Оглавление

Откровения Изумительного Цвергшнауцера

О, мой достопочтенный читатель! Доводилось ли тебе когда-нибудь знакомиться с мемуарами цвергшнауцера?

Конечно, найдется тот, кто скажет: «Читали! Ничего нового!» Но для таких я и не пишу. Я пишу историю о московской семье, полной своих проблем, больших и маленьких свершений и радостей. Я пишу для людей неравнодушных, благородных, смелых, может быть, немного уставших, заблудившихся, но навсегда впитавших в себя веру в счастье. А оно, поверьте цвергшнауцеру, существует!

Я необычное создание, ибо я цвергшнауцер! Наверное, все же Цвергшнауцер с большой буквы! Создатель позаботился не только о моем самомнении, но и о моем нюхе. Я волшебный Цвергшнауцер, Изумительный и могу видеть скрытое от человеческого взгляда. Могу видеть золотые нити, связывающие людей с бесконечным космосом, могу видеть черные дыры, засасывающие в свои ловушки бедные души, могу лицезреть в человеке все его прошлые проявления детства, юности и взрослости.

Я перерождаюсь и появляюсь то в одной, то в другой семье, которой нужно найти выход из затруднительной житейской ситуации, когда в каждом члене семьи по отдельности нет ничего плохого, а вместе они могут сделать много хорошего. Но «жизня» вносит свои коррективы, погружая людей в странные и порой нелепые ситуации, отдаляя их от эпицентра доброты, разъединяя их друг с другом и создавая ложные цели.

Моя философия Цвергшнауцера проста — защищай семью, неси радость людям, люби детей, делай жизнь веселей! Вот такие стихи! Да, и дома ни-ни, только на улице!

Я еще расскажу вам о том, как я появляюсь в «обычных» московских семьях. А пока хотел бы нырнуть воспоминаниями в жизнь каждого, с кем мне довелось пересечься сердцами в последнюю из моих реинкарнаций. Раскрыть их подлинный мир, приподнять завесу их жизни, за которую даже близкий человек не заглядывал.

Пусть вас не смущают юмор и сарказм, с которыми написана эта повесть. Это жизнь!

Уверен, во многих описаниях, чертах характера моих героев вы увидите себя или близких вам людей.

Надеюсь, мой скромный труд даст усладу вашей душе и вашему мозгу, подскажет, как защитить ваш собственный замечательный мир и узнать, что в вашей семье живет Солнце, Одиссей и «венец творения дивная Диана».

А теперь — вперед!

Читай, что же происходит в семье в один и тот же день, в семье, в которой живут трое: мальчуган восьми лет, мужчина — папа и женщина — мама, как я присоединился к ним и какая из этого получилась чудесная история.

Я не стал называть имена близких мне людей в семье, которую я описываю, чтобы вы не стали искать меня. Я сам к вам приду, когда «сойдутся звезды».

История мальчика лет восьми

Ежики на щеках!

Какая-то старуха, высокая такая, вся в морщинах, горбатая и в очках бежала за мной. И за папой с мамой. Мы убегали от нее, и мне было страшно… Думал, догонит бабка. А еще она кричала: «Утро! Утро! Утро!» Бежит такая, с кривыми ногами, лужи перепрыгивает и в руках какие-то мешки дурацкие.

— Доброе утро! — совсем близко услышал я.

Глаза старухи через очки проникновенно смотрели мне в лицо.

Я вжался в кровать, на которой спал, и лицо старухи, как в мультике, растаяло, и за очками с синими дужками я увидел добрые глаза и бороду с усами.

— Папа! Ой, — сказал я, и потянулся во всю длину своего восьмилетнего мальчишеского тела, — мне страшный сон приснился.

Я приподнялся, сел в позу сонного лотоса и стал немного раскачиваться.

— Бабка гналась за нами, — стал я рассказывать, пока помнил, — противная такая, в очках.

Я посмотрел сонным взглядом на папу. Глубоко зевнул и уставился в стенку.

Люблю с утра пораньше просто так в стенку посмотреть. Смотрю в стенку, просыпаюсь и немного засыпаю.

— Жопкинс, давай вставай! — и папа, как мама, громко чмокнул меня в щеку.

На этом нежности заканчивались, и начиналось мое трудовое утро.

— Папа, ну когда ты побреешься? — на щеке было ощущение, как будто по ней пробежало много маленьких колючих ежиков.

«Поспать бы еще, — размечтался я, — да разве усатый-бородатый даст поспать? Фигушки! Будет сейчас с утра пораньше жизни учить».

— Э-э-э-э, а-а-а-а-а-а! — громко зевнул я в знак протеста.

— Так, давай активнее! Мыться, одеваться, завтракать! В школу опаздываем!

«Школа» — какое неприятное слово, — подумал я и вразвалочку вышел из своей спальни походкой МакГрегора, почесывая живот и с красной от «ежиков» щекой.

Я слышал, как на кухне дребезжит посуда, льется вода и, наверное, готовится мой завтрак, точнее, тот завтрак, который для меня «самый полезный», «самый правильный», «самый разнообразный», и «готовили его, старались», и «сахара там достаточно», и «не придумывай, завтрак вкусный», и «папа специально ездил на рынок». Короче, самый, самый завтрак, но… не яичница с беконом и не бургер с картошкой фри! А почему?!

Мне говорят: «Фаст фуд — это вредно!» Ну да! А сами готовят мне быстро и еще заставляют есть быстро.

Короче, утро как обычно, блин!

Все куда-то опаздывают, очень много передвигаются по квартире, раскидывают и собирают вещи. А я не хочу торопиться!

Хочу спокойно пройти по квартире, позевать, поваляться, помечтать, Мишке позвонить, мороженое съесть, колы выпить, попу почесать!

И я, как-то неожиданно, оказался на диване в гостиной. Неожиданно в моих руках оказался пульт от телека, и неожиданно телек заработал.

Мои любимые унитазы с появляющимися из них головами летали в разные углы телевизора. Мне нравились эти ролики. Тупые, но смешные! Играла отличная музыка, и я чувствовал себя хорошо. Ковырял в носу и сладко тянулся в разные стороны.

И тут неожиданно:

— Та-а-ак! — словно с неба раздался голос какого-то неземного и опасного существа. — Телевизор выключаем и марш мыться, завтрак готов!

С использованием приемов джиу-джитсу папа забрал мой пульт!

— Ну вы сами, — призывая родителей к здравому смыслу, начал я, — повесили телевизор на стенку напротив входа в ванную! Зачем вы меня компрометируете?

«Или провоцируете?» — усомнился я.

— Та-а-ак, — нараспев и угрожающе заявил папа, — короче, Склифосовский, либо ты идешь мыться и завтракать, либо в школу сегодня не пойдешь! Телефона не будет неделю!

— Ну ладно, ладно, — решил я сжалиться над папой. — Пойду я в вашу школу! Ой! — помотал я головой и обреченно направился в ванную с большим зеркалом.

«Какой я красавец! — откровенно сказал я сам себе, когда увидел себя в отражении большого зеркала. — Какой причесон в разные стороны! О! Я же вчера научился битбоксить! Надо попробовать, как это круто звучит», — и я взялся за дело.

Я был уверен, что у меня классно получается и ребята, которые сейчас смотрят на меня из-за зеркала, не могут отвести от меня глаз. И снова это неприятное:

«Т А К?!», причем так, что писать очень сильно захотелось.

— Так, ну сколько можно-то? Мыться начнешь?!

— Начну, — обреченно признал я.

Ну и стал чистить зубы.…Как мог, так и чистил. Старательно!! Сами же просили!

На большом зеркале над раковиной стали образовываться белые точечки от разлетающейся в разные стороны детской пасты. Я стал чистить зубы более активно, увеличивая покрытие зеркала белыми точечками.

Когда силы меня покинули, я решил выйти из ванной. Ноги как-то сами понесли меня к дивану у телевизора, но «добрые» родительские руки подхватили меня и телепортировали за стол к экзекуции, которую папа и мама называли «завтрак». Мое второе «особенно любимое слово» утром.

— Давайте посмотрим что-нибудь для хорошего настроения, — дипломатично и вкрадчиво предложил я маме с полными любви и надежды глазами. Обстановка очень располагала, потому что папа искал свои носки.

— Ешь давай! Вы с папой опаздываете. Папа тебя в школу отвезет, — пресекла мама дальнейшие переговоры.

— Понятно, — вздохнул я, засунул ложку поглубже в кашу, поднял ее чуть выше головы с условием, что все, что в ложке, должно попасть обратно в тарелку.

— Ну что ты творишь? — из-за угла как из засады выпалил папа. — Дорогая, — со страдающим лицом обратился папа к маме, — где мои носки в синюю клеточку?

— Ты их зачем-то положил ко мне на стул, — ответил я за маму и дунул на ложку с кашей. Несколько капелек каши оказались на столе, и пока никто ничего не заметил, я пододвинул тарелку на эти самые капельки.

— Кстати! — осенило меня воспоминание о посещении педиатра три месяца назад. — Мне нужна белковая диета!

Мое вполне обоснованное напоминание почему-то затормозило мыслительный процесс родителей.

— Дорогой, — как обычно первой возобновив мыслительный процесс, ласково обратилась ко мне мама, — белковая диета у тебя будет попозже. Между прочим, в вашей школьной столовой очень много вкусных блюд. Там и выберешь то, что тебе хочется.

Мама была опасным переговорщиком. В отличие от папы, мама всегда находила какие-то объяснения, как закорючки. Вот понимаю, что куда-то не туда ведет, но идти почему-то хочется и становится как-то спокойнее. Я так понимаю, что у папы в переговорах с мамой были такие же ощущения, возможно, за исключением последнего, ну этого — спокойствия.

— Фу, столовка, — и я отодвинул кашу. — Больше не хочу!

Но глаза папы говорили о том, что лично он сдаваться не намерен, и по его плану каша должна быть съедена в течение ближайших сорока секунд.

— У меня живот болит! — с напором сказал я и подумал: «Все-таки башка у меня варит! Но должно же это их остановить! Раньше ведь работало!»

Папа смирился и вернулся в состояние нормального папы, а не этой бабки с очками.

— Ладно, давай, надевай джинсы и полетели, — и папа поцеловал меня в другую щеку, где сразу побежали колючие ежики.

— Ага, — сказал я, потирая щеку и печально смотря на выключенный телевизор.

Я оделся, мама собрала учебники в школу, завязала мне шнурки на кроссовках, чмокнула в нос и отправила нас с папой. Папу на работу, а меня за знаниями и в школьную столовку.

Ралли в школу

Я выходил из квартиры в другой мир.

Вот только что был дома, а теперь начинается полоса препятствий: за минуту добежать до машины, за несколько минут домчаться до школы, пулей выскочить из машины, пока папа остановил машину в неположенном месте, добежать до дверей школы, переодеться и оказаться в классе.

А уже восемь пятьдесят! До школы десять минут! Как я все успею? Почему так все сложно?

В тяжелых мыслях о предстоящих испытаниях я перешагнул порог квартиры, и папа тут же спросил: «Ничего не забыл?» Я поднял свои глаза на папу и понял, что папа решил продемонстрировать свое интеллектуальное превосходство. В голове резко пронеслась догадка — «Рюкзак!!!» Я обернулся, и прямо на меня в маминых руках смотрел мой рюкзак.

С рюкзаком, как парашютист, я оказался в лифте. Папа потрепал мои волосы и как военный инструктор поставил задачу: «После открытия дверей лифта пулей перемещаться в направлении дислокации нашего автомобиля. Ни на что не отвлекаться и четко следовать полученной инструкции».

Все так и было, пока мы не вышли во двор. Погода стояла классная. Солнце. Свежий воздух. На площадке детвора. «Митька! — сначала тихо, а потом уже во весь голос закричал я. — М-и-и-и-ить!» И я побежал в расположение дислокации детской площадки.

Папа как в военном фильме про заминированные поля закричал: «Куда? Подорвешься, дурак!» или что-то такое, но я не слышал.

Я подбежал к Митьке, который весело смотрел на меня с небольшой соплей в носу.

— Мы играем в баскет, — задорно произнес Митька.

— Давай мяч! — отреагировал я и сбросил рюкзак с плеч.

Боковым зрением я отметил быстро приближающегося папу и впопыхах бросил маленький мяч в корзину. Мячик ударился о корзину, попрыгал на дужке кольца и, немного задержавшись в решении куда упасть, упал в корзину.

В этот самый момент я увидел папу, который стоял уже около меня, и я понял, что сейчас произойдет что-то очень страшное. Но папа, как мальчишка, подбежал к мячу со словами «Так, теперь я быстренько брошу» — и четко отправил мяч в корзину.

— Восемь часов пятьдесят две минуты, — голосом инструктора озвучил папа текущую ситуацию. — Быстро за мной!

С хорошим настроением я побежал сначала за папой, потом за брошенным у баскетбольной корзины рюкзаком и опять за папой. Мы были командой!

Пять минут домчаться до школы!

— Пристегнулся? Here we go! — и папа рванул с места.

Мое сердце колотилось от радости, что я забил классный мяч и от маневров, совершаемых папой на автомобиле. Мы остановились на светофоре, и я обратил внимание, что электронные часы на приборной панели машины, как проговорившиеся, показывают «8:40».

«Понятно, — подумал я, — ввел в заблуждение. Ну ладно, не буду таким доверчивым».

В машине тем временем передавали бизнес-новости, и какая-то радиоведущая предоставила слово женщине со странным отчеством, типа Задовна, которая упорно рассказывала о том, что «риски — это риски, а риски бывают разными и ничего кроме рисков они не приносят, и если к рискам относиться не как к рискам, а как к ирискам, то будет несладко».

«Э-э-э-э-э, а-а-а-а! — зевнул я. — Папа, поставь, пожалуйста, «Детское радио».

Папа нехотя поставил «Детское радио» и ехал к школе уже спокойнее. Я слушал дядю Сашу и Кипятошу на «Детском радио» и смотрел в лобовое стекло машины как в большой телевизор, по которому показывали троллейбусы, светофоры, трамваи, людей на остановках. А еще я увидел Настю из второго «Б», которая в сопровождении своего большого папы нехотя шла по тротуару в «направлении дислокации» школы.

Мы подъехали к школе, и папа втиснул автомобиль в щель между других автомобилей, которые стояли с включенной аварийкой и делали вид, что только что сломались.

Папа выскочил из машины, как телохранитель президента, и открыл мою дверь.

Я не спешил начинать учебный день и не то чтобы вылез из машины, а скорее вытек. Папа поставил меня вертикально, проверил, что руки, ноги и рюкзак на месте и со словами «Мы тебя очень любим! Ты лучший!» направил меня к школе, как шар в боулинге, и я смешался с другими шарами, такими же невыспавшимися, как я.

Буква Си и KFC

Попасть в школу было непросто. Дверь в здание периодически закрывалась на электронный замок, и перед этой дверью скапливались ребята, которые упорно нажимали на кнопочку для открытия и потом ручейком текли к турникетам внутри школы.

Оставалось последнее приключение перед началом учебного дня — прыжок ногами вперед без помощи карты «Москвенок» под штангами турникета.

Я чувствовал, что для меня это последний шанс показать всем высший класс. Я прыгнул ногами вперед и неуклюже задел лямками рюкзака штанги турникета. Так и повис, образовав очередь жаждущих повторить такой же трюк. Пришлось снимать рюкзак и делать вид, что «все так и было задумано, учитесь, пока я жив!»

Наш охранник —