Люди похожи на дома. Сначала видишь фасад, но самое главное прячется внутри. В комнатах, шкафах, сундуках и коробочках. Вдруг на стене этой развалюхи висит подлинник Ван Гога? А этот, кирпичный, окажется абсолютно пуст! Муляж, а не дом! Никто этого не узнает, потому что ключа нет! Не залезешь в чужую голову. Можно только в окошко заглянуть!
Потому что ты мой друг. А друзья помогают друг другу,
Боль умножает боль. И когда её становится слишком много, человек начинает гореть.
Вся разница в том, что Яну плевать. Чужих чувств не существует. Ему становится легче, когда больно другим.
И я захлебнулся. Невысказанными словами. Обидой и яростью. Пустотой. Что же со мной не так?! Почему боюсь решать за себя сам? Почему снова сделаю так, как скажет Ян? Почему?
Кажется, я ошибся. Никуда у Романовского злость не делась. Горела, сквозила, кусалась в каждом слове. А я ничего не мог сделать. Только стоять и глотать эту злость, как мутную озёрную воду. И тонуть.
но врать оказалось легко. Неудивительно, что все этим занимаются. Так проще.
Неужели быть взрослым — значит притворяться, что оставлять на детях синяки — это нормально?
Настолько не живётся, что он готов строить где-то в лесу крепость, лишь бы не здесь.
Люди охренеть какие смешные, когда по-настоящему злятся. А этот придурок с пол-оборота заводится. Тебе повезло, Григорьев, что ты такая амёба.
