Оглавление

Как я службу служил

Как я службу начинал

Памяти полковника Трусова Ю. Д. — Бати.

Обучение в училище подходило к своему закономерному завершению.

Прошло четыре года с тех пор, когда я, желторотый и наивный парнишка, цепляясь за авторитет старшего брата, решил поступать вместе с ним в военное училище, поступил-таки — опять же, благодаря его заступничеству и авторитету — и учился вместе с ним до четвертого курса, но тоже — помогая ему косить от нарядов и всячески прикрывая его, и взамен получая от него помощь в освоении военных наук.

Однако после третьего курса наши пути разошлись. Брат решил пойти в вольные музыканты (предварительно получив на то благословении мамы — она же изначально ему сказала: «Отдашь долг Родине, сынок, и можешь потом сам решать — быть тебе потомственным военным или не быть»). Вот после третьего курса братик и решил. А я остался училище заканчивать — раз начал дело, стало быть, надо его до конца довести — так нас тоже мама учила. Но, честно говоря, к этому времени и я уже понял, что мои детские представления о романтике службы в армии, когда я вместе с отцом выезжал на полигон, наблюдал за службой солдат в гарнизоне, вместе с ними ел кашу, — подувяли. Да и время, когда я все это видел и переживал, было другое: то было в середине 80-х, а сейчас на дворе был 1998 год.

Потому, чем ближе приближался выпуск, тем упорнее я думал о том, что служба эта не для меня, и что сразу же по прибытии к месту назначения, подам рапорт об увольнении. Надо сказать, что таких как я, к моменту окончания училища было немало — кто был курсантом в те годы, понимают — почему.

Так вот.

А за полгода до выпуска преподаватели уже смотрели на нас, как на практически готовых офицеров. Все понимали, что госы, экзамены — это уже формальность: не выпустить тебя уже нельзя — ты хоть какой, но это училище уже закончишь, потому что все данные на выпускающихся офицеров поданы в Генеральный Штаб, про каждого выпускника уже там, наверху, известно, куда он пойдёт служить, куда едет, в какой гарнизон, и, конечно, поэтому на госах кому-то сказать «извини, ты не сдал» — такого не бывает. Зная об этом, все наши парни ходили руки-в брюки, плевали во все стороны, понимая, что осталась ерунда — полгода — и для них настанет нормальная, военная жизнь конкретно!

И на этом фоне нас учили, что самое главное, с чего начинается служба молодого лейтенанта, это представиться командиру части. Причём, ритуал — священный, никогда и никем не нарушаемый, и вообще — нарушишь — копец, копец, копец! Первым делом, где бы ни стояла часть, в какое бы захолустье ты ни попал, какая бы там ни была обстановка, ты должен явиться на рапорт в парадной форме: белая рубашка, галстук, золотые погоны — то есть, все на тебе должно блестеть, сиять — это твоя визитная карточка! Второе: ты должен представляться ТОЛЬКО командиру полка! Лично! В его кабинете! Один на один! И ритуал такой там: стучишься, заходишь, чеканишь шаг, должен выучить рапорт (вот прямо сейчас и начинайте учить!) — «товарищ полковник! лейтенант такой-то! выпускник такого-то училища! прибыл для прохождения дальнейшей воинской службы под вашим командованием!» Всё. Доклад закончил. И дальше на все вопросы командира части — коротко и четко. И дальше будет все нормально. Только так и никак иначе! Если так не представишься — всё: крест на своей дальнейшей службе поставишь. Потому с этого надо обязательно начинать: обязательно парадная форма, один на один, в кабинете и ровно такой вот доклад. Всё!

Стали мы учить. Правда, кто стал, кто не стал — а я выучил, проникся, отец, тем более военный, и я четко представлял, как всё это будет… Теперь об этом смешно вспоминать, зная, как это на самом деле у меня произошло.

Ну и вот. Прошли госы, шампанское там, вино, радости, отпуск, и вот настал срок — собрался я, наконец, следовать в часть.

А послали меня служить на Сахалин. В какую-то часть, которую я даже на карте не смог найти: искал-искал название — нет такого названия!

***

Прилетели мы вдвоём с товарищем на этот Сахалин. Я ехал туда, считая, что там ни людей, никого — одни части стоят и аборигены какие-то ходят. Не взял гражданку, даже ботинок не взял — одну форму: чего я там в гражданке ходить буду среди медведей!

Приезжаем — ё-маё! — аэропорт, клубы, пятиэтажки, девятиэтажки -ё-маё! — правда, света нигде нет. Спрашиваем — говорят: свет периодически отключают — два часа есть, два часа — нет: перебои с электроэнергией — ё-ё-ё-маё!

Товарищ говорит:

— Пойдём пивка попьём — прибытие отметим.

— Ну, пошли.

Подходим к ларьку.

— Ну, что — наше Питерское?

— Давай — наше Питерское.

Двадцать пять рублей!!! Ё-маё! В Питере семь рублей бутылка! — улетали. Прошло четырнадцать часов полёта — уже двадцать пять!

Ну, купили.

— С такими ценами пива не попьёшь…

— Да уж… это точно.

Ну и всё. Посидели вечером в гостинице, попили пива, а на утро товарищ должен был ехать в свою часть, я — в свою: мы в разные части попали.

Стал я у местных расспрашивать, где часть моя находится. Один мне говорит:

— Слухай сюда, сынок: сядешь в автобус — номер такой-то — и поедешь. Поедешь, поедешь, он будет долго ехать. Проедет один населённый пункт, потом другой, потом третий… потом поля-я-я-я, а потом начнётся часть — но это не твоя часть! — ты не выходи! — потом проедете, часть закончится, потом снова поля-я-я-я, потом снова часть — но ты не выходи!

Я уже начинаю напрягаться, думаю: «Ё-маё! Сколько же ехать?!» Спрашиваю:

— Сколько ехать-то?

— Да недолго — около часа. — А потом, — говорит, — вдруг раз! — и пятиэтажка появится. Будешь ехать — и такая пятиэтажка будет, как будто из леса будет торчать. Ни забора, ничего не будет видно — одна пятиэтажка. Вот это твоя, значит, часть. Ты и выходи.

Честно? Прибило это несколько меня. Думаю: «Вот это да! Вот это я попал!» Меня даже подташнивать начало от того, что я вообще не понимаю, где я нахожусь, куда мне ехать, и что меня ждёт на этой дальней Сахалинской земле. Только вчера сел в самолет, вышел… Ещё вчера был в Питере, по Дворцовке*[1] ходил, на закат смотрел. Специально прогулялся, посмотрел, подышал Питером… И тут, на тебе — какой-то Сахалин, где нету света, пиво дорогое, и черт знает, куда мне ещё ехать не понятно. Если бы я ещё на поезде ехал семь дней, я бы уже акклиматизировался, я бы уже горел желанием хоть куда-нибудь, но рвануть. А здесь…

Потому немного подташнивало меня от такого нервного напряжения. И главное: как бы не посрамиться — фу-у-у-! как бы не посрамиться перед командиром части! Так: парадка! белая рубашка! А жар-