Тогда я понял, что посвящу всю жизнь продолжению труда, задуманного мастером, отдавая себе отчет в том, что рано или поздно передам эстафету другим, и те, в свою очередь, поступят так же. Хотя Бог не торопится, но ведь Гауди, где бы он ни был, все еще ждет
дрожь. Я рос, грезя его невероятными куполами, неоготическими громадами, футуристическим примитивизмом. Гауди явился причиной того, что я желал стать архитектором, а более всего рассчитывал, что, если не умру от голода за время учебы, смогу усвоить хотя бы тысячную долю той дьявольской математики, на которой основывались проекты зодчего из Реуса, моего современного Прометея
Понимала, что он лжет, и прощала его, поскольку любила отца и в глубине души мечтала, чтобы игра продолжалась, чтобы вскоре подвернулся другой персонаж, кого она оживит и которым заполнит, пусть на несколько дней или часов, огромную пустоту, разрастающуюся внутри и живьем пожирающую ее ночами, когда в первоклассных отелях, между шелковых простыней она дожидалась возвращения отца, пьяного и проигравшегося. Раз
Он готов был пожертвовать состоянием или той жизнью, бесплодной и пустой, какую влачил до тех пор, и до конца дней жить иллюзией в объятиях девушки, способной воплотиться в самый желанный образ.
Лауданум и темнота привели ее в сад, где ей показалось, будто она услышала голос и уловила взгляд маленького ангела с лицом, исполосованным синими венами, и губами, почерневшими от яда. Ангел звал ее из пруда, приглашал погрузиться в его воды, принять ледяные, безмолвные объятия тьмы, которая ее увлекала, нашептывая ей: «Мама, теперь мы будем вместе навсегда, как ты того и хотела».
это – исповедальня, и, если солжешь священнику, Господь поразит тебя молнией, едва ты выйдешь из церкви, – пригрозил исповедник. – Вы уверены? – Я бы на твоем месте не стал рисковать.
