Оглавление

1. Олег Котов. Жизнь первая

Четыре микроавтобуса с тонированными стеклами тормозили плавно и так синхронно, словно были связаны невидимыми нитями. Ну, или ими рулил единый организм, которым по определению обычный человек быть никак не мог. Это ведь не картинка на экране компьютера, которой лихо, гораздо круче иного качка или мастера реальных автогонок мог управлять прыщавый юнец, проводивший в офисном кресле большую часть своей жизни. Нет — тут надо было учитывать и не самое лучшее покрытие асфальта Южного объезда Владимира, и тяжелую фуру на встречке, как раз завершавшую опасный обгон и поочередно обдавшую густым выхлопом черного дыма и рвущим пространство гудком все четыре «Форда», и, наконец, неожиданный приказ остановиться здесь, в первом же дорожным кармане. Который так к месту возник справа, и от которого начиналась грунтовая дорога в лес.

Впрочем, сворачивать туда, в раскисшую колею, прорезавшую двумя глубокими ранами сосновый ноябрьский бор, головная машина, в которой рядом с водителем сидел командир группы — Первый, он же майор Николаев Сергей Владимирович, он же Шрам — не собиралась. Ну, и остальные остановились следом на щебеночном покрытии точно на таком расстоянии, чтобы каждый из «Фордов» мог вырулить, не задев переднюю или заднюю машину и разминувшись с любой из них в сантиметре, не больше. Потому что за рулем каждой из них сидел настоящий мастер. Впрочем, так можно было назвать всех пассажиров — каждого в своей специализации.

Группа «Рысь» — так именовали эту команду, подчиненную… впрочем, Олег Котов, старший лейтенант, диверсант широкого профиля — так неофициально называла себя основная часть группы — не знал, и, по большому счету, знать не хотел, кто именно отдавал приказы майору Николаеву. А уже последний им — Рысям. Никто другой такого права не имел. Или имел, но Олег Котов, или Кот, как «ласково» звали его товарищи, не имел сомнительного счастья убедиться в этом за шесть последних лет. То есть за все те годы, который он служил в команде «Рысь».

Попал он в нее лейтенантом; достаточно опытным, обкатанным огнем и кровью на Северном Кавказе, потом в Крыму. Ну и в Донецке с Луганском удалось отметиться. Шесть лет от лейтенанта до старшего — это много. Это очень много для реалий Российской армии и спецслужб, где здоровый карьеризм и стремление выделиться очень даже приветствовался. Но только не в группе, куда Кот попал после жесточайшего отбора. И, как он предполагал, сюда, в группу, ставшего для него семьей и домом, его целенаправленно вели. Почти с самого рождения, а точнее, с трех лет — когда он остался круглым сиротой. Куда пропали его родители, и вся родня; какая трагедия оторвала от них трехлетнего малыша? И почему его направили в специальный детский дом, потом спецшколу и такое же закрытое, неизвестное широким массам население училище? Таких вопросов Олег Котов себе не задавал. Сначала по малолетству, а потом в силу того, что опытные воспитатели, психологи, готовили из Котова, и подобных ему детей идеальных исполнителей; своеобразных янычаров современности. Только султаном для них выступало российское государство. Ну, или кто-то, выступавший от его имени. Тот, или те, кто отдавал приказы майору Николаеву. В общем, к тридцати годам из Олега Георгиевича Котова слепили идеальную боевую машину, задействовав в процессе обучения все способности и скрытые резервы организма Кота. А были они у него на весьма приличном уровне.

Впрочем, и боевые товарищи, которые подпирали его своими боками на заднем сидении микроавтобуса, и сидели впереди, и в остальных трех автомобилях, в плане боевых возможностей не многим уступали Коту. Если быть точнее — то в чем-то превосходили, в чем-то уступали старшему лейтенанту Котову. Тридцать шесть бойцов, включая водителей — вооруженные, с полным боевым комплектом, могли навести шороху в крупном населенном пункте, или охраняемой военной базе. И наводили, не раз. Но этот выезд был тренировочным, в густые муромские леса, с отработкой соответствующих навыков. Ну, и экипированы они были соответствующе, конечно. Для лесного «пикника». Но комплект все равно был полным, боевым. Потому что не раз бывало — цели и задачи менялись прямо по ходу очередной операции. Причем достаточно часто — кардинально.

Вот и теперь — почему-то решил Кот — до конечного пункта, тех самых муромских дебрей, они на этот раз не доберутся. Такие озарения, или предчувствия, как раз и отличали старшего лейтенанта Котова. И товарищи, и командир, Шрам, об этом знали. И не просто знали, но и вовсю использовали. С определенными допусками, конечно, которые определяло материалистическое сознание. Но несколько раз вот эта чуйка Кота спасала группу от крупных неприятностей. А главное — помогала выполнить очередное задание. Но пока эта чуйка лишь слабо зашевелилась, что предвещало неожиданный поворот в событиях. Какой — приятный, или смертельно опасный — пока не определялось.

Наверное, что-то поменялось в самом Котове — телом он напрягся, или просто сменил его положение. Но сидевший справа капитан Морозов, Лешка, он же Мороз, сразу отреагировал. Негромко, почти шепотом, на который, впрочем, отреагировали уже все остальные:

— Что, Кот, опять?

— Ну, как-то так, — ответил еще тише Олег.

— Ну и?…

Этот вопрос подразумевал пока лишь вектор развития события, как его представляла себе чуйка Кота — положительный или отрицательный.

— Пока никак, — чуть заметно пожал плечами Котов, — не разобрался еще.

Мороз очередной вопрос задать не успел. Старший машины, капитан Поспелов, очевидно получивший какой-то приказ от майора, кивнул, и откинул вниз, от потолка, большую панель, закрывшую практически половину лобового стекла. Теперь общее внимание было обращено на плоский экран, привычно засветившийся синим цветом. А через пару секунд на нем возникла картинка — четырехэтажное, отдельно стоящее здание, которое майор Николаев и определил новым объектом. Путем радиосвязи, конечно. Пока общей, не индивидуальной, в гарнитурах защитных шлемов группы. Которыми были обеспечены даже водители.

— Новая вводная, — сообщил Шрам ровным, без единой эмоции, голосом, — берем под охрану вот этот домик. Точнее — под внешнюю охрану. Еще точнее — оцепление.

Кто-то в салоне негромко хмыкнул. Олег и сам едва удержался от подобного, или какого другого выражение эмоций. В основном — недоуменных. Потому что стоять в обычном оцеплении для группы «Рысь» было… мягко говоря, совсем непривычно.

— Справимся, конечно, — проговорил Олег про себя, — но это все равно, что… как говорят классики, забивать гвозди микроскопом.

Очевидно, майор в этот момент, или раньше и сам подумал о чем-то подобном. Потому что продолжил почти хмуро, с едва различимым раздражением в голосе:

— Прошу внимания. Подробности. Итак — это здание местного департамента лесного хозяйства. Ну, там еще какие-то конторы квартируют, но называют его именно так. Расположено за пределами основной части Владимира, на правом берегу Клязьмы. Район так и называется Загородный.

Картинка на экране сменилась. Теперь ее транслировал какой-то летательный аппарат. Видно было и самый краешек города, с каким-то собором на высоком берегу реки, очевидно той самой Клязьмы, и большой кусок ее правого берега, где, судя по линейке масштаба в правом нижнем углу экрана, примерно в шести сотнях метров от моста через реку и располагался этот департамент. Стоял он в редком, явно невысоком, по сравнению с самим зданием, молодом сосновом лесу. Совсем рядом располагалась еще одна высотка с большой автомобильной парковкой. Надпись прямо по крыше здания гласила, что это гостиница «Клязьма». Очевидно, кто-то в салоне тоже прочитал это название, и негромко хохотнул, добавив еще тише: «Оригинально».

Чуть в отдалении полукругом расположились жилые многоэтажки; на самом краю картинки что-то из нежилых — скорее всего больница. Последние, включая жилые дома, невидимый оператор никак не подписал.

— Идем внутрь, — продолжил майор, явно решивший, что картинка четко зафиксировалась в головах подчиненных, — здесь побыстрее.

Побыстрее — не означало, что внимания нужно уделять меньше. По такому случаю было проведено столько тренировок, что счет им, наверное, потеряли даже видеокамеры, фиксировавшие каждое мгновение тренинга. Так что Котов сейчас мог поразмышлять и о чем-то постороннем, автоматически запоминая все, что сменялось на картинках. И фотографии, и текст под ними — по мере того, как сменялись один за другим кабинеты поначалу самого верхнего, четвертого этажа.

— И в самом деле, — неторопливо размышлял Кот, — зачем мне знать, что в четыреста одиннадцатом кабинете сидит Сазанов Сергей Владимирович, заведующий отделом охраны и защиты леса. От кого охраняет, кстати?… Сорок лет, образование высшее, специальное… Волосы светло-русые, лицо округлое, нос прямой, «греческий», чуть длиннее классического. На сорок лет не тянет, кстати. Если фото не старое, конечно. Впрочем, понятно — часто в лесу гуляет, здоровье нагуливает. Ага, другой начальник отдела, точнее, начальница — Булатова Светлана Борисовна. Миленькая, определенно в моем вкусе. Только, очевидно, в лесу мало бывает. Ага, понятно — работает всего три месяца; не успела нагулять румянец на щеки. Так, еще один… одна… У них что — все начальники отделов на четвертом сидят? Высоко сидят, далеко глядят?… А, нет — самый главный на третьем сидит, с персональной приемной. А вот секретарши нет — вакансия. Что же вы так, господин директор департамента, Малышев Евгений Викторович? Боятся? Или заплата маленькая? Скорее, последнее. Так: возраст, описание — усы, и все такое. Звезды на кителе генеральские. Штаны, наверное, с лампасами носит — на картинке не видно. Тоже на свой возраст не тянет. Уважаю лесников; даже завидую, наверное. Мы вот — в кои-то веки в лес собрались, и то… Хотя чему завидовать — что-то там у них произошло, наверное? Раз нас так внезапно выдернули? Да еще в оцепление поставили, вместо полиции или Росгвардии.

Словно отвечая на последнее замечание, дополнительным фоном прорезался голос майора:

— Росгвардию и полицию там уже пригнали. Но у нас, так сказать, первая линия будет.

— Никого не пущать, и не выпущать, — добавил впереди с заметным сарказмом капитан Поспелов.

— Уточняю, — голос командира чуть потеплел, — «впущать» и «выпущать» только тех, кому разрешат. И это, скорее всего, будут не те, кого вы сейчас видели на экране, — Олег кивнул, фиксируя в памяти последнюю картинку на экране — это уже на первом этаже, в будке охраны.

— Охрана там уже, конечно другая, — продолжил майор, — и картинки, что просмотрели, скорее всего не понадобятся. Их там нет. Работников департамента имею в виду. Не только потому, что сегодня пятое ноября двадцать первого года — выходной в связи с коронавирусом и все такое. Их там не должно быть по определению — операция проходит под грифом «Красный».

Кто-то в салоне не выдержал, протяжно свистнул. Мороз рядом так и вообще матюгнулся. Понятно — высший приоритет; разрешение применять оружие без предупредительного выстрела, и так далее, и тому подобное…

— С чем связано, не знаю, — ответил на невысказанные вопросы группы командир, — надеюсь, что не иноплянетяне. Поехали.

Автомобили тронулись — так же синхронно и мягко, как останавливались. И сразу набрали скорость за сотню; даже не включая сирены и проблесковых сигналов, на которые имели право. Очевидно, что по случаю выходных двухполосное полотно объездной дороги было достаточно свободным, и водители практически не притормаживали; напротив — еще и нажимали на газ, обгоняя одну за другой фуры и редкие легковушки. А в салоне заметно потеплело — в плане общего настроения. Это парни вспомнили одну из операций, когда пришлось мягко и относительно бескровно штурмовать базу инопланетян. Все оказалось хорошо продуманной и выполненной мистификацией. Кроме десятка раненных, конечно. Кровь «инопланетного» противника лилась самая настоящая, красная.

Наконец в окне мелькнула какая-то дорожная конструкция; эстакада. Автомобили свернули налево, явно поворачивая с окружной в город. Здесь машин стало побольше. И головному «Форду» пришлось таки прибегнуть к своему праву первоочередного перемещения, даже с нарушением правил дорожного движения. Перед главной дорогой выстроилась очередь на десяток машин, в которой майор Николаев, а за ним и вся группа «Рысь» стоять не пожелали. Включив сирену и маяки, четверка резко приняла вправо, на обочину, и в пару секунд объехала очередь. А потом, провожаемая долгими истерическими сигналами водителей, которым пришлось резко затормозить перед «Фордами», вырвавшимися теперь на четырехполоску, ведущую во Владимир, опять ускорилась. Хотя справа по ходу движения мелькнул знак «Владимир», что ограничивало скорость до шестидесяти километров в час. Еще раз пришлось нарушить на светофоре, промчавшись с таким же воющим сигналом на красный свет, вильнув уже по свободной встречке.

Экран, на который группа недавно внимательно вглядывалась, был поднят, но один из кадров, которые прочно запечатлелись в памяти Котова, словно опять возник на лобовом стекле — во всех подробностях, в цвете и объеме. Спусковым сигналом этому, скорее всего, послужил очередной дорожный знак; точнее рекламная табличка на столбике: «Гостиница «Клязьма». Вот туда, направо, и свернули «Форды». Потом налево, через тот самый худосочный лес, и вот уже передний автомобиль едва не смял жидкую цепь бойцов Росгвардии, действительно растянувшуюся за оградой департамента буквально плечом в плечу.

В праве водителя разорвать эту цепь, даже путем нанесения легких, и тяжелых телесных повреждений, не сомневался, наверное, ни сам водитель командирской машины, старший лейтенант Посохов, он же Посох, ни майор Николаев, а главное — бойцы, стоявшие на пути «Форда». Приказ, или инстинкт самосохранения (не путать с трусостью!) заставил крепкую живую цепь разорваться и пропустить колонну во двор департамента. Здесь колонна разделилась надвое. Потому, наверное, что целиком она поместиться у живой изгороди, расположенной напротив входа в здание, просто не могла. Вот и получилось по факту, что в строе автомобилей группы «Рысь», ровно посредине, оказались два мусорных бака с надписями, сделанными не очень аккуратно белой краской: «Департамент», и «Владлесхоз». Мороз, выпрыгнувший наружу перед Олегом, успел еще и пошутить:

— Если что — я прячусь в левом.

Однако Котов на его шутку никак не отреагировал; даже не кивнул. Потому что все внимание Кота, кроме того отдела его мозга, автоматически выполнявшего привычные, сотни раз отрепетированные функции, было приковано к объекту, над которым никак не хотелось шутить. Располагался этот объект на крыше здания; на картинке, что недавно представили группе, его не было. И представлял он собой луч, или световой столб зеленого цвета, который… Других характеристик объекта Кот для себя определить не успел — занял место по «расписанию». А оно сегодня распорядилось так, что стоял Котов теперь спиной к зданию, и, соответственно, к загадочному объекту, или явлению. По тому же расписанию его задачей сегодня было не «впущать».

Но дело было поправимым, и тоже не раз отрепетированным. Чтобы развернуться, и более подробно рассмотреть луч, нужно было, не отвлекая внимания от своего сектора наблюдения, сделать четыре шага влево, и хлопнуть капитана Морозова, стоявшего лицом как раз к зданию, по плечу. Ну, и сделать рукой, точнее пальцами, нехитрый жест, означавший: «Требую замену!». Не «Хочу», «Нужно», а именно «Требую!». Что Кот и сделал.

Сквозь темное стекло тактического шлема лица Мороза видно не было. Но Котов был уверен — товарищ сейчас скорчил мину, означавшую: «Это то самое, Кот?». И Котов кивнул, делая шаг вперед, пропуская капитана, а потом поворачиваясь, и занимая его место. Первым делом, конечно, он ограничил свой сектор обзора, определяя реперные точки, потом поднял голову чуть кверху — чтобы, выполняя основную задачу, уже неторопливо, в подробностях, рассмотреть удивительное явление. Да — еще успел кивнуть майору Николаеву, неспешно передвигающемуся внутри редкой цепочки группы. Который, конечно же, не мог пропустить телодвижений двух своих бойцов. Но подходить ближе командир не стал — знал, что совсем скоро один из них доложит, чем была вызвана такая рокировка.

Между тем, Котов успел оглядеть зеленый луч сверху донизу несколько раз.

— Точнее, для отчета — шесть раз, — уточнил он, — и что — никто этого не видит? Вот же он — зеленый, толщиной сантиметров двадцать, высотой… Вот тебе и луч! Как это он так обрывается на высоте… метров пятидесяти? Или это не луч?

Кот не знал, как объяснить это явление, но в одном был уверен — это именно луч какой-то энергии; причем, имевший направление — от верхней части к зданию, и… а вот где и чем он там заканчивался, было неясно. Олег просто не видел этого. Луч начинался из одной точки, или плоскости, изливался вниз, не меняя зрительно ни своего направления, ни интенсивности, ни объема, и… все — больше ничего Кот о нем сказать не мог.

— Может, снять шлем, или поднять забрало… нет, без разрешения не буду. А значит… Тридцать третий Первому, — сказал он уже вслух, переключив связь с общей на индивидуальную, с командиром группы.

— Первый на связи. Что у тебя, Кот?

— Хрень какая-то, командир, — ответил Олег, решивший, что несколько развязный тон доклада сейчас вполне допустим, — прямо на зданием наблюдаю световой луч зеленого цвета. Подозрительный какой-то…

— Чем подозрительный?

— Начинается сверху, метров с пятидесяти. С пустого места. По ощущениям направлен вниз. Что там на крыше, не вижу.

— Действительно, хрень. Подозрительная, — пробормотал командир.

Котов вопросов задавать не стал. Майор сам пояснил, что именно ему не понравилось в этом луче. Примерно через полминуты.

— Видишь ли, Кот… я эту хрень не вижу. Никакого луча. Совсем. И другие не видят.

Олег и сам догадался о том, что майор связался с другими бойцами — по тому, как командир отошел от здания подальше, остановившись как раз между Котовым и капитаном Морозовым, и задрал голову к обрезу крыши; потом обвел взглядом весь доступный участок живой цепи. Потом потребовал подробностей, но их у старшего лейтенанта Котова не было. Пока. Так решил командир. Майор сделал полный круг на месте не опуская головы; задержался взглядом на отстоящих в полусотне метров жилых пятиэтажках, и остановил его на другом здании, внутри периметра. Это был, как понял Кто, гараж департамента.

— Еще какой-то магазин там справа, судя по вывеске, — успел он подумать, прежде чем майор отдал приказ.

— Значит, так, — начал тот не совсем решительно, что было достаточно странно — нерешительностью Шрам, он же майор Николаев, никогда не отличался, — у начальства проситься не будем. Подозреваю, что тебя от нас сразу заберут, и когда вернут неизвестно. Если вообще вернут. Поэтому слушай приказ. Передислоцируешься сейчас на эту крышу (он показал на гараж), и осмотришься оттуда. Докладываешь каждую мелочь. Связь только со мной. Понятно?

— Понятно, командир!

Олег не сорвался с места; направился к гаражу, оценивая его как вражескую твердыню, которую нужно было взять штурмом, но с наименьшими трудозатратами. О боевых потерях речь не шла. Пока. Гараж представлял собой достаточно старое, побитое жизнью здание красного кирпича. Последний местами был выщерблен так, что подняться наверх старшему лейтенанту, с его богатым опытом восхождения на гораздо более сложные кручи, не составляло никакого труда. Однако приказ командира подразумевал не только скорость его выполнения, но, по возможности и его незаметность. Очень уж не понравилась Олегу оговорка майора насчет «если вообще вернут». Потому показывать класс восхождения на местную «горную вершину», и тем самым привлекать всеобщее внимание он не стал. Двинулся внешне неторопливо, даже вразвалочку вокруг гаража, успев еще услышать, как майор командует капитану Морозову: «Мороз — подстрахуй!».

Ответа Мороза Олег не услышал; зато отметил, как выросла рядом короткая тень товарища. Едва различимая по причине пасмурного ноябрьского дня, и короткая от того, что капитан отставал всего на пару шагов. Кот на него не оглядывался — знал, как страхует его напарник; сам бы вел себя так, как учили. Все внимание сейчас было направлено вперед — на стену гаража, и его угол, за которым пару бойцов ждала…

— Ага, — пробормотал он почти неслышно, — предчувствия его не обманули. Прямо как в кино — «лестница в небо».

Тут он нахмурился. «Небо» заставило его оглянуться назад и наверх — луч по-прежнему торчал зеленым восклицательным знаком без нижней точки. Ну еще и на Мороза посмотрел, увидев его в той самой точке и положении, что и ожидал. И только потом остановил взгляд на лестнице, которая действительно обнаружилась у задней стены гаража. Металлическая, сваренная из уголка и толстых прутьев, она на вид могла выдержать не только одного бойца достаточно крупных габаритов, но и всю группу. Что Олег и доказал, взметнувшись вверх так стремительно, что казалось — поперечных прутьев он даже не коснулся руками. Здесь можно было и щегольнуть; никто, кроме капитана Морозова оценить его мастерство не мог.

Про Мороза он вспомнил не случайно. Шагнул уже на краю крыши на пару шагов вправо — и на месте, где он только что стоял, тут же материализовался напарник. Но этот факт старший лейтенант отметил лишь краем сознания. Еще пара шагов, и он стоял на самом краю крыши, и опять рассматривал луч. Который внешне никак не изменился. С этой точки Олег мог разглядеть разве что лишние полметра. Не говоря ни слова, Кот отбежал, или отошел в быстром темпе в дальнему краю крыши.

— И что изменилось? — спросил он себя, понимая, что сейчас каждое его слово ловит командир, — еще полметра столба. Так себе результат.

Бросил короткий взгляд направо. Там, совсем недалеко, смутно прорисовывались многоэтажные здания Владимира. Наверное, в этот момент получился какой-то разрыв в тучах, и солнечные лучи — привычные, берущие свое начало от светила, как это им и полагалось, подсветили купола какого-то храма. Так, что Кот прикрыл глаза, и невольно дернулся взглядом опять к лучу. Он вернулся назад, к ближнему от основного здания краю, и уже там доложил, а потом и предложение озвучил:

— Ничего нового, товарищ майор. Нужно своими глазами посмотреть.

— А сейчас ты чем смотришь, задницей? — грубо, но вполне в духе отношений внутри группы ответил майор, — колись, что надумал.

— Шлем хочу снять. Или забрало хотя бы поднять. Вон — гвардия ходит без шлемов, и ничем не страдает.

— Как раз таки страдает, — проворчали наушники голосом командира, — дурью мается. Как и мы сами, кстати. Давай уж, экспериментатор.

Разрешение было не лишним. Казалось, какая мелочь — снять шлем и вдохнуть полной грудью сырой воздух владимирской окраины. Но! Мелочь, если бы не гриф «Красный!». А тут уж любое отклонение от инструкций чревато. Теперь же Кот внешне неторопливо, а на самом деле с большим удовольствием и нетерпением сорвал с головы шлем. Воздух действительно был свежим и сырым. Сыростью, и запахом прелых листьев буквально било в спину. А в лицо… Олег едва не шагнул вперед, к мягким, и теплым излучениям луча, которых за темным стеклом забрала не было видно. А точнее — не ощущалось. Кот словно стоял у огромной печи с остывающими углями, и нежился в ее тепле.

— Даже не тепло, — сказал он вслух; скорее для себя, а не для командира, — не пойму, что за ощущения от этого луча. Так и хочется рвануть туда, и окунуться… Нырнуть в теплую волну?… Нет, пожалуй, что-то более родное, я бы даже сказал интимное…

— Ты там не шагни вперед, старлей, — голос командира, который уже стоял у гаража, как раз под Котовым, вернул Олега в реальность, — а лучше отойди на пару шагов назад, от греха подальше. Не раскисай — что значит «интимное»? Весь интим будет после задания, на разборе.

Такое невинное словечко «разбор» окатило Кота словно из полного ушата ледяной воды. Потому что означало оно — придется не раз, и не два пережить всю операцию, уже дома, на базе. В мельчайших подробностях, с едкими комментариями от товарищей и пистонами от командира. Как заявлял не раз тот же Ворон, штатный юморист группы, легче было раз десять выполнить само задание, чем один раз потом вляпаться на разборе.

Взгляд тем временем так и не отрывался от луча. Потому, наверное, Олег успел отметить какое-то изменение внутри него. А точнее — длинную темную тень, скользнувшую сверху вниз. Как понял Кот, с той самой скоростью, с какой туда же изливалась сама эта непонятная субстанция зеленого цвета. Скользнула, и пропала — словно втянулась в здание. Теперь Олег не отрывал взгляда от луча. И дождался — еще одна тень, в которой он определил человеческую фигуру, растянувшуюся так, словно ее тянули за руки и ноги, как резиновую, возникла от той плоскости, с которой начинался луч, и исчезла, втянулась в крышу департамента.

Это Олег и собирался доложить командиру, когда внизу, и чуть левей открылась дверь. И на широкий приступок вышел человек, мужчина лет пятидесяти, увидев которого Кот едва опять не сделал пару роковых шагов. Потому что лицо неизвестного было очень даже знакомо Коту. Единственное, что осталось от прошлого, и что иногда приходило во сне — лицо его отца, Георгия Котова; чуть постаревшего, но такого родного. Незнакомец не стал спускаться вниз, во дворик; обвел взглядом редкую цепь бойцов группы, и медленно перевел его наверх, к фигуре Котова, торчавшей. на краю крыши. И определенно сам едва удержался, чтобы не рвануть вперед, к гаражу, и наверх, к Олегу. Но — удержался; только состроил на лице гримасу глубочайшего изумления, и прошептал что-то себе под нос.

Котова, как и всех остальных спецназеров, учили читать по губам. И сейчас он был готов поклясться на чем угодно — незнакомец произнес именно его имя. А потом окружающий мир содрогнулся — словно не вынес этой вот встречи. И прежде всего дернулся луч. Будто невидимый музыкант слегка дотронулся до зеленой струны, и она басовито загудела. Нет — акустического звука не было, но Олег был готов поклясться, что луч сейчас простонал, пожаловался на этот щипок. И почти сразу последовал еще один, сильнее и страшнее. Страшно стало Олегу — от осознания того, что «струна» не выдержит, и случится что-то неповторимое; что мир перевернется, и он не сможет встретиться с человеком, в котором готов был признать отца.

— Не надо…, — едва слышно прошептал Кот, обращаясь к великану, что так немилосердно терзал струну.

Услышал другой — командир.

— Что там, Кот. Чего — «не надо»?!

— Не надо, — уже в полный голос заорал Олег, и великан словно услышал его; сделал прямо противоположное просьбе.

Невидимая даже для Кота рука дернула теперь так, что один конец луча — тот, что скрывался в здании департамента — оказался вырванным с корнем. Луч сейчас действительно напоминал часть древесного ствола с корнями того же зеленого цвета, истончавшимися к концам, который чья-то злая воля так и не выпустила. Теперь она трясла его, словно пыталась сорвать и второй его конец. А внутри ствола, который теперь стал гибким, покорным, болтался очередной темный силуэт.

Движение невидимой руки упорядочилось; теперь движения ствола стало круговыми, и кончики корней словно мели метлой по двору департамента, и за ним — по его фасадной стороне, невидной Котову. Вот один из корешков задел командира внизу, и Олег едва удержался от крика. Однако удержался, не шагнул в очередной раз вперед, чтобы помочь майору. Впрочем, никакого видимого воздействия на командира зеленый корешок не оказал. Скользнул, или пронзил его насквозь, и помчался дальше, за новой жертвой. А майор Николаев вдруг сорвал с себя шлем и поднял кверху, к Котову, встревоженное, скорее даже злое лицо.

— Что это со связью, старлей?! У тебя есть связь с группой?!

Котов тут же включил общую связь; услышал голоса сослуживцев. Кивнул майору: «Есть связь, командир», — продолжая наблюдать за круговым движением зеленой метлы. Последняя как раз достигла живой цепи; неслышно и невидимо для всех, кроме Олега, окатила ее своим вниманием. Голоса бойцов, среди которых выделялись те, что настойчиво добивались связи с командиром, отключались один за другим. Зеленый корешок, тем временем, «запрыгнул» на крышу гаража, скользнул по капитану Воронову, и тот тоже замолчал. Точнее — был уверен Кот — Ворон кричал во весь голос, но сквозь толстое стекло не было слышно ни звука. Рука капитана потянулась к шлему, а сам он шагнул к страхуемому лицу, к Коту. Но раньше него до Котова дотронулся зеленый корешок. Лицо обдало теплым ветром, и старший лейтенант уже не сдерживаясь шагнул вперед. Точнее, шагнуло тело. Сознание же опередило такой неповоротливый сейчас организм; пронеслось по тонкому корешку, и ворвалось в зеленый ствол, ощутив чье-то присутствие, и не обращая сейчас на это никакого внимания. Потому что последнее все было обращено наружу, к гаражу, вдоль стены которого медленно падало вниз его собственное тело. Темный сгусток внутри луча, которым сейчас и являлся старший лейтенант Котов, неистово дергался внутри замкнутого пространства, вместе с ним, этим непонятным явлением, но не переставал таращиться на кадры, в которых майор Николаев медленно шагнул в сторону, и расчетливо толкнул в сторону тело Кота, уже готового впечататься в разбитый асфальт. Движение, а вместе с ним и импульс падения поменяли вектор, так что ничем катастрофичным, был уверен Олег, это падение окончиться не могло. А вот сознание, которое просто не находило выхода из зеленого плена, уже мутило от бешеной тряски. А еще — от осознания того, что долго такого насилия луч не выдержит; что он вот-вот сорвется со своего основания наверху, и чем все это обернется для самого Котова…

— Вот сейчас и посмотрим. Ну — давай уже, заканчивай.

Так он отреагировал на тот факт, что наверху, в месте касания луча с темным дождевым небом древнего Владимира, раздался громкий треск. Словно что-то отрывали от материнского организма с кровью и болью. И боль действительно пришла; заполнила сознание так, что оно просто отключилось. Того, что творилось во дворе департамента лесного хозяйства в следующее мгновение, и долгие часы и дни разбирательства, старший лейтенант Котов уже не видел.

2. Наследник рода

Болело все — от пальцев ног до кончиков волос на голове. Причем тех кончиков, которыми волосы и заканчивались. А еще было ощущение, что тело завалило землей.

— Похоронили, — неожиданно для себя хихикнул Олег, — живым похоронили. Только почему-то без гроба. И без воинского салюта, наверное. Хотя старшим лейтенантам салют, наверное, не полагается. Впрочем… как-то не до конца засыпали. Такое ощущение, что лицо ветерком обдало. И дышу ведь! А ну-ка ветерок, дунь ка еще!

Что удивительно — лицо действительно огладило свежим порывом воздуха. Настолько свежим, что прочувствовалась не только тяжесть земли, сдавившая большую часть тела неподъемным грузом, но и могильный холод, который буквально впитывался организмом. И Олег, несколько раз дернувшись, и констатировавший свою полную беспомощность, опять замер. Теперь он мечтал уже совсем о другом ветре — теплом, даже горячем; способным проникнуть сквозь толщу земли, и добраться до тела.

— Ну, или хотя бы согреть эту чертову землю. Хорошо еще, что здесь, во Владимире, снег не выпал. Ноябрь все таки. Или меня куда в другое место увезли? Да что же это такое?

Вселенная словно услышала его просьбу, и поделилась с человеком капелькой тепла. Такой «каплей», что это грозило Коту превратиться в кусок мяса, запеченый в глине.

— Хватит, хватит! — заорал он мысленно, не решаясь открыть рот, — давай обратно.

Обогрев, быть может, и прекратился, но горячая почва, местами уже высохшая и даже запекшаяся до твердого состояния, продолжала терзать и так заполненное болью тело.

— Да твою ж мать, — заорал Олег теперь в полный голос, — когда же это кончится?! Дождя, что ли…

Фразу он не закончил, пораженный звуками собственного голоса. Голос этот никак не мог принадлежать взрослому тридцатилетнему мужику. В редкие минуты отдыха Олег иногда баловался гитарой; напевал густым барионом, переходящим в бас. Так утверждал капитан Воронов. Теперь же его горло издало какой-то писк, больше подходящий пацану младшего школьного возраста. И тут же внимание Котова переключилось на другой факт. Вода действительно появилась, принеся желанную прохладу израненному телу. Не в виде дождя — капли, или струйки ливня на своем лице Олег несомненно распознал бы. Просто тело теперь окружал не горячий твердый монолит, а жидкая грязь. Которая, кстати, через пару минут опять заставила его стучать зубами.

Дальше он действовал скорее на инстинкте, чем осознанно. «Поиграл» собственными желаниями, и пространство, послушно меняя свои характеристики, наконец поймало нужный температурный режим.

— Еще бы тяжесть с груди убрать, — подумал Олег все на тех же рефлексах, — да и на ногах тоже.

Земля — сухая и чуть теплая — действительно перестала давить на нижние две трети тела. Но шевельнуть ногами он по прежнему не смог, как не пытался. А вот руками — пожалуйста. Ими он и нащупал свое земляное одеяло. Последнее словно потеряло вес, но никуда не делось. Кот снова хихикнул — будто с мальчишеским голосом обрел такой же непоседливый характер. А потом, действительно представив эту груду земли, ставшую вдруг для него невесомой, обычным байковым одеялом, мысленно откинул его набок. И земляная куча, пусть не так шустро, как представил это Олег, подчинилась. Не откинулась, а медленно сползла в том направлении, которое указал ей Кот. Сам же начинающий манипулятор стихиями (еще одно «Хи-хи!», - теперь уже вслух), почувствовал себя так, словно эту кучу он перекидал собственными ладонями. Совершенно обессиленный, он откинулся в своем теплом земляном ложе, и принялся размышлять:

— Наверное, головой ударился. Немного не подрасчитал товарищ майор. Это все объясняет. Дурка, укол соответствующий. И что? Лежать, ловить кайф, и ждать очередного укола? Или ущипнуть себя?

Ущипнул. Ойкнул все тем же мальчишеским альтом. А потом решил, что даже в дурмане медикаментозного сна нужно шевелиться. В смысле, что-то делать. Сил подняться, и идти к человеческому жилью не было. Да и ночь была такая, что наколоться глазом на сучок было как нечего делать. Почему сучок? Да потому что лежал Олег в своей земляном окопчике в лесу.

— Или нет? Темно — глаз выколи. Без сучка даже. Но что-то проглядывается. Какие-то контуры светящиеся.

Тут Олег вспомнил про зеленый луч. Ощущения были… не совсем идентичными, но чем-то схожими. Легкая, едва различимая аура все того же зеленого цвета выдавала контуры деревьев. В ветвях («Если это действительно ветви!») что-то шевелились, ползало. Даже летало. Что-то огромное, размашистое. В смысле — махало крыльями. И даже ухало страшно, остановившись на вершине одного из невысоких деревьев. Замерло; точнее закачалось вместе с вершиной того деревца, с которого, очевидно, выглядывала добычу.

— Сейчас, вот сейчас. — едва не вскрикнул Олег, словно угадавший устремления совы, — или филина (поправил он себя).

И крылатый хищник не обманул ожиданий; ну, или выполнил не высказанный вслух приказ Кота. Нырнул вниз, размазавшись своей аурой, и тут же вознесся обратно. Так стремительно, что Олег, попытавшийся было, несмотря на полный упадок сил, вскочить, тут же откинулся на землю — потому что смотреть опять нужно было вверх, на дерево повыше, где и оказался хищник. В темноте Олег не мог рассмотреть — как это птица ухитрилась и в ветку вцепиться, и добычу из острых когтей не выпустить. А в том, что едва светившийся меж лап хищной птицы комок был именно добычей, у Кота сомнений не было. Как и в том, что жизнь из этого зверька, или птицы, размером с его, Олега, бывший кулак, стремительно истекает. Так он охарактеризовал тускнеющий с каждой секундой объем едва светящегося пространства, который хищница вознесла на дерево. Наконец, этот светоч погас окончательно, и что-то в душе Котова дрогнуло; словно кто-то дотронулся до струны. И опять он вспомнил тот голубой луч. А вспомнив, принялся обшаривать пространство над собой, вспоминая что-то необычное, мелькнувшее недавно на общем фоне более ярким пятном.

— Точно — вот оно! И еще, и еще одно.

На деревьях, словно игрушки на новогодних елках, редкими пятнами светились зеленые огоньки неправильной формы, которые Олег почему-то воспринял как частички того самого луча. Может, потому, что направив свое внимание на одно из них, самое близкое, и одно из самых крупных пятен, опять ощутил родство с ним; желание прильнуть к нему…

— Точнее, это оно прильнет ко мне, учитывая теперешнюю разницу в размерах и весе. Хотя веса у него как раз может и не быть. Но тем не менее — как же хочется прикоснуться к нему. Попробовать, встать? Или…

Он вспомнил свои ощущения, с которыми призвал, или зародил ветерок. Представил себе, что тот мог дуть в определенном направлении. А именно к нему, и от выбранного пятна. И пятнышко, размером со средний арбуз, хоть и не такое круглое, действительно дернулось, и медленно поплыло к окопчику; по прямой, не обращая никакого внимания на порывы холодного ветра. Тут и лететь-то ему было не больше десятка метров, но Кот весь искрутился, испереживался: «Как бы чего не случилось; не перехватил кто-то злоумышленный!». Не случилось и не перехватили. Пятно, вблизи выросшее до размером арбуза крупного, но не выправившее изломанной формы, коснулось лица Олега, и растаяло; словно впиталось в организм.

— Почему «словно!», — поправил Кот себя в очередной раз, — оно не исчезло, оно во мне! То-то стало чуть лучше! Словно часть боли смыло куда-то. А усталости совсем не стало. А если?…

В следующее мгновение он отдал еще один приказ — неизвестно кому, но направленный на самого себя.

— Хочу, чтобы боль ушла. И раны, если они у меня есть, исцелились.

И боль действительно ушла. Не вся, но стало значительно легче. А еще вернулась усталость. И версия появилась:

— Получается, что энергию, которую принесло пятно, я истратил на исцеление. Ну, или не я, а тот, кто исполняет мои хотелки. Сил почти не осталось. Зато прибавилось здоровья и знаний. А значит что? Надо подзарядиться. Вон то пятно, метрах в пятнадцати, мне нравится больше всех остальных. Хотя и другие… как родные. Ну, что — иди ко мне, дружок.

Наверное, расстояние было на пределе восприятия; или сил осталось действительно на донышке. Коту удалось сдвинуть пятнышко с места, и отправить его в короткое путешествие. Но этим он исчерпал и силы, и собственное сознание. Так что того волнительного момента, когда сгусток энергии касается его лица, Олег не увидел, и не ощутил. Зато в полной мере ощутил его воздействия на организм. Очнулся как бы не от избытка сил. Скорее всего, никакого избытка не было, но после полного опустошения выглядело все именно так. Продолжать эксперимент с исцелением он не стал. Пока. Решил, что сначала «батарейку», которой он обозвал собственный организм, можно зарядить полнее.

— Как можно полнее, — проговорил он вслух — сколько поместится. Начну во-о-он с того пятна.

Потом было еще одно пятно, второе, третье… «Батарейка», пришло понимание, до горлышка так и не заполнилась. А вот пятна закончились. Из тех, что он смог достать своим ветерком. Путем нехитрых сопоставлений, в котором главную роль играла высота деревьев, он определил, что расстояние это примерно равно двадцати пяти метрам. За пределами этой полусферы, основанием которой служила лесная подстилка, а центром — сам Кот, еще сверкали такие желанные пятна, но достать до них, не поднявшись, и не сделав несколько шагов, он так и не смог. Но вставать не спешил — решил долечиться, если этот процесс действительно проистекал в реальности.

— По ощущениям именно что проистекает, — резюмировал он примерно через полчаса, — так что теперь можно и вставать. Земля остыла, силенок прибавилось, и не болит нигде. Да еще светлее стало — вон, на востоке небо побледнело. Для ноября месяца сейчас часов семь утра будет.

Он действительно готов был вскочить на ноги, и уже в таком, вертикальном положении осмотреть себя с ног до головы.

— Сюрприз, однако, будет, — предвосхитил он результаты этого осмотра.

Потому что понял — изменился не только голос; тело не было привычным, тренированным и смертельно опасным для любого неприятеля. Потому, наверное, он и не спешил подняться. И теперь выдержал паузу. Сначала невольную, вызванную понятной опаской. Потом — когда коснулся чуть теплого буртика земли, задержал себя в стремлении подняться вполне осознанно. Потому что от плотной почвы по руке и дальше, в нужную область головы, пронесся сигнал, который старший лейтенант Котов определил одним словом: «Шаги!». Потом информация конкретизировалась, распалась на подробности. Люди… двое. Идут не спеша, явно оглядываясь. Не скрываются. Значит, проводят осмотр окрестностей. Враги? Послушаем.

Он машинально, на автомате, отнял руку от земли, и призвал уже ветер — точно так же, как недавно подтягивал энергетические пятна.

— Ну, — мысленно хохотнул он, — звуковые волны не менее материальны, чем пятна непонятной энергии. Может, что и получится.

Получилось. Словно кто-то резко прибавил громкость в аппарате. Хотя бы телевизионном. Голосов действительно было два. Но слышно было по больше части одного мужика — визгливого, ноющего. Такого, какого сам Котов прибил бы через пять минут нудного нытья. Если только это не было предусмотрено заданием, конечно. С той стороны, откуда теперь был слышен и треск сухих ветвей по ногами незнакомцев, дохнуло еще и непонятной эмоцией; не на слух, а на уровне ощущений. Словно второй, молчун, действительно готов был отвесить болтуну знатного леща. И сдерживался только лишь по той причине, которую для себя определил Кот. Вот такую острую смесь эмоций донесло до лежащего на земли паренька. Да — теперь в этом у Олега сомнений не было. Но собственные эмоции по этому поводу Олег подавил; отложил на то время, когда можно будет порефлексировать. Пока же он слушал болтуна, от которого тоже резко разило эмоциями — той самой нудностью, а еще жадностью, и желанием сорвать крупный куш, не приложив особых усилий. Как это определил Олег? Может, потому, что сопровождалось все монологом болтуна.

— И что? — вопрошал тот почти истерично, — пора бы и нас взять в ближний круг князя («Подразумевается — меня», — усмехнулся Олег). Не бродили бы сейчас тут, грязь собирая и вошек лосиных, а развалины особняка графского разбирали. Глядишь, нашли какой артефакт посолидней. Скажешь — все равно отдать пришлось бы в казну княжескую? Не спорю — отдали бы. Ну, так и премия не хилая отломилась бы. И почет от князя…

— И от девок внимание, — не выдержал все-таки второй, молчаливый.

— Само собой, — очевидно махнул рукой болтун, — чем мы хуже княжеских…

— Но-но, не зарывайся, — теперь угрюмо, с опаской остановил его слушатель.

— Я берега знаю, — заявил болтун, — а то, что сейчас не сказал — об этом ты и сам думаешь. Думаешь ведь, Егор?! Думаешь?!! Так что помечтать-то хоть позволишь? Или вместе помечтаем, молча.

Именно в этот момент Олег решил подняться, а потом и голос подать. Потому что патруль, или как он тут назывался, прошел метрах в десяти от Кота, и сейчас уже должен был переступить границу слышимости — те самые двадцать пять метров. Олег не придумал ничего оригинального. Просто выдохнул из себя: «Помогите!», — и опять рухнул на землю. Не потому, что силы кончились. Просто не соразмерил свой порыв с размерами нового тела. Не привык пользоваться им.

— И привыкать придется долго, — мрачно решил он, глядя снизу вверх на громадных в его восприятии мужиков.

Услышав непривычные «князь», и «графские развалины», он приготовился в своем «сне» увидеть сейчас что-то посконное (что бы это не означало); с мечами и копьями в руках. Но нет — на бойцах был пусть непривычный Котову, но вполне определяемый камуфляж, и короткие сапожки на ногах вместо лаптей и онучей. И оружие было понятным — автоматы неизвестной конструкции, разгрузки с запасными магазинами. И на поясах болтались не мечи, а вполне обычные боевые ножи. Сам Кот такой, конечно, в руки взял бы с большой неохотой; только лишь потому, что рядом не было привычного, проверенного в боевых условиях ножа. Машинально глянул на свои новые руки:

— В такие вообще ничего, кроме перочинного брать не рекомендуется. Ну, еще столовый можно… Эй, дядя, ты что творишь?!

Увернуться Олег не успел. Телу не хватило сноровки. Да он и представить себе не мог, что взрослый мужик вот так, без причины, разбежится, и с размаха пнет своим сапогом в детский бок; в его, кстати, Олегов бок. Который взорвался огнем боли — после того, как тщедушное тельце подбросило над землей на полметра — как раз на высоту бруствера, где Кот и оказался в скрюченном состоянии. Про огонь, кстати, он подумал как-то особенно. И результатом мог полюбоваться — если бы все эмоции не перекрывала душераздирающая боль в боку.

Взрослое сознание все же отметило:

— Ребра сломал, наверное, собака. Так тебе и надо!

Олеговы ребра словно послужили теркой на спичечном коробке. А сапог болтуна, который, к тому же, оказался живодером, головкой, покрытой фосфорной смесью. Он вспыхнул, заставив мужика заорать, и рухнуть задницей на кочку, сдирая с ноги пылающую форменную обувку. От носка, как бы странно это не звучало, тоже мало что осталось — словно огонь вспыхнул сразу и снаружи и внутри сапога.

— И самой ноге досталось знатно, — сквозь гримасу боли ощерился в улыбке Олег, — вон как эмоциями полыхает. А еще ненавистью, и предвкушением…

Он был готов вскочить на ноги, и задать стрекача в лес, несмотря на оглушающую боль в ребрах — таким страшным сейчас стало лицо болтуна. Но перед соратником выросла фигура Егора — второго ратника, или бойца; как тут они назывались?

— Ты что, Колян — сдурел? — остановил он босого на одну ногу воина одной лишь интонацией, — и мальчонку зачем покалечил? Тем более знатного, как бы не графского родича.

— А я давно хотел, Егор, — окрысился Колян, — давно хотел вот так, с разгону барчуку какому-нибудь наподдать с пинка. Хоть графенышу, а лучше вовсе княжичу…

— Рядовой Блатов, — скучным, донельзя официальным голосом остановил его порыв Егор, пока бесфамильный, — напоминаю, что при малейшем проявлении Силы автоматически включается записывающий амулет. Не исключаю возможности, что наш разговор сейчас слышит…

Договаривать он не стал; лишь махнул рукой куда-то и повернулся к Олегу, который осторожно, с трудом, выпрямил таки тело. Мелькнула, конечно, мысль подлечиться уже испробованным методом. Но на глазах у посторонних…

— К тому же все последствия пинка убирать нельзя — как на это посмотрит тот, кто сейчас, быть может, слушает разговор. Хотя, сапог-то я мерзавцу я подпалил. Так что немного подлечиться можно. Хотя бы боль снять.

Облегчению, наверное, способствовала и физиономия Блатова, опять рухнувшего задницей на сырую землю. Теперь большая часть его эмоций представляло отчаяние. Ну, и злость к нему, Олегу, явному виновнику предстоящих бед, никуда не исчезл