Журналист — отдается и продается. Он обязан писать не то, что видит и думает, а то, что от него требуют, да еще симулировать страсть и наслаждение, делать вид, что он так действительно думает, что это — его собственная правда.
Видимо, справедлив парадокс историка В. Ключевского: «О Пушкине всегда хочется сказать слишком много, всегда наговоришь много лишнего и никогда не скажешь всего, что следует» [138].
«В Союзе я диссидентом не был. (Пьянство не считается.) Я всего лишь писал идейно чуждые рассказы. И мне пришлось уехать. Диссидентом я стал в Америке. Я убедился, что Америка — не филиал земного рая. И это — мое главное открытие на Западе...» (3, 107)
И вдруг на последней странице этой трогательно-жалкой родословной оказывается квадратная фотография размером чуть больше почтовой марки. «Узкий лоб, запущенная борода, наружность матадора, потерявшего квалификацию. Это была моя фотография. Если не ошибаюсь — с прошлогоднего удостоверения» (4, 199).
Что произошло? Почему у него перехватывает дыхание?
