Демон, — тень его густая грузно пала на ковёр — И душе из этой тени, что ложится на ковёр, Не подняться — nevermore!
й жук», «Бочка амонтильядо», «Берениса», «Морэлла», «Тень», «Падение дома Эшер» и «Золотой жук». Эдгара Аллана По сч
Сел бы важный, мрачный, хмурый, чёрный Ворон древних пор И назвался «Nevermore»?
Как зовут тебя в том царстве, где стоит Её шатёр?» Каркнул Ворон: «Nevermore». Изумился я сначала: слово ясно прозвучало,
Ты без рыцарского знака — смотришь рыцарем, однако,
Вышел статный, древний Ворон — старой сказки божество; Без поклона, смело, гордо, он прошёл легко и твёрдо, — Воспарил, с осанкой лорда, к верху входа моего И вверху, на бюст Паллады, у порога моего
То стучится бесприютный гость у входа моего — Поздний путник там стучится у порога моего — Гость, и больше ничего»
подумал: «То стучится гость у входа моего — Гость, и больше ничего».
«Адский дух иль тварь земная, — произнёс я, замирая, — Ты — пророк. И раз уж Дьявол или вихрей буйный спор Занесли тебя, крылатый, в дом мой, ужасом объятый, В этот дом, куда проклятый Рок обрушил свой топор, — Говори: пройдёт ли рана, что нанёс его топор?» Каркнул Ворон: «Nevermore». «Адский дух иль тварь земная, — повторил я, замирая, — Ты — пророк. Во имя Неба, — говори: превыше гор, Там, где Рай наш легендарный, — там найду ль я, благодарный, Душу девы лучезарной, взятой Богом в Божий хор, — Душу той, кого Ленорой именует Божий хор?» Каркнул Ворон: «Nevermore». «Если так, то вон, Нечистый! В царство Ночи вновь умчись ты» — Гневно крикнул я, вставая: «Этот чёрный твой убор Для меня в моей кручине стал эмблемой лжи отныне, — Дай мне снова быть в пустыне! Прочь! Верни душе простор! Не терзай, не рви мне сердца, прочь, умчися на простор!» Каркнул Ворон: «Nevermore».
И, вперяя взор пытливый, я с улыбкою тоскливой Опустился тихо в кресла, дал мечте своей простор И на бархатные складки я поник, ища разгадки, — Что сказал он, мрачный, гадкий, гордый Ворон древних пор, — Что хотел сказать зловещий, хмурый Ворон древних пор Этим скорбным: «Nevermore…» Я сидел, объятый думой, неподвижный и угрюмый, И смотрел в его горящий, пепелящий душу взор; Мысль одна сменялась новой, — в креслах замер я суровый, А на бархат их лиловый лампа свет лила в упор, — Ах, на бархат их лиловый, озарённый так в упор, Ей не сесть уж — nevermore! Чу!.. провеяли незримо, словно крылья серафима — Звон кадила — благовонья — шелест ног о мой ковёр: «Это Небо за моленья шлёт мне чашу исцеленья, Благо мира и забвенья мне даруя с этих пор! Дай! — я выпью, и Ленору позабуду с этих пор!» Каркнул Ворон: «Nevermore».