Оглавление

ПРЕДИСЛОВИЕ

А я не жалею, что большая часть моей жизни прошла в машинном отделении, что мои руки и роба были вечно в мазуте. Я не жалею о том, что прополз на пузе льяла всех пароходов, где мне пришлось поработать, залезать в картеры дизелей и делать моточистки, крутить гайки и чистить топливные танки. Бывало, что и фекальные цистерны, если того требовали жизненные ситуации. Потому что это моя жизнь.

А кто напишет об этом? Кому это интересно? Да никому, кроме меня самого. И вообще, где про это написано? Кто рискнул написать об этом? Хотя половина моряков — это или механики, или мотористы, которые провели в море не меньше моего и нахлебались таких «прелестей» под жвак.

Обычно в книжках про моряков пишут об открытиях, подвигах, а о мозолистых, замазученных руках почему-то забывают. Почему? Не интересно, что ли? А ведь это наша с вами жизнь, и мы так эту жизнь прожили и проживаем.

Поэтому как-то раз я сел, задумался и решил: а напишу-ка я о том, как я жил, как жили мои однокашники, друзья, иных из которых уже нет с нами, и пусть память о них останется в моих книгах.

Ведь многие персонажи, которые украшают их, — это реальные люди, только я дал им другие имена и «прописал» их совсем на другие пароходы, но это наша жизнь, а, как говорится, из песни слов не выкинешь.

Большое спасибо читателям, взявшим в руки эту книгу.

С уважением к ним и их семьям,

Алексей Макаров

ПОХОД В «СИМЕНС-КЛУБ»

Пашинцев после ужина стоял на палубе у трапа и курил. От жары его разморило, двигаться не хотелось, и он лениво обменивался с вахтенным матросом Мишей впечатлениями о ходе выгрузки, гадая, когда же судно отойдёт от причала.

«Кидира» (бывшее «Механик Поверов») работало на линии порты Европы — порты центральной Африки. Сейчас судно стояло в порту Банжул, столице Гамбии. К причалу его поставили только сегодня утром, так что по планам местных властей стоянка предполагалась около трёх суток.

Из надстройки вышел третий помощник. Он ещё утром сдал вахту и целый день отсыпался после бессонной ночи.

Подойдя к трапу, ведущему на главную палубу, он осмотрел трюма́, потянулся, зевнул и подошёл к Пашинцеву с Мишей.

— Как дела с выгрузкой? — Кивком головы показывая на трюма́ и работающие краны.

— Да работают, — вяло ответил матрос.

— Воруют? — продолжал интересоваться третий.

— А кто ж их знает? — пожал плечами Миша. — Вроде бы нет. Всех выходящих шмонаю, но ни у кого ничего не нашёл.

Миша имел вид заправского пирата. Голову с отросшими волосами покрывал цветастый платок, лихо завязанный на затылке в узел. Рубашка распахнута, а края её завязаны узлом на животе. Брюки от робы цвета хаки небрежно заправлены в короткие, выше щиколотки сапоги, а в руках он держал бейсбольную биту, которую играючи перекидывал из руки в руку.

По виду этого почти двухметрового блондина становилось понятно, что с африканскими «несунами» он не церемонится и тщательно обыскивает их, а те ему беспрекословно подчиняются.

— Да… — протянул третий помощник. — И у меня ночью всё было спокойно, но агент недавно принёс капитану целый список претензий. Вот они сейчас сидят и разбираются с ним. Как только они умудряются всё тырить? — неподдельно удивился третий.

— Понятия не имею. — Миша безразлично пожал плечами.

Они ещё некоторое время молча понаблюдали за очередным контейнером, выгруженным на берег, и ловкими чёрными грузчиками, карабкающимися на его крышу, чтобы снять гаки со стропами.

Молчание нарушил третий помощник.

— Дедушка, — обратился он к Пашинцеву, — а чем Вы собираетесь заняться вечером?

— Сдам вахту в двадцать, пивка попью с чифом, да телек посмотрим. Чё там негры в своей Африке показывают? Интересно же. А может, какой фильм по видику закрутим, да спать завалюсь. Ведь с четырёх мне снова на вахту, — перечислил Пашинцев третьему план своего вечера.

— Понятно… — протянул третий, но, секунду подумав, загадочно поинтересовался: — А как насчёт того, чтобы немного развеяться?

— Ты чё имеешь в виду? — не понял его Пашинцев. — Или какой банкет намечается? Что-то я никакой такой даты не знаю, окромя дня гранёного стакана.

— Да нет, — усмехнулся третий. — Мысль есть в «Сименс-клуб» сходить.

Пашинцев подумал и пожал плечами:

— Вопрос, конечно, интересный… Но как ты себе это представляешь? — с интересом посмотрев на третьего. — И вообще, ты знаешь, где он находится этот самый «Сименс-клуб»? Да в восемь часов к тому же вообще темно уже будет.

— Да не переживайте Вы так, я тут всё досконально знаю. На прошлой стоянке мы туда со вторым помохой ходили. Классно там. Музон чёткий. Даже белые девки были, — начал с восторгом вспоминать третий.

— Ну, если знаешь, — в нерешительности пожал плечами Пашинцев, — то ладно, пошли.

— Отлично, — обрадовался такому решению вопроса третий.

Но тут к ним подлетел Миша, потому что как только он услышал слово «девки», то сразу же не на шутку заинтересовался затронутой темой.

Ну, а если дело касалось девок, то в этом вопросе Миша на судне являлся самым главным специалистом.

— А меня с собой возьмёте? — поинтересовался он у третьего.

Пашинцеву сразу стал понятен интерес Миши к поставленному вопросу. Такой случай, как пообщаться с противоположным полом, Миша не мог упустить.

— Конечно, — тут же подтвердил третий, — какие вопросы. Отпрашивайся у чифа — и пошли.

— Понял, — отреагировал на предложение Миша. — Так что без меня не уходите, — уже обрадованно попросил он третьего и пошёл к телефону, чтобы отпроситься у старпома.

Третий помощник не скрывал радости, что группа для разврата и поисков приключений собрана, а о том, что Миша со стармехом друзья, он знал, да и никто из этого особую тайну и не делал.

Получилось так, что Миша стоял вахту с чифом с четырёх до восьми на мостике на ходу, а на стоянке — у трапа. В машине Пашинцев стоял вахту без вахтенного моториста, и ему приходилось тянуть вахту с четырёх до восьми и днём, и вечером. Поэтому постоянным компаньоном для походов в город дед брал с собой только Мишу. Чиф всегда чем-то занимался, и вообще его вес, превышающий сто двадцать килограммов, не позволял ему активности на стоянке и пробежек по пересечённой местности городов.

Поэтому стармех с Мишей ходили в города всегда вместе. Они обошли все интересные для моряков места в Гамбурге, Роттердаме, Антверпене, Гавре, Ипсвиче, Лас-Пальмасе и Санта-Крус-де-Тенерифе. Вот только в Африке Пашинцев как-то пока не решался окунуться в местную экзотику.

Но тут подворачивался такой замечательный случай, прельщавший своей новизной и от которого ему не хотелось отказываться.

Так что, сдав вахту в восемь часов вечера, тёплая компания собралась прогуляться.

Проходная порта располагалась напротив судна. Подойдя к ней, моряки показали охранникам пропуска и вышли из порта.

Один из охранников поинтересовался:

— А куда это господа собрались?

— В «Сименс-клуб», — за всех ответил третий и беззаботно вышел из будки охранников.

— Только будьте, пожалуйста, осторожней, — посоветовал один из них.

— Не переживай, — бодро кинул ему третий, — всё будет нормально.

Но тут, как-то сами собой начались неприятности.

Если в порту, несмотря на наступившее тёмное время суток, от портовскóго освещения всё хорошо просматривалось, то, как только они вышли за пределы порта, на жаждущих развлечений моряков свалилась непроницаемая чернота.

Днём, когда Пашинцев покидал борт судна и выходил за проходную, улица за воротами порта представляла собой сплошной базар. Вдоль неё располагались мелкие магазинчики и лавки. Около них сидели торговцы с различными поделками, фруктами и овощами. Вокруг царил неописуемый гвалт, от которого хотелось куда-нибудь скрыться.

А тут, как только они прошли проходную и вышли на торговую улицу, днём такую оживлённую и освещённую яркими лучами африканского солнца, на них свалилась кромешная темень, усугубившаяся тем, что и луна ещё не взошла.

На улице не горело ни единого фонаря, не говоря уже о каком-то уличном освещении, ни задрипанной лампочки у входа в магазинчики. К тому же «туристы» не взяли с собой даже ручного фонарика, надеясь на бравые заверения третьего помощника о том, что он здесь всё знает и до «Сименс-клуба» недалеко.

Из-за абсолютной темени Пашинцев ступал по вроде бы знакомой улице осторожно. Но, несмотря на это, то нога провалится в какую-нибудь ямку, то в них залетит газета или пластиковый пакет.

Чуть ли не на ощупь пробираясь по дороге, он шёл за смутно виднеющимся силуэтом третьего помощника. Даже Мише сделалось как-то не по себе, и он обеспокоенно сдавленным голосом поинтересовался:

— Третий, а мы правильно идём?

— Не бзди, скоро придём, — огрызнулся третий, но в его голосе уже не чувствовалось былой бравады.

Пашинцева эта перемена в голосе третьего помощника озадачила, и он уже зло обратился к «полупроводнику»:

— Долго ещё идти?

Тут третий резко остановился, да так, что Пашинцев чуть ли не врезался в него, а сзади ему на плечи навалился Миша.

— Чё встал? — громким шёпотом спросил у третьего Миша.

Если бы Пашинцев не знал, что Миша шепчет, то ему бы показалось, что тот чуть ли не орёт. Так громко раздался его шёпот в этой кромешной, вязкой темноте.

Но третий молчал и только озирался.

— Кажись, поворот прозевали, — как-то неуверенно пробормотал он.

Тогда Пашинцев, уже не надеясь на знания самоуверенного «полупроводника», взял инициативу на себя.

— Так, — уже в голос, а не шёпотом скомандовал он, — пошли за мной. Главное — это сейчас выйти на площадь, а там уже можно будет сориентироваться, где мы находимся.

Восстанавливая в памяти картину светлых улиц, он повернул назад и, пройдя метров сто, они вышли на какую-то площадь.

О том, что это площадь, можно было только догадываться. Потому что по бокам от них уже не просматривалось никаких домов, а впереди, метрах в пятидесяти, светилась одинокая тусклая лампочка, освещающая только смутное пятно на поверхности земли под столбом, на котором она болталась.

Это стало ориентиром для Пашинцева, и он уже бодро направился к спасительному светлому пятну в этом мире.

Но тут его что-то ужаснуло. Неожиданно со всех сторон к ним начали приближаться какие-то чёрные тени. Вначале это как будто ему показалось, но после возгласа Миши:

— Ой, смотри, а это что такое? — от пронизывающего страха у Пашинцева даже похолодело в животе.

Абсолютно чёрные тени к ним действительно приближались. Единственным спасением для «туристов» оказалось размытое пятно света от той одной-единственной лампочки, болтающейся на одиноком столбе. И Пашинцев рванул к этому спасительному кругу света.

Приблизившись к нему, он начал понимать, что ему померещились не тени. Это оказались, одетые во всё чёрное люди. Они молчали и беззвучно приближались к ним. Чёрные лица. Руки чёрные, а чёрная одежда на фоне черноты, окружавшей перепуганных моряков, вызывала невольный ужас.

Но тут неожиданно тишину площади нарушил звук работы мотора автомобиля, а темноту пронзил свет его фар, вырвавший из мрака с десяток зловещих чёрных фигур.

Автомобиль со скрипом тормозов остановился возле перепуганных моряков. У него открылась пассажирская дверь и истеричный голос по-английски прокричал:

— Быстро садитесь — и поехали!

А что оставалось делать? Или отдаться в руки чёрной толпы, неотвратимо надвигающейся на них, или прыгать в ярко освещённый спасительный автомобиль?

Моряки интуитивно выбрали последнее и, распахнув обе задних дверцы, запрыгнули на сиденье автомобиля.

Дверцы ещё не захлопнулись, а водитель автомобиля так нажал на газ, что колёса противно завизжали и автомобиль сорвался с места, оставив за собой шлейф пыли. Через неприкрытые двери вслед им только слышались какие-то гортанные крики и даже послышалось несколько ударов по багажнику, нанесённых преследовавшими перепуганных парней тенями.

Несмотря на скорость, Пашинцев изловчился, прихлопнул пассажирскую дверь и осмотрелся в машине.

На передних сиденьях сидело двое негров. Один из них оказался водителем, а второй, повернувшись к ним вполоборота, вежливо поинтересовался:

— Что господа делают в городе? Почему они без охраны?

Тут Пашинцев вспомнил, что когда днём он ходил по торговой улице, то ему в охранники набивался всегда один и тот же негр. Он ему за «проводку» по улицам всегда давал пятёрку долларами, от чего тот был безмерно счастлив. Да ещё и агент советовал соблюдать осторожность, особенно в вечернее время.

Поэтому Пашинцев только и ответил неожиданному спасителю:

— В «Сименс-клуб» мы хотели попасть, но только заблудились из-за темноты.

— Не беспокойтесь, я вас туда отвезу, — заверил их спаситель с переднего сиденья.

— Давай, вези, — обречённо вздохнув, ответил Пашинцев.

Спаситель что-то пробормотал на местном наречии водителю и тот, изменив направление движения автомобиля, понёсся куда-то в кромешную темень.

На тут доброжелательный спаситель вновь обернулся к Пашинцеву:

— Вы так больше одни не ходите. — И достал из-за пазухи обычный кухонный нож с лезвием сантиметров в двадцать.

От вида ножа у Пашинцева вновь душа ушла в пятки.

«Ну, вот тут-то нам и приснилась хана», — невольно подумалось ему, и он тоскливо посмотрел на мелькающие в темени улиц дома.

Но это ему только на мгновение показалось, что наступил их последний момент в жизни. Спаситель же мирно продолжил:

— Я могу для самообороны предложить вам нож. Он защитит вас от любых неприятностей. Вы только покажите его нападающему и вас сразу оставят.

Чувство страха как-то само собой исчезло, а Пашинцеву захотелось как можно быстрее избавиться от этого навязчивого предложения, поэтому он уже грубо спросил новоявленного продавца:

— И сколько стоит твой нож?

— Всего пять долларов, сэр, — тут же охотно ответил доброжелатель.

Уходя с судна, Пашинцев положил несколько крупных купюр в левый карман брюк и застегнул его на молнию, а в правый — мелкие купюры, пятёрками и по доллару. Поэтому, сунув руку в правый карман брюк, достал пятёрку и отдал её неожиданному спасителю. Тот предал нож Пашинцеву, а тот всучил его третьему помощнику.

— На, держи. Теперь ты будешь нас охранять, «полупроводник» ты наш любезный, — найдя в себе силы пошутить.

Третий молча взял нож и принялся рассматривать новое приобретение.

Тут автомобиль подъехал к высокому железному забору, увитому плющом, сквозь который проглядывалось хорошо освещённое большое здание, выстроенное в колониальном стиле, с башенками и большими высокими окнами.

Подбежавший негр в ливрее распахнул дверь и доброжелательно приветствовал:

— Добро пожаловать в «Сименс-клуб», господа.

При виде такого сервиса от сердца отлегло. Пережитые страхи сразу пропали, и Пашинцев, даже не торгуясь отдав водителю десять долларов, вошёл в гостеприимно распахнутые ворота «Сименс-клуба».

21. 09.2021

ПЯТЬ ДОЛЛАРОВ

Закончив профилактические работы с главным двигателем, Пашинцев с фиттером вышли к трапу, чтобы освежиться и подышать свежим воздухом.

Судно стояло в Банжуле, столице Гамбии. Местные грузчики не спеша выгружали трюма́. Никто никуда не торопился. Ласково светило закатное солнышко, с моря шёл небольшой бриз, приносящий прохладу после дневной жары.

Пашинцев вынул сигареты, и они закурили, делясь впечатлениями о порте, погоде, выгрузке и разных мелочах, повстречавшихся им в порту.

Неожиданно по трапу на борт поднялся тщедушный паренёк лет восемнадцати.

Вахтенный матрос Миша тут же преградил ему путь вопросом:

— Куда? Чё те тут надо?

В ответ новый посетитель указал в сторону стармеха пальцем и важно заявил по-английски:

— У меня важное сообщение для старшего инженера.

На что Миша в недоумении посмотрел на худосочного посланца народов свободолюбивой Африки и перевёл взгляд на Пашинцева.

— Дедушка, — как всегда спокойно, отреагировал он на напыщенный вид замухрышки, одетого в потрёпанные тряпки, отдалённо напоминающие брюки и рубашку, — чего-то этот негритёнок хочет от тебя.

Пашинцева заинтересовал диссонанс одежды и напыщенного вида появившегося посетителя, и он попросил Мишу:

— Да пропусти ты его. Узнаем, что этому важняку надо.

Миша отошёл от трапа, пропуская тщедушное создание, а тот, чуть ли не чеканя шаг, направился в сторону стармеха.

Приблизившись, он протянул тощую руку и с гордостью представился:

— Здравствуй, дорогой старший инженер, я — Джон.

Пашинцев с интересом посмотрел на пацанёнка и, протянув в ответ руку, спросил:

— И какие такие проблемы привели тебя, дорогой ты мой Джон, на борт моего судна?

— О, старший инженер, ты даже не представляешь себе, какое выгодное предложение я хочу сделать тебе…

— И что же это за выгодное предложение? — Пашинцев изобразил на лице заинтересованность от такого известия.

— Понимаешь, старший инженер, — начал издалека Джон, — я очень хорошо играю в футбол. Года через три, когда наша футбольная команда станет чемпионом Гамбии, я уеду в Европу и буду выступать или за «Арсенал», или за «Ювентус», или даже за «Милан». Это уже я сам буду решать, куда мне подавать заявку. — Перспективный футболист надменно снизу-вверх посмотрел на фиттера, с интересом разглядывающего «важного» посетителя. — А пока я должен собрать капитал для игры в нашей футбольной команде.

— Ну и что для этого надо сделать, чтобы ваша футбольная команда играла хорошо? — Пашинцева всё больше и больше начали занимать планы этого начинающего бизнесмена-футболиста.

— Для начала я открою свой клуб, где буду обучать юношей футболу. Они мне будут платить за обучение, а я буду развивать клуб и совершенствовать игру нашей команды, чтобы она стала чемпионом.

— Да, — согласно кивал головой Пашинцев, — английский язык ты знаешь хорошо. Где ты его выучил?

— Мне его преподавал один англичанин, но он уже уехал в Великобританию, и сейчас я его учу по учебникам, — не меняя позы и важности тона, продолжал Джон.

— Молодец, — похвалил его Пашинцев, — так и продолжай его изучать. Только в чём заключается моё участие в развитии твоего бизнеса и футбола Гамбии? — никак не мог понять он.

— Мне нужно, чтобы ты помог мне в создании первоначального капитала, — ещё больше расправив тщедушные плечики, заявил Джон и в ожидании ответа уставился на Пашинцева, для важности даже нахмурив брови.

— Да-а, — протянул Пашинцев, едва сдерживая смех, — ты возлагаешь на меня очень ответственную миссию. Но для начала можно будет узнать у тебя, а каков вообще сейчас капитал компании, в которую ты меня приглашаешь?

— У меня сейчас есть целых пять долларов, — важно ответил Джон, — но если ты, старший инженер, понял всю важность проблем, связанных с футболом Гамбии, поможешь мне, то скоро мы с тобой станем очень богатыми людьми.

Не теряя важности момента, Джон требовательно смотрел на Пашинцева.

— Да, Джон, — тяжело вздохнул стармех, чтобы подавить улыбку, которая невольно появлялась на его лице, — капитал ты, конечно, имеешь большой, но в данный момент я тебе в его увеличении помочь ничем не могу. — И, извиняясь, расставил руки.

— Почему? — не меняя тона, воззрился на него Джон.

— Да потому что я в робе, — Пашинцев показал на свой комбинезон, — и у меня нет с собой кошелька.

— Так пойди и принеси его, — не терпящим возражения голосом заявил Джон.

— Ладно, ладно, — успокоил Пашинцев начинающего наглеть будущего чемпиона, — сейчас помоюсь, переоденусь, поужинаю и принесу, — пообещал он.

— Правда? — От таких слов с Джона слетела вся напыщенность. Он не верил в удачу, прямиком идущая к нему в руки.

— Правда, правда, — похлопал его по плечу Пашинцев, — увеличу я уставной капитал твоей компании.

И с умирающим от смеха фиттером они ушли в надстройку на ужин.

После ужина Пашинцев вышел на палубу, где его с нетерпением дожидался Джон.

Увидев стармеха, он кинулся к нему с вопросом:

— Старший инженер, так ты согласен поддержать футбол Гамбии?

Едва сдерживая улыбку, Пашинцев вынул заранее припасённую пятёрку и передал её Джону.

Лучами невероятного счастья засверкали глаза Джона, услышавшего такую новость! Ну совсем как у того ребёнка, которому подарили заветную игрушку! Такое не передавалось словами, такое возможно только увидеть!

Джон схватил Пашинцева за руку, долго-долго тряс её и, насколько позволял его английский, благодарил старшего инженера. Выговорившись, он торжественно заверил его:

— Дорогой старший инженер, футболисты Гамбии никогда не забудут твоего дара.

От всего этого, особенно от детской наивности Джона, Пашинцев и сам растрогался. Недаром говорил старпом, что через жалость из Пашинцева можно свить верёвки, поэтому все эти негры только и ищут такого лоха, как он.

Рано утром «Кидира» снялась в рейс на Европу, чтобы через месяц вернуться обратно.

Пашинцев думал, что Джона он больше никогда не увидит, но в этом он ошибся.

Джон пришёл, но не с тем, чтобы вновь клянчить денег, а с рассказами о том, как его футбольная команда сражается на полях Гамбии за звание чемпиона. А когда Пашинцев его спросил:

— А как дела в твоём футбольном клубе для молодых футболистов? — тот, потупившись, горестно ответил:

— Клуб пока не открылся, — и честно сознался: — Того капитала, что у меня есть, недостаточно для развития клуба. Надо над этим ещё много поработать.

— Молодец, — похвалил его Пашинцев и, не выдержав, вынул кошелёк, достал ещё одну пятёрку и передал её Джону.

Лицо Джона вновь расплылось от нескрываемой радости, поэтому Пашинцеву невольно подумалось:

«А ведь ради таких мгновений, чтобы увидеть столько счастья на лице человека, стоит жить».

Благодарный Джон даже обнял своего благодетеля и с громким криком:

— Старший инженер, ты верь в меня! Я стану чемпионом! — убежал с борта судна.

Он приходил на судно каждый заход в Банжул. Один раз он даже пришёл с несколькими друзьями, и они показали Пашинцеву своё мастерство, гоняя мяч на причале у кормы судна.

В последний заход в Банжул Пашинцев дал ему двадцатку, но не сказал, что это их последняя встреча. Однако Джон, как будто поняв это, схватил Пашинцева за руки и, пристально посмотрев в глаза, попросил:

— Старший инженер, ты, пожалуйста, верь в меня, я многого смогу добиться. Я буду чемпионом. Это я тебе обещаю!

Пашинцев не знал, стал ли Джон чемпионом Гамбии, но среди игроков знаменитых клубов Европы он его так и не увидел.

20.09.2021

БИЗНЕСМЕНЫ ИЗ КОНАКРИ

Пашинцев после окончания швартовки поднялся в каюту с мечтой, что сейчас помоется в душе и отдохнёт. Но мечты они тем и хороши, что остаются мечтами.

Раздался телефонный звонок и, подняв трубку, он услышал, как вахтенный матрос вежливо попросил его спуститься к трапу, потому что там его ожидает какой-то военный, утверждающий, что хорошо знает Пашинцева.

Странно, но в Конакри Пашинцев никого не знал, тем более из военных.

Пашинцеву так не хотелось разрушать свой букет «мечт», как говорил его младший сын, а когда тот начинал с ним спорить, что такого слова в природе не существует, то сын приходил к выводу, что «мечтов» мало не бывает, а их у него много и он их все мечтает.

Сегодня Пашинцеву, как обычно, пришлось заступить на вахту в четыре утра, а потом остаться на вахте с электромехаником, который нёс вахту с восьми до двенадцати, чтобы с ним закончить швартовку. Поэтому мечтал Пашинцев сейчас только об одном — насладиться прохладой кондиционированного воздуха в каюте и нырнуть в чистую постель хотя бы на пару часиков, но ей из-за какого-то вояки, как он теперь понимал, осуществиться этому не суждено.

Вспомнив всех военно-морских матерей, Пашинцев закрыл каюту и спустился к трапу.

У трапа и в самом деле стоял человек в военной форме, но он не являлся представителем Военно-морского флота России. Им оказался обычный человек в морской офицерской форме, правда, с чёрным лицом. На погонах у военного красовались три огромные звезды. Несмотря на утреннюю жару, офицер был облачён в чистый и отглаженный, чуть ли не сверкающий китель. На рукавах у него золотом блестели невероятно широкие шевроны, но вот лицо немного подкачало. Оно явно выдавало, что он представитель не ВМФ России, а военного флота этой африканской страны под названием Гвинея, куда сегодня зашла «Кидира» и где Пашинцева не имел ни одного знакомого военного.

Увидев удивление на лице Пашинцева, офицер подошёл к нему чуть ли не строевым шагом и на хорошем русском языке, почти без акцента, поздоровался:

— Здравствуйте, уважаемый старший механик. Я рад Вас приветствовать в нашем знаменитом порту Конакри.

От всего увиденного и услышанного Пашинцев оказался чуть ли не в шоке. Во-первых, он не знал, как себя вести с представителями военных организаций. Во-вторых, он вообще понятия не имел, есть ли у него право с ними общаться или иметь какие-либо дела. В-третьих, Пашинцева раздирали смутные сомнения: а что вообще надо этому бравому, лощёному офицеру, от чёрной кожи которого яркое африканское солнце отражалось множественными бликами?

— Вы не удивляйтесь, что я говорю с Вами по-русски, — уверенно продолжал офицер. — В своё время я проходил обучение в Советском Союзе, поэтому хорошо говорю по-русски.

— Здравствуйте, здравствуйте, — в замешательстве проговорил Пашинцев и пожал протянутую руку сияющего офицера. — Чем буду Вам обязан? — как-то непроизвольно вежливо вырвалось у него.

— О! — радостно воскликнул неожиданный визитёр. — Абсолютно ничем. Но Вы, уважаемый старший механик, должны меня правильно понять … — И офицер в ожидании реакции на свои слова внимательно уставился на Пашинцева.

— И в чём же это я Вас должен понять? — Пашинцева этот цирк уже начинал веселить.

— Вы должны меня правильно понять в том, — напыжившись, продолжил офицер, — что наш сторожевой корабль сейчас не может отойти от причала для охраны нашей государственной границы.

«Так, — подумалось Пашинцеву, — на меня хотят навесить очередной головняк. Но, ребята, вы не на того нарвались».

Пашинцеву показалось, что офицеру нужна техническая помощь, но отход у «Кидиры» должен произойти по расписанию вечером, и ему очень не хотелось переться на какое-то местное корыто и вникать в чьи-то проблемы. Ему хотелось только одного — отдохнуть, но он сделал участливое лицо и вновь поинтересовался:

— И что бы Вы хотели от меня, чтобы Ваше судно отошло от причала?

— Вы должны мне дать десять тонн дизельного топлива, — безапелляционно заявил офицер и, выпалив своё требование, надменно уставился на Пашинцева.

Чего-чего, но такого требования Пашинцев ожидал услышать меньше всего и поэтому стоял и от неожиданности только глотал ртом влажный тропический воздух.

Но переварив информацию, он попытался спокойно ответить на поставленное требование:

— А какое отношение имеет моя компания к Военно-морскому флоту Гвинеи?

— Как?! — На чёрном лице офицера возникла чуть ли не буря возмущения от такого бестактного вопроса. — Вы же русский человек и обязаны помогать своим, где бы Вы ни находились, — начал он отчитывать Пашинцева.

Но офицер не мог понять только одного, что в таком тоне со стармехом иностранного судна разговаривать нельзя и Пашинцев уже спокойным голосом, поняв ситуацию, сам начал контратаку:

— Вы, уважаемый, когда поднимались на борт судна, посмотрели на наш флаг?

— Нет, мне этого не надо делать, — офицер от такого вопроса замешкался и попытался найти оправдание, — потому что я знаю, что на этом судне есть русские люди.

— А зря, — покачал головой Пашинцев и, отойдя от трапа в корму, показал офицеру на флагшток. — Посмотрите, какой у нас флаг.

В это время небольшой порыв ветра расправил флаг, и он во всей красе показал своё панамское полотнище.

— Но вы же русский и должны меня понять… — неуверенно начал офицер, однако Пашинцев его прервал:

— Сейчас я не русский, а работник компании «Юником» и полностью подчиняюсь правилам своей компании, а если вам необходимо топливо для отхода в рейс, то решайте это с вашим начальством, а не со мной. А если ваше начальство решит, что вам очень нужно топливо, то пусть само обращается в «Юником» и, если оно получит положительный ответ, то я всегда буду рад вам помочь.

Закончив такую пламенную речь, Пашинцев посмотрел на вахтенного матроса и позвал его:

— Миша, проводи, пожалуйста, господина офицера с судна. Он здесь немного задержался, — и, посмотрев на ещё больше почерневшую физиономию просителя-требователя, приклонил голову: — А сейчас до свидания. Вахтенный Вас проводит.

Миша, услышав такую просьбу, не спеша, поигрывая бейсбольной битой в руках, приближался к визитёру.

Поняв, что он больше ничего не добьётся, офицер начал спускаться по трапу, а Миша с высоты своего двухметрового роста пристально смотрел на покидающего борт представителя ВМФ Гамбии, пока тот не спустился на причал.

— Миша, — обратился Пашинцев к вахтенному, — ты таких чудаков совсем на другие буквы больше не пускай ко мне.

— Понял, — ответил не очень-то разговорчивый Миша. — Не волнуйся, дедушка, никого больше не пущу.

— Вот и отлично, — довольно кивнул головой Пашинцев. — И вообще, я устал, и мне надо поспать, а то у нас на вечер опять намечается отход. — И направился в надстройку.

В каюте Пашинцев принял душ, и тут его мечта об отдыхе начала сбываться. Он и в самом деле нырнул в постель и моментально провалился в сон.

Пашинцев не знал, долго ли он спал, потому что подскочил от трезвона телефона, который, как ему показалось, начал надрываться сразу же после того, как он положил голову на подушку.

Ничего не понимая, Пашинцев прохрипел в трубку:

— Да, — и посмотрел на настенные часы.

Часы показывали около часа дня. Обычно повариха на обед его не поднимала, значит, звонил кто-то другой.

И в самом деле, звонил вахтенный матрос. Но уже не Миша. На вахте у трапа сейчас стоял Эдик.

Это был ещё тот флегмат! От одного его вида бедного старпома начинало колотить и, забывая о своём внушительном весе, он начинал, как молодой джейран, носиться по судну и размахивать всеми своими конечностями.

Из трубки послышалось:

— Дед, тут к Вам пришёл один местный житель с подарками. Утверждает, что он Вам очень обязан, и принёс несколько корзин с фруктами, — на одной ноте пробубнил Эдик.

Какой местный житель? Что за подарки? Пашинцев со сна так ничего понять и не смог, поэтому, зная тормознутость Эдика, пробурчал в трубку:

— Пусть подождёт, я сейчас спущусь.

— Хорошо, я ему передам, — послышался монотонный ответ вахтенного.

Наскоро сполоснув лицо, надев футболку и шорты, Пашинцев спустился к трапу.

Выйдя на палубу, он оказался в объятиях здоровенного чёрного мужика, который его так крепко обхватил, что чуть ли не раздавил.

— Чиф, как я рад тебя видеть! — чуть ли не вопил чернокожий верзила. — Я так ждал твоего возвращения, и вот он ты! — Мужик радостно смотрел на Пашинцева. — Ты меня в прошлый раз спас, и я сейчас принёс тебе подарки. Смотри, вот они. — И показал на две внушительные корзины, наполненные бананами, манго и ещё чёрт знает чем.

И тут до Пашинцева дошло. Для него все эти местные жители были как бы на одно лицо. Он их постоянно путал. Ну не откладывался у него их облик в памяти. Что он мог поделать с собой? Но тут он вспомнил, что помог одному рыбаку, который назвался Хасаном, в прошлый заход в Конакри.

Его тогда точно так же вызвали к трапу, и этот здоровый мужик чуть ли не слёзно умолял дать ему канистру масла, а то его баркас не сможет выйти в море, а сейчас идёт очень много рыбы и ему обязательно надо её поймать, чтобы прокормить семью.

Насколько правдив рассказ рыбака, Пашинцев не знал, но тогда он дал ему канистру циркуляционного масла. Масла на судне имелось в избытке. На главном двигателе «Ханшин», который стоял на судне, расход масла очень большой из-за его конструктивных особенностей, поэтому Пашинцев посчитал, что подаренные рыбаку двадцать литров масла особого вреда компании не нанесут. А помочь ему почему-то захотелось, глядя на лицо несчастного рыбака.

И вот сейчас, высвободившись из объятий Хасана, он подошёл и посмотрел на фрукты.

— Большое спасибо тебе, Хасан, — поблагодарил Пашинцев незадачливого рыбака. — Как прошла твоя рыбалка?

— Отлично она прошла, чиф, — радостно улыбался Хасан. — Я поймал очень много рыбы, поэтому и принёс тебе эти подарки, — широким жестом указав на корзины с фруктами.

Пашинцев интуитивно почувствовал, что с этими подарками что-то не так, поэтому осторожно поинтересовался у радостного Хасана:

— И сколько я тебе должен за эти фрукты? — показав верзиле на корзины.

— Ничего ты мне за них не должен, — начал размахивать руками Хасан, — это я только благодарю тебя за помощь.

Но тут на палубу вышли боцман с артельщиком и, увидев фрукты, удивлённо уставились на Пашинцева:

— А кому эти фрукты? — последовал от них сакраментальный вопрос. — Мы вроде бы их не заказывали…

— Кому-кому, — недовольно поморщился Пашинцев, глядя на любопытных артельщика и боцмана. — Для вас и будут они. Чего смотрите, тащите их поварихе и в артелку. Потом уже будем разбираться кому.

Услышав слова деда, боцман с артельщиком тут же подхватили корзины и занесли их в надстройку. Вот тут только Пашинцев и заметил, что у трапа стоит тощий негритёнок с четырьмя пустыми канистрами литров по двадцать пять каждая. И тут до него дошло, в чём заключалась хитрость Хасана. Теперь-то от него уже отделаться не удастся, потому что он принял его подарки. Тут уже сработал принцип «щуки». Ты только сунь пальчик в пасть, и назад он уже не выходит, а залезает только глубже и глубже.

— И чего ты ещё хочешь? — горестно вздохнул Пашинцев, поняв, что наживку он заглотил.

На что Хасан, так же широко улыбаясь, опять поведал животрепещущую историю о том, что подходит какая-то огромная стая рыбы, которую он, Хасан, ну никак не может упустить, и поэтому ему вновь необходимо масло для выхода на рыбалку.

Пашинцев тут же возразил раскатившему губу верзиле:

— Но я тебе могу дать только две канистры масла, — на что тот только рассыпался в благодарностях:

— Спасибо тебе, чиф, ты снова спасаешь меня, — и махнул негритёнку рукой, мигом взбежавшему на борт.

А Пашинцеву пришлось идти с ним в машинное отделение и наливать масло в принесённые канистры.

Несмотря на тщедушность негритёнка, тот хоть и с трудом, но вытащил по трапам машинного отделения наполненные канистры на палубу, а затем они с Хасаном с поклонами и благодарностями сошли на причал.

До отхода Пашинцева никто больше не беспокоил, и он нашёл время подремать. В шестнадцать пришлось вновь заступать на вахту, а в двадцать произошёл плановый отход в следующий африканский порт.

На вечерний чай всему экипажу выдали фрукты, ещё с неделю не сходившие со столов.

Судно работало на линии из Европы в Африку. Следующий заход в Конакри планировался через месяц, поэтому Пашинцев где-то в глубине души осознавал, что с этими местными бизнесменами ему ещё придётся встретиться.

22.09.2021

НОЖ В СПИНЕ

Через месяц «Кидира» вновь стояла у причала в Конакри.

Сомнения Пашинцева, что Хасан повторит свой визит к нему, полностью подтвердились. Через пару часов после швартовки он вновь оказался на борту судна.

Когда в каюте зазвонил телефон, Пашинцев уже интуитивно знал, что вахтенный матрос скажет, что назойливый Хасан пришёл проведать его.

А Миша так и сказал:

— Дедушка, к тебе опять этот амбал припёрся с фруктами. Он тебя у трапа ждёт.

— Ладно, — тяжело вздохнув, подтвердил Пашинцев, что понял Мишину информацию, — сейчас спущусь.

Как его достали африканские «друзья», которые беззастенчиво пёрлись на судно. Ему-то ещё ничего, а вот капитану со старпомом приходилось намного труднее. Пашинцев их прекрасно понимал, когда видел их, обессиленных, в конце дня на ужине или вечернем чае.

Но надо что-то решать с этим Хасаном, решил он для себя. Надо от него как-то избавиться, и у Пашинцева наметился кое-какой план.

Спустившись к трапу, он вновь увидел сияющую от счастья, лоснящуюся физиономию своего «лепшего кореша».

— Чиф, как я долго ждал тебя! — чуть ли не кричал тот от радости. — Наконец-то вы пришли, и я имею счастье вновь видеть тебя. Прими мои подарки. — Показывая на большие корзины с фруктами, возле которых стояла пара засушенных чёрных оборванцев.

— А я-то как рад видеть тебя, Хасан. — Пашинцев изобразил на лице непомерную радость. — Что тебя вновь привело ко мне, друг мой? Неужели у ваших берегов вновь появилось очень много рыбы?

— Ты знаешь, чиф, ты угадал. — Радость с лица Хасана моментально испарилась, и на нём отобразилось непомерное горе, которое он в данный момент испытывал. — Рыбы очень много, но я без масла опять никак не могу выйти на промысел.

По удручённому виду Хасана Пашинцев понял, насколько скорбную весть тот принёс.

Но что делать дальше, Пашинцев понятия не имел, не посылать же этого пройдоху на великие три буквы, тем более рядом крутился артельщик, с вожделением посматривающий на корзины.

Поэтому Пашинцев поменял тактику в общении с местным «бизнесменом».

Старпом после последнего визита в Конакри рассказал Пашинцеву, что Хасан никакой не рыбак, а обычный пройдоха, который разводит наивных пацанов, типа Пашинцева, давя на жалость. Эти слова старпома Пашинцев хорошо запомнил и понял, что из себя представляет Хасан.

— Хасан, — с проникновенным дружеским чувством обратился он к верзиле, — я тебе очень много дал масла, а ты хоть и рыбак, но так и не принёс мне ни одной рыбки. А я так люблю свежую рыбу. — С болью вздохнул Пашинцев, жалостно посмотрев на Хасана.

Наверное, его слова проникли в сердце пройдохи, потому что он горячо начал заверять стармеха:

— Дорогой чиф, почему же ты раньше не сказал мне об этом? Я бы вместо фруктов принёс тебе много рыбы.

Тут Пашинцева почему-то обеспокоила реакция Хасана на его просьбу. Не дай бог он свалит с борта со своими фруктами, о которых сегодня боцман с артельщиком делали Пашинцеву призрачные намёки, поэтому он поменял тактику.

— Нет, то, что ты принёс фрукты, это хорошо, но никогда не забывай, что я очень люблю рыбу. Но и без фруктов я жить не могу.

Слова стармеха прозвучали столь искренне, что Хасан начал горячо его заверять:

— Не волнуйся, чиф, я тебе сегодня принесу рыбу, но только ты не забывай о моей просьбе про масло, — тут же, как бы между делом, напомнил он.

Вообще-то, Пашинцев не сомневался в основной цели визита этого местного «бизнесмена», тем более что краем глаза увидел того же худенького негритёнка с пустыми канистрами на причале. Канистр стояло уже не четыре, а намного больше. Сколько — Пашинцев пока определить не смог.

— Дам я тебе масло, ты не волнуйся, — заверил стармех забеспокоившегося Хасана, — только у меня к тебе будет ещё одна просьба…

— Какая, чиф? — Хасан тут же изобразил вид полной покорности и услужливости.

— Я хочу сходить в город и купить несколько сувениров.

— Нет проблем, чиф, я тебя сегодня же свожу в город, — тут же горячо начал заверять его Хасан.

— Нет, Хасан, — возразил Пашинцев, — мне нужно сейчас, потому что у нас вечером будет отход.

— А как же масло? — как о чём-то вполне естественном, напомнил Хасан.

— Я тебе сейчас налью две канистры, — доверительно пообещал Пашинцев обнаглевшему бизнесмену, — а когда ты привезёшь мне рыбу, то дам ещё две. Ну а после поездки в город я тебе ещё дам несколько. Понял? — И посмотрел на вставшего в позу «старт» Хасана.

— Хорошо, — тут же радостно согласился бизнесмен и сделал знак рукой негритёнку с пустыми канистрами. — А я через полчаса приеду за тобой на такси с рыбой.

— Отлично. — Пашинцеву понравилось начало сегодняшней операции под названием «Город».

Хасан чуть ли не убежал на берег, а негритёнку Пашинцев налил пару канистр масла. Сам же пошёл к капитану и отпросился на пару часов, предложив:

— Поехали вместе прошвырнёмся, Николаич, а то что-то я засиделся тут. Хочется размяться.

— Ты что? — замахал на него обеими руками капитан. — Меня эти негры тут достали, а ты хочешь, чтобы я ещё и там с ними толкался? Ну его в баню! — Но, выплеснув эмоции, решил: — Ты иди сам, потом расскажешь, что у них тут есть, а меня уволь. Сейчас выдалось хоть несколько свободных часиков, я лучше посплю. Да, — напомнил он Пашинцеву, — зайди к третьему и пропуск у него возьми.

— Понял, расскажу, — покорно согласился Пашинцев.

Получив разрешение капитана о посещении берега, он вернулся в каюту переодеться. Надел длинные парусиновые брюки, у которых все карманы закрывались на молнии, и рубашку с коротким рукавом и нагрудным карманом также на молнии.

Пашинцева уже предупредили, что если он захочет в Африке где-нибудь погулять, то чтобы без местного сопровождающего никуда не совался, а деньги с пропуском обязательно держал в кармане, застёгнутом на молнию. Поэтому в Гамбурге, на Рипербане, Пашинцев выбрал именно такие брюки и рубашку.

Только он переоделся, как в каюте раздался телефонный звонок. Звонил Эдик. Он, как всегда монотонно, пробубнил:

— Дед, твой корефан опять припёрся. У него для тебя есть корзина рыбы.

Пашинцева такое известие обрадовало, и он быстро спустился на главную палубу.

Там его ждал сияющий Хасан. У его ног стояла внушительная корзина с рыбой.

— Чиф, я выполнил твою просьбу, — едва увидев стармеха, радостно возвестил Хасан.

— Спасибо, дорогой друг, что ты так хорошо понимаешь меня, — поблагодарил Хасана Пашинцев, присев на корточки у корзины почти доверху наполненной свежей скумбрией. Пашинцев попытался поднять корзину и ощутил, что она весила около десяти килограммов.

Повернувшись к Эдику, он обратился к нему:

— Отнеси, пожалуйста, корзинку на камбуз, — на что тот, поморщившись, пробубнил:

— А мне от трапа нельзя никуда отходить…

Пашинцев с удивлением посмотрел на заартачившегося матроса, и у него невольно вырвалось:

— Ну, тогда не проси рыбу на обед, хавай консерву, — и обернулся к Хасану.

Тот, как будто поняв, что матрос отказывается нести корзину, успокоил стармеха:

— Чиф, ты не переживай, мой человек отнесёт рыбу туда, куда ты скажешь.

— Спасибо, Хасан, — радостно произнёс Пашинцев, — ты настоящий друг.

А Хасан что-то скомандовал очередному оборванцу, толкавшемуся рядом с ним и тот, подхватив на плечо корзину с рыбой, вопросительно посмотрел на стармеха. Махнув ему рукой, Пашинцев прошёл в надстройку, а худющий оборванец последовал за ним.

Камбуз находился на главной палубе, и повариха как раз готовила там ужин.

— Вера Ивановна, — вежливо обратился к ней Пашинцев, — тут нам рыбки принесли, возьмите её, пожалуйста.

— Опять Вы, Иваныч, таскаете всякую дрянь на камбуз, — недовольно отреагировала она на просьбу Пашинцева. — Вечно я тут ничего найти не могу после вас.

Это она до сих пор злилась на Пашинцева из-за его последней рыбалки со старпомом.

Тогда, на рейде Нуакшота во время ночной рыбалки они со старпомом наловили огромное ведро местных карасиков. Старпом своим ключом открыл камбуз, и счастливые рыбаки занялись разделкой рыбы, чтобы её засолить.

По стечению обстоятельств соль в банке, в которой повариха её хранила, закончилась, и старпом, взяв пачку с какими-то арабскими иероглифами, пересыпал её содержимое в эту банку. Покончив с засолкой рыбы, они поставили ведро в артелку, сдали вахту и пошли спать. А в обед их подняли по аварийной тревоге, устроенной поварихой.

Она испекла свежий хлеб, но тот оказался весь сладкий, так как она «посолила» его из банки, куда старпом ночью ссыпал якобы соль из пакета с арабским названием продукта. Ну, а аварийную ситуацию мирно замяли совместно всем экипажем, успокаивая рыдающую Веру Ивановну и смеясь над случившимся курьёзом.

Рыбу в ведре Пашинцев сразу промыл и вновь засыпал уже солью — конечно, предварительно попробовав её.

После трёх дней маринования рыбы в ведре Пашинцев вывесил её просушиться, а в одну из суббот, когда капитан выдавал пиво, они со старпомом попробовали получившуюся рыбу. Она имела особый вкус и упругость, чем вызвала всеобщее восхищение. Поэтому после того инцидента Пашинцев всегда добавлял сахар в рыбу, когда её солил.

Но Вера Ивановна «косяка» с солью простить Пашинцеву не смогла и при всяком удобном случае напоминала ему об этом.

Вот и сейчас она изливала на Пашинцева свою застарелую боль:

— У меня тут и так работы невпроворот, а Вы всё таскаете и таскаете. — А увидев корзину с рыбой, возмутилась: — А кто мне её чистить будет? Что? Неужели Вы хотите, чтобы я этим занималась?

— Так это же скумбрия, Вера Ивановна, — как можно доброжелательнее начал Пашинцев, — её же чистить не надо, только выпотрошить.

Вера Ивановна посмотрела в корзину и уже более спокойно ответила:

— Ладно уж, пожарю я вам рыбку, — но тут же напомнила, чтобы не уронить свою значимость в глазах стармеха: — Только если старпом даст мне матроса. А то я её всю за борт выкину, — пообещала она.

Видя, что Вера Ивановна, согласилась принять в производство рыбу, Пашинцев перенёс корзину вглубь камбуза, подальше от комингса и, как можно быстрее, пока настроение Веры Ивановны не изменилось, покинул камбуз.

В мрачные обещания Веры Ивановны он не верил, не настолько уж она бессердечный человек, чтобы выполнить в горячах высказанные пожелания. Во всяком случае, кормила она экипаж на убой, а на её личные эмоции Пашинцев особого внимания никогда не обращал. Мало ли что может случиться с единственной женщины на судне, особенно на четвёртом месяце рейса.

Сейчас для Пашинцева более важным являлось обещание Хасана о поездке на берег. Вывезет его Хасан на берег или нет, поэтому Пашинцев с первой космической скоростью выскочил на палубу.

Увидев Хасана, он сразу же кинулся к нему с вопросом:

— Ну что, дорогой мой друг, когда мы едем в город?

— Сейчас и едем, чиф, — заверил его Хасан и показал на раздолбанное старое «Рено», стоящее на причале у трапа, но тут же напомнил: — А масло, чиф? Ведь ты же обещал мне ещё дать две канистры.

В данный момент Пашинцев уже не помнил, что он наобещал новоявленному бизнесмену, но, услышав его просьбу, с трапа позвонил второму механику и попросил его наполнить пару канистр маслом. Тот, наверное, уже знал о всех развивающихся событиях и, спустившись к трапу, взял с собой того же худосочного негритёнка и ушёл в машину.

На судне, как на лакмусовой бумажке, тайн не бывает. Все всегда обо всём знают, поэтому второй механик лишних вопросов не задавал. Тем более, что знал, на какие нужды пойдёт масло.

Когда второй ушёл в машину с подручным Хасана, тот вопросительно посмотрел на Пашинцева:

— Чиф, если у тебя нет больше никаких дел на судне, то мы можем ехать в город.

— Отлично, — уже спокойно вздохнул Пашинцев и, махнув рукой Хасану, пошёл вниз по трапу к стоящему внизу такси.

У проходной полицейский заглянул в машину, но Хасан что-то сказал ему и по-корефански, похлопав по плечу, а тот махнул рукой шофёру, чтобы проезжал.

Да, в порту царил беспорядок, к такому Пашинцев уже привык в африканских портах, но за его пределами он увидел в высшей степен неописуемый «бардельеро», начавшийся сразу же за воротами порта.

Машины самых разных марок стояли приткнутые к тротуарам с обеих сторон дороги. Большинство из них даже колёсами заехали на тротуар. Для проезжей части оставалось так мало места, что встречные автомобили разъезжались друг с другом буквально в миллиметрах. По тротуарам вереницей неслись мотоциклы и мопеды. На дороге им места уже не хватало, поэтому они заполоняли ещё и тротуары. Пешеходы, выполняя каскадёрские трюки, уворачивались от всех видов транспорта.

Вокруг стояла несмолкаемая какофония клаксонов. К этому прибавлялись ещё и крики недовольных водителей автомобилей и обиженных пешеходов, обменивающихся друг с другом впечатлениями о созданных неудобствах.

Машины — все старых моделей, ржавые, побитые и невероятно грязные.

Пашинцев невольно посмотрел себе под ноги. Коврика на полу автомобиля отсутствовал, и в проржавленные отверстия чётко просматривались ямы и рытвины, которые преодолевал этот видавший виды ветеран.

Придя в себя от увиденного, Пашинцев сосредоточился на более меркантильных вещах и поинтересовался у Хасана:

— А где я смогу поменять здесь доллары, — на что тот тут же ответил:

— Нигде не надо ничего менять, чиф, тебя тут сразу же обманут. Я тебе их поменяю, — уверенно заявил он. — Какие деньги ты хочешь поменять? — тут же поинтересовался Хасан.

— У меня есть пятьдесят американских долларов, — ответил Пашинцев. — Я надеюсь, их хватит на покупку сувениров?

— Конечно, хватит, — заверил его Хасан. — Давай свои доллары, — повернувшись с первого сидения, протянул он руку.

Пашинцев достал банкноту в пятьдесят долларов и передал её Хасану.

Тот повертел купюру в руках, посмотрел её на свет и достал объёмное портмоне, чуть ли не лопающееся от наличия в нём денег местного разлива. На калькуляторе он посчитал, сколько должен дать местных гвинейских франков за пятьдесят долларов и показал эту сумму Пашинцеву.

Да Пашинцеву в тот момент сколько ни покажи, он согласился бы со всем, потому что от невероятного шума, царившего на улице, и от всего увиденного беспорядка, грязи и неприкрытой нищеты он офонарел.

Ощутив в руках пухлую пачку денег, Пашинцев попытался засунуть её в наружный карман рубашки, но Хасан остановил его.

— Чиф, ты так не делай. — Он взглядом показал на деньги. — У нас на улицах их могут оторвать вместе с карманом.

Но «напузник» Пашинцев забыл с собой взять, поэтому с трудом засунул пачку потрёпанных разноцветных купюр в карман брюк. В одном из наружных карманов рубашки Пашинцев оставил только пачку сигарет с зажигалкой.

— Чиф, — вновь обратился к нему Хасан, — мы сейчас поедем на базар, где ты сможешь выбрать для себя сувенир, но только ты там сам ничего не покупай, — принялся он за инструктаж, — ты только покажи мне, что тебе нравится, а я уже сам это куплю. Деньги ты мне потом отдашь. Хорошо? — И добавил: — Держись только рядом со мной, никуда не уходи, а то ты можешь попасть в руки мафии.

— Понял, — кивнул Пашинцев Хасану, поведение которого кардинально изменилось. Из улыбающегося и лебезящего просителя он превратился в серьёзного и сосредоточенного охранника.

Вскоре автомобиль в калейдоскопе и круговерти городского движения оказался перед базаром.

Пашинцев сразу понял, что его доставили к месту назначения. Во-первых — по запаху, во-вторых — по обстановке. Везде громоздились какие-то лачуги, небольшие домики, собранные из подручных материалов, а то и просто прилавки, накрытые то рогожей, а то и пластиковой плёнкой, защищающей то ли от дождя, то ли от палящего солнца.

Африканцы сновали тут, как мухи в броуновском движении. Все они чего-то кричали, а продавцы размахивали руками, зазывая покупателей.

Часто попадались женщины, которые, несмотря на всеобщую суету и толкучку, изящно сновали то с вёдрами, то с корзинами, а то и с огромными тюками на головах, одетые в своеобразные разноцветные платья и длинные юбки. Среди них Пашинцев, к своему удивлению, обнаружил и беременных женщин, а некоторые из них носили за спинами спящих младенцев.

Для Пашинцева всё это казалось невероятной экзотикой, а он только и делал, что вертел головой, разглядывая непривычные для себя картины.

О цели своего визита Пашинцев абсолютно забыл и только созерцал всё то, что ему попадалось на пути, сожалея, что не прихватил с собой фотоаппарата.

Увидев ошарашенность своего подопечного, Хасан подхватил Пашинцева под руку и потащил куда-то вглубь рынка. Вывел он его точно к тем прилавкам с разложенными различными сувенирами.

Чего тут только Пашинцев не увидел. Особенно его поразило множество различных фигурок, вырезанных из красного дерева, чёрного или сандалового.

Увидев перспективного покупателя, продавцы как взбесились. Каждый совал Пашинцеву под нос свой товар и что-то гортанно кричал. Некоторые орали по-английски, но даже тут он услышал знакомое по-русски: «Корефан, на, бери, всё бери! Всё очень дёшево! Мой товар самый лучший, ты ни у кого такого не найдёшь!»

От всего этого Пашинцев совсем обалдел и вообще перестал соображать, что ему делать. Перед собой он видел только чёрные орущие лица и руки, сующие ему под нос то слонов, то крокодилов с гиппопотамами, всё давая понюхать или даже попробовать на вкус.

Но Хасан оказался молодцом, он чуть ли не всем телом защищал Пашинцева от налетевших продавцов, а в ответ на их крики что-то им орал.

Постепенно гвалт утих или Пашинцев к нему настолько привык, что перестал замечать вопящих продавцов, потому что сосредоточился на том, что находится на прилавках.

Тут ему попалась на глаза статуэтка в виде чёрной девушки, сидящей на камне, словно русалочка в Копенгагене. Но только та русалочка имела изящное личико и сделали её из бронзы, а у этой вместо лица на него смотрел безликий овал, напоминающий яйцо.

Пашинцев взял статуэтку в руки, повертел, рассматривая её со всех сторон. Статуэтку неизвестный скульптор изящно вырезал из куска чёрного дерева и в точности повторил статую знаменитой русалочки из Копенгагена, но Пашинцева удивило то, что её вырезали без лица, поэтому спросил у Хасана:

— А почему у неё нет лица?

— Не знаю, — пожал плечами Хасан и переадресовал вопрос продавцу.

Пожилой, прилично одетый по местной моде чёрный мужчина с проседью в волосах что-то долго объяснял Хасану. Тот его выслушал и перевёл объяснения:

— Это для того, чтобы каждый мужчина мог представить себе свою женщину в таком виде. Если хочешь, то покажи ему фотографию своей женщины, и он вырежет её лицо.

— Нет, — усмехнулся Пашинцев, — моя женщина белая, а эта чёрная. Пусть она лучше остаётся такой, какой её сделал автор.

Увидев, что статуэтка покупателю понравилась, продавец принялся её расхваливать. Это Пашинцев понял по его интонации и темпераменту, с которым тот хотел продать её.

Хасан сразу взял на себя роль покупателя и активно обсуждал цену на эту статуэтку. Вскоре они пришли к какому-то компромиссу. Хасан рассчитался с продавцом, а тот упаковал статуэтку в кучу местных газет, уложив в бумажный пакет.

— Чиф, ты будешь ещё здесь что-нибудь покупать? — поинтересовался Хасан. — Ты хочешь посмотреть какой-нибудь другой сувенир?

Но Пашинцев уже так устал от этого бедлама, что попросил Хасана:

— Поехали в другое место. Мне надо купить подарки жене и детям.

— Зачем ехать? — удивился Хасан. — Здесь всё есть. Пошли, я тебе покажу.

И, не выпуская руки Пашинцева, поволок его куда-то вглубь базара.

Вскоре он привёл Пашинцева к прилавкам с одеждой, где тот долго копался и, к своему удивлению, нашёл тёплый шерстяной женский кардиган. На взгляд Пашинцева, он оказался именно таким, какие сейчас носили женщины в России. Себе Пашинцев выбрал несколько рубашек и брюки, достал деньги и расплатился, а оставшиеся деньги засунул в карман брюк и застегнул на нём молнию.

Увлёкшись покупками, Пашинцев как-то потерял Хасана из вида и, застегнув молнию, осмотрелся в поисках своего «дружбана».

Но тут он неожиданно почувствовал, что сзади в спину ему воткнулась какая-то железяка. Он ещё подумал: «Вот чёрт, не могли гвоздь заколотить в своей халупе», — и попытался сделать шаг вперёд, чтобы отодвинуться от предполагаемого гвоздя.

Но это оказался не гвоздь, и сделать шаг вперёд Пашинцев не смог, потому что сзади его обхватили чьи-то руки, а тихий голос по-английски прорычал на ухо:

— Заткнись! Тихо! Давай деньги, а то зарежу, — а руки незнакомца, воткнувшего Пашинцеву в спину железяку, торопливо шарили у него по карманам.

Но они все оказались застёгнутыми, и грабитель, дёргая, пытался расстегнуть молнию на том кармане, куда Пашинцев только что всунул деньги. Однако молния и в нормальном то состоянии заедала, а тут вообще заклинила, поэтому незнакомец несколько раз рывками попытался ей открыть и ослабил хватку.

Этим Пашинцев и воспользовался и что было сил заорал:

— Хасан, спасай меня!!!

Хасан в это время стоял метрах в пяти от Пашинцева, спиной к нему, что-то обсуждая с продавцом у соседнего прилавка. Услышав крик, он обернулся и кинулся к Пашинцеву.

Незнакомец с хриплым голосом, увидев несущегося Хасана, тут же отпустил Пашинцева, а тот продолжал истерично орать:

— Хасан! Спасай меня!!!

Хасан оттолкнул пару каких-то чёрных личностей, стоявших за спиной Пашинцева, и начал что-то кричать им, а те, как побитые коты, поджав хвосты, исчезли в лабиринтах базара.

— Я же говорил тебе, чиф, — Хасан уже сам накинулся на Пашинцева, — чтобы ты не уходил от меня. Я же говорил тебе, что здесь везде мафия. А ты меня не слушал! — горячо выговаривал он.

Но теперь Пашинцев полностью услышал его, да ещё к тому же и ощутил, что по спине стекает струйка жидкости. Что это течёт не пот, Пашинцев понял сразу, поэтому в ответ крикнул своему незадачливому телохранителю:

— Всё! Хватит мне этого шопинга, вези меня обратно на судно!

Хасан, поняв состояние клиента, схватил ошалевшего от пережитого деда за руку и выволок с базара к такси, стоявшее на прежнем месте.

Какие тут сувениры и шопинг! Жара, дурманящие запахи базара, крики, вопли, суета, дороги, ямы, да ещё и железяка в спину сделали своё дело. От всего этого Пашинцев настолько обалдел, что ничего уже вокруг не замечал и пришёл в себя, только тогда, когда такси остановилось возле судового трапа.

Подхватив пакеты, он ломанулся вверх, на спасительное судно, подальше от этой «благодатной» африканской земли.

Только голос вахтенного матроса, когда дед оказался на палубе, привёл его в себя:

— Дедушка, а чего это у вас полспины в крови?

Бросив пакеты на палубу, Пашинцев скинул с себя рубашку и осмотрел её. Действительно, рубашка оказалась в подсохшей крови. Конечно, не на полспины, но крови вытекло достаточно.

— Посмотри, что там? — попросил он матроса, повернувшись к нему спиной.

Тот подошёл ко нему, потыкал пальцем в спину и поставил диагноз:

— Дырочка есть небольшая. Видать, вы где-то цепанулись или на гвоздь налетели.

— А сейчас кровь идёт? — Пашинцев попытался рукой достать место укола.

— Не-а, не идёт, только сукровица немного выступает, — констатировал матрос.

— Ну и ладно, спасибо тебе, — поблагодарил Пашинцев матроса и собрался зайти в надстройку.

Но тут ему на глаза попался Хасан. Он из сосредоточенного охранника вновь превратился в несчастного просителя и заискивающе заканючил:

— Чиф, а ты обещал мне дать ещё масла…

— Какое, на х..р, масло?! — Пашинцев уже не стал выбирать выражений по-английски. — Меня чуть там не зарезали, — он ткнул рукой в сторону берега, — а он мне про какое-то грёбаное масло!

Но вспомнив, что полностью не рассчитался за статуэтку с этим недоделанным бизнесменом, выхватил из кармана оставшиеся местные тугрики и всучил их ему.

— И чтобы я тебя больше здесь не видел, — уже орал Пашинцев на поникшего Хасана. От этих криков тот стал чуть ли не на полголовы ниже.

Почувствовав, что добился в этой ситуации какого-то результата, Пашинцев развернулся и ушёл в надстройку.

Его каюта находилась как раз напротив каюты старпома. Между их дверями расстояние составляло не более полутора шагов. Поэтому, добравшись до своей каюты, Пашинцев нос к носу столкнулся со старпомом. Увидев его, тот тут же поинтересовался:

— Говорят, что тебя порезали в городе? — И участливо посмотрел на деда.

«Господи, в каком скворечнике я нахожусь, — невольно подумалось Пашинцеву. — Здесь новости разносятся быстрее скорости света», — но спокойно ответил заботливому старпому:

— Чё панику поднимать? Посмотри сам, что там на спине.

Они прошли в каюту к стармеху, и старпом, обработав ранку, заклеил её лейкопластырем.

Через час Пашинцеву предстояло заступать на вахту, а через три часа судно вновь снялось в рейс к очередному африканскому порту.

23.09.2021

ФАНЕРА

Экипаж «Кидиры» составлял всего двенадцать человек. Ехало на приёмку судна пятнадцать, но в последний момент какой-то умник решил, что для нового судна, которому ещё и года нет, достаточно будет и двенадцати.

А так как и буфетчица, и дневальная в штатном расписании отсутствовали, то капитан приказал всему экипажу питаться в кают-компании. Так поварихе легче кормить народ решил он.

В кают-компании находилось два стола, и поэтому за одним столом сидели штурмана́ и механики, а за вторым — весь рядовой состав.

Столовую команды теперь использовали как видеосалон. Вечерами там смотрели фильмы по видеомагнитофону, а в остальное время она пустовала или использовалась как помещение для собраний, учебных занятий и разборок по всем тревогам.

Места всем хватало. Поначалу матросы как-то стеснялись такого распределения, но через пару недель эта грань стёрлась, да и все стали друг другу как-то ближе. Ведь делали одно дело. Отрабатывали контракт и обеспечивали доставку грузов из Европы в Африку.

***

После выхода из Лас-Пальмаса капитан приказал экипажу после ужина собраться в столовой команды.

Послушная команда собралась вовремя и ждала, что такого умного скажет капитан.

Но он ничего особенного так и не сказал, кроме того, что зачитал новости компании «Юником». В конце своего выступления капитан посмотрел на полузасыпающий экипаж и выдал главную новость, прибережённую напоследок:

— Чартер просит нас сохранять фанеру, которую в портах используют как сепарацию. Он будет её использовать вторично и таким образом экономить на доставке груза.

Боцман от такого объявления чуть ли не подпрыгнул на стуле, но капитан остановил его жестом руки и продолжил объяснения:

— За каждый сэкономленный куб экипажу будет выделена определённая сумма денег, которая будет выдана тем, кто примет участие в сохранении фанеры.

Капитан перестал говорить и, ожидая реакцию экипажа, осмотрел присутствующих.

— И как это мы её будем сохранять? — первым не выдержал боцман. — Грузчики её в стропа́ закладывают и попробуй скажи им что, так моментом или зарежут, или в трюм скинут. Это ещё те бандиты! Если что останется после выгрузки, то мы эту сепарацию за борт выкидывать не будем, а свяжем в стропа́. Пусть пользуются хоть второй, хоть десятый раз, но к этим бандюганам я под раздачу не полезу, — категорично заявил он.

Народ полностью поддержал боцмана, но капитан настаивал:

— Надо пойти навстречу компании, поэтому мне в «Юникоме» дали по этому поводу рекомендации, чтобы мы организовали тальманскую вахту. В дела грузчиков не лезли, а только вели наблюдение за выгрузкой и при выявленных нарушениях сообщали старшему стивидору, а там пусть они уже сами разбираются в своей кухне. Поэтому, — он обратился к старпому на время собрания, спустившегося в столовую с мостика, — нужно составить расписание тех, кто будет наблюдать за ходом выгрузки. Особенно ночью.

— Понял, сделаем, напишем, составим, — как обычно, закивал старпом.

Народ при этом недовольно загудел, но капитан напомнил:

— В зависимости от участия и от объёма сохранённого груза каждый член экипажа получит дополнительное вознаграждение. Старпом за этим пронаблюдает. — И опять выразительно посмотрел на старпома.

— Сделаем, проконтролируем, посчитаем, — вновь согласно закивал старпом.

А так как больше выступающих и недовольных не оказалось, то капитан выдал последнюю новость:

— Это будет наш последний заход в Конакри и Банжул, а поэтому это нас коснётся только один раз. А по возвращении в Европу нас будет ждать замена и мы едем домой.

От такой долгожданной новости угрюмые лица собравшихся просияли, послышались смех и весёлые шутки. Сейчас моряки были готовы на всё. Ведь это произойдёт в последний раз, а там пусть со всем этим разбирается другой экипаж, до того уже всех «достала» эта Африка…

***

А то, что в порту царил беспредел, особенно ярко показала последняя выгрузке в Конакри.

По корме у «Кидиры» стоял сухогруз с грузом риса в мешках. Район выгрузки на причале огородили цепью полицейских. Каждый строп встречала особая группа охранников, но через неё временами прорывались группки пацанов, которые специальными «царапками» разрывали мешки, и из них на причал сыпался рис. Другие подбегающие пацаны подставляли под эти струи чашки, ложки, плошки — всё, во что можно набрать высыпающийся рис. Ещё одна группка вениками сметала с причала просыпанный рис в мешки. Всё это происходило под град дубинок полицейских и их истошные вопли.

Поэтому все прекрасно знали дух жизни на причалах в Конакри.

***

Старпом составил расписание охраны фанеры и вывесил его на доске объявлений в коридоре.

Время охраны несравненной фанеры у Пашинцева приходилось на период с четырёх до восьми утра. Как раз на его вахту в машинном отделении. Но так как, кроме динамки и котла, ничего в машине не работало, то механику позволялось туда вообще не соваться.

Заниматься охраной на этот период предписывалось старпому, как вахтенному помощнику, Пашинцеву и Мише.

Недавно с Мишей в Гамбурге при посещении знаменитой Рипербан Пашинцев купил себе в одном из турецких магазинчиков «амуницию», включающую в себя полицейские пояса со всякими прибамбасами и крючками.

Пашинцева к этому поясу «присобачил» огроменный нож в кожаных ножнах, фонарик «Мэглайт» на четырёх батарейках, который можно при необходимости использовать в качестве дубинки, наручники, футляр для «воки-токи» и даже кобуру для пистолета. Зачем она там находилась, Пашинцев понятия не имел, но для общего понта он её оставил. Там же они прикупили по пачке газовых баллончиков с перцовым газом. Кроме того, нашли магазин со спортивным инвентарём, где приобрели по внушительной бейсбольной бите.

Теперь Миша в Африке у трапа нёс вахту в таком поясе, а без бейсбольной биты в руках Пашинцев его уже и не представлял.

Зачем всё это они купили? Пашинцев и сам не знал. Ну, просто так захотелось. Сыграло роль тут какое-то пацанство.

В последний заход в Конакри на выгрузку предназначалось очень много груза. Если обычно судно ставили к причалу к девяти утра и отход происходил после двадцати часов, то сейчас предстояло отстоять около полутора суток.

Так что одна из ночей выгрузки приходилась на вахту Пашинцева.

И в четыре часа утра полностью экипированный Пашинцев вышел на вахту.

Увидев его, Миша даже не сдержался:

— Ну, дедушка, теперь вся фанера наша! Ни один бандюган к нам не сунется.

Походив гоголем у трапа, стармех решил выйти на главную палубу.

Работал только один кормовой кран, поэтому Пашинцев подошёл к комингсу трюма, встал на кожуха́ ограждения труб гидравлики и перегнулся через комингс, чтобы заглянуть в трюм.

Грузчики укладывали груз на паллеты, но когда крановщик начал набивать стропа́, то попутно в строп они засунули пару листов фанеры.

Увидев такое, Пашинцев, исполнительный Вася, сразу закричал им:

— Эй! Что вы делаете?! Выньте фанеру из стропа!

Но те, не обращая внимания на крики бдительного охранника, скомандовали крановщику «вира». Тот и начал поднимать строп. Увидев это, Пашинцев кинулся к колонне крана, забежал внутрь и нажал кнопку его аварийной остановки.

Кран встал. В создавшейся тишине сразу стали слышны возмущённые крики грузчиков из трюма. Пашинцев перегнулся через комингс и вновь потребовал:

— Фанеру вынимайте, тогда дам питание на кран!

Но в ответ на его слова грузчики отреагировали иным способом. Они начали вылезать из трюма по скоб-трапам.

Как только первый из них появился из горловины трюма, он с криками кинулся на борца за справедливую выгрузку.

Пашинцев отскочил от комингса трюма на главную палубу и прокричал:

— Миша! Сюда! Убивают!!!

Хотя несущийся на него здоровущий негр в руках ничего не держал, но Пашинцеву показалось, что если он достигнет его, то точно прибьёт.

Перехватив биту в правую руку, он сделал обманный шаг влево, куда негр и кинулся, а Пашинцев огрел его справа битой по корпусу. Грузчик от удара согнулся и припал на колени, а бежавший за ним другой грузчик споткнулся о него и тоже растянулся на палубе. Из рук его вывалилась какая-то железяка, зазвеневшая по палубе и закатившаяся под кожуха́ гидравлики.

Обстановка резко переходила в критическую фазу, так как к Пашинцеву быстро приближались ещё пара грузчиков, но тут сзади послышался рёв Мишиного голоса, который орал по-русски:

— А ну раздайся, шелупонь! Пошли вон отсюда!!! — и неслись, сопровождающие этот вопль многочисленные громогласные идиоматические выражения.

Миша оттолкнул стармеха и выскочил перед оробевшими грузчиками. Встав в боевую стойку, он приглашающе помахивал битой.

— Ну, есть желающие?! — кричал он на пятившихся грузчиков. — Кто тут у вас самый смелый?!

Тут один из грузчиков крикнул по-английски:

— Чиф, скажи своему солдату, чтобы он не трогал нас, и мы пойдём работать.

Миша без перевода понял, что сказал грузчик и, опустив биту, уже спокойно смотрел на притихшую толпу.

— Все в трюм, — уже скомандовал Пашинцев, — тогда я включу питание на кран.

Когда грузчики уже находились в трюме, он подал питание на кран, крановщик ослабил стропа́ паллеты и из неё вытащили злосчастные листы фанеры.

После этого инцидента до утра задержек с выгрузкой не происходило, она продолжалась в прежнем темпе. Случаев воровства фанеры больше не происходило. Пашинцев с Мишей тщательно осматривали каждый выходящий строп.

Пашинцев сдал дежурство электромеханику, нёсшему вахту с восьми до двенадцати. Но после обеда, когда он вышел к трапу поглазеть на причал, самый вертлявый из проходящей группки негров окликнул его:

— Чиф! Ты на причал больше не ходи, а то мы тебе это… — И резанул себя ребром ладони по горлу.

Вот тут Пашинцев уже и в самом деле струхнул и моментально ретировался в надстройку.

Через пару часов произошёл отход от причала, так что неграм своё намерение осуществить не удалось, а Пашинцеву больше никогда не пришлось побывать в Конакри.

25.09.2021