За ужином мы слушали радио.
— А ты заметила, что каждая страна называет свой ядерный арсенал «эффективным средством сдерживания», а чужой — «оружием массового уничтожения»? — сказал Джон
— Да, — кивнула я.
В моей памяти мисс Торп возникала неким подобием ресничного клеща под электронным микроскопом. Что-то блестящее, шипастое, многоглазое. Почему учительницы начальных классов сплошь либо ангелы, как у Бронте, либо ведьмы, как у Диккенса? Неужели они так самоотверженно учат различать добро и зло, что сами превращаются в олицетворение того или другого?
Ветер с севера грозится,
Значит, скоро будет снег.
Где малиновке укрыться?
Ей, бедняге, хуже всех.
Будет зимовать в сарае,
Клюв зароет под крыло
И нахохлится, стараясь
Уберечь свое тепло.
— Принципы? Ну конечно, у всех у нас есть принципы. За исключением политиков, медиамагнатов, угрей-альбиносов, моей бывшей жены и нескольких радиослушателей, которые не дают нам покоя.
Что происходит с секундами, выброшенными в корзину прошлого?
Джон всегда слышит улыбки в голосах.
— Сегодня удивительный закат, па.
— Правда? Какого цвета?
— Красного.
— Какого красного?
— Как арбузная мякоть.
— И впрямь удивительный. Это октябрьский красный. Такие закаты бывают редко.
— Какие сэндвичи у нас по сценарию, Мо?
— Ветчина и сыр, ветчина и помидор, сыр и помидор.
— А еще ветчина, сыр и помидор.
— Откуда ты знаешь?
— Ты всегда делаешь сэндвичи по диаграмме Венна — все возможные подмножества заданного множества.
— Правда, что ли?
— Поэтому на тебе и женился.
Когда ко мне относятся с такой чуткостью, вот как Джон, я не могу сдержать слез.
В мире происходит столько интересного. И в основном по недосмотру.
