Кто-то кричит. Кажется, Ника. Откуда она здесь? Не кричи, не надо. Всё в порядке. Просто это Конец. Сейчас не станет Ромы Григорьева. Но это ничего, не страшно. Ромы Григорьева никогда не существовало. Его выдумал Ян. Так он отомстил мне за «Ваньку». Ян просто поменял мои имя и фамилию местами и начал называть меня Ромой. В шутку. Которую поддержали даже родители, а я подыграл. В документах я, конечно, со старым именем, но скоро все привыкли, что я Рома Григорьев. Даже в школе! Даже я сам. Просто удивительно, как легко мы соглашаемся быть кем-то другим.
Люди похожи на дома. Сначала видишь фасад, но самое главное прячется внутри. В комнатах, шкафах, сундуках и коробочках. Вдруг на стене этой развалюхи висит подлинник Ван Гога? А этот, кирпичный, окажется абсолютно пуст! Муляж, а не дом! Никто этого не узнает, потому что ключа нет! Не залезешь в чужую голову. Можно только в окошко заглянуть! Да и то, если хозяин не закроет ставни, не зашторит окна. Некоторые даже замуровывают, представляешь! Лишь бы никто не увидел, что у них там, внутри. Но бывает, окна открыты! Получается рассмотреть комнаты, даже потрогать письменный стол! Тогда можно решить, хочешь ли ты гостить в этом доме. Или вам с хозяином не по пути. И чем больше этих окон открыто, тем быстрее можно понять, решить и остаться.
Но я открылся миру. Не ахти какое достижение. Но это шаг! Даже дышать стало легче. Будто душную комнату проветрили. Да ведь это так и есть! Если ничего не выпускать наружу, оно будет копиться, пылиться, пока места совсем не останется. Творчество для меня не блажь, не «старпёрские загоны», это необходимость! Мой способ жить.
— Я никогда не был особо сильным, — сказал я небрежно, но уверенно. Как крутой герой боевика, который только что признался, что любит котиков. — По-моему, чтобы показать себя настоящего, нужна огромная сила. — А ты думаешь, я показываю? Ника помахала у меня перед носом конвертом с фотографиями и снова спрятала их в карман, словно это не просто фотки, а ценность. — Ты хотя бы пытаешься, Ром. Обычно парни только в комп рубятся, пиво пьют, ржут над тупыми видео или просто ржут. Никто ничего не строит. Глубже понятных вещей не смотрит. Но ты другой.
— Да брось, — Романовский приподнялся на локтях и уставился на меня, — ты же знаешь подобных типов, Григорьев. Они просто так не отстанут. Пойми, старик, мир — это не твои рисульки в блокнотике. Мир готов ударить в любой момент. Вопрос в том, когда он это сделает. И будешь ли ты готов. Иногда лучше ударить первым.
Пять дней прошли, как пять лет. Я успел забыть обо всём. О Нике. О своём одиночестве. О призраке утонувшего мальчика. Но мир не исчез. Он затаился в засаде и ждал, пока я окончательно поверю, что сосновое племя имеет право на жизнь. И теперь реальность мстила с хладнокровной жестокостью серийного убийцы. Именно так и наступает апокалипсис. Когда меньше всего ждёшь.
— Браво! Он наконец-то заметил, — Ян зааплодировал. — Ты не находишь, Григорьев, что нас преследует мотив разрушения? Новая жизнь на обломках. Даже Сосновую крепость мы строим из чьего-то забора. Есть в этом что-то символичное. И честное. Из старых досок можно сколотить дом. А если сломать человека, получится из него другой человек? Вряд ли. Так и останется обломком.
Лето — это рубеж между тобой старым и тобой новым. Будто три месяца даны специально, чтобы измениться. Хочется верить, что я не упущу этот шанс. Что-то пойму. Что-то сделаю. Что-то изменю. Я должен!
Люди похожи на дома. Сначала видишь фасад, но самое главное прячется внутри. В комнатах, шкафах, сундуках и коробочках. Вдруг на стене этой развалюхи висит подлинник Ван Гога? А этот, кирпичный, окажется абсолютно пуст! Муляж, а не дом! Никто этого не узнает, потому что ключа нет! Не залезешь в чужую голову. Можно только в окошко заглянуть!
