ГЛАВА ПЕРВАЯ: ЗАРОДЫШ
Посвящается моему другу композитору, продюсеру, режиссеру, сценаристу
Михаилу Ходаревскому
(1973—2008 гг.)
Non scholae, sed vitae discimus…
(Мы учимся не для школы, а для жизни…) Римский философ-стоик, поэт и государственный деятель
Луций Анней Сенека
1999 год. Фактически стык тысячелетий. Что собой представляла в это время Россия, которая еще не оправилась от дефолта, но уже научилась жить по новым, жестоким правилам? Глупо растекаться пером по бумаге и с наслаждением причмокивать слякотью, по которой пришлось всего за год до желанного Миллениума ходить в прохудившихся лаптях обанкротившемуся русскому народу. Лучше вспомнить о криминале. История-то о нем. Точнее, о казино. Что, собственно, почти одно и то же. Так вот, криминал за год до пришествия нового века старался все меньше и меньше выделяться на первых полосах газет, журналов и глобальной сети интернет. Проще говоря, затихарился, гаденыш, и поумнел, сволочь. Но он, а это парадокс, от этого стал только опаснее…
Бандитские разборки стали уходить в тень, вместо ярких малиновых пиджаков теперь в моду вошли строгие костюмы, золотые цепи толщиной в кулак давно растеклись по ломбардам. А вот кровь по-прежнему продолжала литься. На улицах царила нищета и всюду веял дух разбитых надежд.
Милиция тонула в бумагах — начальство буквально засыпало оперативников безнадежными делами. Даже самые матерые мусора начинали терять веру в собственные силы и справедливость закона. Теперь те, которые не покинули органы, просто тупо работали… как могильщики, хоронящие пачками и простой люд, и своих безвременно ушедших в мир иной коллег.
Из дешевых магнитол продолжала орать попса — потому что жизнь, она такая, да и народ под стать ей. Он же придумал поговорку: «Умер Максим, да и хуй с ним…»?
1999 год. Подмосковье. Опушка леса. Ночь.
То, что судьба тебе решила дать, нельзя не увеличить, ни отнять. Заботься не о том, чем не владеешь,
а от того, что есть, свободным стать…
Омар Хайям
Тишину ночи рвал глухой рокот мотора. Сорокасемилетний Шайтан в рваном свитере и засаленных брюках еле держался на ногах перед свежевырытой ямой. Лопата валялась рядом — ее как будто в спешке бросили здесь.
Внезапно его ослепил яркий свет фар. Из темноты выплыл «Гранд Чероки» цвета хаки. Из машины вышел Фома — высокий, крепкий, с лицом, на котором жизнь уже давно выжгла все лишнее. Джинсы
«Левайс», кожаная куртка, совершенно отсутствующий взгляд. Типичный уголовник, ни дать ни взять… времени под стать…
Шайтан опустил голову, плюнул под ноги кровавой слюной. В свете фар на миг проступило его избитое лицо: синяки, сломанный нос, губа, располосованная чьим-то перстнем.
— Сука ты… и… пидор гнойный… — хрипло выдавил он, смачно харкнул и втянул в себя сопли.
— Нахуй пошел!
Фома молча достал из кармана моток скотча и целлофановый пакет. Он никуда не торопился, действовал без спешки — казалось, сейчас привычно разгружал ящики на складе, а не готовился цинично убивать человека.
***
Он натянул пакет на голову Шайтану и туго обмотал шею скотчем. Убиваемый задергался, захрипел и попытался втянуть легкими последние граммы воздуха. Заметив это, убийца размахнулся и рубанул его ребром ладони по шее — точный удар, отработанный годами в спортзале. Шайтан рухнул на колени.
Потом раздался выстрел. Тело тяжело шлепнулось на дно ямы. И наступила тишина. Только где-то вдалеке завыла собака, да ветер шевельнул листву на деревьях.
Фома свернул скотч в аккуратный рулон, сунул в карман. Дело сделано.
— Пора ехать, а то мы и так из-за этого муфлона здесь задержались… — сказал он.
Сильно поюзанные импортные динамиках чихнули, хрюкнули и на всю округу заорал хитом «Комбинации».
Твоя вишневая девятка Меня совсем с ума свела, Твоя вишневая девятка Покой мой напрочь отняла. Твоя вишневая девятка Опять сигналит за окном, Твоя вишневая девятка,
Ты полюби ее потом.
— Все, газуй! — Фома смачно выругался и достал громадную мобилу.
1999 год. Подмосковье. Опушка леса. Утро.
Тишина окутала лес. Солнце лениво выползало из-за верхушек деревьев, бросая острые лучи на листву. Они пробивались сквозь кроны деревьев и пятнами ложились на землю. Шелест травы, птичий гам, жужжание пчел — обычный утренний лесной дзен.
По земле, черной извилистой лентой, прополз уж. Кузнечик треснул лапками в невидимый барабан, ветерок дыхнул раем. Бла-го- да-ть!.. Ле-по-та!..
***
Да, это именно такой неподдельный кайф, который очень хочется растянуть на весь день. Просто улечься в траву, закрыть глаза и валяться в ней пузом кверху. Такого обычно хочется, но не на этот раз…
А все потому, что земля шевельнулась так, словно что-то невидимое закопошилось под ней, пытаясь вырваться наружу. Потом, нарушая законы физики, внезапно остановилось время.
Дежавю? Кто знает, кто знает… Но сюжет, который разыгрывался на опушке леса этим летним утром в литературе и кинематографе был не новым. Впрочем, давайте не будем торопиться с выводами — пока рано.
***
