Знать, что надеяться не на что, как сказал тот же Пруст, не мешает все же чего-то ждать.
Когда у женщины рождается второй ребенок, разве она наполовину меньше любит первого? Нет, она отдает всю любовь целиком одному и другому, потому что любовь не делится, а умножается.
Васко, сказал я ему, задумал дерзкий ход: похитить Тину в день ее свадьбы. Затея дикая, безумная, чертовски романтическая, фантастически литературная или же совершенно идиотская – как посмотреть
Что хорошо со смертью: тому, кто призывает ее всерьез, никогда не приходится долго ждать: револьвер или яд, бритва или веревка, толика доброй воли – и дело с концом
ибо плох тот писарь, что не мечтает стать писателем
Он сразу мне не понравился – тем, что слишком манерный, высокомерный, презрительно кривит губу, а может, тем, как после каждой фразы держит значительную паузу, и не поймешь: то ли глубокие метафизические размышления его одолевают, то ли желудочные колики
Тина ждала от писателя, чтобы он сочинял свои книги, как завещание, творил перед лицом смерти и глядя ей в лицо.
Например, написал, что куртка Тины была бежевой, а на самом деле она была, да и сейчас остается, серой, темно-темно серой, почти что черной, точнее сказать – антрацитовой. Но если бы он написал “и в куртке антрацитовой, в сережках самых стильных”, получилось бы пятнадцать слогов, а не двенадцать, как нужно в александрийском стихе, и сонет бы сломался. И пусть себе эта куртка сколько угодно будет в жизни антрацитовой, по-настоящему она бежевая, раз так написано в стихах, потому что поэзия выше жизни
Она меня любила, говорил он, безумно, неистово любила, любила – никаких сомнений, и вдруг взяла да отвернулась, отреклась от меня, как Рембо отрекся от своих стихов
Я все имел, говорил он. И уточнял: я думал, что имею все, она во мне не заполняла никакую пустоту, но пустота теперь из-за нее возникла
