Жесткий такой, отрывистый смех. Разве так хохочет настоящее веселье?
Первые слова о Боге, которые слышит ребенок, это, разумеется, те, что «Бог накажет», поэтому Бог представляется ребенку прежде всего грозным. Первый святой, которого он узнаёт, — это, кажется, Илья-пророк, и ребенок уже очень рано начинает креститься во время грома, чтобы «Он, батюшка» не убил его. На исповеди, к которой отправляются дети, начиная с шести-семи лет, священник тоже пугает его наказанием Божиим.
Когда малый сходится с девушкой, он ее, понятно, уверяет, что возьмет за себя замуж. Изредка, почти сразу говорит девушке: «Хочу люблю, хочу нет», но это уже обыкновенно продукт городской жизни (московской).
Начинают с какой-нибудь протяжной или круговой песни. Приходят не только свои, деревенские, но и из других деревень. А если поблизости деревни находится барский двор, то барские батраки одними из первых являются на улицу, вместе со стряпухами, скотницами и т. п. Являются с гармошками или дудками, под звуки которых попозднее, уже разгулявшись, пляшут
Быть может, когда-нибудь впоследствии, пройдя случайно через чье-нибудь яркое сознание, — мои бледные образы вспыхнут и оживут хоть на мгновение? Ради этого «быть может», ради небольшой отсрочки забвения и непроглядной тени — решаюсь взяться за перо…
Из записной книжки О.П. Семеновой
Когда человек в сорок лет умирает и перед оставшимися сверстниками и друзьями его жизнь видна, как долина с горы, то невольно думается, стоило ли жить? «Вкушая, вкусих мало меду и се аз умираю»[2] … Каждое желание, каждое слово ушедшего хочется исполнить, выполнить завет — хоть немного отсрочить
Может быть, для трехлетнего «Ивана» новы еще впечатления от капусты и от всех предметов и действий окружающих его людей, а пятнадцатилетнему малому уже примелькался однообразный обиход кругом него? Или картошка с сухим хлебом развила в нем апатию, ту унылость и равнодушие, с которыми он и в могилу сойдет в свое время?
Во всяком случае, разница между трехлетним и пятнадцатилетним «Иваном» громадная.
Жена с мужем мало говорят, но несколько баб вместе представляют нечто, во всяком случае, более оживленное, чем группа малых или мужиков. Эти не пройдут молча — напротив, всю дорогу будут тараторить между собою о мелочах своего домашнего обихода. По-моему, и смех у них живее и более похож на веселье.
Казенное добро (в казенных имениях) уважают даже менее помещичьего. «У царя всего много». И тащат все решительно.
Не все, а гулевые, конечно. Хилого, мучающего свою мать ребенка не убьют, хотя жаловаться будут на его существование и ежеминутно призывать смерть на него. Убийство совершается и под влиянием стыда и страха, и по экономическим соображениям. Девушка конечно, скорее всего, убьет своего ребенка под влиянием стыда. Замужняя женщина, солдатка под влиянием страха перед мужем и семьей, а вдова, обремененная детьми, — по экономическим соображениям[19].
Старые старухи очень безжалостно и хладнокровно относятся к убийству мешающего и обременительного незаконного «щенка», а молодые, конечно, с усилием и «надрывом» убивают своих детей тогда, когда стыд или страх затемняет им соображение или когда невтерпеж от тех мук, которые переносят они и несчастный незаконный малыш.
Мужчины, я думаю, по моим наблюдениям, часто просто не знают о таких убийствах, — среди их семьи даже, а если и догадываются, то изображают собою «моя изба с краю, я ничего не знаю; бабы там чего-то путают, проклятые, ну да Бог с ними — мне-то что…» (Так, наверное, рассуждает мужик, отгоняя от себя мысль о том, что именно и как делают бабы.)
У Толстого удивительно схвачены черточки крестьянские в таких случаях: наблюдаешь крестьянскую жизнь, присматриваешься к ней — и все это так, как у него представлено: жестокость старой Матрены, исступление Анисьи… Все это настоящая крестьянская жизнь, как она есть на самом деле.
общега хода истории России учащиеся должны вынести твердое убеждение, что наша родина всегда была сильна своей православной верой и единодержавной царской властью, что когда оскудевала святая вера в народе или когда не было сильной единодержавной власти, русская земля подвергалась тяжким бедствиям и была близка к гибели…»
