© Николай Марчук, 2025

© ООО «Издательство АСТ», 2025

Пролог

Как же тяжело…

Черт возьми, как же тяжело!!!

Глаза залиты потом и кровью из рассеченного лба. Руки онемели и потеряли чувствительность, пальцы не ощущаются совсем, будто бы их и нет вовсе. Каждые пять-семь секунд нервно озираюсь назад, чтобы убедиться, что по-прежнему тащу раненых Креста и Финика.

Парни здоровые, каждый под центнер весом, плюс на обоих еще что-то из обвеса осталось, с Креста даже бронежилет не сняли. Тут одного попробуй утащи. Порой вчетвером тащишь носилки с «трехсотым» и то упахиваешься как мул до кровавого пота и радужных пятен перед глазами. А сейчас я тащу сразу двоих – ухватил их за транспортировочные лямки на спине и ручки брезентовых носилок, дернул на морально-волевых и попер тащить пацанов, вынося из красной зоны из-под обстрела. Как прошел первые два десятка шагов, не понял, просто рванул и попер. Видимо, на адреналине.

Падла, как же тяжело…

С трудом переставляю ноги, будто они отлиты из свинца или вытесаны из гранитного монолита. Пальцы намертво схватились за лямки, хрен их теперь разогнешь. Руки вывернуты назад. Из ощущений только жжение внизу, как будто бы кипяток стекает по ногам в ботинки.

Шаг, упор ноги, отталкиваюсь, снова шаг, опять упор ноги. Тащу двоих раненых за лямки. Уже не чувствуя ничего. Глаза залиты кровью, я не вижу дороги. Есть только шаг вперед, еще один. Надо идти, надо тащить, надо шагать. Парни сами себя не вытащат, они ранены. Есть только я. Надо пройти вперед, совсем чуть-чуть. Пару шагов еще. А там свои! Кто-то да встретит. Надо пройти совсем немного.

Сквозь шум в ушах и дикую боль во всем теле слышу, что вокруг рвутся мины, гремят взрывы, но мне пофиг, я иду, тащу пацанов к своим. Волоку сынков в безопасный тыл…

Спина настолько онемела от боли, что стала невесомой. Я не чувствую ни рук, ни ног. Я не вижу, куда иду. Даже оборачиваясь, чтобы поглядеть, не оторвались ли мои руки, уже не вижу бритые головы Креста и Финика, которых тащу к своим.

Я стал невесомым, я стал легким…

– Глобус! Глобус! – слышу сквозь кровавую пелену тумана. – Петрович, все… все, отпускай. Отпускай, тебе говорят!

– Ы-ы-ы, – пытаюсь я что-то сказать, но вместо членораздельной речи из моего рта вырывается только глупое мычание. – Ы-ы-ы!!!

Даже говорить и то больно, как будто в рот насыпали песка и заставили его прожевать.

– Полежу чутка, отдышусь, – шепчу я, мешком валясь на землю.

Меня подхватили, начали стягивать бронежилет, амуницию. Я ничего не вижу, кровавый туман застелил глаза.

– Глобус! Старина, это Жак, все нормально. Ты дотащил их, все нормально! Пацаны живы… Финик жив!

Я чувствую, как чем-то влажным мне обтирают лицо. Ноги подгибаются, и меня бережно опускают на землю.

– Жак! Жак! Не могу понять, куда ранен Глобус, – слышу над головой обеспокоенный голос Жакета, помощника Дока. – У него обе ноги все в крови, а раны нет? Все целое.

– Твою мать! – ругается надо мной Жак. – У него, похоже, от напряжения артерия лопнула.

Жак – хороший мужик, отличный медик, верный товарищ, хорошую мне мазь от геморроя посоветовал, но матерится много. Нельзя так, надо стараться меньше ругаться, все-таки ему уже под сраку лет и вокруг много молодых парней, которые берут с него пример. Оно понятно, что война вокруг и не до сантиментов, а на войне матом не ругаются – на нем тут разговаривают, но все же…

Мне стало легко и свободно. Боль прошла. Чертовски хорошо, будто лежишь дома в теплой ванне. За дверью слышно, как бегает малышня по дому. Приехал в гости старший сын со своими детьми, моими внуками. Жена готовит на кухне пирог, в духовке доходит мясо. Я еще немного полежу в горячей воде и выйду к своей семье. Родные встретили батьку, вернувшегося с фронта. Как же хорошо дома!

Как же хорошо…

Глава 1

Шуршание и раздраженный бубнеж на английском заставили открыть глаза. Я лежу на постели, а прямо передо мной, буквально в паре метров, повернувшись ко мне спиной, стоит какой-то тип, который ковыряется в раскрытом пластиковом дипломате. Вещи, вытащенные из дипломата, валяются на полу, на столе разложены бумаги, кошелек, наручные часы, деньги…

Деньги? В глаза бросились разномастные банкноты экзотической наружности и пестрой окраски с негром в очках. Это точно не российские рубли и не американские доллары.

Черт! А где это я оказался?

Гостиница? Хостел?!

Обстановка поражает своим аскетизмом и одновременно тщательно подобранным стилем, кто-то старательно собрал в одной комнате олдскульные вещи из восьмидесятых: древние бумажные обои на стенах с одинаковым принтом, вытертый коврик посредине комнаты, деревянный обшарпанный стол с круглой столешницей, низкое кресло, древний торшер без абажура с лампой накаливания и в довершение – бумажный календарь на стене, на котором огромными цифрами написано – 1981 год…

Еще мне видна плитка бледно-голубого цвета, которой облицованы стены в ванной комнате. Там же, совершенно дремучий унитаз и сливной чугунный бачок, расположенный высоко под потолком на длинной железной трубе со свисающей вниз цепочкой слива. Все настолько убого и стрёмно, но при этом не выглядит старым, что создается впечатление, будто я попал в жилище сорокалетней давности. Куда-то в начало восьмидесятых, когда народ еще не слышал об унитазах-компактах, светодиодных лампочках и мебели, собранной из ЛДСП[1].

Это ж надо как кто-то заморочился и расстарался, чтобы стилизовать обстановку под такую древность. Не хватает только бобинного магнитофона и черно-белого телевизора с рогатой антенной, причем крышка телевизора обязательно должна быть накрыта вязаной салфеткой.

– Месье, а какого хрена тут происходит? – почему-то обратился я к незнакомцу на французском. – Вы случайно номером не ошиблись? Или это я к вам по пьяни завалился?

Говорить было тяжело, язык с трудом ворочался в онемевшем рту, десны, щеки и челюсти онемели, будто бы от укола анестезии стоматолога. Я что, еще умудрился и к зубному врачу попасть?

Незнакомец дернулся, испуганно подскочил, резко развернулся, одновременно хватая пистолет, лежавший на столе. Я хоть и чувствовал себя хреново, но инстинкты, вбитые в мое тело на войне, работали отдельно от моего затуманенного мозга. Ударил незнакомца ногой, пнув его в пах, подскочил с кровати, на которой до этого лежал абсолютно голый, ухватил со стола квадратную бутылку виски и ткнул ее горлышком в рот парня с пистолетом. Рот незнакомца был удивленно раззявлен, поэтому бутылочное горлышко вошло в открытый рот без проблем. Парень почему-то заорал как резаный, поперхнулся хлынувшим в его глотку алкоголем, выронил пистолет, оттолкнул меня и рванул прочь из комнаты в сторону открытой двери, ведущей в ванную.

Я аккуратно подобрал пистолет с пола, подивившись незнакомой модели, весьма похожей на оружие Никулина из фильма «Бриллиантовая рука».

Добежать до ванной парень не успел, он пошатнулся, споткнулся и упал на пол, начав биться в конвульсиях.

– Парень? Парень? Ты чего?! – Я подскочил к незнакомцу, перевернул его на бок, потому что у него изо рта хлынула пена неестественного кремового цвета. – Что за фигня?! Да, что с тобой, черт возьми?!

Молодого человека били конвульсии, пальцы скрючились, лицо посинело, а из-за рта вырывались хлопья пены.

Я рванул к прикроватному столику, на котором стоял дисковый телефон. Столик расположился с противоположной стороны двухспальной кровати, на которой я до этого валялся. Надо срочно вызвать «скорую помощь», похоже, у незнакомца то ли эпилептический приступ, то ли какая-то аллергическая реакция. Я не Жак, в подобной симптоматике не разбираюсь.

– Черт возьми?! – испуганно отпрыгнул я, чуть не налетев на лежащую на полу девушку. – Да что же это такое происходит?! Кто ты?

Девушка не ответила, потому что была мертва. Стеклянные глаза неестественно округлены, глазные яблоки ощутимо вылезли из своих орбит. Рот открыт, а шея и грудь испачканы рвотными выделениями и засохшей пеной. На темной коже лица выделялись сведенные параличом светлые скулы. Только сейчас я обратил внимание, что девушка была абсолютно голая, да к тому же еще и негритянка. Да-да, негритянка! Или африканка? Черт его знает, как правильно говорить?

Мертвая женщина в одном номере со мной. Голая мертвая женщина в одном номере со мной! Кстати, а я ведь тоже совершенно голый. Где моя одежда?! На полу возле стола валялась скомканная одежда: пиджак, брюки, майка, рубаха, трусы, носки и туфли.

Да что здесь происходит?! Куда я попал? Где это я вчера так знатно забухал, что проснулся голый в гостинке с мертвой бабой и каким-то чудиком с пистолетом в руках.

Стоп?!

Я же ничего не помню. Совсем ничего! Последнее воспоминание – это как я тяну за лямки двоих «трехсотых», вытаскивая их из красной зоны. Мы шли группой в тыл к чубатым и нарвались на такую же ДРГ, идущую встречный курсом. Короткая перестрелка! Креста и Финика сразу же скосило, я бросился их вытаскивать, а Псих и Бамут прикрывали отход.

Все!

А, нет… стоп, вспомнил, последнее – это голос Жака, нашего медика, который говорил, что у меня от перенапряжения разрыв артерии. А потом я открываю глаза и уже лежу голый на кровати, а рядом стоит какой-то пацанчик и роется в дипломате.

Сука, это что ж надо было такое пить, чтобы ни хрена не вспомнить? И почему я оказался голый в номере, да еще и с мертвой негритянкой?! Жена узнает, она меня на хрен убьет! Твою ж мать!

Мысль о жене и ее реакции на увиденное в гостиничном номере вызвала у меня приступ паники. Что делать? Как разрулить такой эпичный косяк? Как?! Что же такое придумать, чтобы выпутаться из всего этого?

Я схватил себя за голову, помассировал ладонями лицо, чтобы хоть как-то разогнать кровь и стимулировать мыслительную деятельность.

Не понял? А это что такое?! У меня что, усы? Усы?!!

Я ощутил под пальцами приличных размеров усы у себя под носом. Усы я принципиально не ношу, могу не бриться какое-то время, зарастая, как мачо или чмо – тут у каждого свои критерии, – но, чтобы сбрить растительность на подбородке и щеках, оставив усы, такого со мной никогда не было.

Я растерянно завертел головой, выискивая зеркало на стене, потом мазнул взглядом по столу и тумбочке в надежде увидеть мобильный телефон. Мой взгляд споткнулся о лежащего на полу паренька.

Я же хотел вызвать «скорую». А тут труп негритянки сбил меня с толку. А еще эти усы на моем лице. Епта, какой все-таки эпичный залет!

– Эй, парень, тебе не полегчало? – спросил я лежащего на полу.

Схватил его за плечо и тут же испуганно отдернул руку. Парень явно был мертв, его лицо исказила предсмертная гримаса. Он посинел, превратившись по окрасу в баклажан, а скулы, наоборот, побледнели, явно выделяясь на фоне остальной синюшности лица. Кстати, очень похоже на гримасу и расцветку лица мертвой негритянки. У покойника прокушена нижняя губа, кровь стекла тонкой струйкой на подбородок, который перемазан пеной, обильно выступившей изо рта. Охренеть!

Два трупа в одном гостиничном номере со мной. Это что ж такое произошло вчера, что я ни хрена не помню? Стоп! Что я еще помню из последнего? Я вновь начал катать тяжелые мысли в голове, пытаясь хоть что-то восстановить в памяти. Нет, ничего нового! Лишь одни взрывы повсюду, я тащу раненых, мне очень тяжело – и только голос Жака, когда силы покидают меня. Вот и все. Как ни старался, больше ничего вспомнить не удалось.

Жутко захотелось пить. Я было кинулся к стоявшим на столе бутылкам, но потом глянул на лежащие на полу трупы. Причиной смерти стал яд, тут к бабке не ходи. Значит, ничего со стола брать нельзя, а уж тем более пить или есть. Пацанчик, скорее всего, помер вследствие того, что я ему сунул в рот бутылку с виски, он его ненароком хлебнул и отравился. Похоже, ядом была заряжена именно бутылка с виски. Это что ж получается, что я его и убил? Твою ж-ж-ж мать!!

Осторожно поднял бутылку с пола, тщательно протер ее носовым платком, потом сунул в руки мертвеца и старательно понажимал на стекло его пальцами. Не знаю, останутся ли после этого на стекле его отпечатки пальцев, но уж точно будет лучше, если там будут мои.

Надо срочно выпить воды, а то от этого сушняка во рту ощущение наждака и голова очень сильно болит.

Дернул ручку двери, ведущей, как я видел, в ванную комнату… Напьюсь воды из-под крана. Паренек, которого я напоил ядом, когда подбегал к двери, с разгона врезался в нее, и она захлопнулась.

Ванная комната небольшая – два на два метра. Справа – ванна, слева – унитаз, между ними раковина с зеркалом.

В ванне лежит связанный чернокожий мужик с кляпом во рту, похоже военный, даже генерал. Из-за кляпа генерал мычит и стонет, а из-за того, что он черный, как сажа, то его в темноте не видно. Падла, напугал!

Я клацнул выключателем и, совершенно обалдев, замер… Нет, не от вида генерала в ванне, к тому же при свете электрической лампочки под потолком стало видно, что никакой он не генерал, а всего лишь швейцар в убого расшитом мундире. Замер я от того, что увидел в отражении зеркала. Из зеркала на меня смотрел мой отец. Да-да! Именно мой отец – Петр Андреевич Котов. Изображение было точь-в-точь как на фото из старого семейного альбома, хранившегося у матери. На том фото отцу было тридцать лет. Сделано оно было перед той самой командировкой в Африку, из которой он спустя несколько лет вернулся домой в гробу. Мне тогда было всего два года.

Этого не может быть! Не может быть!

Я вышел из ванной комнаты, хладнокровно переступил через мертвое тело на полу, подошел к окну и осторожно выглянул через занавеску.

Твою ж за ногу!

Земля красного цвета, обилие тропической растительности, стайка чернокожих босоногих ребятишек в минимуме одежды, да еще и корова с огромными, просто исполинскими рогами, привязанная к стволу пальмы. «Ватусси…» – пронеслось в голове, кажется, так кличут этих африканских коров.

Варианта два: либо я сплю, либо за окном Африка. Хотя если и сплю, то мне снится, что я попал в Африку.

А почему все такое старое и древнее, как из прошлого, двадцатого, века? Ладно Африка, хрен с ней, но где, мать их, мобильные телефоны? Почему в комнате четыре человека, пусть и два из них покойники… И нет ни одного мобильника?

Взгляд уперся в календарь на стене – 1981 год. Прошлое столетие? Это как?!

Из зеркала на меня смотрит мой отец, на стене – календарь сорокалетней давности, за окном – Африка…

Подошел к календарю и тщательно его осмотрел. Ага, вот мелким шрифтом написано, кто и когда его напечатал. Судя по надписи на английском, отпечатан этот календарь в типографии в 1980 году. Охренеть!

Это что ж получается? Получается…

Что? Что я умер и попал в тело своего отца в 1981 год, когда тот сам умер вследствие отравления как агент иностранной разведки. Так, что ли?

Я, совершенно ошарашенный, сел на край кровати, обхватил голову руками и крепко-крепко зажмурился. Сейчас открою глаза, а там – стены и потолок военного госпиталя в Ростове или Москве, куда я попал после ранения. Просидел минут пять, старательно жмуря глаза и давя руками на голову. Осторожно открыл один глаз… нет, ничего не изменилось. Убогий гостиничный номер, два трупа на полу, разбросанные вещи на столе и календарь за 1981 год на стене.

Стоп!

Давайте рассуждать логически, боец Глобус…

Давайте!

Если это сон, то со временем я проснусь, правильно?

Правильно! А если ты, придурок, после ранения лежишь в коме, то тебе этот сон может сниться неделями, а то и месяцами.

Ну и что? Сон, он сон и есть. Все равно когда-нибудь проснусь.

Вон на полу лежит пистолет этого пацаненка, возьми его и шмальни себе в висок, сразу станет понятно, сон это или нет. Если после выстрела в висок все так же будешь жить, значит, точно сон, а если помрешь, то не сон.

Дебил? Иди в задницу с такими советами!

Что, боишься, ссыкло?!

Я проигнорировал подначки внутреннего голоса и попробовал принять мысль, что я, погибнув в 2023 году, переродился в теле своего отца в 1981-м. Если это правда, то перспектива так себе, надо сказать. Во-первых, я в одном номере с двумя трупами, во-вторых, я в Африке, в-третьих, я в начале восьмидесятых прошлого века. То есть в чужом теле, в чужой стране, в чужое время! Это все минусы!

Теперь плюсы. Я жив… я жив. Все! А, нет, есть еще один плюс: в 2023 году мне было сорок пять лет, и у меня имелся букет разных хронических болячек; вследствие резкого обострения одной из них я, собственно говоря, и помер, истекая кровью, а сейчас мне – тридцать лет, и, насколько я знаю из рассказов матери, у меня отменное здоровье, потому что отец не злоупотреблял вредными привычками и регулярно занимался спортом. То есть я стал моложе и здоровее, но при этом угодил в прошлое, да еще и в Африку.

Мысль о том, что я попал в прошлое, вновь повергла в шок. Я сел на кровать и на секунду замер, пытаясь собрать роящиеся мысли в голове. Что делать? Что?..

Бежать в ближайшее российское… тьфу, советское консульство? Ну, вроде бы логично. Паспорт у меня есть. Я – советский гражданин, у меня есть права, за спиной – огромная империя, которую уважает и боится весь мир. Приду в консульство, расскажу все как было: дескать траванули, потерял память, ничего не помню. Вернут в СССР, ну а дальше…

А что дальше?

Я – любитель книг, стараюсь читать много и часто, причем не только фантастику, но и детективы, всякие там шпионские боевики, ну и классику очень уважаю, причем не только советскую, но и старую добрую, проверенную столетиями: Пушкин, Лермонтов, Чехов, а вот Льва Толстого как-то не очень, не идет мне его язык повествования. В современном мире читать легко, особенно когда книги стали электронными и можно их «проглатывать» с экрана смартфона, стоя где-нибудь в автомобильной пробке.

Одно время мне очень нравились книги про попаданцев. Это когда современный человек «проваливается», попадает в прошлое.

Стоп!

Так это же, я теперь вроде как попаданец в прошлое! Точно! Охренеть!

Ну так вот, одно время я сильно подсел именно на фантастику о попаданцах. Но длилось это не долго, потому что сюжет везде был как под копирку.

Если современный человек оказывался в начале Великой Отечественной войны, то он обязательно изменял ход войны, причем делали это попаданцы разных авторов приблизительно одинаково: «придумывали» автомат Калашникова, РПГ-7, цепляли на Т-34 командирскую наблюдательную башенку, насыщали войска автоматическими гранатометами Таубина, вытаскивали из тюрьмы Рокоссовского, расстреливали Тухачевского и Мехлиса. При этом редко кто из писателей хотя бы кратко описал, насколько сложно за короткий период насытить войска новым видом оружия, под изготовление которого нет производственных линий, системы выплавки металлов и сплавов, нужных для его производства, или вспомнил о полном отсутствии боеприпасов нужного калибра.

В общем, все как один проваливались в прошлое – и давай его изменять в лучшую сторону одним фактом своего присутствия там. И еще, к тому же все попаданцы капец какие умные, всесторонне развитые, обладающие уникальной памятью и энциклопедическими знаниями, а также всевозможными умениями.

Встречались еще книги о попаданцах в послевоенный СССР, чаще в эпоху Брежнева. В последнее время тема Союза вообще на пике популярности. Многие люди, которые родились намного позже 1991 года, настолько верят в «святость» Союза и идеализируют то время, что даже не особо задумываются о том, что, может быть, на самом деле все было не так радужно и «мимишно».

Попаданцы в СССР разделены на два лагеря: одни тут же пытаются его сохранить и не дать развалится, вторые же, наоборот, плевать хотели на сохранность страны, им нужно, чтобы она развалилась, а они смогли бы на этом «подняться» и обогатиться. Ну, то ладно, фантастика, она фантастика и есть.

Мне-то что сейчас делать? Как быть?..

Я вот, к примеру, человек не глупый, мои знакомые и окружающие считают меня даже очень умным и начитанным, но вот так, с ходу, я хрен чего там вспомню из прошлого до точной даты. Нет, много, конечно, что помню.

Что у нас происходило после 1981 года в СССР?

Помню, когда случилась чернобыльская катастрофа, когда был ГКЧП, помню день смерти Брежнева и то, что после Брежнева генсеком стал Андропов, потом – Черненко, потом – Горбатый. Дат смерти Андропова и Черненко не помню, знаю только, что Андропов был у власти около двух лет, а Черненко – не больше года. Перестройка, «сухой закон», посадка пилота-любителя Матиаса Руста на Красной площади, конфликт в Нагорном Карабахе, сбитый южнокорейский «Боинг». Что было раньше – заваруха в Карабахе или корейский самолет – не помню. В голове каша!

Я родился в 1978 году, развал СССР застал в тринадцатилетнем возрасте. Все, что я знаю про восьмидесятые, основано на просмотре телевидения, чтении книг, газет и статей в интернете в зрелом возрасте. Вот девяностые я помню и знаю намного лучше. Много чего пережил на собственной шкуре.

Так что же мне делать? Вернуться в СССР и… а дальше что? Мой отец, в чьем теле я оказался, был военным специалистом, значит, мной будет заниматься КГБ. К примеру, я скажу, что из-за отравления у меня начались видения, и я вроде Ванги предвижу будущее. Напишу все, что знаю, передам в Комитет, и как только 10 ноября 1982 года Брежнев умрет, то в мои записи поверят. Возможно, удастся предотвратить Чернобыльскую катастрофу, минимизировать число жертв в предстоящих разрушительных землетрясениях в Армении или не дать выйти в рейс парому «Эстония», который потерпит крушение во время шторма…

А дальше что? Вопрос…

В художественной литературе обычно умные, справедливые, честные «гэбисты», используя полученные сведения, тут же начинают спасать СССР от развала. Горбачев никогда не станет генсеком, а Андропов проживет намного дольше…

А в реальной жизни что будет? Хрен его знает, что будет. Всякое может быть. То, что меня запрут в спецучреждении, откуда мне не выбраться, – это сто процентов. А могут выпотрошить до сухого остатка, применяя специальную «химию», которая выжжет мне мозг, но позволит вспомнить даже то, о чем я забыл или думал, что никогда не знал.

Оно мне надо? Нет, не надо. Опять же, далеко не факт, что нарвешься на идейного и справедливого «гэбиста», который пусть и «высосет» твой мозг досуха, но, используя мои воспоминания, спасет СССР от распада. Вполне может быть, что мои сведения попадут на стол к карьеристу, который спасать страну не будет, зато использует полученные сведения в своих личных целях. В итоге получится еще хуже, чем я помнил.

Так, может, ну его на фиг спасать СССР? Развалился и развалился, в конце концов, Союз распался не из-за одной причины, а из-за тысяч, где основным было нежелание самих советских граждан что-то там сохранять, им хотелось новой жизни, перемен…

 

Перемен требуют наши сердца,

Перемен требуют наши глаза.

В нашем смехе и в наших слезах, и в пульсации вен

Перемен, мы ждем перемен…

 

Буду сидеть себе тихо, как мышь под веником, копить деньги, менять доллары по выгодному курсу, фарцевать, золотишко выплавлять из радиодеталей, скупать «ордера» на квартиры, чтобы потом их приватизировать и переоформить на себя; когда придет время, буду вкладывать деньги в акции компаний, которые спустя годы «выстрелят», в 2009 году скуплю биткоины по 1 доллару, а в 2021 году продам их по цене 63 000 долларов за каждый, то есть, вложив всего одну тысячу долларов, я смогу спустя двадцать два года превратить их в шестьдесят три миллиона долларов.

Неожиданно в дверь заколотили. Я, погруженный в свои мысли, испуганно вскочил и метнулся к двери.