Оглавление

1. Убийца Источников

Мир все же вернулся. Или миры — сознание Олега разрывалось надвое. Его, словно подхваченного Силой Воздуха, волокло в какую-то огромную воронку, путь к которой преграждал зверь. Кот (или кошка) с абсолютно белой шерстью злобно шипел, взъерошив последнюю так, что казался вдвое крупнее своих истинных размеров. Которых, кстати, в своем видении Кот определить не мог — не с чем было сравнить. Разве что с горлышком той самой «воронки», заменившей тут, как подумалось сознанию, что лениво текло в своем собственном направлении, пресловутый свет в конце тоннеля.

Альтернативой миру, куда белый кот не пускал Олега, или то, что от него осталось, был мир, из которого старший лейтенант Котов, он же Олег Георгиевич, Наследник Рода Котовых, шести лет от роду, вышвырнул адепт Черного ковена. Посредством артефактного ножа, который называл «Убийцей Источников». Последние воспоминания, вернувшиеся как-то разом, словно укрепили тот якорь, с которого его пытался сорвать поток. А последний еще и напоминал, что мир, который покинул Олег, был вполне материальным, заполненным людьми, удивительными событиями… зимой две тысячи двадцать первого года от Рождества Христова. Для Олега таким напоминанием, вполне достаточным, был густой запах жареных пирожков, почему-то сейчас не вызывавший яростного аппетита и рези в желудке. А еще были голоса, которые понемногу обретали сочность, и вплетались дополнительными лапами в тот самый якорь, который удерживал Олега Котова в шатком равновесии между мирами. Не самого, конечно — его сознание. Тела же своего Кот не ощущал совершенно. Рук, ног, головы… носа, улавливая все же чудный запах; ушей, которыми слышал голоса, такие знакомые:

— Опять свои пироги натащили? Думаешь, они помогут — там, где бессильны были даже «живая вода» вместе с «мертвой», и другие, такие же сильные амулеты? Где целители, присланные Великим князем, отступились?

Это был определенно голос князя Николая Ефимовича Бельского — усталый, и, казалось, вполне равнодушный к судьбе мальчика, который, очевидно, лежал где-то рядом с владетелем Владимирского княжества… Отвечал ему тоже Бельский, но не истинный, по рождению и крови, а принятый в Род в силу заслуг — это Витязь, Дамир Ефимович, когда-то сам объяснил Олегу.

— Лишним не будет, — голос Витязя был наполнен эмоциями, тщательно скрываемыми, но для Олега почему-то читаемыми, как в открытой книге, — вообще-то это новики, со служанкой Олега Георгиевича так беспокоятся. Ну, и персонал здешний, госпитальный, не препятствует.

— Хорошо, — явно махнул рукой князь, — пусть их. Скажи лучше — никаких изменений?

— За три дня, что парень тут лежит, Николай Ефимович, докторов тут перебывало как бы не два десятка. Больше, я так понимаю, из научного интереса, чем от желания помочь Наследнику Котовых. Чего-то вразумительного не сообщили. Разве что подтвердили, что ножик этот разрубил сердце пополам, и трогать его — значит, тут же лишить парня жизни. Пробовали просветить рентгеном — снимки это подтвердили.

— А что про нож? Артефакт?

— Непонятно, — теперь Олег представил, как Дамир Ефимович пожимает плечами, — Мастера, присланные из Москвы, утверждают, что это обычное золото. Правда, образца взять не смогли… точнее, я им не позволил. Задели бы его чуть сильнее, и все… В Зрении, которое мне недоступно, Силы, по их словам, в этом клинке нет. Но тут уж вам решать, Николай Ефимович, верить им, или нет.

— Да… не вовремя Матвей Григорьевич прихворнул. Рвется сюда, но до конца недели разрешения ему целители не дают.

— Рвется…, — хмыкнул теперь Витязь, — старый же, а все лезет, куда не надо. Вот зачем он в тот склеп вместе с людьми из Приказа полез?

— Велели, вот и полез, — повысил князь голос, в котором Кот теперь прочел: «Не суйся, куда не просят, Витязь», — может быть, если бы не Матвей, парня оттуда и не вытащили бы. А если и вытащили, то трупом иссушенным, как того Черного из ковена, который на Олеге… Георгиевиче лежал. Он ведь, Матвеюшка наш, и успел крикнуть, чтобы ножа не трогали.

— Ага, — как-то подобрался, подобно хищнику Дамир Ефимович, — значит, старик наш очнулся; заговорил?

— Заговорил, да только мало что обсказал, кроме того, что мы уже знаем. Разве что подтвердил, что детей княжеских из того подвала взяли живыми и… нет — про здоровье ничего неизвестно. Телесных ран, правда, не видел. А еще сокрушается весь, что сунулся, куда не надо; подобрал вперед Мастеров московских какую-то тряпку, у жертвенника. То ли красную, то ли черную. Вот она его и шарахнула; выпила почти до донышка. А после этого он ничего и не помнит.

Князь Бельский вздохнул так глубоко, что Кот будто в реальности ощутил — поток, что так и продолжал тащить его к белому зверю, и дальше, в воронку, на краткий миг поменял направление на противоположное. А у самого Олега заработал еще один поток сознания:

— Нож. Артефактный, «Убийца Источников». Что сделает тот же князь Бельский, или Рюриков… точнее, Рюриковы — старший, дядя, как бы не опасней Великого князя — когда услышат это словосочетание? А если эти слова разнесутся шире, по другим владельцам Источников? Так что, быть может, это и хорошо, что старый колдун Бельских где-то отходит от «знакомства» с черно-красной «тряпкой». Как там ее Черный называл? Не помню… А не все ли равно вам, Олег Георгиевич, теперь, что подумает, хотя бы тот же Великий князь Московский? С ножом в твоем сердце, и без всяких перспектив вернуться к привычной уже жизни Наследника Рода? Не проще ли оборвать все цепи якоря, который ты придумал себе, и все же рвануть в воронку, вместе с белой кошкой? Может, не обидит… родня все же — какая никакая? Только как вот это сделать?

Другое, прямо противоположное чувство буквально взревело; потребовало от организма сопротивляться, хоть ползти наперекор Силе Воздуха, обратно к привычной уже жизни; к Ольге, с ее завтраками, обедами и ужинами; ежедневным кроссам в зимнем лесу; к полигону; к Источнику… Увы — не было колен и локтей, на которых можно было бы ползти…

— Да, — Дамир Ефимович искусно сделал вид, что только что вспомнил еще что-то важное, — здесь и церковь отметилась.

— Кто такие? — голос князя был глуше; он явно отошел от места, где располагался недвижный мальчик — может, даже к двери.

— Поначалу местные попы, шестеро, из сельских церквей. Эти не шумели — службу провели, да признали, что ничего бесовского ни в парне, ни в ноже нет.

— Еще кто был?

— Еще от скита Мещерского настоятель как-то прорвался. Я потом настоящий сыск учинил в полку — никто не видел, как он через КПП пробрался, и мимо дежурного, уже тут, в госпитале. Хорошо, что сам я тут в тот момент оказался.

— А то что бы? — в голосе князя прорезалось нешуточное волнение, и даже угроза.

У самого же Олега, в несуществующей для него голове, возникла картинка — тот самый старик в зале дворца Бельских, что с легкостью преодолел сознанием Силу артефакта, пропустив мимо себя магию «миллиона алых роз».

— Угрозами тут сыпал; рвался выдернуть нож из груди Олега, а самого его требовал предать смерти и сжечь.

— Не смог — ни первого, ни второго, ни третьего, — явно с понимающей усмешкой констатировал князь.

— Укрощать таких буйных, пусть с высоким Уровнем, учился всю жизнь сознательную, — немного похвалился Витязь, — и сейчас еще учусь.

— Высокий Уровень Силы, говоришь? — голос Николая Ефимовича похолодел.

— Не ниже Третьего, — подтвердил Дамир Ефимович, — но боевых навыков нет. Скорее всего, Разум. Ну, у меня против таких защита есть, да и с Олега… словно с гуся стекло — когда старец тот все же успел на него рукой махнуть. Теперь-то, наверное, не скоро помашет, со сломанными-то руками.

— Ну, срастить сломанные кости…

— Это как ломать, Николай Ефимович! Думаю… да нет — уверен, этот поп здесь больше не появится.

Витязь опять хвалился — не голосом, а внутренней сущностью, глубоко спрятанной, но почему-то легко читаемой Котовым.

— Ты за этим проследи, Дамир. Да и за всем остальным тоже…

Стукнула дверь, и в помещении, размеры которого никак не ощущались Олегом, он остался один. А поток, увлекавший его в неведомое, подальше от знакомого мира, вроде как утих. И зверь у воронки стал зримо меньше, от опавшей шерсти, и даже улегся, не отрывая, впрочем, взгляда от Кота.

— Если он, конечно, меня видит, — как-то улыбнулся Олег несуществующими губами, — и что теперь делать? В смысле, чем заполнить паузу до того, как кто-то появится здесь? Кстати — то обстоятельство, что какой-то интерес проснулся, радует. Как там кто-то из древних говорил? «Я мыслю, значит существую!»? Вот и давай помыслим, поразмышляем. На предмет того, что делать, и говорить, если вернусь… туда, откуда так несет пирожками.

По всему выходит, что нужно молчать; на все вопросы говорить: «Ничего не видел, ничего не слышал, ничего никому не скажу». Не совсем так, конечно. Скажу — детей видел, колдуна описать смогу, а про все то, что он наплел в порыве откровенности, лучше вообще не упоминать. Или про лорда, как его? Ага — Уилтшир… Нет, про него надо молчать крепче всего. Возьмет его Тайный Приказ под белые ручонки, да на «свидание», к тезке, Олегу Николаевичу. Вот последний обрадуется вынырнувшему из древних легенд «Убийце». Но и оставлять без ответки гибель Рода, а особенно Источника, не след. Значит, этим придется заняться самому. Ага… (хмыкнул он как-то) шестилетний мститель. Без документов, знаний, и, в общем-то, без особой Силы. Разве что дождаться людей от него, от британца, да отдаться им в руки — в надежде, что сами приведут… или принесут куда нужно. Ага… что-то новенькое. Что — опять пирожки?!

С той стороны, откуда дул «ветер перемен», действительно послышался негромкий скрип двери, и ворвались свежие ароматы жареного, или печеного. Словно кто-то заступил на смену, вместе с очередным подносом, или тарелкой гостинцев. Еще и словами добавил, голосом Сашки Матузова:

— Ольга Никифоровна вам, Ваше Превосходительство, приветы передавала, и вот — пирожков ваших любимых, — и словно отвечая на невысказанный вопрос Котова, продолжил, — нет, уже не плачет. Но тоска из глаз никуда не делась. Ну, а что?…

— А ты много болтаешь, новик, — перебил его голос Витязя, появившегося без всякого скрипа, — а пироги — те, что остыли уже, прямо здесь, при мне съешь.

— Так их же тут…, — в голосе новика обозначилась паника.

— Ничего, парни тебе помогут. Олег Георгиевич, кстати, как их один мог съесть?

Помещение не то чтобы заполнилось грохотом и шарканьем подошв; но звуков стало действительно много, показывая, что внутрь ввалились еще несколько человек, не таких опытных и бесшумных в движениях, как Дамир Бельский. Старшему лейтенанту Котову тоже было далеко до Витязя; по шагам он новиков, оказавшихся тут, не узнал. Разве что определил, что теперь их, вместе с Матузовым, стало четверо. И их на самом деле заставили жевать — те самые остывшие пироги. Вот тут Олег действительно чуть позавидовал; даже не аппетиту парней, а отсутствию такого у себя.

— Все, наелись, — с какой-то ехидцей спросил Бельский, — сил набрались?

Новики ответили вразнобой; утвердительно, но как-то настороженно. И Олег их понимал, с учетом того, как проходил у наставника учебный процесс. Сам-то Олег прошедший месяц тренировок беззастенчиво пользовался Силой; да и сами занятия были ему в радость. Что касается новиков…

— Слушаем меня, — Бельский обратил на себя общее внимание, включая Котова, и, кажется, белоснежного зверя у воронки, — сейчас укутываем парня потеплее — прямо поверх одеяла, и несем его…

— Куда?! — не выдержал один из новиков; Олег этот голос помнил смутно.

— Вот куда покажу, туда и понесете, — явно не на шутку рассердился Витязь.

Олег не почувствовал, что его как-то укутали, и что понесли куда-то. Разве что по едва слышному кряхтению парней понял, что ложе, на котором он лежал, было достаточно тяжелым. И то, что его через какое-то время вынесли на улицу, на мороз, понял лишь по вопросу, теперь Саши Матузова:

— Может, с лицом его накрыть, Ваше Превосходительство? Замерзнет ведь!

— Полностью не надо, — распорядился тот, — подоткните так, чтобы рот с носом открыты были; дышать чтобы не мешало.

— И уши… и уши! — хотелось закричать Олегу во весь голос, — не слышно же будет ничего!

Пока же никто не услышал его самого. Впрочем, одеяло, или что-то еще, чем его «подоткнули», было не очень толстым или плотным. Звуки, пусть и приглушенные, остались. Новые, вполне знакомые Олегу. Он поначалу даже обрадовался скрипу снега под подошвами, едва различимому треску ветвей, каким-то чудом еще не размолотых в труху солдатскими сапогами. Его явно несли по лесу, по тропе. А когда шагнул мыслью дальше, вперед, едва не завыл от тоски, от предстоящего действа. Потому что не осталось сомнений — кровать с телом мальчика несут к Источнику! Чья это была идея — Витязя? Или Матвей Григорьевич «озаботился», передав заботу через князя Бельского? Не важно — главное, что вместе с кроватью и Олегом Котовым несли «Убийцу Источников». И чем это грозило крошечному, такому беззащитному зеленому лучику в чаще? Олег предположил самое худшее. И опять закричал, задергался в своем безвременье так, что белый кот опять ощетинился, зашипел, и даже вполз задом наполовину в воронку.

Но в нужном для Олега направлении ни одна его эмоция не прорвалась. Так же скрипел снег; трескались изредка ветви. Новики, кажется, даже перешли на бег. И совсем скоро остановились, что сознание Кота, в основной своей части застывшее от предчувствия беды, отметило как-то краешком. Как и слова Витязя, с полыхнувшими в них отеческими эмоциями. Олег, конечно, не мог видеть — только представлял, как с него аккуратно скидывают покрывала; и берут — еще более осторожно — на руки. Которые чуть дернулись; скорее всего, на слова одного из новиков, прорвавшиеся наружу: «Как деревянный… или каменный». И сразу несколько других, шикнувших на сотоварища.

И того, как его перенесли на холодную землю, он тоже не увидел, и не ощутил. Поначалу. А потом едва не воскликнул:

— Да она же не холодная! Она теплая! Я чувствую ее, чувствую!

В одно мгновение исчезло видение — белый кот широко открыл пасть, словно зевая, или даже улыбаясь; и таким вот исчез в своей воронке. Зато вернулось разом все остальное — и зрение; и ощущение своего тела, действительно деревянного, сейчас заполняемое иголками, остриями внутрь; и острая, тянущая боль в груди. Которая вдруг стала нарастать с немыслимой скоростью. Взрывом, огнем, разгоравшимся так, словно в душу плеснули бензинчику. Уже не обращая никакого внимания на сопротивление не гнувшегося в суставах тела, Олег согнул шею — так, что увидел и Витязя с новиками, замерших в полудюжине шагов с вытаращенными глазами, и собственное тело, покрытое какой-то простыней… Впрочем, последняя тут же отлетела в сторону, когда заработали руки, которые, оказывается, так и свело в положении, когда он из последних сил удерживал на себе мумию Черного колдуна. Он увидел теперь себя всего, обнаженного, не чувствующего, впрочем, холода. А главное, к чему прикипел взгляд — рукоять такого знакомого ножа, сейчас совсем не черного.

— Наверное, золотого, — текли неосознанно мысли; в то время, как пальцы, сведенные судорогой, медленно смыкались на рукояти, — для всех; а для меня сейчас зеленого, цвета… Источника.

«Зрители», все пятеро, если и хотели что-то сделать, броситься к мальчику к примеру, то успели разве что охнуть, да шагнуть вперед на пару шагов — когда Олег как-то легко, без сопротивления плоти, выдернул лезвие из груди, и поднял его повыше — насколько хватило длины рук. А хватило их так, что от острия до раны на груди — ее, узкую и скорее черную, чем алую, Олег тоже видел — было не больше десяти сантиметров. И на этом острие формировалась капля. Большая, изумрудного цвета, отчетливого в ночи настолько, что не оставалось сомнения — ее сейчас видит лишь сам Олег. Остальные же не отводили взглядов от острия — словно ожидали: Кот сейчас опять уронит нож вниз, затыкая рану. Но никто теперь не делал даже единого движения.

Кроме артефакта, чуть дернувшегося в ладонях, отчего капля, достигшая уже размеров кулачка мальчика, сорвалась вниз. Опять обожгло — теперь не огнем, а морозом, проникшим внутрь, и заставившим сердечко испуганно сжаться. А потом и заработать ритмично. Олег только теперь понял, что до этого момента стука собственного сердца не ощущал. Может, просто не обращал внимания?

Холод, тем временем, словно стекал по ране вниз, достигнув абсолютной своей величины там, где когда-то острие прорвало кожу, и скрежетнуло по камню жертвенника. И это было точкой, завершившей действо. Остатки капли словно заткнули дырку в теле; одновременно такое же чувство, чуть тянувшее, словно свежий шрам кожу, зародилось и поверх груди. Но порадоваться Олег не успел. Он вдруг понял, что легкого тепла и чувства родства от земли больше нет. Что Источник действительно, умер! И что…

— Убийца…, — прошептал он, в ярости собираясь отбросить в сторону нож.

Не успел — раньше чьи-то заботливые руки буквально подхватили ребенка, укутывая его в одеяло, вместе с ножом. А от того, прижатого опять к груди, теперь не острием, а всей плоскостью, вдруг истекло… пусть не такое же родное тепло, как от Источника, но все же…

— Он словно извиняется, — с удивлением понял Олег, — словно говорит: «Это не сам я; меня просто таким создали!». Или я окончательно сошел с ума? Ну ка, посмотрим на реакцию парней. Сашка!

На его достаточно крепкий голос отреагировали откуда-то совсем близко — чуть ли не лицом к лицу. Как оказалось, именно этот новик сейчас держал на руках конверт, в котором, словно младенец, был упакован Олег Котов.

— Слушаю, Ваше Превосходительство! — гаркнул парень полушепотом.

— Ты все пирожки съел?

Вокруг словно новый Источник проснулся — так стало тепло от улыбок на устах новиков и Витязя; которых, впрочем, Кот не видел — но чувствовал отчетливо.

— Так они уже остыли, — словно оправдывался Сашка, — да там, Олег Георгиевич, Ольга еще припасла. И не только пирожки.

— И не только пирожки, — почти не слышно прошептал Олег.

Ему вдруг стало стыдно; чувства, только что едва не разрывавшие его надвое, или вообще на множество клочьев, растворялись. И становились значимыми не только гибель Источника, но и глоток морозного воздуха в лесу; и команда Витязя: «Чего ждем? Бегом давайте, бегом!». И даже дурацкая мысль, пришедшая в голову, когда Матузов уже сорвался, как бы не в спринтерском беге:

— А кровать-то оставили тут. Размокнет ведь… Или она металлическая? Тогда заржавеет…

Однако такая же дурацкая улыбка едва тронула губы, и исчезла. Взрослый, рациональный и в немалой степени циничный ум старшего лейтенанта Котова начал обдумывать новую проблему:

— Да, это действительно проблема. О том, что Источник исчез, рано или поздно станет известно. И чья-то светлая голова может соотнести это событие с моим исцелением. Точнее, с ножом. Значит, что? Значит, для всех Источник должен быть живым. Хотя бы несколько дней. Вот и порадуешься тут, что Матвей Григорьевич прикован пока к постели. А может, и потом не заявится? Как же — обязательно примчится, как только встанет на ноги. Но это будет уже следующая задача. А пока надо примериться, как выполнять первую… И вторую тоже — ножик этот выпускать далеко нельзя. Мало ли что. Да и пригодиться может в любой момент. Хотя бы… в том же Уилтшире..

Олега; точнее, конверт с мальчиком внутри, тем временем пытались перехватить из рук Матузова — как эстафетную палочку. Но он не отдал — отбрехался вполне спокойным, не загнанным от бега с грузом на руках голосом:

— Да не устал я… и ворота, вон уже видны.

Олегу в его одеяле была видна лишь частичка мощной груди новика, точнее куртка, которую он уже немного отогрел своим дыханием. Но сознание как-то само фиксировало и время, и скорость бега, и даже, кажется, количество шагов, которые сопровождались едва слышным хрустом снега. Ну, или он машинально, как уже привык на полигоне, фиксировал прохождение дистанции; может быть, даже расходом собственной Силы — в таком спокойном состоянии. Кот даже прикрыл глаза, возвращая себя в те относительно безмятежные дни, когда на своих собственных ногах пересекал створ ворот, а потом взбегал по ступеням лестницы. Картинки были как живые — и двери распахнул кто-то, словно ожидал их в ночи; и в холле переговаривались — Олег узнал только голос управляющего, Суровцева; и Ольга почему-то не спала — встретила у дверей одетой, и приняла живой груз из рук односельчанина.

Никто не сказал ни слова — пока дверь за женщиной и ребенком не захлопнулась, и Олег не дернулся, требуя опустить его на пол. С плеч его до самого паркета, теплого для босых ног, свисало одеяло, не скрывавшее теперь спереди ничего. А Ольга уже рванулась вперед; к некоторому огорчению Олега, сначала не в столовую, а в спальню и дальше, в ванную комнату. И, перекрывая шум струй воды, ударивших в пустую ванну, начала изливать на мальчика тепло своей души, вместе со словами:

— А я ведь чувствовала, Олег Георгиевич, я знала — что именно сегодня вы вернетесь. И спать не ложилась…

Тут она разогнулась, прежде едва достав ладонью до дна ванны — чтобы потрогать закрывшую лишь дно воду, и повернулась, закрыв ладонью рот. Как понял Олег, чтобы наружу не вырвался возглас… чего? Он повернулся к зеркалу, ничуть не смущенный тем, что одеяло сползло на плиточный, тоже теплый пол полностью.

— Ну, и шрам… подумаешь, — сказал он вполне спокойно, даже с какой-то гордостью, — не зря же говорят, что шрамы украшают мужчин.

А спину вдруг обожгло приятным холодком — это другого шрама, пятнышка на спине, коснулся женский пальчик. И женщина свершила небывалое — переступила через себя внутри, через пропасть сословных разграничений. Шагнула вперед, и обхватила руками мальчика, подняла и прижала его к груди. Олег даже расслышал, кажется, ироничное, и теплое: «Мужчина!».

А потом порыв этот прошел, и Ольга, пискнув что-то извиняющееся, унеслась из ванной. Олег же еще немного полюбовался на свое «украшение», и полез в ванну — хотя там набралась едва треть объема. И только теперь, сев в воду, отчего она поднялась ему почти до шрама, обнаружил, что по прежнему держит в руках нож. Почему на него не обратила внимания Ольга? Ответа не было. Зато было желание поэкспериментировать. Не с ножом — с собственной Силой, которой, чуялось, прибавилось.

— Ну, что, попробуем? — спросил Олег у воды.

Нет — у Воды, той частички собственной Силы, что отвечала именно за эту стихию. Он не «попросил» ее подняться какой-то определенной формой; тем же шаром, или забавными зверушками. Просто велел: «Вверх!», и почувствовал, что ягодицы вместе ногами отрываются от гладкого дна ванны. Это не было левитацией — просто мальчика на краткий миг приподняло вместе с водой, которая поползла кверху всем своим объемом, уже превысившим половину ванны. Тельце тут же рухнуло вниз, а вслед за ним и добрая пара центнеров горячей жидкости, уже добравшейся, следуя приказу, практически до краев ванны, и оттого заставившей тугие струи из кранов расплескаться частью своей на пол. А сам Олег, больше ошеломленный, чем обрадованный этим явным проявлением возросшей Силы, едва удержался в сидячем положении, сжавшись под рухнувшим на него водопадом.

А тут и Ольга подскочила — не на шум воды, скорее всего, а чтобы проверить уровень ее в ванне. И постояла немного, уткнувшись взглядом в пол; точнее, в покрывало, служившее недавно Олегу одеждой. Ждала, когда уровень воды в ванной поднимется до нужного — то есть, по шею мальчику, когда он встанет на ноги.

И встать пришлось, хотя Кот чувствовал, что на это несложное, тем более в воде, движение отдал как бы не остатки сил. А еще и улыбаться приходилось служанке; чтобы та не запричитала, не заподозрила бы что-то необычное. В Ольге, в ее верности и молчании, Олег был уверен практически на все сто, но…

— Лучше перебдеть, — думал он, держась за край ванный одной ладошкой, а другой прижимая к бедру нож.

К той части бедра, которая не была видна Ольге. Очевидно, что именно на клинок было обращено сейчас внимание парня; наверное, он этим вниманием, импульсом его, в какой-то момент включил что-то в ножике, или открыл «краник», в который буквально хлынула энергия — как бы не мощнее, чем вода из двух настоящих, материальных кранов. Впрочем, как раз в эту секунду женщина перекрыла воду — сначала горячую, потом холодную. Подняв с пола тряпку, в которую превратилось покрывало, она бросила какой-то подозрительный взгляд на Олега; с безмолвным вопросом, который сам Кот прочесть не смог. Даже не пытался, поглощенный новой загадкой. Он лишь оторвал ладошку от теплой эмалированной поверхности ванны, и слабо помахал ею: «Иди, мол, женщина — не мешай!». Даже рот побоялся открыть, чтобы выразить то же самое, только словами. Словно опасался, что Сила, бурлящая в нем, хлынет через природное отверстие наружу.

Ольга исчезла, бросив еще один, такой же непонятный взгляд на мальчика, и негромко хлопнув дверью. А Олег, словно очнувшись от этого звука, понял, наконец, что же его так поразило в той Силе, что как-то разом прекратила поступать в организм. В какой-то своей части, очень незначительной, она была сдобрена его родной, из Источника.

— Словно в тарелке борща ложку сметаны развел, — мелькнула в голове аналогия, — густую, свежую…

В животе тут же засосало, затребовало свое. И это не взирая на то, что мальчик был переполнен Силой так, что, казалось, готов был взлететь к потолку. Ну, взлететь, конечно, не получилось, хотя Кот непроизвольно и попытался проделать такой трюк. Но команду, которую он подал себе, опять восприняла ближайшая к телу стихия — Вода. Она опять начала подниматься, грозя хлынуть через край ванны уже целым потоком. Олег же резко перекрыл «краник», из которого наружу изливалась Сила. Теперь кубометр воды занял свой законный объем относительно мирно. И тело мальчишеское едва качнул, и полам в ванной комнате жидкости почти не добавил. Кот же на это, совсем не великое на посторонний взгляд достижение потратил примерно половину сил — словно дистанцию на «десятке» пробежал до Источника.

Вспомнив о потере, он опять едва не застонал, а еще — выпустил нож из ладони. Клинок, как и полагается металлическому изделию, пошел ко дну. Но как-то медленно, словно в его отношении закон всемирного тяготения работал с другим, пониженным коэффициентом. Ну, или вода в ванне была много гуще, чем это ощущал своим телом парнишка. Его рука была значительно быстрее; Олег подхватил медленно тонущий нож так, что даже не пришлось нагибаться. «Ножик» — такое нехитрое имя временно дал артефакту Олег — поплыл в его ладони по дуге; медленно, одновременно с ожиданием новой волны Силы. Увы — ожидание не стало приказом, или просьбой. Ножик был чуть теплым, и не живым; как и любой другой предмет из золота.

— Кроме монет, конечно, — поправил себя Олег, — но вот эта особенность, что надо включать какой-то механизм для «подзарядки», скорее большой плюс для меня. В плане конспирации, конечно. Боюсь, если узнают, что такая «вундервафля» оказалась в моих руках в качестве трофея… там она долго не пробудет.

Кот еще раз попробовал глянуть на артефакт особым зрением; проникнуть им внутрь металла, и обнаружить в нем хоть каплю Силы, или плетение. Увы (или здорово!), но металл никак не отозвался. Едва удержавшись от еще одного эксперимента, призыва Силы, только теперь осмысленного, парень положил артефакт на полочку, снял с нее флакон с шампунем, и постарался на какое-то время забыть обо всем, кроме чистоты собственного тела. Только вот пресловутую тарелку с борщом, да густой сметаной выгнать из сознания не получилось.

Из ванны Котов вышел, как уже не раз прежде, в халате до пола; чистый, благодушный, и… вооруженный. Ножиком, конечно, который и резать, и колоть мог достаточно прилично, несмотря на утверждение о том, что золото очень мягкий металл.

— Впрочем, насчет остроты еще проверить нужно, да и про золото… может не чистое, а сплав какой.

Вот тому обстоятельству, что на столе его действительно ждала глубокая тарелка с борщом, а рядом розетка (не меньше, чем на поллитра) сметаны, в которой десертная ложка стояла колом, он уже не удивился. Больше, наверное, удивилась Ольга, появившаяся совсем скоро…

— Убрала уже ванну, — улыбнулся ей Олег, продолжая наяривать и борщ, густо побеленый сметаной, и остатки ее из розетки, намазывая на теплый еще, духовитый хлеб.

Служанку, остановившуюся за его стулом, он хорошо видел в зеркало; и по лицу ее практически читал мысли. Ольга сейчас хотела словами и чувствами — и за себя, и за всех обитателей особняка — выразить, как сильно они ждали его возвращения, как верили в это… И он, проглотив очередную ложку обалденно вкусного борща (а рядом еще и кусок мяса запеченого ждал), неожиданно, даже для себя, пропел одну строчку:

— Я ждала и верила сердцу вопреки…

Вообще-то из этой песни он и помнил всего две строки, но вторую, про «два берега у одной реки» вслух напевать не стал.

— Тогда бы Ольга точно в обморок рухнула, — улыбнулся он, отметив то, как женщина разрумянилась от нескольких слов — словно дождиком из живой воды ее окатило.

И удивился немного влиянию полудюжины этих слов на самого себя. Посчитал это еще одним подтверждением, что уровень его Силы неплохо так подрос.

— Источник, — согнал он улыбку с лица, — это точно он. А может, и Ножик что-то добавил, когда меня к камню пришпиливал. Сколько Силы в этот момент через него прошло! Черная она была, конечно, но может, прокатит? Главное, что никто не видел ее… надеюсь. Кроме колдуна, конечно, господина «Нагиева»; но про него сам князь Бельский сказал, что вытащили «трупом высушенным», так что, скорее всего, ничего из него дознаватели не вытянули. Но мне еще с ними предстоит встретиться. Ну, там стратегия уже выработана: «Ничего не слышал…», и так далее. Хотя… можно намекнуть, что Черный этот пару раз по английски обмолвился. Или по-британски, как здесь говорят. А чего — иностранным языкам меня тоже в три года учить начали.

За этими рассуждениями Олег не заметил, что еда на столе — та, до которой он мог дотянуться, не вставая со своего стульчика, закончилась. А за дальней и тянуться не стал, и Ольгу остановил, когда та рванулась было помочь ему.

— Не надо, Ольга Никифоровна, — вспомнил он ее отчество, отчего девушка тут же остановилась, с одной поднятой ногой, и запунцовела, — ты лучше подстрахуй меня, разбуди ровно в шесть.

— Да господи, Олег Георгиевич! — тут же отмерла девушка, — да может, в сегодняшний день можно обойтись? Не надо после госпиталя-то загонять себя.

Олег нахмурил брови: «Не суйся не в свои дела, женщина!». Вслух, конечно, не сказал, но Ольга поняла. А Кот, сворачиваясь под одеялом в клубок, все же прошептал негромко, чуть-чуть жалея себя: «Надо, Оля, надо!».

2. Золотой запас

Ровно в шесть часов Олег проснулся. Сам, без подсказки. Ольга разве что успела просунуть голову в приоткрытую дверь, и покачать ею: «Вот настырный!». А сама явно встала еще раньше — кто бы, кроме нее, накрыл на стол. Но Олег, прежде чем выйти из спальни, вытащил из запасных берцев шнурки, и привязал их к Ножику. Теперь, стоя голым, с ножом, висящим на груди, он был похож на Тарзана в детстве. Мускулы, кстати, в детском теле проявились уже достаточно заметно. Кричать, подобно вождю диких обезьян он, конечно, не стал. Быстро оделся, почему-то уверенный, что Ножик его никак не поранит.

— А если и порежет, то так мне и надо, — решил он, — самонадеянному идиоту. Будет мне дополнительная тренировка; Жизнь буду тренировать, заращивая раны.

Кстати, пару раз он такой «фокус» уже проводил; не быстро, и с мелкими ранами, но получилось. Пока только на себе.

Яйца и молоко к завтраку были по-прежнему отменной свежести. Олег еще раз напомнил себе про премию управляющему, Кропоткину Андрею Андреевичу.

— Ну, и повара надо отметить, — решил он, — как там его… старшина, кажется.

Вообще-то нож можно было положить и в маленький рюкзачок, что специально приготовили для его тренировок, но Олегу, по его предчувствиям, нужен был контакт с артефактом. В ладони же брать его при свидетелях, а среди них был один ох, какой зоркий, не собирался. Вот и бежал он сегодня чрезвычайно осторожно — ножик для ребенка был достаточно велик, и нижний кончик его был закреплен поясным ремнем; совсем чуть-чуть не доставая… до самого ценного в организме, на взгляд Кота. Любое падение, и… Впрочем, его предположение о личной безопасности, подтвердилось. Пусть не сильно, но несколько раз он полоснул по животу при резких поворотах тела режущей кромкой (точнее — кромками — они обе были заточены, так что это был скорее кинжал). Ощущения были… словно погладили.

Кот бежал, практически не замечая свежего, замечательного утра. Небо, еще темное, за исключением чуть порозовевшего краешка на востоке, было чистым. И морозец он не замечал, градусом явно ниже десяти по Цельсию. Тут этот ученый, кстати, тоже отметился. Мысли парня были впереди, на заветной полянке. Опаска была, что жизненно важный эксперимент не удастся. Ну, и радости была малая толика. Именно от сегодняшней погоды, отсутствия снегопада. Так что отсутствия Источника никем, кроме как им самим обнаружить было невозможно. И в то же время, жила дикая, пусть и крошечная надежда, что Источник встретит его. Увы — уже издали он понял, что эта надежда растаяла, как и сам столбик зеленого цвета в лесу.

Но ноги уверенно несли по знакомому маршруту. Тем более, что в какой-то момент он свернул на тропу, натоптанную ночью. А там и кровать увидел — никто ее трогать пока не стал.

— Скорее всего, Дамир Ефимович так распорядился, — решил Олег, отыскивая Бельского взглядом; тот кивнул, явно подтверждая догадку, — ну, и правильно сделал. Нечего тут посторонним расхаживать по моему Источнику. Хотя его тут уже и нет.

На место, где он сидел по два раза каждые сутки вот уже больше месяца, Олег осторожно пристроился практически не глядя, машинально. Все внимание было обращено к ножу. Проверять еще и острие собственной плотью никак не хотелось. А хотелось выхватить Ножик, и вогнать его в землю, весь клинок, и заорать во весь голос… Он и заорал, только беззвучно, и без ножа в руке:

— Ну что, натворили мы с тобой тут дел? Давай — помогай, исправляй!

И поначалу сам призвал Огонь и Землю; смешал эти стихии, и погнал их вниз, через… Ну, он сейчас едва не хихикнул, представив себя сидящим на унитазе, и делающим свои дела в присутствии одиннадцати взрослых — такие пробежки уже давно не требовали провожатых от полка.

Впрочем, и новиков почти сразу стало меньше. Витязь все же негромко распорядился, и тяжелую металлическую кровать потащили отсюда вчетвером.

— Хорошая им тренировка будет, — чуть улыбнулся Олег, провожая их взглядом, — эй, а ты что так резко?! Притормози!

Это он так обратился внутрь себя, точнее, к Ножику, который «включился» незаметно для Кота; видимо, посчитал, что уровень Силы в нем достиг критической отметки. Олег незаметно перевел дух; все же полной уверенности не было. Теперь же он отдался почти такому же экстазу, как и прежде, при живом Источнике.

— Хотя говорят, что «почти» не считается, — лениво размышлял Олег, опять с закрытыми глазами, — только вот вектор Силы теперь другой. Раньше она исходила из земли, растекалась по телу, пробегая по каждой клеточке, а потом «убегала» в небо. Теперь же небу остается только завидовать. Поток обратный — от ножа по всему телу, как и хотелось, а потом вниз, в землю — так, что припекать начинает. Эй, еще немного «вентиль» прикрути…

Прежде, чем вскочить на ноги, Олег поднял голову к небу — по привычке, надеялся увидеть над собой зеленый дымок. Не увидел, и окончательно смирился с потерей. Теперь он бежал гораздо уверенней. Но на спортивный городок забегать не стал. Витязь лишь кивнул понимающе, и повел в дом всю группу.

И опять, в который уже раз, перед крыльцом стоял чужой автомобиль. Олег немного напрягся — почувствовал, что кто-то приехал по его душу, с неизвестными, быть может, дурными вестями. Однако практически сразу перевел дух — от этого, явно бронированного авто несло не арестом, а чем-то подобным тому инкассаторскому броневичку, в котором Коту привезли первую зарплату. Почему он так решил? Олег сам не понял, лишь пожал плечами.

— Главное, не ошибся, — сказал он себе совсем скоро, — инкассаторы, только не из Владимира, а из самой Москвы. Во сколько же вы выехали из белокаменной?

Бойцы в камуфляже, разгрузках и с автоматами в руках посыпались из машины, размерами с шишигу, когда Олег уже поднялся на площадку, и повернулся у двери. А перед ним выстроилась не менее грозная шеренга из новиков; тоже, кстати, с оружием в руках. Никто, конечно, не стрелял. Тут даже Олег, по нашивкам у чужих бойцов понял, что важное лицо, с таким знакомым баульчиком в руках, охраняет гвардия Великого князя Московского.

— Ну, у меня «гвардия» не хуже, — с самодовольным видом оглядел новиков Олег, невольно присваивая себе чужое воинство, хоть и в мыслях.

Десяток, кстати, был уже полным; четверо бойцов, «командированных» в госпиталь, вбежали в ворота несколькими секундами позже основной группы. А посланец Московского князя уже поднимался по ступеням, сквозь расступившуюся шеренгу. Бойцы с обоих сторон уже опустили автоматы, и приглядывались к противной стороне — может быть, отыскивали знакомые лица.

Олег же кинул приезжему, чем-то сильно напоминавшему ему курьера князя Бельского, хоть и совершенно другого по внешнему виду — этот, великокняжеский, был как бы не крупнее и шире в плечах бойцов, сопровождавших его. И выражение лица, словно рубленного топором, не предвещало ничего хорошего любому, кто встал бы у него на пути. Впрочем, Наследнику Рода Котовых он постарался улыбнуться. Любой другой ребенок, даже много старше шести лет, уже удрал бы подальше от страшного дядьки, от такой улыбки, или грохнулся бы в обморок. Кот же лишь улыбался в ответ, и кивал головой, в такт словам, которыми гостя представлял адьютант, майор Назаркин; прямо здесь, на лестничной площадке:

— Личный посланник Великого князя Московского, Его Светлости Георгия Александровича, к вам, Ваше Превосходительство…

Посланник назвал себя сам:

— Горохов, Юрий Николаевич, — буквально прорычал он, — старший лейтенант…

— Вот как, — невольно сделал шаг назад Олег — чтобы лучше видеть высокого дядьку, — одного звания со мной, хотя об этом никому знать не надо. А вот эта пауза многозначительная… явно для меня, и штатская форма, в которой, впрочем, неплохо и в рукопашной схлестнуться… Сдается мне, господин, что ты по реестру Тайного Приказа проходишь. И прислал тебя, скорее, не Георгий Александрович, а тезка мой, Олег Николаевич. Тоже Рюриков.

Озвучивать свою догадку Олег не стал. Пригласил старлея в дом; по пути велел Суровцеву покормить охрану, обе гвардии, и поскакал по ступеням к себе, на третий этаж. Горохов успевал — ступал через две ступени, синхронно с мальчиком. Еще и дверь открыл перед ним. Олега привычно встретила улыбка Ольги, тут же сменившаяся гримасой страха. Не будь рядом Кота, она точно рванула бы куда-нибудь подальше, чтобы спрятаться под своими тряпками. А Горохов только злорадно ухмыльнулся.

— Не буду наговаривать, — решил Олег, успокаивая взглядом, а потом словами служанку, — может, он по другому и не умеет улыбаться. Поздоровайся с гостем, Ольга (это уже вслух). Это Горохов Юрий Николаевич, старший лейтенант… Специально к нам из Москвы приехал. Ты нам быстренько чаю в кабинет сделай, да еще что-нибудь посущественней к нему. Пойдем, господин старший лейтенант…

Он постарался изобразить такую же многозначительную паузу. Понял ли что-нибудь Горохов? По его лицу ничего не прочел бы и гораздо более опытный физиономист, чем Кот. Он и слова не сказал, пошел за мальчиком в кабинет, чуть помахивая в руке баулом, который в его ладони казался таким маленьким…

— Вот, — прорычал он минут через пять, после чая со сладостями, от которых московский гость не стал отказываться, — будете пересчитывать, Ваше… Сиятельство?

На «Превосходительство» в сторону крохотного рядом с ним ребенка у него явно не повернулся язык. Горохов достал из саквояжа увесистый мешок и конверт, с великокняжеским гербом на нем. Сургуча тут не было. А значит, было гораздо больше доверия — и к старшему лейтенанту и…

— И к другому старлею, то есть мне, — улыбнулся про себя Олег, развязывая мешочек и засовывая в него нос; ну, и взгляд, конечно, — золотые. Значит, точно тезка прислал.

Отодвинул мешок в сторону, и распечатал конверт, не отпуская Горохова — может, ответ потребуется послать. Внутри оказалось официальное приглашение Наследника Рода Котовых на малую церемонию награждения.

— В Кремле, — прочел вслух Олег, — в воскресенье, девятнадцатого декабря, в десять часов ноль-ноль минут. Передавать в ответ что-то нужно?

— Нет, — пожал широкими плечами посланник.

— А ты все же передай тезке мою благодарность. Ну, и заверения в том, что я непременно буду ко времени.

— Тезке?! — кирпичная стена на месте лица Горохова все же треснула.

— Ну, да — князю Рюрикову, Олегу Николаевичу. Так и передай — непременно буду. Пусть ждут.

Уже у двери Юрий Николаевич все же сподобился:

— До свидания, Ваше Превосходительство. Обязательно передам.

Олег же, дождавшись, когда захлопнется со стуком другая дверь — входная — тут же высыпал на сукно золотые, и принялся складывать их в столбики, по десять штук в каждом. Не обращая, кстати, внимания на Ольгу, что собирала со стола посуду. Ну, и девушка на богатства, что пересчитывал Олег, особо не поглядывала. Хотя — был уверен парень — вполне представляла себе цену этим вот четырем золотым столбикам.

— Вот, — все же обратил на себя внимание молодой женщины Олег, словно жалуясь, — деньги сами приходят; буквально к рукам липнут. А тратить некуда. Разве что в Москве по магазинам пробежаться. Приглашают вот. Поедешь со мной?

Он подвинул красочно оформленный бланк приглашения — с печатью и личной подписью Великого князя Московского — и Ольга внешне совсем равнодушно взяла его в руки. Но всплеск любопытства внутри нее Олег уловил. Как и еще более мощную волну отчаяния, если не ужаса, тут же вырвавшуюся наружу словами:

— О, Господи! Ваше Сиятельство, Олег Георгиевич! Тут ведь написано, что в парадной форме нужно быть, а у вас-то ее и нету. А дней-то осталось до награждения…

— Действительно, — Кот с трудом вынул из побелевших девичьих пальцев плотный лист, — слона-то я и не приметил.

Ольга, кстати, на «слона» не удивилась — потому что ее уже не было в кабинете.

— Сейчас опять Дамира Ефимыча притащит, — улыбнулся Олег, — а тот — вереницу портных из Владимира. Может, что-то еще заказать, на вырост?

Однако, к некоторому удивлению Котова, Ольга привела не Витязя, а майора Назаркина. Который тут же взял быка за рога; кстати, сияя всем лицом — словно это его пригласили на награждение.

— Парадную форму будем шить от Судогодского полка, егерскую, — заявил он вроде как вопросительно, но с таким лицом, что было видно — иного ответа от Олега он не ожидает.

Кот, естественно, кивнул.

— У нас для этого свой мастер есть, — еще шире улыбнулся майор, — он всех офицеров обшивает, именно в парадки. Я его на время нашей службы дневной приведу.

— Мне бы посмотреть на такую форму, — пробурчал Олег, соглашаясь.

— Так я в своей приду, вы и посмотрите, Олег Георгиевич — уверен, вам понравится.

— Хорошо, Алексей Степанович, ступай.

Майор повернулся, и даже сделал пару шагов к двери, когда Олег спохватился.

Он рывком достал из-под куртки Ножик, уже не опасаясь порезаться (разве что материал камуфляжа испортит), содрал с него шнурки и положил его на столешницу, рядом со столбиками монет. Адьютант, кстати, на них даже не покосился. И только потом Кот почти крикнул:

— Алексей Степанович!

— Слушаю, Ваше Превосходительство! — повернулся на каблуках офицер.

— Тут вот у меня трофей появился; ножик, без ножен. Неудобно носить так. Найдем что-нибудь по размеру?

Майор подошел к массивному столу, обогнув длинный ряд стульев у приставного: «Позвольте».

Олег сунул ему кинжал с каким-то трепетом в душе. Но ничего не произошло. Ножик вел себя в чужих руках «мирно». Олег даже нужное зрение включил, и ничего подозрительного не увидел. А Назаркин принялся пальцами примерять длину клинка, и его ширину. И ожидаемо (для Олега, не успевшего остановить его) порезался. Достаточно глубоко, почти до кости. И опять нож повел себя как обычное оружие из металла желтого цвета. Кровь, буквально хлынувшую из раны, не впитывал, и Силой не полыхнул.

— Что же вы так не осторожно, Алексей Степанович? — подскочил Олег, вынимая из ладони майора нож.

— Да ерунда, Олег Георгиевич, — зарастет как на… в общем, не привыкать. Вот сейчас забинтую… Разве что ковра жалко — кровь-то плохо отмывается.

— Вот ковер действительно ерунда, господин майор, — чуть нахмурился Олег, решая непростую задачу, и глядя, как офицер ловко накручивает на палец белоснежный носовой платок, что достал из кармана кителя, — Ольга на раз выведет.

Он все же решился — обхватил своими пальчиками рану, уже покрытую несколькими слоями ткани. И пустил через нее волну Силы Жизни, еще и приговаривая про себя, что-то вроде: «У Алексея Степаныча не боли, а у… да ни у кого не боли!». Вслух же спросил, чуть попозже:

— Не болит, Алексей Степанович?

— Действительно, ерундовая рана, — кивнул майор, — и не болит уже ничуть. Я ее у себя обработаю, и перевяжу поаккуратней. А насчет ножика вашего (теперь он посмотрел на клинок куда уважительней), скажу так — почти по размеру парадному кортику нашему, егерскому будет. Если позволите…

Он опять протянул вперед руку, целую, за ножом.

— Нет, Алексей Степанович, он мне нужен прямо сейчас. Обещал ведь появиться здесь в парадной форме. Вот и приходи со своим кортиком.

— Непременно буду, Ваше Превосходительство!

Он продемонстрировал еще раз отменную выправку, и исчез за дверью. А Олег хищно улыбнулся — он действительно собрался немного «поколдовать» над клинком. Ну, и над монетами тоже. Сунувшуюся было в дверь служанку он отослал нетерпеливым кивком головы: «Позже наведешь тут порядок». Услышав очередной стук дверного полотна о косяк, на этот раз почти неслышный, повернулся в кресле, оттолкнулся от стола, и подкатился к сейфу. Шифр кодового замка Кот не сменил, но сейчас пообещал себе наложить еще и магический замок — когда научится их делать, конечно.

— Если научусь!

Едва видимая тень набежала на детский лоб, пока он уже привычным, отработанным маршрутом катался от стола к открытому сейфу и обратно, убирая три столбика монет, и закрывая за последним тяжелую дверцу. А с четвертого столбца снял самую верхнюю, десятую по счету («Не обманул тезка!»), и, прикрыв глаза, привычно послал в нее Силу. Этот опыт для него был практически рутинным, отработанным на первых семи золотых, от которых осталась лишь одна монета. Вот в нее, и остальные недавно Олег, заряжая, по два раза опустошал себя, что называется, до донышка. Теперь же, зафиксировав максимальную зарядку в золотом (тоже уже привычно), убедился, что иссушил себя не полностью; что-то осталось, так что за Ножик Кот схватился не торопясь, без дикой усталости и голода.

— Впрочем, поесть не мешает, — заключил он, — что для меня были пара бокалов чая, да тарелка с пирожными? Но это потом, потом. Нужно зафиксировать результат.

Он и зафиксировал. Десять раз. Теперь перед ним на столе лежало десять «аккумуляторов», заряженных под завязку.

— Каждый в одну «мальчишескую силу», — улыбнулся он, — а нужно ли мне таскать с собой такую тяжесть? Когда все их заменяет один Ножик? Нужно (словно припечатал Кот) — и для тренировок… наделаю артефактов, подобных тому, что для Наталии Николаевны сделал. Ну, и Ножик не везде с собой носить можно. Может, его вообще спрятать в сейфе, и не вынимать без крайней необходимости?

Показалось ему, или нет — что от артефакта в руке ощутимо потянуло недовольством и какой-то… просьбой, что ли?

— Ерунда, — решил он, — это я свои чувства экстраполирую на него — правильно ли сказал? Просто не хочется выпускать его из рук. Но вот на то, что буду его использовать вместо столового прибора, точно обидится. А учитывая еще, сколько «душ невинных» погубили с его помощью… впрочем, и виновных, скорее всего, хватало.

Убрав десяток золотых в мешочек, и туго затянув на нем бечеву («Прям кисет с махоркой, блин!»), он подобрал с пола шнурки, на которые майор Назаркин кажется не обратил никакого внимания, и с ножом в руках отправился сначала в ванную. Почему-то был уверен, что сегодня не придется ждать, когда ее наполнят. И не ошибся — Ольга уже набрала ее, и тут же побежала убирать в кабинете; с таким усердием, что не ощутить ее скрытого возмущения, направленного, конечно, на майора, запачкавшего дорогой ковер, было невозможно. Очевидно, что страсти в ее душе начали кипеть сразу же, как только она увидела испорченный ковер. Потому, наверное…

— Ох, ты ж, бля…

Олег, привычно нырнувший, прямо с места, в полную ванну, едва не выскочил назад — так горяча была вода в ней. Но прошла пара секунд, не больше, и она приняла привычную для мальчика температуру.

— Это что такое сейчас было? — покрутил Олег в недоумении — головой, которая одна только и торчала из воды, — я что, машинально «поговорил» с Водой? Или с Огнем? А может, и с Жизнью тоже — жар-то на коже спал практически мгновенно. Ну, я и монстр. Точнее, «монстрик» такой, шестилетний.

Тут Олег, конечно лукавил, если не сказать, манерничал. Вряд ли на ближайшие километры, или их десятки, можно было найти малыша, сумевшего бы так непринужденно сработать Силой. Которой, кстати, в организме ощутимо убавилось. Но это было делом поправимым — парень нырнул в «кипяток» с артефактным клинком в руках. Так что и очередной эксперимент, с призывом Силы, оказался таким же машинальным, а главное успешно выполненным. А Олег немного поплавал, с Ножиком в руке.

— Прямо человек-амфибия!, — вспомнил он очередной фильм, — интересно, тут свой Беляев есть? Ну, тот, что про Ихтиандра написал, и голову профессора Доуэля?

Впрочем, ответ на этот вопрос можно было легко отыскать на экране компьютера; а вот где было взять ответ на другой — откуда Ножик все же берет Силу, на первый взгляд неисчерпаемую?… Олег не только размышлял «о вечном»; он еще и поработал со стихией — естественно, с той, в которой находился. Поднимать сразу кубометр с лишком веса он не стал; поиграл более тонкими материями — теми же зайчиками, да волчатами, которые на этот раз гонялись за ушастыми. Целую битву разыграл, черпая Силу из артефакта без остановки. А потом, в одно мгновение обрушил этих водяных «соперников»; соединяя их с родной стихией. Потому что почувствовал, как в ванную, несмотря на закрытую дверь, заползают умопомрачительные запахи. И опять — нырок в воду, чтобы «дернуть за веревочку», а точнее, за цепочку, к которой крепилась крышка сливного отверстия; шампунь на голову, и остальное тело — по мере того, как стремительно убывала вода, закручиваясь по часовой стрелке.

— Согласно закона местного ученого-физика, про которого я пока не знаю. У нас, кажется, его звали Кориолисом?

Уже в привычном долгополом халате, устраиваясь на стульчике, и примериваясь к первому блюду, чтобы полностью окунуться в мир рыбного меню, Олег невольно вспомнил единственный пока урок этикета, что провели для него две княжны Бельские; негромко рассмеялся — и от этого воспоминания, и от удовольствия. Уха из нескольких видов рыб была необычайно вкусной. Над вопросом, откуда управляющий, Андрей Андреевич Кропоткин, достал такую свежую рыбу, явно не водившуюся в местных реках, сейчас закованных льдом, Олег голову ломать не стал. Просто выхлебал полную тарелку рыбного супа; потом закусил жареной рыбой, однозначно красной, из далеких краев, и заел все мелкими заварными эклерчиками; мелкими, но не в малом количестве. И запил, конечно, горячим взваром, который прежде называл чаем. Как оказалось, никакого «привета» из Индии с Цейлоном, или Грузии с Азербайджаном, в этом постоянно кипящем сосуде даже и не пахло. Исключительно местные травы, собранные в нужном месте, в нужное время.

— Тоже, скорее всего, мои, с земель Котовых, — благодушно думал Олег за этим же столом недели две назад, когда Ольга доводила до него эту информацию.

Потом благодушие смыло, как стихией, Водой. Олег вспомнил, что предстоит не самая приятная для него процедура — примерка. Но на этот раз все произошло очень быстро, и без ранящих детскую душу верчений на все триста шестьдесят градусов, и даже больше. Иван Карлович — так адьютант представил полкового портного, с виду, и по манере держаться — показался юному Витязю скорее солдатом, чем повелителем иголок и ножниц. Обмерял, практически не коснувшись Олега руками. Лишь попросил его застыть на короткое время по стойке «Смирно!». Ну, и объяснил по ходу:

— Обычно в парадном костюме так и стоят, Ваше Превосходительство. Сапоги тоже будем шить?

— Полный комплект, — кивнул Кот.

Замеры проводились в кабинете; на столе теперь лежало лишь приглашение; ковер же рядом с ним буквально сверкал чистотой и свежестью. Так, что Олег невольно повернул голову в сторону двери, где скромно стояла, и ждала — может, что понадобится? — служанка. Олег ей улыбнулся, что для девушки, знал он, было высшей наградой. Портной, кстати, тоже косился — на стол, на красочный, и одновременно грозный бланк приглашения — с такими-то подписью, и печатью! Может, потому Иван Карлович свою работу делал так быстро и предупредительно?

— К субботе все будет готово, Ваше Превосходительство, — вытянулся он, наконец, в той самой стойке, которую большей частью в последние десять минут изображал Олег, — устраивает?

— Более чем, — кивнул Олег — учитывая, что сегодня был самый разгар четверга, сроки для одного портного, оказавшегося еще и сапожником, были очень даже недурными, — и еще, Иван Карлович. Все затраты, включая вашу работу, непременно учтите, и мне доложите. Отказы не принимаю. Качество буду оценивать отдельно.

— Непременно, — склонил голову портной, почему-то бросив быстрый взгляд на адьютанта, который принимал активное участие в примерке — мимикой своего лица.

Теперь оно стало почти несчастным, так что Олег ничего не стоило догадаться — офицеры полка, а может, и сам Назаркин лично, предполагал пошить парадный костюм Витязя на службе за свой счет.

— В подарок, так сказать. А вот фиг вам. В подарок я что-то другое сейчас попрошу. А Ивана Карловича еще одним костюмчиком озадачу — раз уже мерки сняты. Такого же кроя, но попроще. Неудобно все же в штаб в обычном камуфляже являться.

Ивана Карловича выпроводили, с едва слышной его фразой, практически уже за дверью, где, как он думал, никто его услышать уже не мог.

— Наивный «чукотский» мальчик, — улыбнулся Олег на слова, рожденные явно в сердце портного: «Фу! Кажется пронесло!», — или германский? Или все же русский, только отчество подкачало? Кстати, что это там ему наговорили про меня? Откуда такой страх перед «Его Превосходительством»?

Все это Олег обдумывал, кружа вокруг майора Назаркина, неподвижно застывшего в той самой озвученной стойке.

— Хорош! — оценил вслух Олег, — и парадный наряд, и сам господин майор. А вот это и есть егерский кортик? Примерим?

Адьютант отмер. Чуть нагнулся, сразу двумя ладонями хватаясь за достаточно хитрую сбрую, что тянулась от парадного же ремня белого цвета к ножнам.

— Это для того, чтобы при ходьбе не мешалась, — решил Олег, — и даже при беге. Для себя придумаю что-нибудь особое — при моем-то росте этот кортик вместе с ножнами как раз мечом станет.

Сам костюм, кстати, сильно напоминал парадную форму российских десантников, которая отличались зауженными бриджами, заправленными в глянцевые сапоги, глядя в которые можно было бриться, используя их вместо зеркала.

— Ну, это мне пока еще не грозит, — решил Олег, — а Ольге работы добавится, начищать так обувку. А я еще две пары заказал. Может, ординарца какого завести?

Его сейчас ничуть не покоробило это «завести» в отношение живого человека, скорее всего, много старше его самого. Да и мысль эта почти сразу вовсе вылетела из головы. Теперь Кот неотрывно следил за руками майора, который отцепил, наконец, ножны, вынул из них клинок, напоминавший его Ножик разве что длиной (был и толще и шире артефакта). Офицер положил свое парадное оружие на стол, и поднял с него Ножик. Ну, и вложил его в освободившиеся ножны.

— Как тут и был, — улыбнулся майор, — поворачиваясь к Олегу, — разве что немного болтаться будет. Что за черт! Простите великодушно, Ваше Превосходительств — вырвалось само.

— А что такое, Алексей Степанович? — Кот едва удержался, чтобы не подскочить к Назаркину, и не выхватить у него из рук клинок.

— Да вот…, — майор, судя по покрасневшему лицу, не на шутку напрягся, — не шатается ведь ничуть. А главное — вылазить не желает!

— Вот! — старший лейтенант Котов назидательно поднял палец кверху; безмолвно, конечно, — и ты уже, Алексей Степаныч, с Ножиком говоришь, как с живым!

Он все же вырвал ножны из рук майора; да тот и не сопротивлялся. Но рот в изумлении открыл, когда увидел, как Котов легко, без всякой натуги вынул клинок, и опять загнал его в «норку», и так несколько раз.

— Входит, и выходит, — вспомнил он к месту грустного ослика Иа, — входит и выходит.

— Действительно, — опомнился майор, — как это у вас, Ваше Превосходительство?…

— Об этом не думай, — Витязь на службе посмотрел вверх, в лицо подчиненному, строго, и в то же время с капелькой заговора; даже подмигнуть решил было, но передумал, — это забота не твоя. Лучше мне такие же ножны найди…

— Так возьмите эти, Ваше Превосходительство! — с жаром воскликнул Назаркин, — а я себе на складе другие получу. У меня с этим клинком никаких особых воспоминаний не связано. Я и прицепляю его к поясу только по большим праздникам, да еще четырежды в год, когда торжественно батальон в очередной раз с Кавказа встречаем.

Олег, кивнув, и продолжая «играть» с холодным оружием, поблагодарил майора, решив было задать еще несколько вопросов, раз тот так разговорился.

— Для общего развития, — думал Кот, — ну, и пригодиться может — кто знает? К примеру, был ли он сам на этой войне, и каково оно там. Ну, и про праздники неплохо было бы разузнать. Впрочем, об этом и в «Интернете» материалы найду. Заодно и поищу, что там про награды княжества Московского пишут, и как эта самая церемония проходит. Малая, что подчеркнуто. Чем черт не шутит — может быть, и вправду нацепят что-то красивое на грудь; с золотом и брульянтами. И что при этом говорить? Не «Служу России!», — конечно. Здесь Единой и Неделимой нет. Как раз разделена — на двенадцать частей.

От майора к концу этого внутреннего монолога даже эха от шагов не осталось. Ну, и сам Олег рванул почти бегом вслед за ним — радуясь, что так много времени осталось на тренировки; те, что он теперь в одиночестве проводил на полигоне.