Дальше легче
Дальше — легче,
Дальше лето,
Больше снега —
Больше Хлеба,
Легче снега
Только небо,
Жарче лета
Только хлеб.
Мне бы хлеба
Прямо с неба
Мне бы лето
Круглый год
Тополь в небе
Легче снега
Жарче хлеба
Небосвод.
Гена Негин
(с)
Рождество
В сизую лужу пролил молоко
Серый, небритый, прокуренный полдень,
Кошки спешат на негаданный полдник,
Тучи лакают из лужи. В платок
Серый, пуховый, закутана площадь,
И не продраться в маршрутки. Пешком,
Гамбургер запивая «Снежком»,
Тащит домой первоклассник «пятёрки».
Странная оторопь стаю грачих,
Вдруг пригвоздила к больничному саду,
И неотложка прилипла к надсаду
Белой лепнины. Закутанный в стих
Лист пролетает над крышей роддома.
Плач из окна. И запахло соломой,
Хлеб с молоком. Кто-то вышел из дома,
Чтобы успеть на поклон.
Сатиновый сари
Не спится? А где-то, в обещанных снах,
Гуляешь в сатиновом сари,
А в небе летит на железных крылах
Смеющийся Юрий Гагарин,
Кругом тишина, у обещанных снов,
Прогулки по гулким ущельям,
По небу проносится Герман Титов,
Потом: Новый год, новоселье.
Приснится Гагарин. А после Титов.
И море в вечерней простуде.
И нет ничего, кроме нескольких снов.
И нескольких дней. На посуде
Старинные оттиски модных картин.
И запах от вымерзшей гари.
Приснится влюбленный в воздушный сатин,
Смеющийся Юрий Гагарин.
Сиреневый дворник
Ноябрьский разгул сеет морось и шквал
Сметает в кювет горожанок,
Маршрутки шипят, заметает провал
Сиреневый дворник. Не жалко
Уже ничего, когда хочется спать,
Под вой на троллейбусных штангах,
И снится, что в небе проложена гать,
Туда, где не надо бояться.
Где можно летать и смеяться взахлеб,
Как ты, только, можешь, я знаю,
А здесь самолетик несет над землей
Июль, теплый вечер и стаи
Грачат на ветвях темноугольных лип
Застыли, как черные груши,
Сиреневый дворник поднял воротник,
Ворчит, что могло быть и хуже.
Простуда
Куда земле раздетой деться,
В невыносимой простоте,
Как только окунутся в детство,
И не расплакаться. А те,
Кто в страхе об пол бил посуду
Врываются из зазеркалья в сон,
И просыпаемся в простуде,
Или глотаем корвалол.
И заглянув в трюмо на святки,
Вдруг задыхаемся от слёз…
А всё так просто: праздник, сладкий
Десерт, свеча и Дед Мороз,
Так просто всё, когда открыта
Для всех родных входная дверь,
И пусть разбитое корыто
Валяется внизу. Поверь,
Раздетой, маленькой планете,
Дождаться холодов скорей,
Чем первый снег подарит детям,
Всё то о чем мечталось ей
Давай будем жить, где тепло
Родная, давай будем жить, где тепло,
Где осень в достатке и не о чем плакать,
Здесь тяжко терпеть эту мерзость и слякоть,
Здесь выглянуть страшно в окно,
Давай будем жить, где на улице дождь,
Не повод для зонтика и беспокойства,
Пусть будет погода привычного свойства:
Прилив и отлив. Наводненье. Ну, что ж?
Не всякому выпадет в день наводненья,
Прибиться к коралловым отмелям. В дым
Напиться Массандрой. Проспать день рожденья,
И врезаться по уши в Крым.
Queen Mab
По краешку, по капельке,
По самой малой толике,
Крадется лучик в валенках,
От неба к подоконнику,
Скользит на мокрой лестнице,
Еще чуть-чуть и свалится,
И хлопает ресницами,
Глядит и улыбается.
Как солнышко закатится,
На праздник наряжается,
В сатиновое платьице,
И до утра шатается,
По спящим векам улицы,
По мерзлым подоконникам,
И в форточки врывается,
К забывчивым влюбленным,
И снятся населению,
Морские приключения,
По Щучьему веленью,
Зима и день рождения!
И сладко так мечтается,
Влюбленным в коридорчике,
И шепот обрывается,
В несвязном разговорчике,
За дверь закинет валенки,
И на окно усядется,
Растает тихо в спаленке,
Сатиновое платьице,
А по утру завалится,
В сиреневое облачко,
И дальше всё наладится,
И дальше всё исполнится
Большие красивые люди
Большие красивые люди,
По-своему смотрят в окно,
И как-то по-своему ходят
По улицам, паркам. В метро
Большие красивые люди
Летят над невнятной толпой,
И видят, что именно будет,
На завтра со мной и с тобой.
Большие красивые люди,
Заводят красивых собак,
Огромных и добрых, по сути,
Таких же как сами. В ногах
Валяется мир муравьиный,
Барахтается в стихах.
И взгляд их спокойный и сильный,
Спокойно предчувствует крах
Больной суеты на посуде,
Разбитой земной красоты
Красивые строгие люди,
Хранят этот мир с высоты.
Побег
Прощание всегда не кстати,
Как заблудившийся прохожий,
Заваливается и в прихожей,
Шнурки затягивает в узел,
И долго возится с перчаткой,
Зубами рвет в испуге пальцы,
Соображает — не прорваться,
Сутулится и отступает.
Прощание — морозный выдох,
Когда на улице за тридцать,
На абажуре синий ситец,
В чужом уюте засыпает.
Невидимый за снежной тучей,
И не уютный, но любимый,
После пурги непроходимой,
В огромный город прочь из стужи,
Подальше от нелепой склоки,
Под Новый год, на новоселье,
Туда, где абажур и ужин,
Завалимся на воскресенье,
И будет шепот в коридоре,
Счастливый день и много снега,
И след от страшного побега,
Затянет разговор спросонья.
Тетрадь
Привычка стучаться в открытую дверь,
Навязла неспелой хурмою,
И не помогает карниз с бахромою.
Не выручить и не успеть
На порочный, январский, малиновый лед
Дождям подмосковным с простуженной глоткой,
Растерянной, жутко усталой, походкой,
Плетется оставшийся год,
И запросто, как закадычный дружок,
Похлопал плечо напоследок,
Сбежал от назойливых рыжих соседок,
Последний, осенний снежок.
Забылся, как водится и впопыхах,
Забился под липу и схвачен,
И подвиг его эта липа оплачет,
Под корни провалится страх.
Добраться до сумерек не суждено,
Продрогшей сиреневой хляби,
Застынет, как есть. И на белой тетради,
Проснется ночное окно.
Прогноз погоды
Сумасшедший мокрый снег,
Крутится в фонарном душе,
Да. Хотелось бы посуше,
Но куда деваться? Бег,
Бесшабашный бег маршрутки,
На притворной каше шин,
Меряет на свой аршин,
Остановок промежутки.
Жутко в снежной толчее,
Выскочить под встречный ветер,
Слава богу — тихий вечер,
Ни души на колее,
Простудиться и в толпе,
Отдохнуть от дикой стужи,
Шквал затягивает туже
Платье на седой сосне.
Гидрометеобюро,
Обещает потепленье,
Ткнуться в теплые колени,
И застыть, как день, в трюмо.
Озноб
Своя — не своя, но немножко похожа
За платьем в шкафу был растрепанный мир,
И снился январь, пахло замшевой кожей,
Простуда и кислый, как пот, аспирин.
Сама не своя, по приметам вчерашним,
Находит дорогу из шкафа в постель,
И снились подъезды, провалы на маршах,
Простуда и псиной пропахший апрель.
А дальше всё просто: озноб и горячий
Настой зверобоя, малиновый чай,
И помнится только проколотой мячик,
И взгляд из угла, как бы вдруг невзначай.
И снова подъезд, в три прыжка и на воле,
Где солнце и небо, трава и песок,
Кедровая шишка, а завтра не в школу,
Немыслимо вкусный березовый сок.
Проснуться за тысячи верст и полжизни
Уже разменять на простое пшено,
Пронзительный взгляд,
а потом, свистнув трижды,
За детством влетела синица в окно.
Снеговик в пальто
Тихий вальс нашепчет стужа
В щёлку сквозняком,
Никому уже не нужен,
И едва знаком,
На прогулку до застывшей,
Липы у депо,
Вышел и почти не дышит,
Снеговик в пальто,
Что-то тихо напевает,
Сквозь промокший шарф,
Потихоньку, тает, тает,
И конечно, прав,
Прав во всём и не жалеет,
Что едва знаком,
Что под вечер заболеет,
И растает он.
Стихнет вальс под хохот вьюги,
Вечность сбросит шаг,
Долго крыши плакать будут,
На промокший шарф.
Качели
Девочка, парк,
Два билета и май,
Лодка-качели,
Под ложечкой стынет
Разве, тайком
Одиноко нахлынет,
В сказочной бухте
Огромный корабль.
Запросто так,
Ничего не бояться,
Плакать от скуки,
И верить земле,
Безоговорочно,
Качке отдаться,
В солнечной юбке,
Холодной волне.
Сладко под ложечкой,
Тянется полдень,
От равнодушия,
До правоты,
От обожания,
До нервотрёпок,
Нежности в стуже,
Заботы во лжи,
Всё, что не понято,
И не понятно,
Вниз — тишина,
А на верх — забытьё.
Девочка. Парк.
Два билета,
И платье,
Солнце на чёлке,
А дальше в кино!
На метро
В малиновое, тёплое метро, Спускается с вокзалов, взмокший, От переездов весь продрогший, И спящий на ходу народ, С привычкой вечной — бездорожья, Бежит, не поднимая глаз, И тихо копит, про запас, Тепло и ненависть прохожих. Из глубины, за сквозняком, От поезда горячий роздых, Спешат отпускники на отдых, Так вкусно пахнет коньяком. Там в толчее транзитных душ, Глаза любимые мелькнули, В вагонах ангелы уснули, Чтобы немного отдохнуть.
Гадай не гадай
Гадай не гадай, а я тоже умру,
Когда-нибудь, чуть погодя,
И будет сентябрь хорохорить зарю,
И радовать только тебя.
И годы спустя — эдак лет сто,
Я выйду с тобой из метро,
На мокрый Литейный, в шикарном пальто,
С мороженым и ситро.
Мы станем орать и стучаться в окно,
С дождем размешаем коньяк,
Никто не заметит — немое кино,
С участием нашим. Косяк
Дверного проема — нам будет жильем,
И все города на реке,
Никто не заметит, что мы поживём,
У них, на раскрытой руке!
Пассажир
Сидел напротив пассажир
И сам с собою говорил,
Про что-то важное твердил,
Чай пил.
И тихо выл,
Коротким выдохом сухим
Локомотив.
Сидел напротив пассажир.
И черноту в окне месил
Пока ещё хватало сил
Просил
И тихо выл,
Холодным роздыхом сухим
Локомотив.
Когда уже почти уснул
Вагон.
Он вышел на перрон.
Холодный воздух
Скинул сон
Он походя, рукой махнул
И в снег шагнул
Я тоже ее не боюсь по утрам
Я тоже её не боюсь по утрам,
Синицы стыдятся напомнить о ней,
И ждут с нетерпением первых дождей,
Косятся на черную корку меж рам,
Я тоже ее не боюсь по утрам.
Раскрошен батон для нее во дворе,
Совсем невдомёк деловой детворе,
Что страшно ступать по синичьим следам,
И должен спешить и терпеть суету,
Порошу, как ангела тихого ждать,
Она же запрыгнет с порога в кровать,
И черную корку протянет ко рту.
Эхо
Пресный вкус от серебра,
Поцелуй смешной снежинки,
Собирает на поминки,
Снегирей гуртом зима.
Ниже луж седое небо,
Глубже сизая печаль,
Снегопадом укачать,
Усыпить чудную нежить,
Упокоить крик синиц,
Попытаться не заплакать,
Под грохочущую слякоть,
Целовать озон ресниц.
Поговорили
С каждой зимой всё страшней на дороге,
Дворник сиреневый смотрит в окно,
С лёту прорваться к огню не дано,
Вот и кукует на скользком пороге,
До одуревших февральских дождей,
Выманить хочет собак на прогулку,
И бородою метет переулки,
Что-то бормочет под гуд фонарей,
Только откройте защелку на фортке,
Выдохнет гулко всей дрожью дворов,
Сипло прошепчет: «Ещё не готов…»
Белым закатом потянется к стопке
На подоконнике и коньяком,
Бороду сизую смочит и сразу,
Вытравит кухонную заразу
Черной тоски и провалится ком
С неба на солнечное сплетенье,
Сплюнет три раза и слезы утрёт,
И никогда уже не умрет,
Солнечный зайчик в канун воскресенья.
Ночная стража
Клубками спят псы
на косе теплотрассы
Так жутко и тихо шевелится день
В закрытых глазах
Их лохматое братство
Зарю прозевало и дрыхнет теперь
Запрятав под морды озябшие лапы
Клубами белесыми тают в ветвях
А дальше светает и тучей патлатой
Срывается свора — свистит Волопас
Фейерверк
опять бессмысленно грохочет небосвод
опять покоя нет котам и деткам
без спроса нагло раздает конфетки
больной и старый в небе сумасброд
пророчество о будущей войне
в больной нужде привыкнуть к канонаде
и больше ничего уже не надо
как плыть за смертью по людской волне
так тихо после выдоха тритона
срыгнул на крыши ужасом салют
расходится тихонько люд
высмаркивая жизнь из дома
Псков
любимый город в солнечном сплетении
уже неузнаваемо родной
обещан шквал и в первом приближении
забрасывает волосы рукой
и локоть отставляет в полудреме
расчесывает патлы ивняка
река
валяются на склоне
и брюхо греют псы
наверняка
завалится с грозою и разгулом
северо-западный обнимемся и вспять
завертятся часы глядишь уснул он
под крыльями грачих и станешь ждать
до следующей грозы дышать озоном
и есть на завтрак творог с молоком
а где-то на валдайских склонах
он не оглянется как будто не знаком
Человечество
Человечество дело простое
Усмехнулся и вроде бы жив
Улыбнулся и тело пустое
Беззаботно отдал под ножи
За трудами веселья и грязи
