Душа человека, только что испытавшего глубокое личное потрясение, но вынужденного заниматься неотложными делами, — как река, где одно под другим, не смешиваясь, с разной быстротой тянут воду два разных течения.
— Я слов никогда и никаких не давал и не даю, за исключением присяги, — серьезно сказал Серпилин. — Но если говорю: сделаю, — делаю. А если сомневаюсь, сделаю ли, молчу. И тебе так советую.
устойчивой, молчаливой, истинно русской твердости в бою, которая раз навсегда выразила себя в имевшейся у него на все случаи жизни поговорке: «Надоть — так надоть!»
Ты Иван, и я Иван, мы с тобой русские ваньки-встаньки: сколько нас ни валяй, а лежать не будем. Фрицам теперь к своему положению тяжелей привыкать. Сколько пленных за последние дни ни брал, каждый второй — психованный. Не замечал?
Флаг у ребят из Шестьдесят второй был заготовлен заранее — кусок кумача с остатками белых печатных букв: обрывок праздничного транспаранта с каким-то еще довоенным лозунгом. И был он прикручен трофейным телефонным проводом к обломанной палке от гардины.
Вечером по бою было слышно, что перешеек в руках у немцев остался узкий — три-четыре улицы, а с той стороны — уже наши, — сегодня днем понесли потери: одного убитого и трех раненых от своих же перелетов. Потеря чувствительная, — после шестнадцати суток боев людей в батальоне вообще оставалось мало.
