«Святочные вечера» — книга русского писателя Григория Петровича Данилевского (1829–1890).*** «Святочные вечера» — сборник рассказов Г. П. Данилевского, в который вошли такие произведения: «Мертвец-убийца», «Жизнь через сто лет», «Проказы духов», «Призраки», «Таинственная свеча», «Прогулка домового», «Старые башмаки», «Божьи дети», «Счастливый мертвец», «Рабойник Гаркуша». Перед читателем образцы святочных рассказов. В каждом есть описание фантастической или мистической ситуации. В некоторых рассказах эти ситуации объясняются реальными событиями, в некоторых так и остаются неразгаданной тайной. Перу Данилевского Григория Петровича принадлежат стихотворения, переводы, путевые очерки, рассказы и романы: «Слобожане», «Беглые в Новороссии», «Воля», «Новые места», «Девятый вал», «Мирович», «Княжна Тараканова», «Сожженная Москва». Произведения Г.П. Данилевского различны по своему характеру: зарисовки из украинского быта и традиций, социально-бытовые повести и романы, исторические произведения. Книги Григория Данилевского и сегодня не утратили своего познавательного и эстетического значения.
Жас шектеулері: 16+
Басылым шыққан жыл: 2022
Қағаз беттер: 96
Пікірлер1
👍Ұсынамын
А вот вам образец святочных/мистических новелл второй половины XIX века: на смену мистике романтизма приходит рациональное реалистическое начало, а в одном из текстов любой сведущий читатель узнает деталь, послужившую Чехову для гениального рассказа о страхах. Написано просто (на фоне того же Льва Николаевича просто убого), но по нынешним меркам все оченно даже шикарно.
Дәйексөздер165
Извозчик упал агенту в ноги. — Все расскажу, как было, — объявил он и поведал слово в слово все, что передавал сперва мне о том, как он возил на Волково банковского беса…
По указаниям извозчика, было произведено дознание — как на подъезде банка, так и на Волковском кладбище. Швейцар банка и кладбищенские сторожа остались при прежнем отрицании всей этой истории. Так она и поныне ничем не разъяснена. Но я утверждаю одно: извозчик был слишком простой и добродушный малый, чтобы выдумать свой фантастический рассказ. Он при нашем расставаньи прибавил только одно: должно быть, — сказал он, — в том месте погребен кто-нибудь без креста, оттого, сердечный, и мается, все ездит на кладбище к остальным покойникам, погребенным, как след, по вере…
По указаниям извозчика, было произведено дознание — как на подъезде банка, так и на Волковском кладбище. Швейцар банка и кладбищенские сторожа остались при прежнем отрицании всей этой истории. Так она и поныне ничем не разъяснена. Но я утверждаю одно: извозчик был слишком простой и добродушный малый, чтобы выдумать свой фантастический рассказ. Он при нашем расставаньи прибавил только одно: должно быть, — сказал он, — в том месте погребен кто-нибудь без креста, оттого, сердечный, и мается, все ездит на кладбище к остальным покойникам, погребенным, как след, по вере…
— Ты здесь чего? — спросил, первый опомнившись, священник.
— Зуб, батюшка, зуб совсем одолел! — проговорила старушка, хватаясь за обвязанную щеку.
— Ну, так что же, что зуб?
— Люди это сказывали, научили, — отвечала, дрожа, старушонка — возьми клещи и выдерни у покойника тот самый зуб… и пройдет на веки веков…
— Так ты, Федосеевна, грабить покойника?
— Вот клещи и свечка, — ответила, падая в ноги священнику, Федосеевна — не погуби, батюшка, — совсем одолел зуб…
— Но где же ты была, как в первое время мы приходили?
— На колокольне пряталась
— Зуб, батюшка, зуб совсем одолел! — проговорила старушка, хватаясь за обвязанную щеку.
— Ну, так что же, что зуб?
— Люди это сказывали, научили, — отвечала, дрожа, старушонка — возьми клещи и выдерни у покойника тот самый зуб… и пройдет на веки веков…
— Так ты, Федосеевна, грабить покойника?
— Вот клещи и свечка, — ответила, падая в ноги священнику, Федосеевна — не погуби, батюшка, — совсем одолел зуб…
— Но где же ты была, как в первое время мы приходили?
— На колокольне пряталась
— Ну, и выдернула у покойника?
— Крепонек больно… дергала, дергала — а тут страх… а тут, Господи, какой страх! и руки дрожат…
— Крепонек больно… дергала, дергала — а тут страх… а тут, Господи, какой страх! и руки дрожат…
