысокий, полноватый, добродушный малый, загружает наши чемоданы в багажник, мы усаживаемся сзади и отъезжаем всего на пару сот метров. По дороге сюда Наталка обзвонила местные обытовни и договорилась за наши лица. Мы подъехали к двухэтажному обшарпанному зданию на перекрестке, увенчанному пострадавшим от времени Атлантом, и вышли прочь из авто.

Внутри барная стойка при пустом кафе, ужасно накурено и сидит пожилой толстый хозяин с седой бородой испанкой. Наталка и Ирка поговорили с ним, мы отсчитали ему за пару ночей, и темноволосая девушка, наших лет, повела показывать нам комнату. Второй этаж, общая кухня и ванная, в соседней комнате живет бригада закарпатцев. Комнаты закрываются на ключ. Они просторные, светлые, с одним окном, столом и четырьмя двухъярусными кроватями.

— Это его жена, — сказала Наталка. — Хозяина.

— Как? — удивились мы. — Как это так? Жена того пузатого старика?

— Я сама в шоке.

Вот это да, и не сказать что девушка невзрачна, я не встречал такого раньше в реальной жизни. Ну, пусть это маленький городишко и выбор наверно не велик, но ведь он не в закрытой зоне, чтобы нормальная молодая девушка жила с неухоженным дедом из-за того, что у него своя обытовня и прокуренное кафе без посетителей.

— Мы приедем за вами послезавтра, — сказала Наталка. — Пока обживайтесь, погуляйте по городу. Если что звоните, телефон у вас есть. Ну, до связи.

Древний городок пронизан старой Европой насквозь. Ты просто идешь по этим тихим маленьким улицам, мимо старинных построек разных культурных пластов, улыбаешься прохожим. Они приветливы и добродушны, они никуда не спешат, и все кругом застыло в благополучном покое. Не том покое, что можно встретить в заброшенных деревнях, нет; в том, что трещит дровами в камине и скрипит креслом качалкой, шуршит страницами хорошей книги и согревает теплым одеялом.

Ему почти тысяча лет. Здесь сложили свои чресла бравые гуситы так и не сумевшие отбиться от католической экспансии Габсбургов и Сигизмунда. В Тридцатилетнюю войну здесь бесновались шведы, разорив все подчистую. Эти улицы знавал Суворов и всемирно известные рок музыканты, приезжающие сюда на ежегодный фестиваль, а прямо под ногами, под толщей аккуратных дорог, прячется целая система старинных подземных коридоров.

Мы искали, где бы выпить по стаканчику кофе. Вышли к храму святого Готланда, полюбовались каменной готикой и рядышком нашли магазинчик с кофейным автоматом. Взяли по латте и, юркнув в узкий проход между зданиями, вышли к памятнику Прокопу Великому — вождю осевших здесь некогда таборитов. Уселись на лавочку расслабиться и спокойно посмаковать латте. Володя закурил. Напротив, располагалась мясная лавка с красиво выложенными на витрину красными кусками разной величины и частей.

— Вот бы сейчас отбивных нажарить, — мечтательно сказал Вова, затягиваясь сигаретой.

После приезда в Европу мы ели мясо лишь в той обытовне, с видом на заброшенную колею усыпанную мусором. Хоть здесь окно выходило на старинное здание, увенчанное летящим орлом, с колоннами и каменными грифонами на балконах.

Рядом продавали живую рыбу. Она плавала в большом пластиковом ведре, и покупатель мог выловить себе садком любую глянувшуюся ему особь.

По другую сторону стоял полицейский участок, так что, решив лишний раз не светиться, город все-таки маленький, мы зашли в мясную лавку. В магазинчике оказалось дорого для неимущего гастарбайтера, так что, понурив гривы, мы направились в любимый Lidl.

Находился он аккурат против развалин древних каменных укреплений, от которых остались лишь неровные стены, местами поросшие плющом. Купили овощей на борщ, кусок хребта и хлеб. Кстати свеклу я менял трижды, пока не нашел самый подходящий вариант. В обычном, привычном для нас, виде она стоила не очень дешево, и я вернул ее на место когда обнаружил уже вареную, очищенную пару, упакованную в вакуум. По весу выходило гораздо выгоднее, но в конце, рассматривая прилавки с консервацией, я увидел тертый, закрытый в банку буряк, который, в итоге, и оказался фаворитом бюджетных клиентов.

По дороге обратно мы наслаждались ухоженными, аккуратными участками частных домов, тихих и скромных, но качественных и уютных. Ни одна дворовая собака не облаяла нас из-за калитки, питомцы здесь, как и хозяева, спокойны и не агрессивны. Невысокие заборы прозрачны и кажутся лишь частью дизайна, толи наши двухметровые железяки, да бетонные плиты с усеянным поверху битым стеклом.

Неподалеку от нашей обытовни, у одного местного, во дворе стояли модели самолетов в натуральную величину.

— Может это и оригиналы, списанные в утиль, — говорю я и щелкаю телефоном на вечную память.

К вечеру мы наварили борща, я достал из закромов домашнее сало с мясными прожилками, нарезали свежего лука и принялись наминать. Затемно пришли закарпатцы. Их было четверо, но шуму, словно от целого табора. Смуглые, темноволосые, с наждачной щетиной, они балагурили, непрестанно курили, задымляя кухню до непроглядности хорошей парной. На наше счастье они работали бетонщиками, так что сил на кутежи не оставалось и наверно благодаря этому мы прожили вместе без конфликтов.

Ирка приехал за нами рано утром, когда легкий морозец еще пробирал наши весенние курточки. С четверть часа мы ехали мимо полей, пока не добрались до деревушки Vrbčany. На самой окраине стоял его дом с красной черепичной крышей и трещиной по всей стене. Рядом диковинный указательный знак с кошкой в треугольнике, и даже здесь в глухом селе лежал идеальный асфальт.

Мы зашли внутрь, Ирка познакомил нас со своей мамой, доброй женщиной с доброй талией и открытым сердцем. Наталка была за переводчика, рядом путались ее малые сыновья. Ирка показывал фронт работ, рассказывал о своих планах на ремонт, пытался шутить и мы, конечно, смеялись. Из вежливости. Ведь понимали через раз, Наталка не всегда была рядом.

Тем временем мама сварила нам кофе с молоком. Довольные теплым приемом мы вышли во двор погреться на взошедшем солнце. Ребята закурили, мы говорили о том, что сможем сделать, а что нет. Потом он провел нас в сарай, на задний двор, где, по обыкновению огородом, и не пахло. Лишь хвойные деревья, трава и мох на камнях.

Он хотел провести трубы с котельной через весь дом, и мы начали выдалбливать траншею в полу, здоровенным ударным сверлом в полтора метра длиной. Бетон был дубовый, а стены буквально из камня, с ними мы промучились дольше всего и отправили в ремонт два перфоратора.

В обед нас позвали за стол и наваляли полные тарелки макарон с мясом. У нас за ушами трещало, а потом еще кофе с вафлями и печеньем. Добрые люди. Нас кормили, поили, забирали и отвозили, платили по сто крон за час. Нам очень повезло найти такую работу, жаль, что она продлилась недолго.

В день католической пасхи у нас был выходной. Наталка угостила нас праздничным пирогом и вареньем. Накануне мы скупились себе на стол, потому как в этот день не работало ни одно заведение, ни один магазин. Я взял себе банку майонеза, страсть как хотел его съесть, и кружок сыра в плесени. Он был укрыт ей словно оберткой, так что поначалу я даже принялся ее отдирать. Сыр внутри был мягкий словно плавленый и стоил совершенно обыкновенных денег. Я мазал его ежевичным вареньем и отправлял в рот, получая необыкновенное удовольствие. Майонез тоже показался мне очень вкусным, будто домашним, хотя, быть может, я просто по нему соскучился.

Еще я долго желал испробовать чешский кнедлик, и в итоге купил его наряду с сыром и майонезом. Вот он очень меня огорчил. На вид он был мягкий, сочный, слегка недопеченный, как я и люблю, но вот на вкус — просто сухой заплесневелый хлеб. Я пытался спасать его майонезом, но тщетно. Несколькими днями позже его ел Ирка, смакуя и причмокивая от наслаждения, но Наталка разогревала его предварительно в сковородке с какой-то подливой.

— Я же говорил, что его нужно готовить, — веселился Вова. — А ты его сырым захомячил.

Чего мне в тот день не хватало, так это наших пасочек. Куличи здесь были как круглый хлеб, с изюмом, но ничем не мазаные и безвкусные. Были еще длинные кексы, но их мы не пробовали.

Город на пасху просто вымер. На улицах ни единой души, машины не ездят, все магазины, все лавочки закрыты. Очень странное ощущение, как утро после Новогодней ночи, только в разгар дня.

— Теперь понятно когда они снимают фильмы про зомби, — говорит Вова.

— Точно.

Вот и наш хостел: весь цоколь с облупившейся штукатуркой, наружу торчит красный кирпич. За барной стойкой как всегда пусто и накурено. Володя просит у хозяйки чашку, потому как свою недавно рассадил об пол. Они здесь видимо и живут, за баром открыта комната, там стоят кровати, дальше виднеется кухня. Толстяк в семейных трусах сидит на постели и чешет ухо.

Закарпатцы тоже выходные. Они галдят, собираются, веселятся.

— Тут есть диско клуб неподалеку, — говорят они. — Хотите пойдемте, он скоро откроется.

Но мы не хотим. Мы лежим, отдыхаем, смотрим новое кино, все тело болит от тяжелой работы.

— А мы свое уже отработали, — говорит один из них. — Так что силы теперь можно не беречь.

Через пару дней работы мы взяли короткий день т.к. нужно было решить бытовые вопросы, и плюс мои рабочие кроссовки подкачали. Нашли местный секонд, но подходящей обуви в нем не было, одна дрянь доложу я вам, а раньше я вообще полагал, что здесь если и есть секонд хенд, то в гораздо более лучшем виде нежели у нас. Ан нет. Зато рядом была открыта кофейная лавка, и мы решили полюбопытствовать. Атмосфера была как надо: тихо, уютно, пахнет завораживающе. Всюду красивые баночки с разными сортами, пряностями, для колорита развешены турки, расставлены кофемолки, трубочки корицы, гвоздика и прочие кофейные специи. Было не экономно, но как не выпить в таком заведении.

Потом долго искали присыпку для ног и в итоге нашли распрекрасную баночку под названием «Pedik». Она до сих пор лежит у меня дома как чуть ли не главный сувенир из Чехии. Волшебная пудра «Pedik» избавит ваши ноги от неприятного запаха. Мне никто не платил за рекламу, просто, если будучи в Чехии вам случайно понадобится присыпка, не ломайте себе голову как это объяснить продавцам, а просто скажите:

— Педик. — И ваши проблемы будут решены.

Только не говорите это дома.

Свой день рожденья я встретил в этом прекрасном городишке, а вернее в деревеньке неподалеку, выдалбливая стены и пол местному парняге. Пот лился рекой, пыль стояла столбом, денежки приятно шелестели. Мы отскребали со стен старую краску, тягали мебель и прочий хлам, таки проложили трубу, залили ее свежим бетоном и сделали стяжку как могли. Уже даже думали ставить стены из гипсокартона, изучали видео на YouTube, как позвонила Наташа и сообщила, что на днях здесь будет проезжать новая группа украинцев, и нам стоит к ней примкнуть. Они едут на завод по изготовлению радиодеталей, условия отличные, вакансия бесплатная, езжайте не задумываясь.

Ирка с Наталкой, конечно, расстроились, но что поделать, работы для нас у них оставалось все меньше. Максимум на неделю. Скребя сердце, мы паковали вещички. В последний день они даже доверили нам свой дом, уйдя на работу и рассказав под каким камнем лежат ключи.

Мы доехали туда электричкой. Вначале на станцию Pecky, а там пересели на маленький, словно детский, поезд. Добродушный кондуктор с черными пышными усами и в высоком кепи, продал нам билеты и удалился. В окнах проплывали скалистые холмики поросшие лесом, временами протекала речушка. Тихий, чудесный край.

На маленькой станции окруженной густыми деревьями вышло пару человек. Возле мостика над той самой речкой, столпилась группа строителей в касках и жилетах. Рядом стояла техника, они решали задачу по ремонту этого самого мостика. Я представил себе на минутку, как если бы в наше маленькое село, приехала бригада рабочих с несколькими единицами тяжелой техники и вот так же авторитетно решала вопрос. Вот такой подход вселил бы в людей веру в государство. Разве можно сравнить это с нашими реальными селами, разбитыми, разрушенными, с нищими, спившимися людьми, ломающими спины над картошкой в своем черноземе. Ирка как-то спросил нас: «Почему, мол, мы не на войне? Почему не пошли защищать свою землю»?

— В жизни не отдала бы своих детей этим сволочам, — говорила тогда Наталка. — Я пыталась ему объяснить, но он не понимает. Да и как ему понять, хлопцы.

Как ему понять, что настоящий враг и захватчик уже давно сидит в нашей столице, и уже многие годы уничтожает, мучает и унижает порабощенный народ, держа их за рабов и скотов.

Безукоризненным вороным асфальтом дорога уходила вверх, мимо аккуратных маленьких домов и ухоженной лесопосадки, без диких кустов, валежника и жухлой, по колено, травы в прогалинах. На поляне со свежестриженной травой виднелось футбольное поле с новехонькими воротами, ровными очертаниями и даже лавками.

— Если бы у меня в селе было такое поле, я бы и пить не начал, — сказал Володя.

Мы нашли ключи под камнем, невзначай лежащим у сарая. Сделали себе кофе, угостились оставленными на столе конфетами. В этот последний день мы поработали ударно и закончили все начатые процессы. Наталка с Иркой проводили нас в последний раз, заплатили, не отнимая обеда с перекурами, положили в дорогу по паре банок немецкого варенья.

— Если будете здесь снова, обязательно приходите на кофе, — сказала Наталка. — Будем вам рады.

Было грустно расставаться с этими замечательными людьми, так тепло принявшими нас в своем доме, но деньги звали нас дальше — в городок Кутна-Гора.

Правда Литвишко

Водитель забрал нас прямо с Брода у парковки Lidl. В машине сидели свеженькие ребята, впервые прибывшие в Европу, как и мы несколько недель тому назад. Их восторги, их лица, были нам знакомы и понятны. Они задавали те же вопросы и думали, что все у них будет по-особенному, не так как у других. Мы же чувствовали себя прожженными стариками, этакими дембелями, съевшими собаку со всеми ее потрохами. Это было заметно и к нам стали тянуться, засыпать вопросами, вытягивать истории, но они еще находились в плену своих иллюзий, лапша клочьями испанского мха все еще свисала с их оттопыренных лопухов.

Где-то на трассе нас пересадили в другую машину, распределив людей по маршруту. Следом на своей легковушке еще ехали двое парней.

— В Праге вас заберет работодатель и сразу отвезет на завод, — говорил водитель. — Вернее в заводскую общагу. Вас расселят, оформят, все объяснят.

Но когда мы туда приехали человек, с которым он давеча созвонился и условился о месте встречи, исчез. Мы долго кружили улицами, делали остановки, водила куда-то ходил. Потом нас снова перебросили по машинам и один бус уехал. Когда начало смеркаться мы приехали на заправку и припарковались на заднем дворе. Связной так и не объявился.

— Будем ждать, а что делать, — сказал второй водитель.

Его звали Тарас, и это была его первая поездка с пассажирами. Он нервничал, ругался и частенько цеплял бордюры на поворотах. Второго звали Андрей. Он развез людей по разным точкам города и приехал к нам.

— Значит так, человек, который должен был вас забрать, почему-то не отвечает на звонки, — пояснял он ситуацию. — Может у него мобильный разрядился, я не знаю, но не волнуйтесь, пока мы вас не передадим в чьи-нибудь надежные руки, мы вас не бросим.

Нас осталось семь человек и те двое на легковушке. Ребята стали всерьез волноваться и перебирать знакомые нам варианты, трезвонить по своим конторам. Мы же были абсолютно спокойны и нисколько не удивлены. Сев в эту машину еще в Чешском Броде мы надеялись на успех лишь процентов на двадцать и не спешили радоваться. Ведь все уже прекрасно понимали.

Андрей позвонил знакомой нам Наташе и дал ей расклад. Через пять минут она предложила семейной паре работу в Германии.

— Да сейчас, — протестовали они. — Теперь еще в Германию осталось ехать на последние деньги. А вдруг там произойдет то же самое и что тогда?

— Я могу вас отвезти, — предложил Андрей. — Заплатите только за топливо.

— Нет, спасибо. Разве это зарплата для Германии, которую она предлагает? Тем более я уже работала на семью в Израиле и знаю что это такое.

Марина и Коля были энергичной парой лет пятидесяти и, в отличие от остальных здесь собравшихся, уже имели опыт гастарбайтеров.

— Я три года отпахал на стройке в Израиле, — рассказывал Коля. — Жара невыносимая, а ты еще в этих берцах. Ноги были стерты до крови, у меня даже в армии такого не было. Но со временем, конечно, привыкаешь, осваиваешься. Поначалу помню, приходишь на смену, начальство, ну евреи, сидят, пьют кофе, играют в нарды, а тебе уже работать пора. В обед то же самое — ты поел, и пахать, а они сидят. А через годик, там, второй, уже к тебе по-другому. На работу собираешься, а они зовут: «Кола, Кола», — Коля они не могли выговорить — «Иди сюда, выпей кофе». Молодые идут на объект, а ты уже дембель, тебе уже можно.

У него была своя точка по ремонту сотовых, а у Марины место на вещевом рынке, но когда дела совсем притихли, они решили вспомнить прошлое и заработать тяжким трудом за границей. Заработали.

Две девицы, приехавшие за женихами и чудо природы — небритое великовозрастное дитя Максим, отправленный своим родителем для возмужания и обоняния бытия. В сложившихся обстоятельствах он тут же позвонил папе и начал бормотать что-то несуразное.

— Можете объяснить папе, что здесь случилось, — попросил он Марину, протягивая ей телефон. — Ну пожалуйста, вы же взрослая.

На Марину смотрел крепкий парняга с мужицкой щетиной и молящими глазами, упрашивая ее побыть мамочкой.

— Ты что сам не можешь объяснить? Ты же все слышал.

— Я не слышал. Я не могу.

— Как это?

— Ну, я вас не слушал. Ну, пожалуйста.

— А что ты делал, летал в облаках?

— Наверное, — улыбнулся он. — Объясните?

И двое парней, тезки Юры, приехавшие с Польши в поисках большей зарплаты. У одного уже карта побыту, а другой с рабочей визой.

Этой компанией мы остались ночевать в микроавтобусе Mercedes на автозаправке пражских околиц.

Ночью было ужасно холодно, Тарас заводился лишь дважды и то не надолго. Под утро мне удалось слегка задремать, но вскоре я проснулся от онемевших конечностей. Вовы в салоне не было. Моей первой мыслью была чуть паническая картина Володи, поддавшегося «синдрому Литвишко» и уехавшему среди ночи Бог весть, в какую сторону.

Я вышел на морозный воздух, прогоняя остатки дремоты, и понял что он в магазине заправки. Там было тепло, светло, горячий кофе и хот-доги. Он стоял у столика, присербывая из бумажного стаканчика и рылся в телефоне. Я сходил в туалет, а потом тоже взял себе кофе. Вскоре стали приходить остальные. Они дрожали от холода и присоединялись к нам.

К восьми утра все начали трезвонить по всем известным номерам т.к. ночью никто уже не брал трубку. На этот раз мы позвонили непосредственно в «Лингвиста» и доложили обо всем том, что было известно Наташе, а они, как оказалось, ни сном, ни духом и слегка ошарашены, ведь Наталья, их лучший посредник по Чехии, которая еще ни разу не подводила — облажалась. Связываться с ней желания больше не было, и мы потребовали другого клиента.

Коля с Мариной тоже были от этой конторы и споро подлили масла в огонь. Уже через десять минут нам дали Александра и заверили в гарантиях, но вот беда-то какая — этот тип тоже требовал деньги вперед, а иначе стульев нам не видать. Все смотрят на нас и полагаются на «большой» опыт. Вариантов немного. Менеджер Катя обещает вернуть деньги в случае очередного кидалова и мы соглашаемся.

Сам Александр находится не в Праге и просит нас передать наличные его доверенному лицу. Опять доверенное лицо, да что ж это такое?! Подъезжаем по названому адресу и отдаем по тысячке корун незнакомой, не внушающей доверие даме за тридцать.

— Саша вам позвонит, — говорит она и растворяется в здании, из которого давеча объявилась.

Часики тикают, минуты кажутся часами, все потеют о деньгах и подозревают худое.

— Мы ведь даже не знаем где ее искать, — разоряется Коля. — И имени ее не знаем. Может она вообще в первый раз в том доме была, специально приехала.

Но вскоре позвонил Александр и успокоил всех перспективой завтрашнего отбытия к месту хорошей работы.

— А пока езжайте в хостел, там-то и там-то, и ни капельки не беспокойтесь, — кончил он.

Замученный такой поездкой Тарас непонятно куда испарился, так что к месту дислокации нас доставил Андрей. Обытовня оказалась очень приличная, симпатичная, чистенькая, со свежим ремонтом. Я уж и не чаял засвидетельствовать в Чехии столь приличный, и при этом недорогой, хостел.

Чтобы сэкономить средства мы с Володей звоним Эдуарду и вопрошаем о компании с ночевкой. Он безумно довольный. Видеть нас, для него как дома побывать. Новые знакомые отпускают нас с большой грустью на лицах. Мы оставляем им наши чемоданы, чем гарантируем свое непременное возвращение, и разбавляем их смятение верой в американское: «Все будет хорошо».

Андрей подвез нас до станции метро, вручил, на всякий случай, визитку и, пожелав удачи, с явным облегчением выпустил из выхлопной трубы облако ядовитого газа. Визитка пригодилась, когда мы вспомнили что оставили в чемоданах паспорта и зарплату, чего раньше не случалось, я, например, всегда носил документы с собой, а как добраться до обытовни — не ведаем. Он рассказал, где сесть в автобус и как называется та остановка, чем избавил нас от тщетных, пеших брожений неизвестными путями.

Эдик встретил нас на станции с распростертыми объятиями. Háje кажется нам родным до жути. Пешеходный мост, остановка, зеленые лужайки, дома, лавки, холм поросший березами, дворы, магазины, лесопарк на отшибе. Ребята тоже встречают нас с радостью. Им интересны наши злоключения за прошедшие дни, да и у них самих произошли перемены. Паша устроился в аэропорт, убирает в самолетах после рейсов. Платят семьдесят крон в час, но место все равно хорошее, перспективное и с казенным питанием. Эдика устроили в постоянный штат на паштетный, Коля тоже теперь постоянный в Диминой бригаде. Юра мастер уехал в Польшу к своим друзьям и с тех пор о нем ничего не слышно. Стукач все ждет свою зарплату и голодает.

Мы купили бутылку, закуски и угостили Стукача куском мясного рулета. Он набросился на него как голодная собака, только усы ходуном ходили. Потом мы допоздна гуляли у нашей лавки, травили байки, пили напитки. Местные все так же неспешно прогуливались со своими питомцами, кричала ребятня. Потом стемнело, людей и след простыл, странная штука, вечерами здесь нет такой оживленности как в наших городах, все дружно сидят по домам и редко кого можно встретить на улице.

Мы пошли домой с добавкой спиртного, остальные уже вернулись с работы и с удовольствием внимали нашим рассказам о том, как мы сбивали деньги с Оксаны, как уехал Литвишко, как работали в Броде и ночевали в автобусе после очередного кидняка. Коля же рассказал нам о том, что на стройке встретил своего знакомого, знакомый которого работал на тех закарпатцев лесорубов и даже назвал имя того главаря со шрамом на лице. Так вот того самого знакомого эти ребята кинули самым банальным образом. Месяцами платили копейки, обещая все выдать по окончанию срока работ, а в итоге оставили его с носом, только на обратный билет и хватило.

— Так что правильно сделали, что тогда их послали, — говорил Коля. — Не то бы сейчас за еду работали.

Поздним вечером Эдику позвонили и пригласили на фушку. В состоянии не стояния он перебросил груз на плечи трезвого Стукача, который, пребывая в состоянии сонной расслабленности с привычкой многонедельного тунеядца, был совсем не готов на это подписываться. Ведь, к тому же, там нужен был чешский язык, коим Сережа владел на уровне пяти с половиной слов, но Эдик ничего ему об этом не сказал, ведь если бы никто не приехал на вызов, к нему бы больше не обращались.

Внимая агрессивной настойчивости Эдуарда против меланхоличной пассивности Стукача, мы вдоволь навеселились, а затем хорошенько напарились в ванной с централизованной горячей водой, ведь в Броде приходилось делить содержимое бойлера на большую компанию и когда мы приходили последними, то полоскались в прохладной струе.

Львовский снова не пришел, так что я умостился на его койку, а Вован устроился на место покинувшего нас через силу Стукача. Когда под утро я открыл глаза, то увидел его сидящего на табурете за столом, куняющего, кротко поглядывающего на храпящего Володю, развалившегося в его постели да еще сбросившего на пол подушку. Сережа понимал, кто был здесь в фаворе и не стал идти супротив своих соседей, к тому же давеча прямо указавших на то, чтобы не вздумал донести Оксане о нашем приезде.

Наутро привезли новую барышню, малость шокированную перспективой сожительства с полной квартирой мужиков. Эдик получил какие-то деньги и захотел пробежаться по вещевому рынку. Светило солнце, набухали почки, пели птицы. Потом мы пошли прогуляться по парку. Был выходной, и чехи дружными семьями высыпали на природу. Весело стрекотали дети, радовались родители, умилялись старики, шагая по-фински с лыжными палками. Я вдруг понял, чем меня так обаяла Чехия и сразу же по приезду вызвала желание здесь остаться. Она напоминала мне детство, ту беззаботную пору, когда разруха еще не слишком пронзила хаосом все подворотни родины, когда еще живые старики дружно коротали время за игрой в домино, а старушки собираясь на лавках, кудахтали о любимых косточках, а иногда даже пели песни своей юности. Когда дворы были заполнены ребятней, никак не устающей играть до самой ночи, а деревья затопляли пышной зеленью все вокруг. Их ветви ломились от абрикосов и слив, шелковицы и вишен, а мы сидели на них обезьянами, беззаботно треская сочные плоды. Никто никуда не спешил, и казалось, что солнце светит чаще. Здесь конечно никто не играл в «Казаки-разбойники», а старушки не просили сорванцов тряхануть посильнее яблоню, но ощущалась та же тихая благодать и умиротворенность.

— Да-а, — протянул я. — Наши проблемы здесь далеки как луна.

Мы шли все дальше, туда, где еще не были. Парк все боле походил на лес, а людей встречалось все меньше. Странная штука, находиться в лесу с асфальтированными тропинками и одинокими лавочками, зовущими путника отдохнуть. Зная это, я бы с удовольствием приходил сюда сам и погружался в звуки леса, ну а пока пацаны пили пиво, балагуря на злободневные темы.

На обратном пути мы заметили группу косуль. Смотря на нас, они, то осторожно опускали морды, вынюхивая землю, то подергивали головой, стараясь уловить наши запахи. Я попытался подойти к ним ближе, но они тут же сорвались и ускакали прочь.

По возвращении в обытовню нас ждал кофе и новости. Мы сидели за столиком во дворе, смакуя горький, и внимали перспективе. Вот-вот за нами приедет водитель и отвезет на завод шлифовать какие-то детали, ЗП сдельная, но реальная, т. к. Саша самолично там подрабатывал на заре чешской жизни, и знает что говорит. В цифрах примерно полторы в день при хорошей отдаче, жилье задаром в пяти минутах пешком. Едем мы, Максим и семья. Женщине есть работа в том же граде при кафе. Барышни невесты остаются ждать здесь до завтра вместе с парнягами на легковухе. Им подыщут другие направления.

Парняги были слегка на взводе, ночью путешествовали по Праге в поисках экзотических забав.

— Отоварились в магазинчике у негров, — рассказывали они. — Сигаретки, кексы с травкой. У нас еще остались, хотите попробовать? Там у них столько всего, что глаза разбегаются.

Невесты грустили, им не улыбалось оставаться самим с такими женихами.

Вскоре приехал белый Sprinter с толстым недовольным водилой, мы загрузились с пожитками и отчалили. Внутри сидел еще совсем сегодняшний приезжий с физиономией окутанной зримым розовым туманом. Марина с Колей принялись нагонять на него жути, всеми силами норовя высказаться и поделиться пережитым стрессом, а то, мол, вон какой довольный сидит и сразу на готовое, без передряг, собрался. Ну, дымка пред его очами слегка развеялась, конечно, но семейный ажиотаж и их жажду мести хоть кому-нибудь, не вполне уняло. Макс задавал тупые вопросы на счет работы и, судя по всему, не понимал ответы.

Кутна-Гора

При въезде в город мы подобрали Колю — нашего куратора по заводу, и высадили семейную пару для размещения оной в квартире. Макс, несмотря на дома вокруг и, в общем-то, приличную степь, непринужденно так и совсем даже не прячась, помочился на обочину. Следующая остановка — заводская общага.

Два этажа, всюду накурено, ремонт старый, впечатления — ноль. Комнаты на два, три места. Внутри кровати, холодильник, стол и шкаф. Кухня, душевая, туалет — общие.

— Вас расселят по разным комнатам, — говорит Коля. — Одна есть внизу и две здесь.

— Нет, так не пойдет, — протестуем мы. — Нас двоих селите в одну комнату. Не хватало еще за вещи переживать.

— Сейчас нет такой комнаты. Послезавтра может освободиться, тогда и переедете.

Мы в замешательстве. По дороге сюда Коля обещал поселить нас вместе.

— Можете спросить ребят, может кто согласится поменяться местом, — предложил Коля.

— Так что нас селят по разным комнатам? — очнулся Макс.

К нам подошел парень, от которого жутко воняло мочой. Впоследствии мы так его и прозвали: «Моча».

— Ваня, — протянул он потную руку. — Если что, спрашивайте у меня, все подскажу.

— Отведешь их в город, покажешь где магазин, — сказал ему Коля и обратился к нам: — Вам деньги надо? Могу одолжить, если требуется.

— Нет, спасибо. Пока обойдемся.

Такой подход нам очень понравился, сразу видно, что контора не шарашкина и обращение человеческое.

— Да, кстати, — сказал Коля и указал на приоткрытую дверь. — Ценные вещи не бросайте и закрывайте двери, если выходите. Человек только вчера приехал и тут же проморгал свой сотовый.

В щель было видно, что на кровати лежит толстяк и мирно дремлет. Похоже, вчерашняя неприятность его ничему не научила. Он словно услышал, что речь пошла о нем и тут же выскочил к нам.

— Хлопцы у вас нету позвонить, а то у меня телефон сперли, — сказал он, нервно моргая глазками. — Только приехал и сразу сперли. Представляете?

— Как это так?

— Та вот так. Я прилег отдохнуть, мобильный лежал на тумбочке, дверь не закрывал, а то душно, открыл глаза — мобилки нет. Вот так.

— Значит, все время надо двери закрывать? — спросил Макс.

Меня поселили с каким-то цыганом из закарпатья. Он говорил быстро и без умолку, так что порой и разобрать было трудно. А еще с таким нельзя давать слабину, сразу учует и начнется. Я предложил ему махнуться местами с Вованом и додавил когда он начал мяться.

— С нас пиво, — говорю ему. — Мы прямо сейчас в магазин собрались.

В итоге он съехал. Теперь мы были спокойны.

— Надо было и мне попроситься, — сказал Макс.

— Куда попроситься, здесь все равно только две койки.

— Да. Я бы с кем-то остался.

Моча повел нас в магазин. Нужно было затариться на неделю, потому что завтра уже на работу, а после смены не очень захочется топать три километра в одну сторону. Дорога была вдоль трассы мимо завода, целого поля солнечных панелей и других компаний.

— Ходить здесь после заката можно только в специальном жилете, — говорил Моча. — Тот, что отражает свет. Иначе бешеные штрафы.

Мы заплатили за тележку и пошли отовариваться. Маркет был огромный, с кучей всякой всячины на любой карман. Мы набрали овощей, чуть мяса, яиц, сладостей, вермишели, в общем, запаслись основательно, а вот рыбы не нашли. Верней нашли, но лишь дорогущую форель, и селедку, уже нарезанную и маринованную. С рыбой, в маркетах Чехии, проблема. Выбора как у нас не дождетесь, о свежей, копченой, вяленой, сушеной рыбе можно только помечтать. Есть видимо специализированные лавочки как в Чешском Броде, но там найдете лишь свежую. Взяли мы кусочки сельди с луком и на том усмирились.

Наварили картошечки, кинули маслица, распечатали баночку, слюней наглотались, и… вкус местной селедки был просто отвратный. Я даже при всем желании не осилил свою половину, потому что вместо вкуса рыбы, был лишь кисло-сладкий вкус перележавшего в излишке уксуса лука с непонятными специями. Не понимаю, как чехи довольствуются дарами моря в таком блевотном рассоле.

Я обрил голову прихваченной из дому машинкой и принял душ в прокуренной душевой. Цыган все время захаживал к нам посидеть, будто не смирившись со своим столь скорым и внезапным переездом. Его бесцеремонные хождения нагнетали обстановку и не давали расслабиться.

— Я зайду где-то в пять, — нагло заявил он. — Мне надо будет еще кое-что забрать отсюда.

— Так забирай сейчас, — говорим. — В пять утра мы еще спим.

— Так на шесть на работу.

— Не надо заходить сюда в пять, хорошо. Лучше забирай все свои вещи сейчас.

— Там нету места. Хорошо, я зайду в полшестого.

Но вскоре он вернулся и забрал, наконец, все свои вещи. Видимо решил не портить отношения, ведь и слепой не смог бы не заметить наших крайне не дружелюбных мин при его наглых вторжениях и заявлениях.

Вид из окна был удручающим. Высокая сухая трава, примятая ветром, лысые до горизонта поля с виднеющимися вдалеке одинокими домиками. Редкие машины, словно спешащие скорее прочь из этих мест. Край города, отшиб и старая брошенная в степи казарма, из окна которой торчит моя лысая голова и смотрит на далекий закат. Он не пестрит красками и от него не веет романтикой. Сегодня это лишь блеклый сиреневый цвет чего-то, исчезающего на веки.

Мы проснулись раньше будильника. В огромную щель под дверью проникал включенный свет с клубами сигаретного дыма. Бесперебойно шаркали тапками собирающиеся на смену, приободрялись короткими перебранками и шутками. Потом заперся цыган обеспокоенный тем, чтобы мы не проспали в свой первый день. Он пыхтел стрельнутой самокруткой и заботливо декларировал матерщину на украинской мове.

— Выйди отсюда с сигаретой, — рявкнули мы спросонья. — Нам на полседьмого сегодня.

— А-а, — опомнился он. — Это ж у вас только комиссия.

Когда мы вышли было еще темно. У проходной собралась вся наша гвардия, и толстяк что проворонил телефон. За нами должны были выйти и проводить куда надо.

— А знаете что, — сказал Макс. — Я ключи от того хостела в Праге забыл вернуть.

Он смотрел на нас перепуганными глазами, а на лице подрагивала улыбка.

— Может мне их Коле отдать?

Мы молча ждали продолжения, сдерживая смех.

— Да, отдам их, наверное, Коле. Какая разница.

Вскоре нас пригласили вовнутрь и усадили за стол. Мы взяли себе по кофе из автомата. Подошел охранник с трубкой и принялся ее совать всем под нос, проверяя на алкоголь. У толстяка не выходило дунуть как следует, охранник начал на него орать, тот раскраснелся от смущения и не мог понять в чем дело.

— Сильнее дуй! — кричали мы.

— Та я дую, дую.

Все подумали, что он приложился намедни и теперь боится себя выдать, но раз на пятый у него получилось. Все в порядке. Охранник укоризненно покачал головой, сказав что-то явно смешное на своем языке, и удалился.

Потом вышла женщина и раздала нам анкеты. Она говорила по-русски, оказавшись эмигранткой с наших степей, и помогала всем в заполнении, переводя вопросы.

— Как будет предприниматель? — спросил я ее, подойдя к вопросу о последнем роде деятельности.

— Вы предприниматель? — спросила она.

— Да. Был недавно.

— Тогда что вы здесь делаете?

— Вы полагаете что, открыв свое дело, ты обречен на успех?

Да еще в нашей стране.

Таких нас оказалось двое, включая Колю израильского. Дальше нас повели в лекционный класс, где рассусоливали рабочий процесс и технику безопасности. Послушно высидев введение в курс, мы отправились в заводскую поликлинику на медосмотр. Долго ждали очереди, потом долго ждали бумажки. Переживали, беспокоились.

— Ну когда уже они там справятся? — вопрошали мы.

Толстяк воспользовался всеобщей растратой терпения и сказал:

— Может перекусим? — После чего надолго закрепил за собой это прозвище. Все как на иголках — вдруг не одобрят? А ему перекусим.

Он, бедолага, и до того не раз твердил что хочет есть, ведь проверка была натощак, но никто не обращал на него внимания. Он поджимал губки, трусил щечками и боролся с собой. Смешной безобидный обжора.

Мы с пониманием уговорили его сгонять по-быстрому домой и прожевать чего-нито, пока сами останемся дожидаться результатов. В не вполне ярких чувствах он спешно потрусил в обытовню, опечаленный видимо тем, что никто не поддержал его голодный бунт. Вскоре нам вынесли заключения и отправили по домам. Завтра начинается первый стажировочный день.

Расслабиться в своих комнатах не удалось, цыган воротился со смены и вызвался провести нас в город, показать, где принимает психиатр, справку от которого нужно будет взять через три дня в обязательном порядке. Дорогой, он, как водится, тараторил, не умолкая, размышляя вслух о проблемных вопросах.

— Так это нам нужно пройти еще психиатра? — очнулся внезапно Максим.

— Блин, пацан, — ответил цыган, — а ты, по-моему, тугодум еще тот.

— Та чего? — беззлобная простота цыгана не обидела Макса. — Вовсе нет.

— Ну так ты не врубаешься ни во что! Серьезно. Если будешь так тормозить, то тебе здесь работать нельзя. Опасно. Понимаешь?

— А чего опасно?

Цыган смотрел на него, энергично моргая веками, потом убедительно все объяснил нецензурной тирадой и сменил собеседника, плотно взявшись за наши уши.

Зато он показал нам короткий путь в город, срезав ответвленной от трассы проселочной дорогой. Она шла по склону холма и на обрыве открывала превосходный пейзаж усеянной различными строениями равнины. Потом, уже в городе, указал на закрытые двери, за которыми принимал психиатр, и мы повернули обратно.

— Дорогу запомнили? — спросил он.

Мост через речку с бурным течением, переезд с табличкой: «Pozor»!, а затем сладкий запах свежей выпечки, издаваемый пекарней неподалеку.

— Запомнили.

Цыгану кто-то позвонил и позвал видимо в гости, так что вскоре он нас оставил, убежав на прогулку. Назад мы топали сами. Посреди трассы Макс опять, не скрываясь, мочился, радостно улыбаясь проезжающим машинам. Вечером он пришел просить у нас сковородку, но мы отправили его в магазин за собственной т.к. этот кадр мог сделать с ней что угодно: от спалить до проворонить.

— Только учти, скоро стемнеет, а без жилета в потемках нельзя. — Говорили мы.

Он полупал глазками и, скинув куртку, ушел, а уже через минут сорок возвратился весь мокрый и запыхавшийся с блинной сковородой.

— Что случилось, — спросили мы. — Ты что марш-бросок устроил?

— Ага, — корчил он лыбу до самых ушей. — Вспотел как удав.

— Причем здесь удав?

— Не знаю. Гы-гы.

— А для чего тебе такая сковородка, блины будешь жарить?

— Нет, — он в недоумении осмотрел свою утварь. — Картошку, мясо.

— Ну, ну.

Следующий день оказался выходным, так что мы снова пошли в город осмотреться и прикупить для цыгана обещанное пиво. Красивый маленький городок с небольшими зданьицами старой архитектуры, ну как обычно, в общем. Нашли другой супермаркет, решив не искушаться огромным выбором предыдущего. Я взял себе бутылку молока и два литра пива для цыгана. Когда мы вышли, на парковке стояла полиция и выслушивала пожилого мужчину причитающего возле своей легковушки с разбитым лобовым стеклом.

— Ведь она была целая, — говорю я. — Когда мы сюда пришли, стекло было невредимо.

— Точно так, я тоже помню.

Поодаль, на ступенях заброшенного строения сидел темнокожий нищий и безразлично наблюдал за происходящим. Я обратил на него внимание т.к. никогда прежде не видел бомжей африканцев. В моем городе они все приличные, разодетые, приезжают учиться на медика или играть в баскетбол. Я отвинтил крышку и принялся за молоко, опасаясь при этом привлечь лишнее внимание органов. Володя пшикнул крышкой своей кока-колы и мы решили неспешно удалиться.

Нашли автовокзал, чтобы знать пути отхода на случай очередного кидалова, и присели там на лавку, спокойно посмаковать напитки. Автобусы уезжали и приезжали, люди на остановках менялись, а мы сидели и наблюдали.

На обратном пути повстречали Макса со своим новым соседом прибалтом.

— Неужели здесь больше платят, чем в Латвии? — спросили мы.

— Больше, конечно больше, — ответил латыш с акцентом. — Здесь-то я, как гражданин ЕС, получаю больше, чем вы ребята, как граждане Украины.

— Насколько больше?

— Еще не получал, — заулыбался он. — Скоро зарплата, там и посмотрим.

Мордор

Первый день — на обучение. Сутра дыхнули в трубку по очереди, тут номер с перегаром не прокатит, домой отправляют сразу, кто бы ты ни был по должности. За нас взялся высокий горбоносый чех. Он водил нас огромной территорией завода из здания в здание, где с нас снимали размеры, что-то объясняли, что-то давали на подпись. Потом мы получили форму и отправились принаряжаться: роба, тяжелые ботинки с железными вставками, каска, асбестовый фартук, рукавицы до самой шеи, респиратор, два вида защитных очков. Далее за нами стали приходить мастера участков и отбирать себе по несколько человек.

В цеху было пять участков. В первых двух главенствовали наши мордатые украинцы, живущие здесь давным-давно, и эти цеха считались самыми лучшими. Запчасти, с которых получали начисление, здесь обрабатывались самые удобные, а ставка самая высокая и самое главное контроллер, который решал пропускать твою работу дальше или нет, был тоже нашенский работяга. Сюда попадали лишь по знакомству и хорошему блату, каждый рабочий был друг другу сватом-братом аль соседом бабки жениного дядьки, на худой конец.

Третий и пятый цеха были похуже, а самым дерьмовым считался четвертый. Запчасти там были наихудшие по трудоемкости и наименьшие по зарплате. Бригадиром там был чешский дедуля, про которого нам уже успели нарассказывать страхов, а также чешский контроллер, недолюбливающий украинцев. Стоило удивляться, что именно сюда мы и попали?

Парочку ребят забрали в первые цеха, панибратски постукивая по плечу при встрече. Богдана и Колю израильского — мы называли его Серьгой (не путать с ведущим «Орла и решки») т.к. он носил маленькую золотишку в левом ухе — определили в третий. Макса, за особые способности, коими он успел блеснуть уже перед всеми, отобрали совершенно на иной участок, находящийся вне этих пяти цехов. Ну а за нами, явился маленький худосочный дедуля, и без тени приветственной улыбки, ковырнул воздух скрюченным пальцем, увлекая за собой в глубины Мордора.

Именно такое впечатление на нас произвел впервые увиденный цех. Тьма и мрак, удары железа, шум кран-балок, огни и шипение сварки, дым, грязь, пыль, безликие люди, спрятанные в средства защиты. Солнечные лучи, тщетно бьющие в закопченные окна далеко вверху, немытые со времен своей установки. Лишь кое-где можно было заметить одинокий луч, смело пробившийся в разбитое стекло и осветивший этот ад, подобно великому древнему Богу.

Нам выдают болгарки со множеством насадок и пристраивают на обучение к «старичкам». Два Лехи из Кировограда смотрят на нас сочувствующе загнанными глазами и сходу говорят:

— Пацаны, валите отсюда скорее, пока не поздно!

И они рассказывают нам свою историю о том, как приехали сюда полгода назад, и их зеленых, полных надежд работяг, забросали беспроцентными кредитами, радужными обещаниями и картой побыту. Понимание происходящего происходило по мере все большего погружения в трясину, пока она не поглотила их вовсе, не оставив шансов на спасение.

— Так вот чего Коля предлагал нам деньги в долг, — говорю я. — А мы-то думали, какой молодец.

— Да. Вот так и нам он надавал в долг немалые суммы.

— А зачем вы брали?

— А что у вас на кармане много денег? Мы приехали сюда на мели, а надо платить за жилье и еду. Дома родственники ждут от тебя помощи, им тоже нужно что-то отправлять. Когда выдали первую зарплату, ее хватило лишь на раздачу долга и опять пришлось брать заем. Это в первом, втором цеху можно заработать, но туда не пробьешься — старались. Здесь ты просто физически не успеваешь обработать нужную часть запчастей, сюда присылают худшее, да потом еще контроллер, сука, бракует и возвращает на переделку.

— А деньги засчитываются только после его пропуска?

— Да. Мы возмущались, но верили убедительным обещаниям доброго Коли. Своего, нашего парня, украинца, работяги, он ведь не подведет своих ребят. Он все говорил, что научитесь работать быстрее, что со дня на день придут новые запчасти, лучше, дороже. А примером служили первые цеха, но тогда мы еще не знали правды.

Мы с Вовой стали думать, что они специально нас стращают. Может, избавляются от лишних ртов? Может, не хотят делить с нами работу, которой не хватает? Может наконец-то придут запчасти, которыми они не хотят делиться?

— Но почему вы просто не пошлете его на хер теперь? — спросили мы.

— Нам делают карту побыту. С ней мы тоже завязались на начальном этапе и часть денег уже проплачена. Каждый месяц с зарплаты высчитывают процент, понимаете? А стоит она полторы долларов. Вот так они и затягивают людей. Ведь получить эту карту не так уж и просто, не многие работодатели могут ее обеспечить.

Все вроде бы достоверно, но мы все равно сомневались. Наверное, это было заметно.

— Вы нам не верите? Как хотите, пацаны, мы вас предупредили.

— Да, нет, верим. Просто неужели все действительно так плохо? Разве такое может быть? Ведь нам совсем другое говорили.

— Вот видите, теперь вы понимаете, что думали и мы. Только нам некому было все это рассказать.

Потом у одного из них словно родилась идея и он сказал:

— Пойдемте, — и вышел с рабочего места. — Пойдемте, пойдемте.

Он подвел нас к другому участку, где какой-то рабочий усердно корпел над куском здоровенной железяки.

— Юра, — позвал он. — Отвлекись на минутку.

Юра выключил болгарку и снял респиратор.

— Расскажи пацанам, сколько ты заработал в прошлом месяце, — попросил Леха. — Сколько у тебя чистыми осталось?

— Долларов семьсот, — ответил Юра. — Из них сто пятьдесят на жилье, двести на карту побыта, двести семье отправил, сотку на свои нужды.

— Короче, чистыми баксов двести получилось, правильно?

— Ну да, получилось так. Я, блин, в Украине так зарабатывал, и смысл было сюда уезжать.

Юра был добродушный улыбчивый парень с рабочей закалкой. Он напомнил мне какого-нибудь молодого строителя коммунизма из черно-белого кино советской эпохи.

— Ничего, — сказал он. — Скоро выплачу эту треклятую карту, и уже будет больше получаться.

— Я ж говорю, что нам уже не резон валить, — сказал нам Леха. — До конца карты осталось пару месяцев.

— А что случилось? — спросил Юра.

— Ребята не верят, как нам тут работается, — сказал Леха. — Расскажи им, как тебе тут?

Юра рассказал нам почти то же самое что и они десятью минутами ранее.

— Получаю карту, и только они меня здесь увидят, — закончил молодой строитель коммунизма. — Мужики, серьезно, не влазьте сюда.

«Вдруг они сговорились» — думали мы.

— Если хотите, можете у любого спросить, — сказал Леха. — Не верите — пожалуйста.

Мы решили все-таки поработать до конца дня: попробовать силы, прикинуть доход, по случаю. Поначалу шлифовать было нетрудно, но чуть позже руки начали уставать, спина покрывалась испариной, под глазами собиралась металлическая пыль и вдобавок болгарка не желала трудиться как следует, при сильном нажиме прокручивало насадку, а при слабом просто не убирало изъяны. Из-за этого работа растягивалась по времени.

На перекуре можно было напиться бесплатной газировки из автомата, прямо как в Советском Союзе. Мы собрались своей сложившейся компанией и принялись обсуждать впечатления. Коля Серьга сразу сказал, что в гробу видал оставлять здесь свое здоровье и назавтра его ноги здесь не будет. Богдан сомневался. Максу все нравилось.

— У меня просто выбора нет, — сказал Перекусим. — Я всю визу в Польше оставил, и денег уже нету. Так что придется здесь загибаться.

Наши сомнения окончательно развеялись после того, как к концу дня мы успели сделать по полторы детали, а Леха потом и кровью закончил три, одну из которых ему вернули на доработку.

— Ну вот считайте, ребята, — сказал он нам. — Одна такая деталь — триста тридцать крон. Вот за сегодня я заработал почти семьсот гривен, из которых мне в карман полетит всего лишь двести. Стоит оно того?

Вечером мы объявляем Коле что уезжаем, и не будем здесь работать. На что он отвечает, что никуда мы не денемся, а будем отрабатывать спецовку и проживание. И вообще у нас заключен договор, скоро появятся хорошие денежные запчасти, так что никого не слушайте и оставайтесь.

— Нет! — говорим мы, окончательно уверившись в достоверности Лехиных рассказов.

— Ничем не могу помочь, — заявляет Коля и из добренького товарища превращается в безразличного злобного незнакомца. — Могу дать вам номер главного, если хотите, звоните и договаривайтесь с ним.

— Да пошел он к такой-то матери, — говорю я Володе. — Мы хотели по нормальному, но если так, то кто нас здесь удержит? Уедем ночью, и никто нас не заметит.

Мы все-таки позвонили тому самому главарю и обрисовали все в красках, не скупясь на черные. Человек оказался не так страшен, как говорили соседи, пугая его длинными руками и вездесущими связями. Он с пониманием и даже юмором отнесся к нашей истории и «разрешил» покинуть свои владения совершенно безвозмездно. Спали мы спокойно.

Наутро Серьга и Марина бесследно исчезли. Коля рвал и метал. Требовал нас связаться с ними и пообещать массу приключений, если они не заплатят ему за все, чем успели воспользоваться. Вплоть до того, что их поймают на самой границе.

Мы передали ему наш разговор с главным и, скрепя зубы, он был вынужден отпустить нас на все четыре стороны. Нам выдали обходной лист и горбоносый чех, что давеча водил нас при устройстве, провожал теперь везде, где мы должны были отметиться. Мы сдали болгарки, а форму оставили себе. Отнесли ее ребятам в благодарность за их честность. Каски же у нас благополучно сперли, когда мы всего на минуту отлучились в туалет, оставив их на столе у автомата с газировкой.

Нам было жалко тех парней, честных работяг, чьим доверием пользуются, втирая в уши всевозможные сказки, всякого рода паразиты. А те в свою очередь беспрекословно пашут, боясь или стыдясь, отстаивать и защищать свою позицию, подогревая друг друга страшилками о всемогущих главарях.

И что самое обидное, что вся эта череда надувательств и обманов, делается руками своих же земляков, чуть более устроившихся и обтесавшихся в чужеземной среде. Ну разве есть такое среди кавказцев, евреев, арабов? Как сплочено они стоят друг за друга, помогают каждому освоиться и благополучно ужиться в чужой стране. Я видел это не раз у себя дома и слышал множество раз от других.

Потом мы позвонили «Лингвисте» и агрессивно запричитали: «Доколе»!? Собрали сумки, еду, которой запаслись впрок позавчера, а теперь она не вмещалась в имеющиеся торбы, так что часть мы отдали Моче, неожиданно обрадовав его на прощанье. Кое-как добрались до вокзала, купили билеты и сели на лавку дожидаться автобуса. Рядом сидел мужчина с кроткой улыбкой. Он протянул мне буклет о свидетельствах Иеговы на чешском языке и что-то сказал. В ответ я понимающе закивал головой и он ушел.

Грузимся в автобус, с чувством невероятного облегчения устраиваемся поудобней, в огромных окнах наблюдаем проплывающую Чехию. Через несколько остановок заходят контроллеры и принимаются проверять билеты. Когда очередь доходит до нас, начинаются проблемы. Контроллер неясно выражается, но становится понятным, что на провоз такого объемного багажа как у нас, требуются дополнительные билеты. Мы естественно ни сколь не кажем своей сметливости, а лишь округлыми в недоумении глазами ссылаемся на билет имеющийся. На наше счастье молодой человек, примерно наш ровесник, решает не стяжать штрафов с обладателей явно не лучших судеб и коротко сообщает близящемуся коллеге, что все нормально.

Набираем Александра, того самого что устраивал нас на этот завод, все объясняем и просим вернуть наши деньги. Внимательно слушавший нас Саша задавал вопросы и пытался спорить, но тут же отключился, услышав о деньгах, и больше в сети не появлялся.

Вышли на родимой Háje и с нами третий парняга, отчаливший с треклятой Горы, отработав свой срок. Я остался с вещами, а Вова с третьим побежали за проездными и сигаретами. Мы решили не заходить больше к ребятам — Чехия для нас себя исчерпала, но нужно двигаться дальше. «Лингвиста» дала нам контакты по Польше и согласилась выплатить денежную разницу в стоимости вакансий. Третий отвалил, недолго думая, ну а мы еще чуть постояли, пока Вован курил свою сигарету. Это был наш последний раз на Háje.

Нам бы в Польшу

На вокзале берем билеты в Варшаву в нашей кассе. Очень приятно в чужой стране обслуживаться как дома: на своем языке, со своей землячкой. Вскоре приезжает Эдик. Он хочет нас проводить и встретить какого-то мужика с Польши. Его он собирается устроить на свое место в квартире и паштетном заводе, а сам планирует приехать к нам, как только мы устроимся и дадим отмашку.

Нам нужно поменять кроны на баксы и злотые, и Эдик берется проводить меня к выгодному обменнику. Мы встречаем человека с Польши. Он, как и мы, приехал сюда в надежде на лучшие обстоятельства с той лишь разницей, что оттуда сюда, когда мы отсюда туда.

Володя остается с багажом на вокзале, а я спускаюсь с ними в метро. Мы подходим к автомату с билетиками, и Эдик берет себе пятнадцатиминутный.

— Но ведь все нам талдычили, что минимальный это получасовый, — удивляюсь я. — Выходит, сколько денег уже зря растратил. А это точно нормальный билет?

— Конечно, — говорит Эдик. — Я всегда беру такой.

Получасовый стоит двадцать четыре кроны, когда как тот, что мы взяли лишь двенадцать.

Мы приезжаем на Вацлавскую площадь. Толпы туристов со всего мира, и мы в их числе, просто кипятят жизнь в этом куске Старого Места. Шумные кафе, сувенирные лаки, вездесущие фотовспышки, не стихающий гомон. В обменнике русскоязычные ребята, не знаю по должности ли, аль хозяева. Потом в лавке я, разумеется, беру пару магнитов на холодильник жене и теще, иначе сто раз бы пожалел об обратном, воротись я домой без оных. Напоследок фото у памятника Святому Вацлаву, — воззревшему на сей мир впервые днем, когда Олег прибил свой щит к вратам Царьграда, — на фоне красивенного двухсотлетнего музея неоренессансного стиля, закрытого на реконструкцию.

А на обратном пути меня ждал сюрприз в черном костюме. Вполне довольный экономией проездных средств и грядущей сменой обстановки я, на веселой ноте, выходил из здания метро, когда попался на глаза сотруднику чешских госслужб.

— Ваш билет. — Сказал он на своем диалекте, но суть была ясна.

Нисколько не смущаясь, я предъявил ему свой проездной. «Костюм» тут же принял мину: «Попался», которую, к слову, я наблюдал лишь у всякого рода «сотрудников», а особенно гаишников, когда ты показываешь им просроченную страховку. Вначале я был возмущен т.к. полагал, что он решил прицепиться к последним минутам — мол, не успел. Но потом он начал объяснять, что этот билет, почему-то, для меня не действителен.

— Ваш паспорт. — Потребовал он.

И когда увидел в нем рабочую визу Польши, увеличил свою «Попался» в несколько раз.

— Где проживаете? — тоном чекиста. — Где ваш отель?

Я делал вид, что ничего не понимаю, но понимал, что пахнет жареным. Хорошо, что билеты в Варшаву остались при мне.

— Вот, — достал я билет и показал ему. — Я уезжаю сегодня.

Это сбавило его пыл, словно не горящая фара, к которой прицепился гаишник, вдруг заработала. Он достал из кармана своего выглаженного пиджака некий проспект и, пролистав его до нужной страницы, ткнул для меня пальцем в русский текст. В нем было сказано, что пятнадцатиминутный билет — это детский билет и за использование его взрослым стяжается штраф восемьсот крон.

— Но у меня нет таких денег, — я был возмущен. — Восемьсот крон! Вы в своем уме?

Он равнодушно закивал головой и показательно засунул мой паспорт себе в карман.

На том автомате не было ни единого предупреждающего знака напротив кнопки выбора билета, откуда мне было знать, что он детский. Я пытался объяснить это служащему в пиджаке, но он был глух. Чуть поодаль стояла группа полицаев и эта сволочь принялась смотреть в их сторону, явно вызывая этим их внимание. Потом подошел Эдик, до этого наблюдавший в стороне, и принялся уговаривать Пиджак отпустить меня, использовал отрывки запомнившихся чешских фраз, пытался объяснить, что я первый день в Чехии и ничего об этом не знаю и т. д. и т. п.

Черт, я даже предлагал ему меньше, говорил, мол, это все что у меня есть. В те минуты мне было жаль, что мы не у себя дома, где, как бы ни хаяли наших взяточников, можно все-таки здорово облегчить себе жизнь, воспользовавшись их маленьким изъяном.

Эдик заплатил за меня штраф, но деньги ему я, все же, вернул, хоть был и чертовски зол, ведь именно он подсунул мне тот билет, уверяя, что все хорошо. Полюбовно распрощаться нам не удалось, нервы никак не успокаивались.

На связь с нами вышли те барышни, что оставались в обытовне ждать для себя вакантных мест. Они тоже уезжают в Польшу т. к. здесь ничего путного не нашли. Мы встретились на вокзале, а потом пошли дожидаться своего рейса в Макдоналдс. Невесты хихикали и ужимались, видимо рассматривали в нас своих суженых, но мы воспринимали их лишь по-дружески. Дома нас обоих ждут жены, и новые отношения были совершенно ни к чему.

Мы съели по меню, и я вышел на улицу подышать воздухом. Впереди висел бигборд с рекламой фильма «Белоснежка и охотник 2». Местные наверняка и сейчас сидят в удобных креслах, заедая 3D карамельным попкорном и запивая колой. Нас же ждут непроглядно туманные перспективы со все нарастающим гнетом неопределенности.

Автобус приехал под вечер, когда сумерки мягко ложились на земли Чеха, с незапамятных времен, положившего начало сих краев на горе Ржип. Володя закурил перед дальней дорогой, чем притянул дежуривших неподалеку полицаев. Вовремя их заприметив, он выбросил дымящийся окурок, а в толчее те ребята не могли наверняка разобрать нарушителя. Они пристали к нашим соседям, мы же быстренько стали грузиться, чтобы скорей улизнуть в салон. На каждую сумку цепляли номерной знак, дубликат которого отдавали тебе в руки и принимали по окончанию рейса, сверяя с багажом. Так никто не возьмет чужое и быстро себя обнаружит в случае провоза чего-то незаконного. Умно и просто.

Внутри было очень комфортно, наши места располагались на втором этаже. На спинке каждого впередистоящего сидения был закреплен сенсорный дисплей с музыкой и кино. Правда, без звука — с мыслью об окружающих. За два евро я купил наушники у проводницы из Риги, выбрал фильм, за просмотром которого уже успел соскучиться, и утонул в удобном кресле.

Ночью автобус остановили. Толи чехи, толи уже поляки.

— Что будем делать с приглашением? — спросил Вова.

Приглашение на работу, на основании которого нам выдавали визу и которое мы обязательно предъявляем стражам при въезде, у нас по идее забирает хозяин и выдает только в самом конце. Так нам говорил еще первый водитель.

— Приглашение у пана, — инструктировал я. — Мы приезжали на экскурсию в свой выходной, а теперь едем обратно.

Всех попросили достать паспорта и приглашения. Володя занервничал. Было ясно, что он сомневается. В итоге мы дали лишь паспорта и на вопрос о приглашениях ответили, что они у пана. Нервы немного щекотали, пока те ребята тянули с проверкой. Через минут пятнадцать в автобус зашел страж со стопкой документов и совершенно неспешно, будто даже специально, принялся их раздавать. Когда он подошел к молодой паре, сидевшей в рядах пяти от нас, то не отдал им паспорта, а попросил выйти из автобуса. Парня и девушку. Они последовали за ним, и мы занервничали еще больше. Когда подошли к нам, оба мы ожидали, что вот сейчас этот лощеный гладковыбритый служака сверится с фото, но не вернет документ, а отправит нас вслед за той парочкой.

Итак, он смотрит на фото потом на нас, внутри гремит барабанная дробь,… он возвращает нам паспорта и следует дальше. Когда он закончил, вернулся парень и забрал с сидений все вещи. Девушка ждала его внизу на улице. Возле них стояли стражи, водитель отдавал им весь багаж.

— Интересно, что у них не так?

— Бедолаги.

Варшава

Утро началось с варшавского автовокзала. Мы взяли по свежему кофе в привокзальной кафешке и сели на лавку. Накануне «Лингвиста» дала нам контакты пана, который брал нас на работу. Нам обещали по десять злотых (доллар: один к четырем) в час — это меньше чем было в Чехии, но зато здесь бесплатное проживание и дешевле продукты. Они сказали, где он будет нас ждать, но как туда попасть мы не знали. Я пытался объясниться с женщиной кассиром, говорил какое направление нам нужно, но в ответ получал лишь короткие, совершенно неясные фразы при крайне недоброжелательной мине. Мы слышали, как недолюбливают здесь нашего брата и сволочная тетка за кассой это очень хорошо подтвердила.

Потом кто-то из наших подсказал нам, что отсюда нет сообщений по городу, а нужное нам место именно в городе, не так далеко отсюда. Мы к таксистам, а они нам цены. Я остался с сумками на улице, а Вова вернулся на вокзал поискать наших, чтобы узнать, откуда здесь ходят городские автобусы и какой номер нам нужен. Вернулся он с парой молодых грузин.

— Они подвезут нас на такси, — сказал он мне. — Им нужно в то же место.

Доброжелательные ребята, парень и девушка, были откомандированы сюда на какую-то конференцию. Они совершенно безвозмездно оказали нам свою помощь, даже слушать не желая о благодарностях. Дорогой мы говорили о злободневной политике и наших странах. Обычный треп простых обывателей.

Мы вышли возле большого стеклянного здания.

— А вам туда, — сказали они, указав на станцию метро. — Удачи вам. До свидания.

Мы десять раз говорили им спасибо, но они даже не обращали на это внимания. Не было в них этого самолюбивого вида, мол, вот я какой хороший, помогаю людям, галочка мне на небесах. Я с большой теплотой вспоминаю их маленькую, но такую бескорыстную подмогу.

Мы созвонились с паном, сообщая, что уже на месте и ждем, когда нас заберут. Он тараторил по-польски, а мы не в зуб ногой, лишь отдельно уловимые слова. Совместными усилиями мы сообразили, что он называет место, где мы должны находиться, чтобы нас увидел водитель. Спрашиваем у прохожих, где находится то самое место, которое пан озвучил. И на русском, и на украинском и на английском. Мало кто обращал на нас внимание. Даже возникло ощущение, будто ты городской сумасшедший или попрошайка, мимо которого все проходят, словно совсем не замечая. На английскую речь нам вскоре ответили, что это аккурат возле той клумбы, стоящей неподалеку.

В целом, должен сказать, что Польша нам тогда очень не понравилась. Неприветливые люди, никакого колорита и очень даже смахивает на Украину. Вот тогда, впервые за недели отсутствия, с силой захотелось домой.

Приехал водитель, закинул чемоданы в багажник и повез нас по главной дороге куда-то за город. Надо же, этот человек говорил по-русски, в школе проходили, как он сказал. Не очень хорошо говорил, но вполне сносно. Вот почему было не дать телефон ему, чтобы он сам с нами сообщался. Из вредности. Это мы потом поняли.

— Многие из старшего поколения, — говорил водитель, — учили тогда в школах русский язык, как сейчас учат английский или немецкий. Но в основном, даже если поляк понимает, он не будет говорить на этом языке.

Периодически вдоль дороги стояли высокие невиданные заборы.

— Для чего это? — спросили мы.

— Звукоизоляция, — ответил водитель. — Шумозащитные стены. За ними живут люди и им ни к чему слышать всю эту дорожную какофонию.

Вскоре мы въехали на небольшую огражденную забором территорию с несколькими новенькими ангарами. К нам вышел наш работодатель, сказал, что его зовут Славомир и принялся излагаться на польском. Он был высокий, энергичный, с перебитым носом и манерой непрестанно потирать ладони сложенные в замок. Увидев, что мы ничегошеньки из его трепа не улавливаем, он с раздражением поручил водителю нам все пояснить.

— Работать вы должны постоянно, — говорил он. — Не стоять и не смотреть на нас, хоть работать мы будем вместе, он хозяин я его друг, и мы себе сами с усами, на нас не ровняйтесь. Понятно?

— Понятно.

— Сейчас приедет машина, нужно будет загрузить в нее материал.

Замечательно. Если там нам приходилось постоянно ждать долбанной работы, то здесь даже продохнуть не дали, сразу кинули в бой. Мы даже переодеться не успели.

Фирма занималась изготовлением спальных матрасов любых размеров, и склад был завален этими материалами. Мы загрузили машину, перепачкавшись и обозлившись на такое безучастие, и по концу сказали:

— Можно мы сегодня приведем себя в порядок, ведь только приехали. Всю ночь толком не спали, не завтракали, не мылись. Нужно скупиться, наготовить еды.

Славомир воспринимал это с изумленным недовольством, чем еще больше распалял недовольство наше. Мы загодя решили, что если он нам откажет, то мы распрощаемся без грамма сожалений.

— Ладно, — перевел водитель. — Сейчас поедем на другой склад, и там надо будет выгрузить то, что здесь загрузили. Потом поедете отдыхать.

Дорогой, водитель разъяснял нам, что Славомир такой строгий ибо сам находился в рабской шкуре у англичан, где и заработал на эту фирму. Сотни тысяч поляков, подобно украинцам, разъезжаются по Европе в поисках лучших зарплат, и в основном в Англию и Германию. Они входят в Евросоюз и им не нужны специальные разрешения на перемещения, и право работать в любой стране коалиции. И выплаты у них соответственно как у членов Еврозоны, а не членов из Украины.

Мы приехали в швейный цех и затащили все наверх. Там нас ждал гастарбайтер с западной Андрей. Он уже второй раз приезжает на работу к Славомиру и чувствуется что он больше их, чем наш. Объяснил, что наши ожидания напрасны, обещанную конторой зарплату можно делить на икс, жилье платное. Причем платное повсеместно.

Матрасы объемные, стены узкие, мы потеем и пачкаемся, пока справляемся с работой грузчиков. Потом сызнова загружаем машину другой продукцией и следуем в офис к Славомиру. Тот находится в соседнем одноэтажном здании.

— Отже панове, — начинает Славомир, потирая ладони, взятые в замок. — Пока вы работаете плохо и до поляков вам далеко, я буду платить вам семь злотых за час. Через месяц это будет семь с половиной, еще через месяц — восемь, и так далее до девяти. За жилье высчитываю с зарплаты триста пятьдесят злотых в месяц. Все понятно?

Мы с трудом его понимали, к тому же он ни капли не способствовал нашим попыткам, тараторил быстро, ничего не повторяя.

— И панове, — нажал он на интонацию, — вы должны меня понимать. Когда я приезжаю в чужую страну на работу, я учу их язык, и нет проблем. Понимаете? Я должен понимать, что от меня хочет руководство и их не волнует мое незнание языка. Ведь это не они приехали ко мне в страну. Понимаете?

На этот раз все переводил Андрей. Мы стояли в некотором замешательстве, ведь то, что он говорил, действительно, нисколько не соответствовало посулам «Лингвисты».

— Прошу ваши паспорта, — сказал Славомир и протянул руку.

Мы дали ему паспорта, но уже без слов поняв друг друга, лишь ждали удобного случая для того чтобы отказаться от работы на этого человека. И тут удобный случай представился человеку, чтобы отказаться от нас.

— Я не могу вас взять работать, хлопаки, — сказал он, указывая на визы в паспортах. — У вас осталось всего три месяца, это очень мало. Через три месяца вы только начнете нормально работать. Какой в этом смысл?

Он еще раз посмотрел на визы, что-то прикидывая себе в уме, а затем вернул нам документы со словами:

— Простите, но я не могу вас взять. Слишком короткий срок.

А мы и рады. Вот только куда нам теперь податься совершенно неясно.

— Можно мы переночуем у вас, — говорю я ему, — а наутро уедем?

Нам было просто необходимо отдохнуть, а также разработать дальнейший план, скоординировать действия.

Славомир согласился, но в залог потребовал наши паспорта. После минутного замешательства мы все-таки согласились. На своем джипе он привез нас в тихий благополучный район из частных домов со свежей отделкой и хвойными садами. Андрей провел нас в дом все показать и провести инструктаж.

— Только ребят, — сказал он напоследок, — видите себя прилично, человек вам, все-таки, доверился и оказал большую услугу.

Да, и загреб паспорта, раз уж ты позабыл, теперь мы его потенциальные рабы.

— Конечно, не волнуйтесь. Все будет в порядке. — Ответили мы.

Дом был большой, просторный, о двух этажах, со свежим ремонтом и репродукциями Ван Гога на стенах. Мы закинули стирку, наготовили поесть, искупались, а в промежутках штурмовали все известные нам конторы. «Лингвиста» говорила, мол, мы сами отказались от Славомира по его словам, но по факту ведь было не так. Мы больше не хотели с ними связываться и потребовали назад свои деньги. Взамен они принялись навязывать нам очередные варианты с железной работой, и мы сказали что перезвоним. Два других посредника с Украины предлагали варианты в Гданьске и Вроцлаве. Через час объявилась некая «Фортуна» и, подобно репортеру с места событий, принялась выпытывать все подробности наших неудач по Чехии, а ныне и Польше. «Фортуна» оказалась таким же агентством по трудоустройству в Европе. Я не спешил делиться с ней информацией, в нашем положении ее можно было обменять.

— Все мы (агентства), как вы понимаете, работаем сообща, — говорила она мне. — Общие базы, места, посредники, мы, конечно же, друг друга страхуем и используем на взаимовыгодных основаниях.

— Чего вы хотите?

— Понимаете, ваши случаи беспрецедентны. Сколько мы занимаемся отправкой людей, таких проблем еще не возникало.

— Откуда у вас мой номер?

— С вами ехали еще ребята с нескольких фирм, в том числе и нашей, и сейчас все вы бьете тревогу, угрожая расправой.

Да, точно, ведь кроме нас были еще Коля с Мариной, две невесты и пара парней любителей негритянских кексов с марихуаной. Молодцы, что они тоже взялись за дело, а если бы все остальные не молчали (типа Макса, Богдана, Эдика и всей квартиры на отшибе Праги, всего завода на Кутной-Горе). Просто все настолько привыкли к вездесущему обману и беспределу, что даже не видят смысла сопротивляться, считая все траты сил, времени и нервов, если не тщетными, то уж точно того не стоящими. А жаль! Ведь именно поэтому ничего не меняется.

— Помогите нам понять, что же произошло, чтобы мы могли исправить эти недостатки и работать лучше для вас.

— Что ж, — говорю, — вам нужна информация, а нам нужна вакансия здесь и сейчас. Нормальное место безо всяких сюрпризов и недомолвок, и главное без денег. Мы уже устали раздавать всем деньги за не оправдывающие себя места.

— Хорошо. Это честная сделка.

И тогда я рассказал ей все, что она хотела знать от начала и до конца, а взамен получил пару бесплатных предложений. Правда заплесневелых, как и бесплатный сыр, только не тот что «Дорблю», «Камамбер», а такой себе подвальный «Российский», покрывшийся пятнами полежалой белизны.

И тут само провидение, в лице тешащих себя пустыми (о чем они пока не знают) надеждами подруг, вмешалось наконец-то в злую судьбу гастарбайтеров. Дамы устроились на склад всемирного супермаркета «Ашан» и, пребывая в совершенно оптимистичном настроении касательно этого места, приглашают нас разделить трудовые будни.

На кону у нас последнее решение, которое приведет либо к полному краху забугорных тщаний, либо позволит вернуть, истраченные на все эти злоключения, средства. Итак, четыре конторы предлагают нам свои варианты, за два из которых платить ничего не надо, а т.к. денег у нас осталось как раз на финальный рывок, то пару посредников отметаем сразу, хоть и звучат их вакансии довольно заманчиво. Поразмыслив еще немного, взбодрив нейроны порцией свежего кофе, мы убираем и «Фортуну», с ее минутным знакомством и непривлекательными комбинатами. Еще раз удостоверяемся в уверенности приглашающих нас на «Ашан» и соглашаемся выезжать с самого утра в Блоне.

Звоним в свою контору и говорим, что, пораскинув мозгами, мы порешили отказаться от дальнейших попыток найти достойную работу, исчерпали финансовый и психический лимиты, и хотим домой. Но люди мы с пониманием и всю сумму назад не требуем, ведь на нас было потрачено немало времени и забот, однако основную часть попросим.

На балконе арендованного особняка дышалось превосходно. Мучительная неопределенность, наконец, покинула наши утомленные головы, а перед глазами стояли высокие пышные сосны и красиво выстриженные туи. Потом мы легли спать.

Вечером с работы вернулись ребята. Они пили пиво и готовили на завтра обеды. Их пальцы были обожжены, ногти грубо срезаны, кожа со въевшейся грязью. Было видно, что им приходится не сладко.

— Это все клей, — пояснял один из них, рассматривая свои руки. — Не знаю из чего его делают, но скрепляет он намертво. При этом горячий, как кипяток в кружке чая. Если прилипнет, только со шкурой и снимешь. И воняет жутко. Токсичный наверно, но всем наплевать.

Он с жаждой высасывал из бутылки пиво, выпуская вовнутрь батарею воздушных пузырей.

— Ну ничего, мы уже привыкли, а вот вам тяжело придется поначалу.

— Да мы, собственно, здесь не останемся, — ответил я. — Завтра уезжаем.

— Чего так?

— Срок небольшой остался. Боссу мало.

— Понятно. Может оно и к лучшему.

— Может. А вы тут сколько получаете, если не секрет?

— Та по-разному. От заказов зависит, — он опять отхлебнул из бутылки. — Бывает, работаешь всего шесть часов в день, а бывает всего шесть остается на отдых за целые сутки.

— Жестко.

— Да уж. Славомир никого не жалеет, но и сам работает не покладая рук. Нормальный мужик.

Только нормальный мужик знает, за что недосыпает, а ребята кладут здоровье за кость с обжеванным хрящом. Правда это немного лучше, чем кость на родине — без хрящей и мозга в полостях.

Когда мы ложились спать, Андрюха еще не вернулся, хоть был и двенадцатый час, а когда проснулись, еще до зари, его уже не было. Пацаны говорили, что слышали как он приходил за полночь, и как уходил часа пол тому назад.

— Зато денег заработает, — говорили они.

А вот мы не понимали такого бессмысленного самопожертвования. И хоть западенцы нормальные ребята, а во многих вопросах даже лучше нас — представителей восточной половины, все же, многие из них (мы сталкивались с подобным и в дальнейшем) с покладистым раболепием рвутся угождать шляхетным польским панам, не требуя при этом должного возмещения. Из-за таких людей рабочие поляки не любят всех украинцев, ведь они не станут продавать свое достоинство за позорную надбавку в несколько десятков злотых в месяц. К тому же, видя такие тенденции, боссы повышают рабочие нормы, при этом, ничуть не касаясь зарплат.

Блоне

На джипе подъехал Славомир, убедился, что все в порядке, отдал нам паспорта и даже по тридцать злотых за вчерашнюю работу, хотя мы полагали оплата пойдет в счет ночлега.

— На все добре, панове, — сказал он, посадил ребят в машину и уехал.

Мы шли на автобусную остановку, как нам объяснили ребята, ровной улицей вдоль богатых домов. У Вована окончательно отвалились колесики на чемодане, он тащил его по дороге на вытянутой рукоятке и проклинал китайскую легонькую промышленность. Иногда он брал его в руки и нес на весу, стараясь выглядеть сильным выносливым молодцом, но вскоре психовал, и снова бросал его на асфальт. Пока мы дошли до остановки, днище протерлось до видимых дыр, нитяные лохмотья торчали во все стороны как истрепанные волосы.

Остановка была невзрачная, а люди на ней очень походили на наших. Если в Чехии мы легко отличали аборигенов от приезжих, все-таки у них более европейские черты, то здесь было сложнее. Мы ехали долго, автобус был битком набит, а ближе к городу еще и в пробке стояли. В общем, Польша очень напоминала Украину и не тянула на страну, с которой мы приехали два дня назад. Хотя, конечно, все равно было приятно везти чемодан не по грязи и лужам, бить колеса о ямы, о бордюры; здесь всюду было покрытие, а на тех же бордюрах предусмотренный плавный спуск, как раз для приспособлений с колесами: колясок, чемоданов, инвалидных кресел, велосипедов и пр.

Вышли возле станции метро. На связь вышел Влад — куратор по новоиспеченному месту труда, сбросил скрин маршрута, пояснил, как звучат остановки на наш лад. Мы долго искали нужную ветку, пока наконец-то не нашлась наша землячка, которая охотно все подсказала, объяснившись с поляками на польском.

Поезд в метро представлял собой огромный сплошной вагон, безо всяких тамбуров и разделений. На нем мы приехали в деловой центр города. Было пасмурно, моросил дождь, Володя мучился со своим искалеченным чемоданом, а перед нами возвышался Варшавский палац культуры и науки с острым шпилем, часами и красотой ранней Америки или Сталинского ампира.

Пока Вова стоял с багажом, я бегал, узнавал, куда нам надо. Люди не понимали английский довольно долго, пока, наконец, мне не попалась темноволосая студентка с видом амбициозной бедолаги, подрабатывающей между лентами в KFC или MacDonald’s. Найдя нужную остановку и, словив нужный маршрут, мы добрались до железнодорожного вокзала, где, наконец, купили билет до Блоне. Но и тут нас ждал сюрприз — ох уж эти капиталистические козни! По билету мы совершенно не могли понять, какие нам нужны: колея, путь, поезд, вагон; информация была скрыта чередой невразумительных значков. В кассе нам ответили с той же неповторимой вокзальной миной, издающей нечленораздельное ворчанье. Хорошо, что наших ребят там уже много, главное не стесняться их обнаружить. Они-то и помогли, все объяснили.

На перроне мы не сводили взгляда с электронного табло над головами, анонсирующего прибывающий поезд, а в самом поезде высматривали нужную остановку. Сошли на небольшой малолюдной станции и, как нам указывал Влад, взяли местное такси до офиса. Дедушка таксист был неторопливым добрым дядькой старой закалки и на таком же авто, и взял с нас по совести.

Маленький офис в маленьком городе, тихом и спокойном, как полдень в обеденный сон. Нам раздали несколько толстых анкет, шариковые ручки и девицу родом из нашенских, которая вторгалась в тускло освещенный коридор, где нас усадили, и подсказывала в непонятных в бланках местах. Потом мы сидели чего-то ждали. Приезжали все новые люди, другие уезжали. Четыре пацана с железными мордами невозмутимо размышляли, скрестив руки на груди. С двумя из них мы вскоре будем сожительствовать и слегка дружить, но пока лишь перебрасываемся встречными вопросами: «Откуда, куда, что обещали»?

Еще два парня и девушка. Ведут себя как одна семья, от чего, недолго думая, получают прозвище «Свингеры». В шутку, конечно. Они тоже окажутся нашими соседями, коллегами, приятелями, но пока это всего лишь очередные незнакомцы, недовольные украинской судьбой и еще больше тщетными попытками ее исправить в Польше.

Мы с Вовой вышли прогуляться. «Лингвиста» перевела нам деньги и мы идем на поиски банкомата, чтобы проверить сумму. На счету оказалась всего тысяча гривен. В павильоне, типа ларька, купили себе пышки с клубничным вареньем, и пошли искать кофе. Искали долго и наконец, заварили себе по чашечке из кофе-машины с самообслуживанием в местной сети маркетов Zabka. Сели на лавку перевести дух и спокойно посмаковать. Вован закурил.

— Интересно, не отбракуют наши анкеты из-за сроков?

— Будем надеяться. Иначе хана.

Мы словно викинги, чей набег не увенчался успехом. Как охотники, не убившие ни оленя, ни зайца. Как рыбаки, не наудившие рыбы. Осознание этого было худшим ударом по мужскому честолюбию.

Анкеты подошли. Нам выдали рабочую одежду, обувь с железными носками и вскоре за нами явился некий Роберт, чтобы отвезти всех в мотель.

Заведение оказалось в черте города. Двухэтажный хостел с новеньким ремонтом вполне к себе располагал. Он был спрятан от трассы узкой дорогой вглубь, так что держался особняком. Всю нашу группу, в том числе и тех, что привозили за нами, расселили на втором этаже с номерами по четыре кровати в каждом. Номера были светлыми за счет окна в потолке, с небольшим коридорчиком, переходящим в квадрат с койками и устаревшим телевизором. Когда мы вошли, он показывал «Горец» с Эдрианом Полом. Душевая с унитазом тоже здесь, а вот кухня была общей посреди этажа. Собственно, сама кухня (две конфорки, раковина и чайник) была миниатюрной даже в сравнении с хрущевской планировкой, но затем она переходила в просторную столовую с большим столом и кучей стульев.

Нашими соседями по комнате оказались два дальних брата из Киевской области: Андреи. И хоть были они одногодками, младше нас на срок, разделяющий человека от пеленок до первого класса школы, выглядели совершенно по-разному. Один рослый с окладистой бородой, внешне, будто старше нас в разы, другой вполне обычный малый соответствующий своим годам. Мы раззнакомились, но дальше вступительных историй не пошли, погрузившись каждый в свои телефоны. Бородатый раздавал интернет. Я нашел себе новый боевичок и погрузился в онлайн, потому что смотреть горца, говорящего по-польски, при всем удовольствии, долго не получалось.

Неподалеку, как нам сказали, располагался небольшой магазин, и мы решили прогуляться, взять чего-нибудь эдакого. Я взял себе сгущенки в тюбике от зубной пасты, а Вован пачку чипсов. За сгущенкой я скучал. В Европе это, видимо, товар не ходовой.

На следующий день заявился Влад с каким-то коротышкой. Наше место стоило сто злотых с человека, но мы смогли договориться разбить сумму на две части. Оперировали отсутствием необходимых средств, ссылаясь на злокозненные обстоятельства, взывали к человечности. Нам поверили, отчасти, благодаря рассказам, испытавших на себе кидняк барышней, рекомендовавших нас на это место.

— Скоро за вами приедут, — сказал Влад. — Не переживайте.

Пошелестел бумажной купюрой и уехал. Нам мало что оставалось, кроме как пойти в столовую. Деньги, с которыми мы только что расстались, не вызывали в душе тревожного отзвука. Обещания и обманы стали такими привычными, что мы совершенно перестали беспокоиться на этот счет.

Шел дождь. На клеенке, устилавшей столовую мебель, собралось несколько лужиц. Капли падали со щелей в потолочном окне и разлетались мелкими брызгами. Мы поели, обсудив видящиеся нам варианты недалекого будущего, заварили по порции кофе, и вышли на крыльцо. Я вдыхал свежий воздух, а Володя закуривал насыщенный озоном кислород табачным туманом. В поле, лежащем за стенами хостела, преспокойно разгуливали фазаны. Любуясь ими, я вспоминал, как когда-то дед брал меня с собой на охоту. Теперь он покоится с миром, а я гляжу на сих птиц не через мушку ружья, а призму вылитую ветрами, занесшими меня так далеко от дома, где дичь может бесстрашно хвастаться своим оперением.

Так прошло две ночи бесполезных ожиданий, и мы решили начать кипиш. Правда небольшой, ведь мы подписали бумаги, нам выдали форму и бесплатно поселили в хостеле. Вряд ли кому-то нужен такой нерентабельный кидняк. И все же время летело впустую.

На третий день стали приезжать машины. Вначале забрали одну группу, потом другую и, наконец, очередь дошла и до нас. За нами приехал не Роберт, а Иван из западной Украины. Позже он будет поить нас соками и кормить шоколадом, а пока он принялся нагонять пессимизма, рассказывать, что работы практически нет, и не предвидится, так что заработаем мы с гулькин нос. Он так увлекся своими негативными выдумками, что потерял из виду Роберта, который ехал впереди, везя остальных, и заблудился. Мы ездили взад вперед, пока Роберт сам не вернулся за нами.

Жирардув

Уже стемнело, когда мы приехали в Жирардув. Вначале бусы заехали в общагу, высадили всех кого везли, окромя нас с Вованом и еще двух парней. Общага представляла собой пару двухэтажных зданий, отведенных специально для проживания чужестранных наемников. В данном случае здесь проживали одни украинцы — большая часть рабочих склада. Через метров пятьдесят было еще такое здание, только о трех этажах, где тоже проживали наши ребята, но нам повезло — мы отправлялись на квартиру.

Туда нас отвез тот самый коротышка, что приезжал тогда с Владом за деньгами. Он оказался ветераном «Ашана» и чуть ли не главным по внештатной должности украинцем. Звали его Саня. Он провел нас до подъезда, а затем на пятый этаж в саму квартиру, где развел руками и сказал:

— Ну вот. Жить будете здесь.

Квартира оказалась двухэтажной, с кухней, ванной, балконом, двумя комнатами на первом этаже и двумя комнатами на втором.

Тут нас уже встречают довольные невесты, через пару недель крупно негодующие, а пока причесанные и накрашенные как на выданье.

— Через несколько дней сюда заедет семейная пара, — сказал Саня. — Так что прошу не занимать отдельную комнату.

— Мальчики вы к нам, — сказали барышни, имея в виду второй этаж, одну комнату на котором, они уже благополучно заняли.

Двум другим парням ничего не оставалось кроме как расположиться в зале, посреди которого вверх закручивалась лестница, а также был выход на балкон. Андрюха и Виталик, один из Винницы, другой из Умани. Обоим лет по двадцать.

— Дальше по улице есть Zabka, — сказал Саша. — Купите там самое необходимое, остальное лучше брать в крупных маркетах. Завтра у вас вводный день, я заеду в полдевятого. Счастливо.

Готовить времени уже не было, так что в Zabka мы взяли бутербродный набор и всего-то.

— И это дешево?! — возмущались мы, вспоминая разговоры о дешевых продуктах в Польше.

Из кармана ушла кругленькая сумма, так что Чехия казалась лучшим вариантом.

— Наверное, просто, те дурни не переводили злотые по курсу.

— Точно.

Злотый ровнялся семи гривнам, а крон почти один к одному, естественно, не считая эквивалент, здесь казалось дешевле.

— Что же здесь будет оставаться с зарплаты с такими ценами? — возмущались мы.

Но потом нас успокоили, объяснив, что Zabka отличается от других сетей, работая до 23:00, а также в выходные и некоторые праздники, чего не скажешь о супермаркетах, однако накручивает за это больший процент.

Девки наготовили пива и позвали нас играть в карты. Рассказывали, как попали сюда и как им теперь работается. Мы рассказывали за свои перипетии.

— А Коля с Мариной уже на Украине, — говорили они. — После того завода поехали сразу на ту фирму в Ровно.

— «Лингвиста»?

— Вроде. Вы же тоже от них ехали?

— Ехали. Они нам тысячу вот перевели, а за остальное пока морозятся.

— Вам надо к ним ехать. Коле с Мариной они все до копейки отдали.

— Та ладно!

— Да. Они приехали на взводе, готовые рвать и метать. Хозяйка, говорили, провела их к себе в кабинет, напоила кофе, внимательно выслушала. И все им вернули.

— Вот те раз. Завтра опять позвоним.

Балкон выходил на дорогу. Напротив стояли дома, улица освещенная фонарями просматривалась в оба конца, а слева виднелся темный силуэт готического костела, подсвеченного подвесными прожекторами. Обычно на балконе собирались покурить, ну а я любил просто посидеть, понаблюдать за улицей, за птицами, за жизнью в светящихся окнах, выпить чай или кофе, провожать закат и встречать рассвет после ночной смены. Все это еще впереди, а пока мы просто стоим всей компанией, еле вмещаемся, и балагурим.

Утром мы надели зеленые комбинезоны, тяжелые, неудобные башмаки и вышли на улицу ждать машину. Дорога шла через город, местный парк, залив, и выходила за его пределы, ведя нас мимо маленьких пригородов и островков леса. Мимо столетнего, а то и старше, дуба, огражденного забором, с красной табличкой на стволе. Мимо проститутки, работающей без выходных, на съезде с трассы неподалеку от местной мусорной свалки. Свалка, к слову, чтобы не бросаться в глаза, располагалась на высоком холме, а не в ложбинах или ярах как у нас. Над ней всегда кружили вороньи стаи, но, ни разу не было слышно зловонья гниющего мусора или дыма его горения.

Склад находился на самом въезде в Мщонув, недалеко от полей с несколькими ветряными электростанциями, которые я видел впервые в жизни. Будто старые мельницы их белые лопасти плавно вращались по воздуху, добывая энергию будущего.

Нас провели через КПП с электронными турникетами для пропусков, показали курилку, столовую, туалет, а потом завели в офисное помещение и усадили за стол. На стене висел экран для диафильмов, и инженер по технике безопасности принялся вводить нас в курс дела сохранности здоровья и жизни в процессе работы на складе. Переводил все Серега, пока незнакомый нам мужик лет за пятьдесят, полиглот самоучка, работавший в разных уголках Европы, а нынче осевший в Мазовецком воеводстве, собирая деньги на операцию.

Диапроектор крутил страшные видеосъемки аварий на складах по всему миру, после чего данная работа показалась опасней профессии пожарного или промышленного альпиниста. Потом все по кругу заполнили и подписали разные бумажки. Нам выдали копии договора на двух языках, и повели на склад.

По пути к нам подошел самый обычный, с виду, человек и с удовлетворенным видом начал знакомиться. Пташки уже напели ему, что мы из Днепра, как и он, что объясняло его активную дружелюбность. Позже мы прозовем его Румыном, хотя на последнего он походил как рак на жабу, однако утверждал, что в его древе таковые имеются, а также собирался организовывать себе румынские ксивы, для последующего углубления в европейские дебри. А пока он представил себя как участника АТО, до смешного оперируя небольшим шрамом над бровью, будто его больше негде заработать.

После того как нам показали склад и технику с которой придется работать, всем по очереди дали попробовать управление вузыками — электронными машинами для перевозки поддонов, ездить на которых еще предстояло научиться, и даже получить права за сто злотых с зарплаты.

На этом первый рабочий день был закончен, и нас развезли по домам.

При свете дня можно было лучше рассмотреть окрестный район. Невысокие новостройки перемежались со старыми домами из темно красного кирпича. Они были выстроены еще для первых рабочих города, возведенного среди вырубленного леса в промышленных целях. Кое-где виднелись почерневшие от времени деревянные пристройки с лестницами и галереями. Множество мелких магазинов на первых этажах новостроек, мощеный тротуар, ополовиненные валуны в качестве ограждений, фонтан и лавки. Вход в наш подъезд был аккурат под аркой, рядом с кабинетом стоматолога. Верхний этаж был лишь с одной квартирой и окном на крышу дома.

Переодевшись, мы подпоясались остатками своего скромного состояния, и пошли на разведку около районной местности. Интерес, в данный момент, вызывало два обстоятельства: красивейший костел, видневшийся с балкона и возвышающийся надо всеми строениями города, и супермаркет, как обитель всевозможной, относительно недорогой, снеди. Дух и тело — все банально.

Костел, отгроханный в начале прошлого века, был уменьшенной копией кельнского собора и, пожалуй, главной достопримечательностью Жирардува. Напротив Рыночная площадь, знаменитая бунтами рабочих, а нынче украшенная сквером с фонтаном и лавками. Вдоль нее красуются здания сверстники костела и старше его: муниципалка, «Людовец», почтамп. А ровно напротив, расположился торговый центр с продуктовым магазином в своих недрах.

Скупившись, мы вернулись в квартиру, разместили все на своих полках в холодильнике-витрине и принялись за готовку. Печка была лишь одна, сковородка тоже, кастрюль несколько, остальных приборов дефицит или вообще отсутствие. Пока нас четверо справляться можно, но в выходные, когда рукавичка была полна, приходилось туго и сварливо.

Позаботившись о желудочно-кишечном тракте, мы устроились в своей чердачной комнате с обрезанным потолком, без дверей, окон, лишь с парой коек да перилами, и позвонили в Ровно. Там начали ссылаться на недоразумения, ведь звонил им лишь один из нас, вот и денег перевели столько же. Указав на ошибку и, сделав вид поверивших вранью простофиль, мы потребовали остаток долга. После чего со спокойной душой растворились в бескрайних просторах интернета, благо здесь был Wi-Fi.

На следующий день за нами приехали в начале седьмого. Водителем был Дениска, маленький чахлый парень, не умеющий, толком, водить машину. Он резко тормозил, трогался рывками, бросал сцепление так, что глох движок, в повороты входил круто, и нас болтало по всему кузову как мешки с картошкой, потому что сидения были расположены по бокам. Зато в салоне всегда играла хорошая музыка. Старые песни, которые мы слушали в юности, правда, кроме приятных чувств они вызывали, также, грусть по дому.

Дальше мы заезжали за Шереметами и всей ихней компанией. Отец Андрея владел несколькими полями и, судя по всему, держал сына на коротком поводке. В итоге, он со своей женой Викой, решили оставить семейные распри и уехать на вольные хлеба доказывать свою самостоятельность. Паровозом захватили школьных приятелей: Саню, которого я называл Фред из-за надписи на его постоянной футболке, и его лучшую подругу однокашницу. Саня был отличным калькулятором, он мог в секунды умножать сложные цифры. Мер города даже награждал его почетной грамотой на местной олимпиаде.

— Я их не считаю, — пояснял он как-то. — Я просто вижу результат и все.

Но такие люди не нужны своей стране. Они работают на складах, в местах для деревенщины и бывших заключенных.

Еще с ними жил поляк Мариуш, приехавший откуда-то с окраин. От него постоянно исходил неприятный запах, а зубы были гнилыми как у Жана Рено в фильме «Пришельцы».

Каждого из нас приставили к уже опытным отборщикам и целый день мы ходили с ними, обучаясь всем тонкостям. Мне попался харьковчанин Игорь.

— Приходишь на работу, — говорил он, — сразу выбираешь себе войс (система слухового отбора) и вузык, потому что не все они в хорошем состоянии, и надо успеть взять себе нормальный. Потом записываешься в журналах, ну это тебе потом расскажут, берешь фолию (пленку), едешь за паллетами (поддонами) в том конце склада, регистрируешься в системе и начинаешь отборки.

Он медленно катил на своем вузыке, а я шел рядом и пытался все запомнить.

— На паллеты кладешь картон, чтобы не разорвать упаковку о торчащие гвозди, а и, кстати, утром, скорей всего, нужно менять батарею на вузыке. Вам показывали, как это делается?

— Еще нет.

— Скоро поедем, увидишь. Вообще ничего сложного, главное привыкнуть к тому, что она говорит, — он указал пальцем на свои наушники. — Это робот и говорит на польском языке, и тебе надо говорить ей тоже на польском.

— С ума сойти.

— Будем сегодня ходить, старайся запоминать, что я говорю, слов не так уж и много, но все нужно выучить. Она говорит тебе на какую аллею (ряд) ехать, ты приезжаешь и подтверждаешь свое место. Тогда она называет тебе номер ячейки и количество нужного товара. Взял, подтвердил, едешь дальше. Укладывать все старайся компактно, тяжелое оставляй внизу. Закончил, поехал к друкарке (машинка выдающая номерные наклейки), называешь ей номер, берешь стикер, в нем уже указано место на которое тебе нужно поставить свою паллету. Обматываешь ее фолией, крепко чтобы не распалась при загрузке, отвозишь и берешь следующую миссию (задание). Все просто.

Проще некуда. Только вот все оно должно вначале под коркой закрепиться поплотнее. Итак, мы работали, я запоминал. Позже он давал мне все пробовать самолично. Самое непростое было понимать слова робота с женским голосом, и складывать упаковки, чтобы стройно и быстро. Ведь коробки все разные по форме и весу, а разместить их надо в строгом прямоугольнике, не выходя за края. Также непросто было управляться с вузыком, с его длиннющими вилами, для двух рядов поддонов. Глядя, как лихо на нем рассекают «старички», казалось, что тебе просто этого не дано, но Игорек призывал к терпению. Сам он приехал сюда заработать на роды ребенка и первые месяцы его жизни, ведь столько всего надо. Когда мы заговаривали об этом, его лицо озарялось улыбкой и отчужденным взглядом, предвкушающим скорую встречу с семьей.

— И главное не спеши, — говорил он. — Работай в темпе, но не перегибай. Сейчас здесь норма 110 картонов (единиц) в час, а когда я только приехал, была 85. А поляки до нашего нашествия вообще собирали по 50. Все потому что находится какой-нибудь умник, которому выслужиться только дай, он и ляжет тут в луже пота, лишь бы высушить свой мокрый язык промеж панских ягодиц. Из-за таких, потом, и нормы поднимают.

На следующий день нас оставили дома. Светило солнце, еда была наготовлена, так что мы отдыхали. Виталик пришел с магазина и сказал, что напротив костела собралась толпа.

— Там рыцари в доспехах, — говорит. — Наверно какое-то представление будет.

Вован идти не захотел, предпочел лежать под одеялом и копошиться по сайтам. Он вообще большой любитель полежать, мне же вечно не сидится на месте.

Люди окружили импровизированное поле брани. Семьи, дети, старики, все гогочут, весело разговаривают. Рядом стоят рыцарские шатры, из земли возвышаются стяги с гербами. Заиграла музыка на старинный лад: лютня, флейта, барабаны. На поле вышли два рыцаря в доспехах, шлемах, с мечами и щитами. Их представили, и они сошлись в театральной схватке. Бились крепко, мечами громыхали о щиты и латы, сталкивались в рукопашную, бросая друг друга о землю. Затем выходили новые соперники, пока, в итоге, не остались сильнейшие. Конечно, это была постановка, но сражения выглядели хорошо.

Вскоре подошел Виталя.

— Саша звонил, — сказал он. — Нам во вторую смену, так что пошли собираться.

В этот раз отбирали самостоятельно. Работа шла медленно, но норму нам пока не включали. Учились регистрироваться, управляться с вузыком, объясняться с польскоязычным автоматом. Через каждые два часа был перекур, а через четыре — двадцатиминутный обед.

Столовая представляла собой просторную комнату с окнами во всю стену и видом на парковку. Длинные столы, за которыми все сидели друг напротив друга, микроволновки, пару чайников, пару раковин, вендинговые автоматы с напитками и сладким. Три мусорных бака для сортировки отходов, баки с бесплатной водой и разовыми стаканчиками.

Пообедав, все выходили во двор на курилку. Я пытался там усидеть пару раз, но долго не выдерживал и отходил в сторонку. Садился на парапет под зданием и цедил кофе.

«Лингвиста» перевела нам еще одну тысячу и на том порешила что хватит. Сидя на том парапете, я донимал ее звонками и лояльно требовал добавить.

— Коля с Мариной скоро приедут, — сказали наши соседки по верхнему этажу, когда вечером мы вернулись домой. — Мы позвали их тоже, и они с радостью согласились. Визы-то у них еще открыты.

Они позвали нас отужинать их супом, но, понимая, к чему это ведет, мы отказались. Вообще не очень хотелось их обижать, ведь они старались и чаяли, но и ложных надежд подавать не желали. Мы никак не могли уличить момент, чтобы сказать, что у нас обоих есть жены и не нужно останавливать на нас свой выбор. Скажи мы так с бухты-барахты, это выглядело бы глупо, но прецедентов не возникало и нам приходилось тупо не реагировать на их знаки внимания.

Утром они ушли на смену, оставив на плите свой суп с запиской, что если мы его не съедим, то чтоб вылили в унитаз. Признаться, мы очень хотели супа еще со вчерашнего вечера, когда он был свеж, а мы голодны и уставши. Не выливать же его в унитаз, решили мы и с удовольствием умяли всю кастрюлю. Он был наваристый и вкусный, не тот эконом вариант, что мы отваривали для себя сами. Чтобы не оставлять ситуацию неоднозначной, мы решили нажарить им в ответ картошки и поставить на этом точку.

Была суббота, и начались выходные. В этот день работа была лишь для первой смены, так что мы расслабились и взялись за дела. Переживать наконец-то не надо, теперь у нас есть место, где мы пробудем до конца срока и, если все будет хорошо, то хотя бы вернем что потратили. Да это бред, но лучше чем совсем ничего, как у того же Литвишко, например, и остальных кто сдавался раньше времени. Во всяком случае, я оставляю своей семье зазор в пару тысяч, что уходили бы на меня каждый месяц. Грустное утешение, зато в следующий раз я смогу приехать сюда напрямую, миновав всех посредников и, наконец, заработать.

Итак, три основных задачи гастарбайтера в досуг: скупиться, наготовить впрок и постираться. Дальше идет связь с родными, отдых, туалет (не унитаз), починка вещей, другие вопросы. Проделав все эти мероприятия, я решил прогуляться по местному парку, что находился где-то неподалеку. Виталя пошел со мной, а Вован с Андрюхой остались продавливать матрас.

Стоял конец апреля, парк утопал в свежей нежной зелени, птицы щебетали ласково, вода переливалась в искусственных руслах, мягко журча весенней музыкой. Памятники на эллинский мотив, камни, лежащие вдоль витиеватых троп, ивы, склонившиеся над прудами с виляющими в них задом утками. Лавки под разлапистыми деревьями, сочная трава. Все вызывало совершенно фантастические чувства, пока в конце парка мы не наткнулись на грязный бассейн с кучей покоящегося на поверхности воды мусора, который и вернул нас в современный мир, и даже дал почувствовать себя дома.

Когда мы вернулись, пацаны беседовали за сигаретой на балконе и распивали кофе. Андрюха нажарил свиного сала, чудом провезенного через границу, и закоптил им всю квартиру, а в особенности наш чердак.

— Эдик просится к нам, — сказал Володя. — Говорит и Коля с ним поедет, так что надо будет узнать все у Влада.

— Или у Саши.

Следующую неделю мы работали в первую смену, по десять, двенадцать часов. Приходили домой уставшие, и впритык успевали справиться с тремя главными задачами. Особенно доставали ботинки. Они были тяжелые, в них было жарко, ноги прели и жутко воняли у каждого из нас. Нам выдали электронные пропуска с личным номером для каждого, и всякий раз парапет на КПП выборочно отбирал людей на досмотр. Охранники не обшаривали тебя как уголовника, а культурно сканировали металлодетектором после чего благополучно отпускали.

Было тяжело еще и потому, что за нами заезжали раньше всех, и таким образом отнимали два часа времени у нашего сна или досуга. Мы ехали мимо лесов, старого дуба, свалки, проститутки, навстречу стоящим на востоке ВЭС. Каждое утро из колонок пела группа «Аквариум» свою культовую «Под небом голубым». Дениска, своей ездой, болтал нас по всему салону, а сонные лица молчаливых товарищей не давали забывать, где ты находишься.

За Эдика с Колей все узнали, так что они уже паковали чемоданы и вострили лыжи. Вечером мне написал Андрюха бородатый, сосед по комнате в том хостеле в Блоне. Он просил забрать их к себе, потому что, то куда их определили, было сущей каторгой. С утра до ночи они вручную разгружали фуры на каких-то складах, а, приходя домой, падали обессиленные на кровать и засыпали до следующей такой смены. Я пообещал все разузнать, но предупредил, что скорей всего нужно будет заплатить как и мы. Они были согласны на все.

Барышни не могли понять, что они делают не так, их растерянность и недоумение все чаще проскальзывали в поступках, взглядах. Через какое-то время появились первые нервы. После усиленного внимания в нашу сторону они поменяли тактику и принялись за наигранное кокетство с Андрюхой и Виталиком. И тогда мы решили внести необходимые поправки, чтобы дать делу нужный поворот. Мы рассказали парням о том, что женаты, а у меня и вовсе есть дети, говорили как скучаем по семьям и т. п. И в итоге добились ожидаемых результатов. Уже на следующий день остепенившиеся и слегка шокированные невесты начали задавать вопросы, о которых позабыли в самом начале и, услышав подтверждение слухов, изобразили в себе найденное объяснение тщетности своих потуг, и упрек, дескать, почему мы молчали.

К концу недели мы уже ждали ребят с Чехии, но случился казус. Среди ночи зазвонил телефон.

— Это Коля, — раздался голос в трубке. — Эдика сняли с автобуса.

— Как это? Где сняли?

— В Польше уже, Валбжих кажется.

— И что говорят?

— Ничего не говорят. Просто забрали и увели с вещами куда-то.

— А чего забрали? Что случилось?

— Вы ж говорили приглашение спрятать, ну мы и спрятали, сказали, что у пана оно. Эдик начал нервничать сильно, стражи заметили и надавили. Вначале он сказал, что приглашения нет, потом ерзать начал, вертеться. Достал, короче, приглашение и отдал им.

— Во дурак.

— Не то слово. Пацаны, что мне делать? Автобус уже отходит, я без денег почти. Все у Эдика.

— Ну стой, жди его. А что делать? Его ж не к стенке приставили.

Через несколько часов он позвонил снова:

— Эдика нет до сих пор. Я замерз как собака.

— Так зайди внутрь вокзала.

— Некуда тут. Закрыто все. А если он здесь уже не появится? Вдруг его другим путем отправят?

Ночи были действительно прохладные, свежие. Иногда, даже летом, в пасмурную неделю, я спал под теплым одеялом.

— Звонить ему пробовал?

— Пробовал. Отключен. Может он уже уехал вообще, а мне до вас доехать теперь денег не хватит.

По карте мы глянули, что рядом находится Вроцлав и вспомнили, что там есть работа, и хозяин нас ждет (мы оставляли его про запас, обещая приехать).

— Слушай, — сказали мы. — Посмотри когда маршрут во Вроцлав, там ехать немного, тебе должно хватить. Сейчас тебе скинем контакты человека, у него есть работа и люди нужны. Звони, договаривайся, чтоб тебя встретил.

Утром мы сразу созвонились с Колей. Слава Богу, ему удалось устроиться, не зря мы тогда промотали часы под Варшавой, наскребывая варианты в особняке Славомира. Эдик был недоступен.

Место ребят освободилось, и я сразу дал знать бородатому. Но в его тоне слышалось явное подозрение, когда речь заходила об оплате, видимо он полагал что я стараюсь для себя. Что ж, хозяин-барин.

Вечером Коля сообщил, что Эдик вышел на связь только днем, и что он едет в Украину с перечеркнутой визой. Все это время его продержали там, изгаляясь в допросах, после чего перекрестили документ шариковой ручкой и отправили восвояси пинком под зад.

В выходные мы решили углубиться в город, в котором проживаем, и познакомиться с ним поближе. Основные его черты, лицо так сказать, как обычные туристы мы уже оценили, а теперь нужно было познать его как эмигранты, пусть и временные. Пройти теми улицами, которыми не ходят приезжие, теми местами и зданиями где нет, казалось бы, ничего привлекательного. Так оно все и было, в глаза действительно ничего не бросалось, обычные невысокие дома, улицы с деревьями, ощетинившимися свежими листьями. Только улицы пустые и тихие, с редким движением машин по дороге, и прохожих по тротуару.

Зашли в маленький частный магазин и, несмотря на чуть завышенные цены, взяли себе по бутылочке сока. После плотной трудовой недели, при скудном питании, ощущалась нехватка питательных элементов, к тому же, после прогулки стала мучить жажда, а сок так и манил своими сладкими витаминами, яркими красками, плещущимися о стенки прозрачного стекла. Я отсыпал два с копейками злотых мелочью, завалявшейся в кармане брюк. Когда мы вышли на улицу я залпом осушил вкуснейший за многие месяцы напиток, солнце мягко падало на красочную жидкость, светило мне в лицо. С тех пор я пристрастился к польским сокам, частенько балуя себя бутылочкой другой.

Вернувшись в центр города, обошли прилегающие магазины: китайской кухни, цукерни (кондитерские), обувные и пр. На лавке возле торгового центра сидел Игорек, тот харьковчанин, что проводил мое школение (обучение). С тех пор я его больше не видел, видимо уехал домой к жене и новорожденной дочери.

Зато дальше мы обнаружили Lidl, любимый с Чехии супермаркет, он казался таким родным в этой чужой, но больше похожей на родину, Польше. Долго ходили вдоль его прилавков, удовлетворяя взор знакомыми товарами, выбрали необходимое и отправились домой, ведь впереди рабочая неделя, и к ней нужно подготовиться.

Тем временем среди новоприбывших стали распространяться слухи о карте резидента. Те, кто вручит ее своему агентству «Еврокадра», будет получать в час на злотый больше. Естественно, ни у кого ее при себе не было, и все принялись звонить женам, сестрам, матерям, чтобы те сходили в налоговую и получили эту карту. Был еще вариант проплатить ее непосредственно здесь, не отходя от кассы, любезной даме Аннете, приставленной к Ашану от агентства. Дама Аннета была крепкой мужеподобной бабой, но при этом веселой и с пониманием. Она была женой Роберта, того самого поляка, что отвозил нас в хостел из офиса «Еврокадра» в Блоне. Стоила эта услуга порядка пятидесяти злотых, которые прибавились к моим расходным частям из неполученной покамест зарплаты.

Следующая неделя проходила лучше. Мы уже закрепили свои знания процесса, научились без посторонней помощи менять батареи на вузыках, быстрее ездить и лучше маневрировать, понимать желания польки-робота, чей автоматический голос проникал в наше сознание из слухавки (наушников). К тому же работали в первую смену, так что по возвращении домой в запасе оставалось еще вдоволь времени. Оно-то было и при второй смене, просто, первую половину дня ты не мог, как следует, расслабиться, и старался экономить силы, зная, что тебе еще тарабанить.

Занялись оформлением банковской карты, на которую нам будут начислять зарплату. В спокойном отделении, без суматохи и бешеных очередей как у нас, любезно переговорили (насколько это было возможно) со служащим выбранного нами ING, заполнили необходимые бумаги и отправились дожидаться почтовой доставки именного пластика. Кстати, обязательным условием являлся стартовый пакет польского оператора, номер которого прикреплялся к твоему счету и указывался контактным. За неимением такового у меня лично, мы, в украинской манере, деликатно попросили сотрудницу закрепить мой счет к номеру Виталика, у которого была свободная симка. Слегка замешкавшись поначалу, дамочка в пиджаке все же сделала нужный ход, выказывая одобрение нашей прозорливости чуть поднятыми уголками губ.

Пацаны купили себе сигаретную машинку, большущую коробку гильз Dark horse с фильтром и пару пачек табака. А также мы обнаружили новый супермаркет в нашем меню магазинов — Biedronka, и очень скоро внесли его на карту нашего основного маршрута. Он считался здесь самой дешевой сетью, что-то типа нашего АТБ только в меньших размерах. Вообще, должен сказать, что наши сети могут дать фору в некоторых вопросах сервиса. Например, порядка в холодильниках, соответствию ценников, работе касс. Бывало, стоишь в длиннющей очереди, а охранник и не думает вызывать еще одного кассира на подмогу, и все молчат. Или пытаешься найти ценник выбранному тобой товару, с успехом равному нашей поездке. Зато в Lidl, над кассами горят электронные табло, с цифрами, указывающими количество оставшихся на обслуживание покупателей. А в Biedronka в торговом зале висит сканер, который выдает на экран информацию о продукте, включая цену, если поднести к нему штрих код. Этот нюанс решает проблему бесхозного товара.

Именно Biedronka и Lidl стали нашими постоянными магазинами. Какие-то продукты были там, другие сям, а одинаковые товары могли разниться в цене и мы, как самая экономная прослойка местного общества, естественно, не жалея ног и времени, ходили туда-сюда, выигрывая по нескольку злотых.

Андрюха жарил в сковороде свое сало, задымляя квартиру и в особенности нашу комнату, наполнявшуюся непробиваемым смогом, щекотавшим наши носы и нервы.

— Да сколько можно! — орали мы. — Когда ты уже сожрешь свое сало?!

А еще у него были проблемы с пробуждением ото сна и напротив, полный порядок с оным. Установленный будильник мог реветь часами, не помогала ни громкость, ни бешеный рок, служащий мелодией. Вначале просыпался весь дом, а потом все дружно, но не вполне, при этом, дружелюбно, пробуждали Андрюху. Поначалу это вызывало легкое раздражение, сопровождающееся весельем той же весовой категории, но день за днем и раз за разом первое чувство набирало килограммы, тогда как следующее за ним, все больше поддавалось анорексии.

Вскоре нам заселили Свингеров, ту самую троицу, получившую свое прозвище еще при заполнении анкет в офисе агентства. Впоследствии выяснилось, что это муж с женой и брат мужа, но прозвище закрепилось прочно, и не желало выходить из обихода посвященных в его наличие людей. Муж с женой заняли, как ожидалось, маленькую, но отдельную комнату возле кухни, а брат-деверь устроился под лестницей неподалеку от Андрюши. Именно он взбунтовался первый, ведь с ними мы работали в разные смены и когда будильник Косого возвещал о подъеме, эти ребята как раз пытались выспаться.

— Да сколько можно! Выключи, наконец, свой будильник! — орал Пашка, не гнушаясь матерным.

Со временем, когда рабочие смены стали дольше, и мы редко пересекались друг с другом, Андрюхин будильник перестал отражаться на товарищах с другим графиком. Зато мы сменили тактику и просто перестали его будить. Иногда он, в итоге, поднимался самостоятельно, заслышав наши громогласные сборы, а иногда мы поднимали его все-таки сами, но минут за пятнадцать до выхода. Так или иначе, у него оставалось времени совершенно в обрез, и не удавалось как следует привести себя в порядок и подготовиться. В те дни он долго ходил обиженный, но, в конце концов, научился просыпаться без посторонней помощи.

Когда закончился очередной праздник, схлынул и аврал на Ашане. Теперь мы частенько сидели дома, а когда выходили, то могли отработать меньше восьми часов. Сообща мы собирали глобал (заказ) неспешно, чтобы растянуть время, влияющее на зарплату, но тогда падали наши показатели по скорости отбора. Завидев это лидеры (главные смены) стали подло увеличивать норму. В особенности Камиль — главный, нелюбимый всеми мудак, ненавидящий украинцев и всеми силами их притесняющий.

Не смотря на отсутствие нормальной загруженности «Еврокадра» поставила на Ашан очередных сотрудников. Среди новичков были Коля с Мариной и бородатый Андрей со своим гладколицым братом Андреем. Мы были рады друг друга видеть, а особенно Вова, который заказывал Коле привезти из Украины бутылку нормальной водки и сигарет.

Нас выводили через день, через два, меняя смены и чередуя часы. На улице становилось все теплее, мы проделали в рабочих ботинках самодельную вентиляцию, вырезав ножом отверстия в мягких частях. Так делали «старички» и мы последовали их примеру. К тому же, отчасти, мы теперь тоже были не самыми «зелеными».

До зарплаты оставалось всего ничего, но я был на мели. Шереметы одолжили мне десять евро — не густо, но дотянуть, при обретенных навыках экономии, вполне. Наше меню было довольно скромным и включало лишь самое необходимое: хлеб, масло, каши, макароны, молоко, сосиски, сыр, картошка, мясо, иногда шоколад. Мы часто жарили картошку с луком и запивали ее молоком. Варили жидкие супы на костях, изредка баловались мясом. Покупали самый выгодный, неразделанный кусок свинины и делили один килограмм на три-четыре раза на двоих. С Володей мы харчились вместе какой-то период, пока не стали располагать большими средствами и питаться по отдельности на свое усмотрение.

Также покупали бюджетные хлеб, сосиски и сыр. Килограмм сосисок стоил всего шесть злотых, что ровнялось полутора долларам, и при этом они были вполне съедобными, в отличие от дешевых сосисок в Украине.

Отдельное место занимала банка шоколадной пасты стоимостью в семь злотых. Когда мы открыли это лакомство, все были просто без ума нее т.к. испытывали постоянную, жесткую нехватку. Это было что-то типа бюджетной Nutella. Подобные пасты продаются и на родине, но их вкус оставляет желать лучшего и сожаленье о потраченных деньгах, в отличие от польского варианта.

В свободное от работы и домашних обязанностей время все сидели в телефонах, периодически делая перерывы на общение друг с другом. Вован взял из дому ноутбук, так что иногда мы включали какое-нибудь кино и смотрели компанией. Недавно вышел «Тупой еще тупее 2» с Джимом Керри и мы, будучи поклонниками первой части, еще мальчуганами, повеселились от души. Может кому-то он и покажется глупым, не смешным, но, думаю, все зависит от того, кто, что смотрел в своем детстве.

Периодически набирали «Лингвиста» с требованиями перевести остаток долга, но те начали ссылаться на директора, без которого не вправе предпринимать таковые шаги, а тот (точнее та), в свою очередь, уехал в командировку за рубеж.

В банк, наконец-то, пришли наши карточки, столь долго шедшие удивительно медленной почтой. Всякий раз как мы захаживали в отделение прояснить ситуацию, нам отвечали, что с их стороны все давно готово и дело стоит за доставкой.

Невест как подменили. Обе стали нервными, взбалмошными, поведением своим вызывали жгучее желание врезать хорошую оплеуху. От милых и покладистых подружек не осталось и следа, в особенности от одной из них. Вела себя словно хозяйка дома, пустившая нежеланных гостей, все норовила наводить свои порядки и устраивала нервные срывы даже из-за неправильно, по ее разумению, поставленной на полку тарелки. Благо обе они все чаще пропадали за пределами квартиры, где-то в густонаселенных стенах общежития (в которое мы, волею единственно счастливого случая, не попали) в поисках новых женихов.

Коля красил заборы в окрестностях Вроцлава и был доволен такой удачей. Всякий раз он выказывал нам свою благодарность и собирался вернуться туда снова.

Вскоре всем начислили зарплату, положительно, тем самым, повлияв на душевное состояние. Правда, почти всю ее пришлось раздать на вечные, словно космос, долги. Владу, Вике, Виталику, за права на вузык, за карту резидента, плюс проживание и проезд за полмесяца, вышло пятьсот злотых, что ровняется примерно ста двадцати пяти долларам. А т.к. работали мы в апреле немногим меньше двух недель, то и получили соответственно. В целом, проживание обходилось нам в триста злотых за весь месяц, и пятьдесят водителю. На питание, нормальное, но без шика, выходило около восьмидесяти баксов, это без сигарет и алкоголя. Заработная плата варьировалась от шестисот до восьмисот долларов, в зависимости от занятых часов, и в среднем, каждый месяц получалось покупать полтысячи валютой чистыми.

Вскоре мы узнали, что где-то неподалеку находится рынок. Обыкновенный привычный нам рынок, о существовании которого никто и не догадывался, особенно в Чехии, там нет ни единого киоска, а вот здесь, в Жирардуве, стоял один такой ларечек, небольшой и блеклый, с прессой и сигаретами, очень схож с украинским.

Базар ничем не отличался от нашенских, те же торговые ряды с выставленным на них добром местных селян. Здесь можно было набрать овощей, дешевле, чем в маркетах, уйму сортов яблок и домашней консервации. Мы взяли себе мешок картошки, яблок, лука, соленых огурчиков и квашеной капусты.

Предваряли фермерские прилавки киоски со сладкой выпечкой. Хозяйкой была добрая пожилая женщина, которая, узнав в нас украинцев, стала еще приветливей и сделала скидку на свои шарики в сахарной пудре.

— У меня работала женщина из Украины, — говорила она, а мы пытались ее понять. — Из… как же это будет? Виница!

— А, Винница, — улыбнулись мы ей в ответ. — Есть такой город, да, но он далеко от нас.

Кроме шариков, жареных в масле, я взял себе еще кекс с мармеладом и пирожок с джемом. Мы распрощались с доброй женщиной и ушли. Вообще должен сказать, что недоброжелательных к нам поляков мы встречали гораздо реже, чем приветливых или нейтральных. Скажем на складе, где поляков было процентов тридцать, недовольными были лишь два карщика, да мудила Камиль, что ровняется, всего-то, десяти процентам. Тоже, наверное, можно сказать и об остальных, встречаемых нами вне стен Ашана.

Позже, летом, мы вышли с Виталей прогуляться и решили потопать нехожеными районами. Мимо проходил средних лет поляк и попросил подкурить. Сообразив, кто мы и откуда, тут же возомнил себя хозяином положения и асфальта, на котором мы стояли. Он был выпивший и в агрессивно-дружелюбной манере принялся толкать свои истории о жизни. Как работал в Испании, не лестно отзываясь об автохтонах, скручивал мины уместные при глубоком отвращении, комично утрированные горячительным пойлом. После, закатив рукава, принялся сжимать свои мускулы и жаловаться на тяжелую ныне работу, которая хотя бы растит его бицепсы, а затем, видимо вспомнив о силе в своих чреслах, закатил долгую песню о своем отце, попадись мы которому, обрели бы раскосую улыбку во всю шею. Он провел пальцем мне по горлу, но я тут же ему пояснил чего делать не стоит. Затем он звал меня выпить, делая широкие жесты, мол, угощаю, а, получив отказ, долго хватался за голову, изображая неверие в украинскую трезвость. Тогда он достал из кармана старенький портсигар с наклейкой изображающей конопляный лист и, открыв на показ самокрутки, начал лукаво подмигивать. Терпение мое лопнуло, и я без обиняков дал ему понять, чтобы шел прочь, несмотря на открытые окна первого этажа, под которыми мы стояли и которые сдерживали меня доселе. Ведь оттуда назойливому поляку могла прийти помощь, тем более что он нарочито громко высказывался об украинцах и старой резне между нами.

Разошлись мы мирно, и это был самый острый инцидент за все время, а кроме него и камнемордых кассирш на вокзале, особого недовольства я не припомню. Но, должен сказать, что в Польше, в отличие от мягкотелой Чехии, где я не видел ни одного угрожающего элемента (за исключением мордоворота, и того с нашей фактурой, мнимо подосланного Оксаной на станцию метро), крепкие агрессивные парни не редкость, что опять-таки делает ее столь схожей с нашей родиной.

С прибытием новеньких мы сразу подняли вопрос о времени, которого нас лишают, забирая на смену первыми, а отвозя домой последними. А раз вообще был случай, что про нас все забыли. Закончив глобал около двенадцати ночи, мы сидели на проходной и ждали, когда за нами вернется машина, уехавшая в общагу. Все водителя были тоже из общаги, и нам вечно приходилось ждать. Спустя примерно час мы догадались, что о нас никто не помнит. Я написал Владу, и только тогда за нами приехал Саня коротышка и развез по домам. Собственно, именно после того случая, мы начали настаивать на изменениях в графике развоза. Вскоре лед тронулся, забирать на смену нас начали последними, а отвозить обратно первыми, хотя по окончанию работы мы никого не спрашивали, а просто сразу грузились в автобус и не вылезали даже в случае неурядиц.

Однажды я вышел прогуляться в одиночестве т.к. никто не хотел покидать своих мягких теплых кроватей. Постоял у костела, любуясь его мрачной красотой на фоне пасмурного неба. На ветке дерева, совсем низко, так что рукой дотянуться, сидел маленький ворон. Он смотрел на меня совсем не боясь, моргал глазками и не думал улетать. Вороны здесь совсем не такие как у нас — здоровенные, остроклювые. Местные же небольшие, с таким же небольшим клювом и пушистой шеей. И если в Чехии я не встречал ни одной вороны, а только сорок, то здесь уже было иначе. Правда, воробьев не замечал ни там, ни тут, да и голуби немножко отличаются. Худые, резвые, не чета нашим ленивцам, откормленным сердобольными старушками. Хоть кому-то у нас живется лучше, если не людям, так уж птицам да бродячим псам, а здесь чисто везде, убрано, землица закатана, почитай повсеместно, где уж пропитание сыскать. Уж не это ли ответ на классический вопрос Некрасова?

Навестив парк, произведший на меня сказочное впечатление в пору весеннего расцвета, послушав переливы рукотворного русла, посидев на лавке у плакучей ивы, любуясь утиными играми в озере, я вернулся в квартиру. Косой снова зачадил два этажа своим жареным салом, а Вован встречал меня новостью о скорой отмене таможенных пошлин.

— Но его еще не приняли, — сказал он, — а только подали на рассмотрение.

Я тут же задумался о продаже своего ВАЗа пока не поздно, ведь если закон одобрят, машины резко упадут в цене. Как-то после похода в магазин мы возвращались домой, и встретили наших парней со склада. Они рассекали на стареньком красном Opel, который взяли себе с первой же зарплаты. У них была виза на год, так что обрести себе колеса было отличной идеей. Подумать только: купить иномарку с первой зарплаты! Каково? Что может себе позволить рядовой кладовщик в Украине с первой получки? Заплатить коммуналку и взять пельменей на сдачу? Фаршированных бог весть чем. Или накаченную водой курицу, щедро сдобренную антибиотиками?

В ходе отборочных работ мы вели общение с Румыном. Говорили о родном городе, политике, ближайших целях. Он казался толковым мужиком с серьезными планами на Европу. Польша, по его словам, была лишь перевалочной базой, где он собирался дождаться всю свою команду из Украины, проведя, тем временем, всевозможную разведку осваиваемых территорий.

— Мне дорога обратно не светит, — говорил он. — Во всяком случае, пока не измениться вектор власти. Так что, только вперед.

Дома остались жена и взрослый ребенок. Они не разделяли его взглядов касательно миграций и не бросили отчизну.

— Есть контора, которая делает паспорта, — сказал он. — Литовские надежней, но румынские дешевле ровно в трижды.

— Да уж, — ответил я. — На литовцев мы как-то больше похожи и с языком попроще будет. Фиктивных румын сейчас так и выводят на чистую воду, я слышал.

— Можем сообразить на троих, — предложил Румын. — Первый паспорт сделаем, убедимся в реалиях, а там и остальным решим.

— Раскинем риски.

— Точно. К тому же я литовец наполовину, мне вообще проблем не будет.

О том, что он недавно говорил о румынских корнях, мы решили умолчать, но уже поймали первый сигнал.

С ксивами не торопились, хватит сомнительных вкладов, для начала надо вернуть потери, а там уже дальше гуторить. Румын налегал, осторожно набивался в друзья.

Выходным солнечным утром я пришел к костелу погреться на лавке и почитать. Вскоре объявился Румын и уселся рядом. Мы затеяли разговор и читаемой книге, погнали об истории, языке, политике, жизни в целом. Беседа развивалась интересно, и в ходе ее выяснилось, что человек ведущий диалог, бывший политик, входивший в нехилые круги. Поначалу меня одолевали сомнения, но всезнающий Google все подтвердил. Конечно, ни в какой АТО он не участвовал, так же как и не был румыном, литовцем или (как оказалось дальше) поляком. Зато чинушей был настоящим, что косвенно подтверждал своим профессионализмом по части завираний и пустословья.

Вскоре все его басни и трепотня стали настолько очевидны, что мы, совершенно неконтролируемым образом, начали с него тупо ржать. Вначале затевали разговор на какие-нибудь животрепещущие темы, а дальше он самолично выводил себя на поле излюбленных действий, давая пищу нашему неуемному веселью. Особое качество сему лицедейству придавала его строгая мина, типичная для тех, кого мы постоянно видим на экранах ТВ. Казалось, он действительно верит в сочиняемый на ходу бред и придает ему немалое значение, надуваясь при этом от гордости.

Он был помешан на противостоянии российского и прочих империализмов, относя себя к подданным первому. Его мания достигла апогея в тот день, когда нам вручили письменное уведомление о плохой успеваемости и последующих мерах в случае нашей неисправимости. То были наши последние недели работы, и мы действительно изрядно расслабились, но Румын со всей фатальностью утверждал, что это действия польских русофобов.

— Это просто повод, — говорил он. — У меня русская фамилия, поэтому меня хотят убрать.

— Нам тоже выписали эту бумажку.

— А какие у вас фамилии?

— На «ов».

— Ну вот видите. У вас тоже русские фамилии.

— Хорошо, но у Лехи фамилия Косько.

Он пару раз хлопнул глазками, пытаясь найти объяснение, и сказал:

— Это специально, чтобы отвести подозрения.

Все складывается. Но самое обидное и страшное, что у таких людей всегда находятся приверженцы.

Таковые нашлись в общаге где он проживал, вскоре после того как понял, что сбрасываться с ним на паспорта мы не намерены и, более того, не слишком подвластны его личности. Большинство, конечно, как и мы, лишь в удовольствие хохмили да стебались, однако те, кто считал себя «умнее», самозабвенно внимали секретной информации бывшего члена некоего тайного ведомства. А рассказать ему было что, ведь он не раз бывал почти во всех точках земного шара, за исключением Австралии и Новой Зеландии, в накаленных очагах и, в частности, в Югославии конца прошлого века, о своей роли, в которой, многозначительно (умело произведя эффект) умалчивал.

Проскакивали короткие сведения о Шведской монархии, управляемой всего тремя семьями, и фиктивной правительнице английского королевства, поставленной, также, с целью сбора пенсионных голосов. Отсутствие коррупции объяснял элементарной наследственной преемственностью государственных должностей, служащие которых в генном порядке пронесли в веках понятия о чести, благородстве и достоинстве. Сомнительное утверждение.

Но в чем я с ним полностью соглашался, так это в рассуждениях о полной бесперспективности ничейных земель, раздираемых соревнующимися претендентами. Лишь когда будет хозяин, твердо пресекающий всякие посягательства на свою землю, и нечего станет боле делить, вот тогда и наступит порядок. А пока земля делится, каждый и рвет от нее кусок пожирнее.

И вот совсем вскоре он заявил нам, невзначай, будто сдался на литовца, так что неделя другая и ищи-свищи. Разумеется, инфе мы особо не вняли, ведь по его же бывшим заверениям, эту самую неделю другую, он уже должен был пребывать в стране тюльпанов и сыров.

Изобразив вид не вполне верящих, но заочно кающихся дурашлепов, мы попросили его непременно показать нам готовый документ, с тем, чтобы с совестной укоризной последовать, все же, примеру умного и предприимчивого предводителя.

Разумеется, ни через какую другую или третью неделю, никто нам так и не показал литовский паспорт, сколько бы мы о том не просили. Все кидаемые Румыном наживки не срабатывали на его беду и нашу потеху.

— Признай, наконец, — говорили мы ему. — Тебя просто прокидали с твоей ксивой.

— Нет, — парировал он. — С чего вы так решили?

— Почему ты тогда до сих пор не уехал?

— Я жду своих.

Это был его универсальный и, главное, достоверный аргумент, хотя бы в силу своей непроверяемости.

По-прошествии более чем месяца сухомятки меня стало запирать. Я пренебрегал свежими овощами, о чем мой стул возвестил неприятностями. Спасение находилось на рынке: белокочанная капуста стоимостью в злотовку. Это немного добавило работы на кухне, но ситуацию надо было спасать. Я добавлял в нее морковку, зелень, иногда тепличные огурцы, облюбованные женской половиной во взрослом кино. Через совсем короткий срок дело пошло на лад, но свежие овощи стали обязательным продуктом в моем рационе.

Конечно, в супермаркетах было достаточно свежих трав, овощей и фруктов, вплоть до арбузов, продаваемых порезанными на четвертинки, но, учитывая их цены и уж слишком картинный вид (типа натертых воском яблок), я обходил их десятой дорогой.

Из лакомств добавились булочки с джемом, пышки и пончики. Они были легкие, мягкие, вкуснейшие, наподобие круассанов «7Days», но, ясень пень, с не вполне полезными добавками. Со стаканом молока они вынуждали причмокивать и постанывать от вкусности.

Примерно к концу мая, когда к моему великому удовольствию появился первый редис, на склад прислали еще троих новеньких. Каково же было мое удивление, когда, среди прочих, я узнал Пашу из Днепра, того самого с которым познакомился в Харькове, когда приезжал на подачу в визовый центр. Того самого владельца маленькой химчистки с мечтой о рекламном агентстве в Польше.

— Привет Пашка, — я был рад, будто встретил друга детства. — Вот те раз, и какими же это судьбами?

— Вова? — его изумление было не меньше моего. — Слушай, вот это да, мне говорили, что земля круглая, но чтоб настолько.

И он рассказал, что не так все оказалось просто с открытием фирмы, но затею он не бросил, а только отсрочил на неопределенный период.

— В такие совпадения сложно поверить, — сказал я о нашей встрече. — Неужели это может быть случайно?

— Не думаю, — ответил он. — Потому что я реально обалдел, когда тебя увидел.

Но все оказалось гораздо прозаичней, окончательно подорвав мою веру в какие-то там знаки судьбы. Мы старались поддерживать общение, но оно не слишком удавалось, общие темы находились с трудом, и все что нас объединяло, так лишь обоюдный вопрос, устремленный в высшие сферы. Но небо было глухо, как всегда.

Паша оказался ленивым выпивохой, спускающим все деньги на пиво и недешевые, здесь, сигареты. Он продержался на Ашане около месяца, после чего был уволен со своими дружками за низкую успеваемость. Больше я его не видел.

Здесь часто шли дожди, и тогда температура быстро сползала по градуснику. Но в ясные дни, когда солнце поджаривало землю, уже становилось жарко и тянуло к воде.

По пути с работы начался дождь. Мы ехали в машине, играла музыка, и капли сбегали по стеклу. На остановке стоял старый поляк и прятался от дождя. Его кроссовки были мокрые насквозь. Краски стали ярче. Потом дождь закончился. Мы вышли из машины и вдыхали свежесть полной грудью. Дома помылись и вышли в магазин. Завтра какой-то праздник и, как всегда, все будет закрыто.

— Может возьмем бутылочку, — предложил Володя. — Посидим у фонтана. А, Веталь?

— Чего, водки?

— Та ну, не знаю, можно и какого-нибудь вина. Я сто лет не пил вино.

— Ну давай.

А я очень хотел сладких булочек и сразу пошел в тот отдел. На них сидела жирнющая мерзкая муха и потирала лапки. Реально очень жирная, я таких раньше не видел. Так мерзко это было. В итоге я купил себе тюбик сгущенки и пару дешевых йогуртов, а когда вернулся туда снова, мухи уже не было. Зато у прилавка стояла довольная толстуха и жадно нагребала себе булки. Она была такая довольная, что я даже слегка прыснул.

Пацаны нашли акционное испанское вино в большой бутылке, а еще мы взяли свиной хребет по скидке, чтобы сварить бульон. Потом недолго посидели на лавке, пока они не выпили вино.

Приятно переливалась вода в фонтане, и грело солнце.

— Давайте махнем во Францию на футбол, — предложил Виталик.

— Да, тут до Франции рукой подать, — сказал Володя. — Надо узнать сколько стоит проезд.

— Франция конечно круто, — сказал я, — но в этот раз я не поеду. Лучше со второй ходки, если на то пошло, когда реально можно будет позволить.

— Да, но на второй ходке не будет футбола. Ты прикинь только — ты во Франции на кубке Европы.

— Так ты точно ничего домой не привезешь.

— Что там той жизни. Надо узнать все цены.

Ребята уже были подогретые и ничего не слышали.

Как только пришли домой, небо опять затянуло, и пошел дождь. Видимо пляж на завтра отпадает. Я сварил большую кастрюлю супа, и мы с Володей съели по две тарелки. Виталик взял зонт и пошел за второй бутылкой. Потом я взял йогурт и пошел наверх досматривать нового Джеймс Бонда. Пацаны пили вино, а я периодически выходил на балкон насладиться свежим воздухом. К вечеру мы доели весь суп. Виталик подключил свои мини колонки к телефону, врубил на всю и завалился лицом в подушку. Да так и уснул в одежде. Андрюха пил сидр и как всегда играл на ноутбуке. Он постоянно просил его у Володи.

Утром светило солнце, но было довольно свежо. На пляж не хотелось. Мы позавтракали и легли опять. Я читал книгу, остальные лазали в телефонах.

— Чуешь Вова, — позвал Веталь. — Там у костела какое-то представление, наверное. Музыку слышно, все люди туда идут.

— Да? — спрашиваю. — Ну, пошли, сходим.

26 мая — День Матери в Польше. В интернете я прочитал, что это не государственный и не выходной день. Странно, но день как раз был выходным, насколько я знаю, у всех. Мало того, в костеле проходила какая-то помпезная процессия. Церковники в белых одеждах торжественно и таинственно выносили свои атрибуты на улицу. Через усилители звучали проповеди. Позже, я узнал, что в этот день римо-католики празднуют еще Плоть и Кровь Христа. Тогда стало все ясно.

Перед храмом был установлен палаточный базарчик, типа праздничной ярмарки. Продавали картины, фото папы римского и прочих христианских персонажей. Редкое мороженое и сладкую вату. Кучу дешевых китайских игрушек и детского оружия. Воздушные целлофановые фигурки.

— О, смотри, — говорю. — Маша и медведь.

Среди фигурек были и они.

— Ничего себе, — удивился Веталь. — Здесь их тоже показывают?

А еще продавали много баранок, сушки, мягких бубликов. Но выглядели они совершенно не аппетитно и, вообще, весь базар не вызывал никаких чувств европейского праздника. Должен сказать, что наш базар и в обычные дни выглядит лучше. Единственное, что здесь выделялось это столик с домашним сыром. Круглые головки молочного цвета, обваленные в специях, с перцем, с зеленью, с орехами. Разновидностей было много, и очередь стояла большая, так что я лишь глянул глазком, вдохнул аромат, и пошел себе дальше.

Море людей сновало во все стороны в приятной расслабленности праздничного дня. Мы побродили в этой толпе, постояли недолго у костела и решили ретироваться.

Магазины, как положено, не работали. Мы прошли все три супермаркета, чтоб окончательно в этом убедиться. Как всегда работала только дорогая «Zabka».

Назад пошли новой дорогой, мимо местного вокзала. Там тоже был открыт какой-то невзрачный минимаркет. В дверном проеме стояла грустная хозяйка и тщетно высматривала покупателей. На углу дома, на ступеньках, сидели трое пьяных поляков, рядом были открыты ритуальные услуги. Возникли ассоциации с захолустьем из американских фильмов. Знаете: пустая чистая улица с парочкой поддатых местных, обшарпанные дома, вентиляторы в пустом магазине.

За углом стояла другая картина: тенистый, манящий к себе от жары сквер. На лавочке сидел пьяница и жадно заливал в себя пиво.

— Давай посидим немного, — сказал я и опустился на лавку. — Хорошо посидеть в таком месте в такую погоду.

— Ну, давай.

Мимо проехала велосипедистка в коротеньких шортах. Провожая ее взглядом, мы увидели Сашу мента. Разочаровавшийся в правоохранительной системе, он, со своей коллегой-подружкой, приехал сюда из Запорожья. Соседи как-никак.

Саня брел в нашу сторону с женской сумочкой на плече.

— О, какие люди, — сказал я, когда он подошел. — А ты что сам? Где твоя?

— Та вон она догоняет, — он кивнул головой направо. Настя, в длинном полосатом платье, шла себе вразвалочку, совсем не пытаясь ускориться.

— Мы поссорились, — пояснил Саня.

— А-а, — киваю. — Так сумку отдал бы, пусть сама тащит.

— Та еле забрал, — говорит. — Отнимала.

— Тю.

— Та там я виноват.

— А-а, тогда ясно.

Мы снова посмотрели на нее.

— А вы чего не на пляже? — спросил Саня. — Наши уже с утра на речке. Мясо жарят.

— Да? А на чем они поехали?

— На бусике.

— О, классно. А нам пешком бы пришлось идти. Мы думали еще вчера, так погода испортилась.

— Пошли сейчас, — сказал Веталь. — Переоденемся и вперед. Чего дома сидеть?

— Привет. — Поздоровалась Настя и пошла дальше. Надутая, нос к верху.

— Не знаю, — говорю. — Погода конечно в самый раз, но облом туда тащиться. Поздно уже.

— Та чего поздно, еще успеем.

Настя остановилась немного поодаль. Подперла ручонками бока.

— Мне что стоять тебя под дверями ждать?! — Издала она высокие звуки.

— А как я впереди шел так ничего, — сказал Саня. — То, что я бы ждал, не страшно.

Мы негромко засмеялись.

— Так что идем? — спросил Виталик.

— Не знаю. Еще и кушать готовить на завтра надо.

— Ключи мне дай! — снова закричала Настя.

Саша смотрел на нее молча и, видимо, пытался решить как себя вести. Он понимал, что делит подушку с вредным чертенком, но отказать ей был не в силах. На то она и чертенок.

Настя сорвалась с места и решительно пошла на него.

— Ое-ей, Саня, — сказал я, — лучше иди быстрее, а то сейчас получишь.

Саня смотрел на нее с опаской, улыбаясь.

— Да, — сказал он. — Я, наверное, пойду.

Мы весело засмеялись.

— Удачи, дружище.

Дома были только Андрей и Володя. Они лежали на кроватях и рыскали в телефонах.

— Прикинь, Савченко отпустили, — сказал Володя. — На Украине уже.

— Да?! — это была действительно новость. — Ничего себе!

Мы спустились на кухню, чтобы заварить себе чаю.

— Думаю, теперь она им задаст, — сказал Вова. — Порошенко, наверное, в шоке.

Я насыпал в чашку заварки и залил кипятком.

— Думаю, все здесь не просто так, — сказал я. — Просто так ее бы не отпустили.

— Да, на форумах тоже всякое пишут: что ее завербовали, что это не она, а специально обученный двойник. Ее или купят или уберут.

— Чего только не пишут.

Невесты повадились приводить в квартиру ребят с общежития, как к себе домой. Нам неловко было выгонять их на улицу, ведь с парнями мы, в принципе, дружили, но, т.к. смены у нас были разные, то и компанию мы редко поддерживали.

Однажды, они таки доконали женатого Свингера, под дверями которого, постоянно галдели. Начиналась новая неделя. Те заступали в ночные смены и гуляли себе без задней мысли, а вот Свингеры на работу шли утром, и пытались выспаться. Да, жить вдевятером в одной квартире явление малоприятное. Леха выскочил со своей комнаты как загнанный бык, с красными зенками и пузырящимся слюной ртом. Он орал что есть мочи, выплескивая все перегнившее в нем терпение на оторопевших гулён. Те пытались отговариваться, но вскоре вынуждены были прекратить свой сабантуй.

В понедельник вечером позвонил Сеф — мой одногруппник, и единственный с кем я поддерживал общение после окончания учебы.

— Привет, я в Ялте, — сказал он. — Приезжай на шаурму.

Когда-то мы уже работали вместе, делая шаурму. Только не в Ялте, а по соседству — в Гурзуфе. Был 2005 год. Мы только недавно окончили училище, я бросил курить и набрал около десяти килограмм. А еще я не пил, что было для меня не просто в то время, ведь взрослая жизнь только начиналась, и всем нам было невтерпеж вкусить ее запретных плодов. У меня был курс фитотерапии от аллергических реакций на коже. Я заваривал себе траву, собранную в горах Армении и, должен сказать, что именно она, а не таблетки докторов, помогла мне. Но речь не об этом. Тогда я впервые увидел Крым и впервые покинул дом на сравнительно долгий срок. Через три месяца я попаду в армию на еще больший срок, но это будет осенью, а пока стояло знойное лето, и я влюбился в полуостров навсегда.

Мы жили вшестером в съемной квартире. Работодателем был араб Саид. Я ему нравился, потому что в те годы был здорово подвластен телевещанию, гнущему антиамериканскую линию, и люто ненавидел Штаты. Я пародировал Жириновского в его видео обращении к Джорджу Бушу перед войной в Ираке, и Саид очень радовался бесплатному концерту. Он кормил нас картофельным порошком «Мивина», печеньем с джемом и лимонадом «Крем-брюле». Изредка разрешал сделать себе шаурму. Это было ужасно, так что мы сами покупали себе продукты и готовили. Борщ, яичница, всякие каши, куда лучше дармовой химии.

Кафе было на набережной, а дом высоко в спальном районе, так что каждый раз после рабочей смены, мы поднимались в гору красивыми узкими улочками старого поселка. Сеф заслушивался «Океаном Эльзы» и постоянно крутил хиты тех годов, типа «Сьюзи», «911», «Модель». Работали в ночь, так что я много чего навидался. Парочки, молодые и постарше, подогретые крымским вином и курортной романтикой, скидывали свою одежду на гальку и купались голышом. Причем поколения можно было отличить по лобкам — их отношение к волосам было разным.

Секс на пляже, кровавая поножовщина, девочки, сидящие под кустами и прочие прелести ночи. Ну, а мы, конечно же, всех их кормили. И не только свежим мясом. Под утро, курица, томящаяся у горячих тэнов, протухала, но Саид не разрешал ее выбрасывать. Мы отваривали в кастрюльке столько же, мельчили, смешивали, а потом наливали побольше кетчупа и кушайте на здоровье. Никто не жаловался.

Киоск наш стоял при кафе. Хозяин — активный мужчина за пятьдесят, сдавал его в аренду, имел толстую модницу жену и сочную дочку с пластинками на зубах. У него работала стриптизерша самоучка из Белоруссии — подымала рейтинг по вечерам. Скверно подымала — не прошло и недели как ее освистали, и я ее больше не видел.

Еще при кафе работала маленькая яхта. Трое ребят катали в ней туристов, а по ночам одиноких туристок. Их от души угощали напитками и устраивали незабвенный вояж. Как-то за полночь они привели под руки одну такую хозяину в подарок. Так те до самого рассвета отбрасывали свои тени, пляшущие в односложном такте.

Один из парней, мой тезка, здоровый детина, отсидевший в американской тюрьме и после депортированный. На всю спину купола «Только Бог нам поможет» или «Только Богу мы можем доверять», а на плече двуглавый орел. В штатах они работали в авто бизнесе — угон машин, перебивка номеров, покраска, тюнинг, продажа. Полный спектр услуг. А дома решили взяться за курортный сезон. И деньги, и кайф, живи — не хочу.

Еще там был охранник из Черновцов. Мой единственный выходной, когда была пересменка, мы прошли с ним все побережье Гурзуфа, через Артек, до самой Аю-Даг и обратно. Тогда я даже не догадывался, что всего через два года снова окажусь здесь, только по другую сторону горы. Буду отдыхать как белый человек, загорать на генеральском пляже и вообще чувствовать себя как дома, с любимой девушкой в гостях у ее радушной бабушки. А пока я простой крутильщик шаурмы с приятелем охранником из Черновцов.

Мы посетили дачу Чехова у подножья скалы и входа в бухту, с жилой обстановкой, предметами быта, атмосферой. Тайком я даже ухитрился посидеть на скрипящем стуле Антона Павловича и заглянуть в закрытую комнату.

Влезли на гору Шаляпина, любуясь видами. Саня (кажется, его так звали) рассказывал о знатной ловле крабов возле близнецов Адаларов. Искупались в необыкновенно красивом Пушкинском гроте. Загадали желание у двухсотлетней секвойи. Напоследок фото возле огромного, гигантского Ленина и вперед обратно.

Кстати, через Артек мы прошли как аферисты. В лагерь не пускали посторонних, но Саша уверенно сказал:

— Пошли.

И мы пошли.

Мимо проходили иностранные отряды в красной и желтой формах. Дружный детский лепет на чужом языке был так понятен, ведь всего лет шесть назад я был таким же. Надо же, только шесть лет — у меня уже мужское тело, а ребенок внутри еще так свеж.

— Молодые люди, что вы здесь делаете? — строго спросила какая-то женщина.

— Мы вожатые, — сказал Саша.

Женщина замешкалась.

— Вожатые? Какого отряда?

Шли не останавливаясь. Отвечали на ходу.

— Пятого.

— Пятого?

Я занервничал.

— Пошли, пошли, — шепнул он мне.

Женщина стояла молча, какое-то время, а потом снова нашлась, но судя по тревожным ноткам, уже разоблачив наше предприятие:

— Как ваши фамилии?!

Саша выкрикнул первые попавшиеся на язык и мы ускорили шаг. Женщина сорвалась и куда-то побежала.

— Сюда. — Он обогнул тропу и я за ним. Потом мы побежали вверх через кусты, и затаились там. Видели женщину, которая привела нескольких мужчин в лагерной форме. Она трещала без умолку и тыкала пальцами в ту сторону, которую, она думала, мы пошли. Мы проводили их взглядом, пробрались сквозь ряд кипарисов, вышли на другую тропу и спустились вниз по склону, усеянному кактусами.

— Из этих кактусов делают текилу, — сказал Саня.

Памятное фото на «мыльницу», повытаскивали друг из друга кучу иголок и пошли себе дальше, мимо Сказочной поляны и Аллеи звезд. Тогда, как раз, проходил кинофестиваль, и съехались многие российские актеры. Правда, мне, посчастливилось увидеть лишь Ефремова с супругой, поседевшего — не как в фильмах; с грузом житейских проблем на лице. А ребята лицезрели пьяного, беззаботного Сухорукова и Жанну Аркадьевну — веселую, подогретую южным солнцем, звездным часом и алкоголем.

— Я не такая, — оправдывалась она перед публикой. — Я люблю детей!

По дороге обратно выпили по кружке холодного кваса и полезли штурмовать Генуэзскую крепость. Она возвышалась на вершине скалы и мы, любопытства ради, беспечно взбирались туда безо всякой страховки по голым камням. Долезли до неприступного участка, глянули вниз, и я сразу пропотел как в финской сауне. Сверху путь был отвесным. Я сидел на небольшом выступе, вцепившись в маленькое деревце, вспоминал жизнь и прощался с родными. Было действительно страшно. Зато, когда спустившись, мы обошли ее с другой стороны, там оказались ступени и вполне себе приличный вход в достопримечательное место. Вот так юность украшает нашу память.

Так вот:

— Привет, я в Ялте. Приезжай на шаурму.

— О, привет, — говорю. — Приезжать в гости или на работу?

— Можно и на работу.

— Ты на лето поехал?

— Не знаю. Скорее всего на год.

— На год?! Что там делать вне сезона?

— Тут точка очень хорошая и кафе. Клиенты все время есть.

— Ну нормально. Ты у Саида опять?

— У брата его. Саид уже шаурмой не занимается. Стройка, недвижимость. Он уже миллионер реально.

— Да ладно?! И сколько обещают?

— От тысячи.

— Баксов?

— Рублей в день.

— Не густо. А жилье, пища?

— За его счет.

— А ну так еще нормально.

Я вышел на балкон и сел на стульчик.

— Обидно, брат, — сказал я. — На своей земле работаем на иностранцев.

— Попахивает чем-то на букву Р.

— Попахивает колонизаторством. Серега, приятель мой, на профильном работает, на турок. Олег в Привате, Игорь и Женька — Интерпайп — на евреев. Ты вот на арабов, и сколько еще таких.

— Привлечение инвестиций.

— Хм, просто современное название колонизаторства. Хорошо, вот представь, что к тебе домой приехали гости, причем тобой, вроде как, непрошеные, и говорят что теперь хозяева здесь они.

— Но они не говорят, что хозяева, они дают работу.

— Хорошо, не хозяева. Только вдруг они начинают разводить в твоей квартире бурную деятельность, загрязняют воздух, стены, воду и прочее, а тебе за участие и пособничество приплачивают бумажными банкнотами, но в эквиваленте совершенно несоразмерном новой квартире. А себе, при этом, зарабатывают целые состояния.

— Слушай, марксист-ленинист, не они так свои же такое творят. Какая разница?

— А разница в том, что в своем доме, они такого тебе не позволят и правильно сделают. А еще не позволят зариться на своих жен, сестер и дочерей, сидящих в соседних комнатах. Понимаешь о чем я? Видел, сколько наших девчонок с ними под ручку ходит?

— Слушай, ну ты завелся.

— Да уж, — говорю. — За державу, как говорится, обидно, только и всего.

— Так ты приедешь?

— Я в Польше сейчас. Приехать никак.

— В Польше? Молодец. И я хотел, так денег не хватило.

Над домами кружила стая птиц. Они громко чирикали, провожая солнце.

— Вот видишь, — сказал он обрадовавшись. — Сам такой же, на поляков работаешь.

— Ну при чем здесь это? Я же не у себя дома на них работаю, а сам к ним приехал. Гость, который помогает хозяину обустроить его жилище. Улавливаешь разницу?

Птицы сделали еще пару кругов и шумно исчезли. Полетели спать.

— Ладно, — говорю, — а то сейчас еще дальше пойдем.

— Да.

— Ну, в общем, я планирую там быть в августе. Так что заскочу в гости.

— Хорошо, обязательно.

Мы поговорили еще немного и попрощались. Утром на работу.

Я частенько любил посидеть на том балконе. Когда потеплело, далеко в небе нередко можно было наблюдать летающие шары монгольфьеры. Обычно это было на склоне дня, когда спадал жар неутомимого светила и его мягкие лучи раскрашивали небосвод нежными тонами. Особенно красиво это смотрелось на фоне шпилей костела, когда в воздухе кружили стаи птиц.

Среди недели купили мяса. Мы давно не ели мяса и довольно таки истосковались по его запаху и вкусу. Килограмма свиной лопатки нам хватало примерно на шесть приемов пищи на двоих. Конечно, мы могли все съесть быстрее, но экономили. Жарили с луком, тушили до готовности и добавляли в кашу или макароны.

В четверг Виталика оставили дома. Он утешал себя тем, что сейчас мало работы и каждого будут оставлять по очереди, но уже в машине, по дороге на Ашан, Саня сказал нам, что его уволили за плохую успеваемость.

— Блин, вот это да, — говорили мы. — Бедный Веталь.

Он пробыл дома пару дней и его определили на другой склад. В общаге, ребята со второй смены подняли бучу, что сидят дома третьи сутки и нас с ними разово поменяли местами, но в тот день был большой глобал, так что после полудня нам тоже пришлось выйти. Работали до ночи, а с утра опять заступали в свою смену. При этом нужно было успеть приготовить. Паршиво.

Депутаты, вопреки всем прогнозам, все-таки, подписали закон о растаможке. Володю охватили радость и мечты. Меня охватила досада, что послушал родных и не продал «девятку». Теперь ей наверняка грош цена. В деньгах упала минимум вдвое, так что не поимеешь толком; а если оставлять для себя, то нужно хорошо отремонтировать, что, при нынешнем раскладе, совершенно того не стоит. Конечно, президент еще мог наложить вето, но ожидания скептиков и тут не оправдались.

Утром нас отправили вместе с Виталиком. Дорога была дольше и приятней. Мимо польских сел и глубинок, а не по трассе. Правда, ухабистый асфальт частенько напоминал об Украине, но зато все утопало в зелени. Кругом небольшие фермочки. Гуляет живность. Я понял, как хочу работать именно здесь, а не на складах, заводах или стройках.

В маленьком городишке детвора дружно шла в школу одной дорогой. Другой здесь видимо не было.

— О, ничего себе, — сказал Андрюха. — У нас уже выпускной был, а тут еще в школу ходят.

— Интересно, — спросил кто-то, — а здесь тоже выпускницы пьяными купаются в фонтанах?

— Наряду с ВДВшниками, бьющими себя бутылками по лбу.

— Соскучился по знакомым пейзажам?

— Так себе. Просто асфальт уж больно нашенский, вот и припомнилось.

В окружении посадок стоял склад ДШЛ. Сюда отправляли тех, у кого была плохая успеваемость на Ашане, так что с нами было еще несколько знакомых лиц из общежития. Только их уже оттуда уволили, а нас прислали на день, в качестве подработки.

Всех записали, быстро ознакомили с правилами и, высокий, худой поляк в очках, повел нас на рабочее место. Склад был раза в два меньше Ашана. Не было суеты и аврала. Спокойно и тихо, что после нашего склада показалось, чуть ли не идеальным местом. Нужно было проверять на брак набор столовых приборов из пластика для канадских авиалиний, чтобы какой-нибудь дальний-предальний родственник не поранил себе рот во время сытного перелета. Поначалу я реально не поверил, что есть такая работа. Хочешь сиди, стой, лежи и знай себе перебирай вилочки. В ящике пятьсот штук, а в час надо делать тысячу. Пять с половиной злотых за коробку. Сколы, трещины, порванные упаковки, да только уже после обеда я понял, что рано радовался — хорошей работы украинцам не дадут. От постоянного фокуса в глазах все было смазано, и отбирать приходилось на ощупь. От монотонной работы клонило в сон, а от непрерывной согбенности болела шея. Здесь легко можно было посадить зрение в кратчайший срок. Понятно, почему наш польский главарь носил такие очки. А вот брак должен найти по-любому. Минимум восемь в коробке и если меньше, значит, придется перебирать.

— Та ты глянь какие монокли, — говорил один из наших на поляка. — Тот, что угодно найдет.

И мы сами делали брак, когда было нужно, чтобы показать «моноклю» плановое число. Без него сдавать ящик было тщетно.

Так что как не хорошо там было, во многих отношениях, в конце дня мы решили, что больше туда не поедем.

Ночью было чертовски душно, просто невозможно дышать. Я взял свой матрас и спустился на первый этаж. Жара наступала все чаще.

Виталик купил себе большой пакет протеина со вкусом кокоса и принялся, как щедрая душа, всех угощать. Косой, со своими мещанскими предрассудками, вначале настойчиво всех отговаривал и понукал, а после того, как, не щадя живота своего, таки заставил себя испробовать дьявольского зелья, так и повадился бесперебойно поглощать дармовой порошок чуть не литровыми порциями.

Виталик, вообще, был парень не жадный, но очень уж не практичный, в отличие от меркантильного Андрея. Поначалу они, как и мы с Вованом, распределяли бюджет на двоих с той лишь разницей, что если мы при покупках сразу делили средства, то они не заморачивались и, всецело друг другу доверяя, пренебрегали такими расчетами. В итоге, когда Виталика получка подошла к логическому истощению, Андрюха вдруг заявил, что тот его достал своими нецелесообразными тратами и, отныне, они будут питаться по отдельности. Только, при этом, вроде как, запамятовал о том, с каким пристрастием и довольством он уминал все Виталиковы угощения.

Месть последнего будет молчаливой. Немного позже он просто тайно слопает Андреев Snickers, пока тот будет на работе, да так и не признается в этом.

После обещаний и обещаний «Лингвиста» вообще перестала выходить на контакт. На звонки не отвечали, сбрасывали вызов. Я написал им смс сообщение, где говорил о прессе и полиции, и о том, что они, в таком случае, будут возмещать нам все затраты, плюс Литвишко. Мы были твердо намерены ехать в Ровно и забирать свои деньги. На этот случай у нас было три варианта:

План «А»: мы собирались сидеть там, как Коля с Мариной, и не выходить до тех пор, пока с нами не рассчитаются. В случае обострения, распугать всех их клиентов собственным примером, а если надо, то и вызвать полицию. Деньги бы они отдать не заставили, но шуму было бы много. В итоге контора потеряла бы больше, чем заработала на нас.

План «В» — это пресса. Мы хотели оставить заявку, связаться, причем с несколькими каналами сразу, и дать звоночек при необходимости. Тема заработков за рубежом сегодня чрезвычайно актуальна, так что, уверен, СМИ это бы заинтересовало.

Ну и план «С» доходил до более радикальных мер.

А на Ашане одна шустрая парочка тоже затеяла бучу. Два кума из Кировограда. Одного мы называли цыганом, из-за чрезмерной ушлости и черных волос. Наверняка именно он был идейным заводилой. Ребятам надоело работать, и они решили забрать все деньги, но все и сразу тут никому не давали, последняя зарплата приходила уже на Украине. А это ждать, волноваться, а это потерять на конвертации и обмене.

— Мы перешерстили интернет, — говорили они. — Нашли нужные формы заявления, через переводчик — все на польском; разобрали по полочкам договор, который на их языке — там гораздо больше информации, чем в копии для нас. Короче мы их сделаем. Свои деньги заберем однозначно сразу.

— И что же там за чудо-заявление такое?

— Мы уже подали его на подпись Аннете, у нее аж глаза на лоб вылезли, как увидела.

— О, парняги, — говорю. — Скажите какая форма, я тоже гляну.

— Та не спеши. Давай вначале глянем, что с нашим будет, а тогда конечно, если все удачно пройдет, то скажу. Пацаны, мы вам всем скажем, не бросать же нормальных ребят.

— Так а что, может еще не пройти?

— Да кто их знает, но мы и на этот случай подстраховались. Нашли такую организацию интересную, называется PIP. Если они просто приедут, Ашан уже заплатит пятьдесят тысяч злотых штрафа, только за это. А если начнется проверка, то страшно представить. Нарушений здесь уйма: товарное соседство, рабочее время.

— Как эти сволочи вызвали нас с ночи уже в обед.

— Да.

— А записать сказали с шести, и разницу просто в конце добавили.

— Только все можно проверить по камерам.

— И электронным пропускам.

Тогда наша смена отработала в ночь двенадцать часов, а еще до полудня нас разбудили и велели готовиться сызнова. Если учесть что легли мы в девять, а проснулись до часу, то выходит очень неприятная ситуация.

— А химия? Ты видел, что продуктовые стоят с химией?

— Видел. А собачий корм с детским питанием?

— Короче, они у нас попляшут.

Тем временем Камиль и ему подобные ходили по складу в поисках недочетов с нашей стороны. Когда мы выходили на перерыв, то оставляли вузыки, порой, в неположенных местах. В каждом вузыке был журнал записей пользователей, обязательный к заполнению в начале смены. И вот случилось так, что в одно знаменательное утро я забыл вписать свое имя в анналы Ашана и в придачу бросил вузык не за той чертой (такой же прямой и желтой как остальные, но нарисованную в другом месте). Придирчивый доставала Камиль знал, где и когда искать допущенных оплошностей своих любимых подчиненных, и нашел их. Однако дожидаться нынешнего пользователя прибором не стал, а передал своим помощникам номер машины и пошел искать следующих жертв.

Когда мы вернулись с перерыва один из наших, видевший, на мое счастье, недавнюю картину, все подробно мне рассказал. Естественно я тут же вписал свою фамилию в журнал и поехал работать. По пути меня останавливают двое поляков и, обвиняя в каком-то там нарушении, просят предъявить им журнал регистрации. С деланным недоумением я протягиваю им желанный предмет и забавно наблюдаю, как их недоумение становиться настоящим.

— Ты записывался сегодня утром? — спрашивает меня поляк, делая ударение на последнем слове.

— Ну да, — ничего не понимаю я. — Как обычно. А что?

— Как это может быть? — говорили они уже между собой, глядя на номер моего вузыка и, видимо, гадая: толи Камиль ошибся в цифре, толи недосмотрел заполненные поля.

Ну а я гадал о причине их столь искреннего замешательства и все думал: толи они прониклись моим актерским мастерством, толи они столь честные люди, что даже не могут представить себе проделанные мною, причем машинально, манипуляции.

Этот случай в очередной раз убедил меня в превосходстве нашей народной смекалки и находчивости. Я помню, сколько мы ждали, пока инертная почта доставит нам карту, как с самой этой карты снимаются средства. Бывает, рассчитаешься в магазине, а баланс остается нетронутым. Может пройти несколько дней, прежде чем счет придет в соответствующий порядок. Некоторые ребята, за день до отъезда, загоняли карточки в существенные минусы и покидали страну.

Когда у Косого сломался мобильник, мы по всем магазинам искали такую модель на две сим карты, но продавцы заверяли, что такой не существует и очень удивлялись, когда мы показывали им наши телефоны. Также, продавцы совершенно несведущи в сбываемой ими технике. Они не могли оказать элементарную помощь, которую в наших магазинах тебе обеспечат на раз-два.

Конечно, все это лишь частные наблюдения и не стоит обобщать, однако и в дальнейшем я не раз сталкивался с похожей данностью.

Была пятница, светило солнце, но у нас на чердаке, как всегда, стояла темень. На смену в четыре, еда готова, лазаю в интернете. Умер Моххамед Али. Такие вещи всегда заставляют остановить все остальное, хотя бы, на пару минут. Когда уходит легенда твоего времени, чей век ты разделял под этим небом, неосознанное видение бытия возникает в мозгах, подобно фоновому шуму. Но очень скоро, так и не настроившись на какой-либо канал, пропадает совсем. И вот опять пятница, Польша, на улице светит солнце, на чердаке темно, а на работу в четыре.

Он ушел третьего июня.

— Привет, — позвонила мне мама. — Мы уже на даче. Еще приехала твоя тетка с мужем.

— А, понятно, — сказал я. — Классно вам.

— Да. Вот сидим, пиво пьем с фисташками. Тетка в гамаке валяется.

Мне тоже захотелось в село. Там хорошо, особенно сейчас. Свежо, зелено, спокойно. Ночью поет соловей, а солнце садится все позже.

— Как там рыбалка в этом году? — спросил я.

— О, рыбалка хорошая. Рыбы много.

— Так Валерий счастлив?

— Конечно. Наловил полный садок.

Караси с дачного ставка очень вкусные, не чета своим братьям с больших грязных рек. Такие вкусные, что даже косточки вынимать не лень.

— А на следующей неделе приедет невестка с детьми, — сказала мама. — Только тебя не хватает.

Да, не хватает. Я бы тоже хотел приехать вместе с ними, и чтобы все были рядом.

Настал день, когда я пресытился местной, слишком уж рафинированной, выпечкой и невыносимо возжаждал домашней. Проблема оказалась в том, что такой сдобы здесь просто не найти. В пекарнях супермаркетов делают лишь евро стандарт, в цукернях только пирожные и всякие там десерты, ни тебе ларечков, ни бабушек, на худой конец, кричащих во все горло сколь горячие их пирожки.

Когда я совсем уж было потерял надежду, высшие силы таки вняли моим просьбам и направили меня нужной дорогой. Они, между прочим, не редко внимают маленьким безобидным желаниям, тогда как в крупных вопросах остаются глухими.

Прохаживаясь вдоль базарных рядов, в поисках выгодных цен, я наткнулся на прилавок с домашней сдобной выпечкой. О, как я смаковал пирожки с вишнями, с маком, со смородиной. Это было как глоток домашнего воздуха, как увиденные на мгновенье родные места и лица.

Вообще, должен сказать, что, попадая в чужую непривычную среду обитания, начинаешь тосковать по тем продуктам, которые могли и не вызывать особого трепета на родине, но сталкиваясь с их отсутствием, испытываешь просто психофизическое голодание. Например, в пасхальные дни я просто с ума сходил от невозможности отведать нормальных куличей, здесь их днем с огнем и солнцем ясным не отыщешь. Также недоставало: борща, вареников, окрошки, холодца, пельменей. Они были неотъемлемыми фигурантами моих грез, связанных со скорым возвращением. Хотя в Польше, конечно, были вареники, те, что с творогом здесь назывались «pierogi ruskie», но деньги на их покупку все время тихо прятались в карманах от клацающих клыками цен. Такая же история с аналогом пельменей — итальянскими равиоли. А борщ, к моему великому удивлению, поляки, вообще, считают своим национальным блюдом. Конечно, у нас очень схожи многие вещи, ведь мы сожительствовали с ними не меньше, чем с восточными и северными соседями.

Наступил выходной. По-распорядку я связался со всеми родственниками. Рассказал новости, послушал в ответ. Отец прекратил свои утренние пробежки из-за нахлынувшей жары. Мать с бабулей и мужем хозяйничают на даче, объедаясь карасями. Супруга жаловалась на здоровье деда. Ночью он опять задыхался. Вызвали скорую и его увезли в больницу. Потом спросила, какую черепицу лучше выбрать на крышу. Мы подумали и сошлись на финской т.к. на нее была акция и она уровнялась в цене с немецкой.

С Виталиком пошли в Biedronka. Купили еды, по бутылочке сока и мороженое. Я взял себе трехслойный пломбир без глазури. Мы сели на лавку у фонтана, развернули упаковки и начали смаковать. Пломбир был очень вкусный, как и сок.

— Так значит, — начал я, — если у тебя ничего не выйдет в другой стране, будешь оформлять себе здесь карту?

— Наверное да, — сказал он. — Что мне на Украине делать?

Пахло шаурмой. Напротив стояла закусочная «Кебаб» и выпускала мучительно приятные ароматы вкусной еды.

— Все таки, обязательно надо попробовать местной шаурмы, — сказал я. — Здесь она по-любому лучше.

— Да, надо, — согласился Виталик.

— Перед отъездом посмотрю на свой бюджет и, если хватит, по-любому возьму.

— Я тоже.

В фонтане переливалась вода, пахло кебабом, очень редко мимо проезжал автомобиль с музыкой польского радио. Очередной раз мне стало жаль свою страну, которую бросали все нарастающими темпами.

— Так ты насовсем хочешь здесь остаться? — спросил я. — Или, все-таки, вернешься на родину?

Вместо ответа он посмотрел на меня с ухмылкой.

— Прикинь, — сказал Володя, когда мы пришли домой. — Колин брат в Литве, работает дальнобоем по Европе. Тысяча у. е. чистыми и каждые три месяца домой на месяц отпускают.

— Да? — спросил я. — Круто. Так чего он к нему не поедет?

— Нужна категория, стаж. Персональный чип получить, обучение в Киеве пройти, плюс еще разрешения какие-то.

— Ого.

— Да. Он тоже примерно тысячу ввалил на это удовольствие.

— Ну так, извини меня, он их вернул за месяц и не вкалывает как сумасшедший.

— И домой через каждые три месяца, — мечтательно подытожил Володя.

— А Дима уже на Украине, — сказал он. — Знаешь, где работает?

— Подожди, какой Дима?

— Ну, Дима, с Чехии, с красным лицом.

— А-а. Ну-ну?

— В Борисполе, новый терминал строит. Десятку гривен платят.

— Нормально. То же что и в Польше, только дома.

— Ну. Так прикинь, он с Чехии всего четыреста долларов привез за полгода.

— С ума сойти.

Мы засмеялись, но не с Димы, а с нашей общей ситуации. С пылких планов до отъезда и реальной действительности.

— Хочет в Англию опять пробиваться, — сказал Вова. — У него ж сын там, может поможет.

— Да, будет теперь не Джимом, а Эдвардом.

— Эдвард красные щеки.

И мы снова засмеялись.

Дочка уехала сегодня в лагерь, где-то под Одессой. Время как скоростной поезд — вот он проносится перед глазами такой шумный и реальный, и вдруг опять тишина, пустой перрон и только рельсы слегка еще дрожат. Кажется, совсем недавно меня самого собирали в лагерь. Вот палисадники Артемовского завода, откуда нас увозят длинными автобусами, а вот двухэтажные корпуса в сосновом бору, речка, спортивные состязания, дискотека, прощальный костер. В памяти все еще так свежо, но время пронеслось, и только рельсы теперь дрожат. Слегка.

А дома, к восточным границам, снова стягивается военная техника. Никак не уймутся империи, никак не закончатся кровавые игры, а теперь еще на нашей доске, да нашими пешками.

В соцсетях тоже зарабатывают на смерти. В спортивных сообществах появились десятки и сотни вещей с изображением еще не остывшего Моххамеда Али. Так же как совсем недавно зарабатывали на Скрябине, так же как на Майкле Джексоне, и очередь движется, но не исчезает. «Не задерживаем очередь! Мелочь не принимаем! Сдачи не даем!» То ли еще будет.

Приятным теплым днем я поймал себя на мысли, что начинаю здесь осваиваться. Получать удовольствие от нахождения в этой чужой, но благополучной стране. Тоска по родным людям и местам, горечь за страну, не давали покоя, но во всем остальном я тянул вверх обе руки, голосуя за это место.

Здесь можно спокойно работать и ни в чем не нуждаться. Именно спокойно, а не на грани нервного истощения. Ведь жизнь в достатке и жизнь в нужде это очень разные вещи. Отсюда и самочувствие, и здоровье, и поведение. Если я, например, заберу сюда, для начала, жену и оба мы будем работать, то одной зарплаты, с головой, хватит на еду и жилье. Другую можно тратить на все, что вздумается. Хочешь машину, хочешь бытовую технику, хочешь, оденься так, что до конца жизни хватит или отправься в путешествие. Разве можно такое представить на Украине? Продукты — сто баксов предостаточно. Съемное жилье — четыреста. Кожаная обувь — двадцать пять. Простую можно взять от пяти долларов. Так же и с одеждой, а на сезонку здесь обычно скидки, а не наоборот как у нас. Праздничные дни в магазинах тоже на все скидки, вместо наценок. А зарплата обычно семьсот с хвостиком и выше, вот и считайте. За нее можно взять старенького, но хорошего «немца» и ездить по идеальным дорогам, не волнуясь о ремонте.

Утром мы собрались на пляж. Перед тем зашли в торговый центр Dekada за обувью. По акции я купил себе босоножки за 50 злотых, а Володя взял фирменные Reebok за 140. Акции на товар держатся до тех пор, пока не распродастся вся серия, а не до произвольно установленной даты.

— Сколько гарантия? — спросил я.

— Два года, — ответил продавец.

Я не поверил в услышанное и, решив, что не так понял, спросил еще раз.

— Два года, — улыбнулся продавец.

Мы тут же переобулись и пошли на пляж. Погода была хорошая, настроение тоже. Я взял себе бутерброды из дома, а пацаны купили пива с орешками. Свингеры обещали придти позже, Андрюха отказался наотрез.

— Там микробы, — сказал он.

Когда мы стали над ним смеяться он перевел все в шутку и сказал, что не будет никуда идти т.к. хочет просто отдохнуть и спокойно поиграть в Танки. Но мы решили, что на самом деле он стыдится прыщей, усыпавших всю его спину. Или, очень может быть, просто не умеет плавать.

На пляж пришли со стороны дороги. Людей было немного, они лежали на травке под зонтами и читали книги. Этот берег оказался для пикников, даже стояла табличка «Купаться запрещено». Тогда мы пошли обратно, чтобы перейти на другую сторону. К берегам были причалены парусники и счастливые люди, веселясь и щурясь от солнца, подготавливались к заплыву. Залив был небольшой, но, все же, его ширины хватало для подобных развлечений.

Мы перешли мост, под которым бурным потоком через рукотворные пороги стекала вода и устремлялась дальше вьющейся узкой речушкой. Вход на пляж преграждал железный забор с открытой калиткой. Пройдя мимо деревьев и кустарников, мы вышли на желтый песок, усыпанный кучками белокожих людей. Никаких отличительных от наших пляжей черт я не заметил. Кто-то пил пиво, кто-то играл в мяч, кто-то возился с детьми. Поодаль от общей массовки боксировали молодые поляки. Они постоянно опускали руки, и знать не знали об элементарных уклонах, так что очень даже скоро я потерял к ним всякий интерес.

Водичка была прекрасная: чистая, легкая, прохладная. Песчаное дно полностью безопасное: ни тебе крышек, ни битого стекла или консервных банок.

Через какое-то время пришли Свингеры. Они прихватили с собой пару бутылок пива и хорошее настроение. Оно стало еще лучше, когда на горизонте появился поляк, точь-в-точь походящий на Пашу. Он был крупнее и старше, но его лицо: овал, залысины, нос, очки, были настолько идентичны, что когда они с Пашкой рассматривали друг друга даже их мины, подобно всплывающим на мониторе окошкам, говорящим о сбое в компьютерных командах, были одинаковы. Это комичное зависание длилось не долго, но изрядно добавило хохмы в наше времяпрепровождение.

А к вечеру Пашка надрался как сапожник. Мы-то ушли с пляжа раньше, а они себе остались догуливать. Солнышко видать напекло в маковку, да и на брож