Оглавление

Глава 1. О пользе и вреде манной каши

Вчера Игорь всё-таки проговорился. За завтраком. Мама кашу варит, а я, брат и папа сидим как обычно за столом на кухне, пьём чай с бутербродами и смотрим по телеку всякую ерунду: рекламы, клипы разные. И вдруг отец как вскрикнет:

— Вот это ноги!

И показывает большой палец.

А я, как назло, отвлёкся, у меня масло с бутерброда в чай плюхнулось, и я его потихонечку ложкой вылавливал, пока Игорь не заметил. Не хотелось всем с утра настроение портить, а себе тем более.

Но папа вскричал столь экспрессивно, что я моментально про своё масло забыл, тем более, что уже практически всё его словил и незаметно на блюдце вылил. Разумеется, я тут же в телевизор уставился. А там! Ползут по экрану две длиннющие трубы, ну, приблизительно такие, как у нас во дворе недавно в сто лет назад разрытую канаву уложили.

Тянутся они, значит, а по ним ползёт с краю что-то тёмно-коричневое с белыми нашлёпками, медленно-медленно и до того жутко, как в фильме ужасов. Это потом выяснилось, что показывали всего-навсего рекламу каких-то дурацких колготок, а не нового ужастика, а тогда я этого ещё не знал, потому что звук мама как раз перед этим выключила, заявив, что у неё «голова разболелась от дикого шума». А я-то думал другое! Сижу, затаив дыхание, слежу, что с этими трубами дальше будет. А они всё никак не кончаются… и вдруг как переломятся! Я аж вздрогнул. А они дальше потянулись и коричневые пятна с белыми нашлёпками по бокам следом тащатся. Коварно так, зловеще. Ну, мне тогда так казалось. Я даже рот раскрыл от напряжения в ожидании взрыва или чего-нибудь этакого, какой-нибудь неожиданности, как это обычно в кошмарах происходит.

И дождался-таки. Брат пульт схватил и звук включил. На полную громкость.

Нет, только представьте, среди абсолютной тишины вдруг раздаётся дикий рёв!

Я аж подпрыгнул! И задел локтем папину руку. У папы ложка из руки вылетела и бульк в чашку Игоря! Горячий чай из неё выплеснулся брату в нос. Игорь как чихнёт! Прямо в лицо маме, она как раз тарелку с кашей ему подавала. Мама отпрянула и толкнула папу, он вместе со стулом отъехал к плите и рукой врезался в кастрюлю с манной кашей. Кастрюля слетела с конфорки, ударилась о стенку, отскочила от неё, опрокинулась, и каша брызнула папе на голову.

Вот вам и фильм ужасов! Папа, зажмурившись, трясёт головой, словно конь гривой, а жидкая манная каша, вулканической лавой стекает по его длинным тёмным волосам и капает на воротник. Игорь трёт обожжённый нос. Я стою на одной ноге в луже разлитого чая, поджав другую, словно цапля на болоте. Мама, привалившись боком к холодильнику, истерически хохочет, глядя, как папа растерянно подцепляет пальцем кашу с волос и автоматически отправляет в рот.

А телевизор продолжает надрываться:

— Мы подарим вам необычайные ощущения! Только с нами вы почувствуете всю полноту и радость жизни!

Игорь первым пришёл в себя, выключил звук и продекламировал:

— От Парижа до Находки мы растянем вам колготки!

— При чём здесь колготки? — не понял я.

— Эх, ты, — брат снисходительно щёлкнул меня по лбу. — Это же рекламу колготок показывали. Видал, какие ноги?

— Да уж, ноги — класс! — отмер папа. — Где они только такие нашли!

Мама сразу смеяться перестала.

— Да уж отыскали, — язвительно прошипела она. — Специально для тебя не пожалели усилий, дорогой. Чтобы ты в полной мере ощутил всю полноту и радость жизни и испытал не-о-бы-чай-ные ощущения! Ты испытал?

— Испытал, — покорно согласился папа, размазывая по щеке манную кашу.

— Вот видишь, напрасно мы рекламу ругаем, она привносит в нашу жизнь разнообразие, дарит то, чего нам так остро не хватает в нашей серой обыденной жизни. Ну где ещё несчастный горемыка может насладиться видом обалденных женских ножек, как не в рекламе колготок. Не на свою же колченогую жену ему любоваться!

— Так уж и колченогую, — смущённо пробормотал папа и неловко потянулся обнять маму.

Но та его гневно оттолкнула.

— Да не переживай ты, мама, у тебя ноги тоже вполне ничего, — попытался как-то исправить положение Игорь. Мы с братом всегда расстраиваемся, когда родители ругаются.

— А колченогие это колесом, да? Как у младенца соседского? Не, мам, нормальные у тебя ноги, почти даже совсем не кривые, так, самую чуточку, только вот тут у коленок, — внёс и я свою лепту, проинспектировав взглядом мамины нижние конечности.

Уж мы с братом знаем — обижать маму не следует. Себе дороже. И папа в курсе. Но у него в голове словно что-то заклинило, наверное, шок ещё не прошёл, потому что он обиженно проворчал:

— Ноги, ноги… у меня от вашей каши все волосы слиплись.

Но мама после наших с братом заверений, кажется, ещё пуще завелась.

— Давай я тебя подстригу, милый, — ехидно предложила она, прекрасно осознавая, что её слова ввергнут папу в ужас, он, какбиблейский Самсон, ревниво оберегает свои пышные волнистые локоны до плеч и при одном взгляде на ножницы готов упасть в обморок.

— А ты помой их, — посоветовал я. — С шампунем.

Мне стало жаль папу. В самом деле, женщины иногда бывают просто невыносимы. Попробуй обидь их, даже не нарочно, так они начнут мстить тебе до скончания века. Я раньше этого не замечал, а в последнее время стал обращать внимание. Во-первых, меня Игорь просветил, во-вторых, на себе испытал. Недавно Тане Сорокиной дохлую мышку подложил в портфель для смеха, так что потом было! Мы с другом Денисом (это он её принёс, у него кот её поймал на даче) думали посмеяться, а пришлось поплакать. Да ещё как! Скажете, мальчишки плакать не должны? Только посмотрел бы я на вас после того, как вам сначала вырвут на голове половину волос, а потом треснут по вспухшей лысине злосчастным портфелем так, что из него вывалится эта самая мышь и свесится вам на нос, брр… А потом начнут придираться к вам две недели подряд…

— Что? Мыться?! — папа в панике вскочил и забегал по кухне.

Второе, чего боится папа, это мыть голову. Ему кажется, что от частого мытья она непременно полысеет.

— Можно парик нацепить, у тебя есть парик?

— Не, парик испачкается, — возразил Игорь. — К тому же каша из-под парика всё равно на воротник протечёт. Так что в данном случае альтернативы нет.

— Ничего не поделаешь, пап, придётся тебе душ принять, — заключил я. — А знаете, почему волосы мягкие? Потому что они без костей!

— Это у некоторых язык без костей, — мама всё ещё злилась.

До папы, наконец, дошло, какой он допустил промах, и он попытался его как-то исправить:

— А знаете, у кого самые длинные ноги?

— У жирафа! — у меня не было в этом сомнений.

— У бывшей баскетболистки сборной России Екатерины Лисиной — 132 сантиметра! Представляете? А у Марии Шараповой 121 сантиметр!

Зря он это ляпнул. Мама тут же взвилась:

— Ах вот для чего ты рулетку в кармане носишь! Чтобы всем… женщинам ноги измерять!

— Да я просто в магазин ездил за рейкой! Мне же надо было длину проверить!

Вот тут-то Игорёк и проговорился:

— Да разве это ноги, — говорит, — Вот у моей девушки ноги, это да! Из ушей растут!

Мы все так рты и пораскрывали. Первой вышла из ступора мама.

— У какой девушки? — подозрительно осведомилась она.

— Ну, уж они никак не могут быть лучше, чем у нашей мамулечки, — фальшиво пропел папа и наигранно бодро попытался похлопать маму по коленке.

— Как это из ушей? — изумился я.

— А так, — папа подул на ушибленную руку, мама оттолкнула её, и та ударилась о ножку стола. — Взяли и выросли ноги из ушей, свисают вместо серёжек, ничего особенного, подумаешь, девочка-мутант.

Я совсем растерялся. Как представил себе подобную особу.

— А как же туловище? И руки где?

— А руки растут из коленок, — пожал плечами папа. — Или нет, скорее на голове, вместо волос. Как у Медузы Горгоны, помнишь такую?

Медузу Горгону забыть невозможно: злая физиономия, а на голове клубок шевелящихся змей.

— Неужели тебе такая уродина нравится? — вскричал я с отвращением.

Игорь бросил уничижительный взгляд на папу.

— Сам ты… Горгона. С этой кашей на волосах очень похож!

— А как зовут твою девушку? — вкрадчиво поинтересовалась мама.

Игорь покрылся красными пятнами. Дело в том, что до сих пор о девчонках он отзывался исключительно пренебрежительно. И вдруг выясняется, что у него, оказывается, есть девушка. Но делать нечего. Вот чего у моего старшего брата не отнять, так это смелости, за что я его уважаю. Он мгновенно ощетинился.

— Лена! — ответил он с вызовом.

— И давно вы с ней дружите? — продолжала допрос мама.

— Давно, недавно, какая разница, — легкомысленно заметил папа.

Мама взглядом посоветовала ему замолчать и принялась дотошно выяснять интересующие её детали:

— А сколько ей лет? Где вы познакомились? Какого цвета у неё волосы? В каком классе она учится?

— Ты ещё спроси, сколько конкретно сантиметров и миллиметров в её ногах, которые, как мы уже выяснили, растут у неё прямо из ушей!

Папа, похоже, решил проявить мужскую солидарность с сыном, но затронул болезненную для мамы тему. Увидев, что маму снова перекосило, он попытался шуткой сгладить свой промах:

— Интересно, а как она уши моет, ноги ей не мешают?

Но было поздно, маму почему-то сегодня выводило из себя одно упоминание о чьих-то ногах.

— А тебя, конечно же, исключительно ноги интересуют! — вскипела она. — Всё равно чьи и какие!

— Не всё равно какие! — запротестовал папа. — Но согласись, если у невесты сына ноги растут из ушей, это впечатляет, хотелось бы взглянуть.

— Ну ещё бы! — фыркнула мама. — Тебя хлебом не корми, только дай посмотреть на девичьи ножки!

— Нет, я не поэтому, — стушевался папа. — Просто, вдруг Игорь чего-то не разглядел, и они у неё растут не из ушей, а… из носа например. Представляешь картину: голова, — он нарисовал руками в воздухе круг, — огромный нос, а из него… свешиваются…

Он не договорил, мы с мамой громко засмеялись. А Игорь вспыхнул, вскочил, оттолкнул стул и вперился в папу горящими глазами.

— Ты! Ты!

У него не было слов. Папа и мама опомнились. Попросили у Игоря прощения. А тот принял решение, которого при других обстоятельствах мы бы не дождались никогда.

— Вот я приглашу её к нам, и сами убедитесь!

Разумеется, мы все с радостью согласились. Маме хотелось увидеть девочку, растопившую доселе неприступное сердце сына, папа мечтал полюбоваться на эти самые ноги из ушей, а я жаждал рассмотреть столь необыкновенные уши. Мне эта Лена представлялась не обыкновенной школьницей, а неким фантастическим созданием с огромными лопушиными ушами и свисающими из них вроде варёных вермишелин, мягкими, длинными, ножками. Я даже нарисовал её портрет.

Брат, узрев моё «произведение искусства» впал в исступление.

— Мало мне отца, — бушевал он, — ещё малявки всякие будут надо мной издеваться!

— Ничего я не издевался, — обиделся я. — К твоему сведению, художник имеет право на своё видение! И никто не смеет рвать его произведение!

— Вот и видь про себя! А рисовать всякую чушь я тебе запрещаю! — голосил Игорь. И отобрал у меня все чистые листы. И карандаши.

Но я никак не мог успокоиться и принялся набрасывать портреты его крали ручкой прямо в тетради по математике. Сижу на уроке и черкаю, про всё на свете забыл. Меня мучил вопрос, куда пристроить туловище девушки? Если ноги растут прямо из ушей, то по логике тела вообще нет! И где шея? А руки? Вот я и комбинировал то так, то эдак. Так увлёкся, что не сразу почувствовал, что меня в бок толкают. Подскочил только от чувствительного щипка.

— Ты что? — набросился я на Настю, свою соседку по парте. — Больно же!

— Что это за каракатиц ты рисуешь? — поинтересовалась она, опасливо покосившись на оглянувшуюся на мой невольный вскрик учительницу.

— Не каракатиц, а невесту моего брата, — брякнул я не подумав. И прикусил язык, но, как говорится, слово не воробей, спохватился я поздно.

— Невесту? — глаза у Насти загорелись. И почему девчонки всегда так интересуются всякими невестами и женихами? — Дай посмотреть! — и она вырвала тетрадь у меня из-под руки.

— А как её зовут? А сколько ей лет? — посыпались на меня вопросы. Устроила допрос, прямо как мама брату.

— Какая разница? — прошипел я и попытался отобрать тетрадку, но не тут-то было.

— Если она уже взрослая, то почему у неё на голове такие огромные банты? И ленточки свисают слишком длинные. Или ты просто не умеешь рисовать?

— Сама ты не умеешь, — огрызнулся я и дёрнул тетрадь к себе. — Это не ленточки.

— А что? — не отставала Настя, продолжая изо всех сил удерживать листок, так что тот затрещал.

— Ноги!

— Что?!

— Ноги! Если хочешь знать, у девушки моего брата совершенно обалденные ноги! Они у неё из ушей растут! — неожиданно для себя горделиво заявил я. Чем сразил Настю наповал. У неё даже пальцы разжались, и я смог, наконец, вернуть свою законную собственность.

— Из ушей?!

— Прутиков! Короткова! — учительница постучала указкой по столу. — Короткова, как тебе не стыдно, ты пыталась списать у Прутикова, а ещё отличница!

Настя вспыхнула.

— Жадина! — презрительно пробурчала Таня Сорокина, сидевшая позади нас. — Ему бы только мышами девочек пугать.

Ну, этого только мне не хватало! Теперь начнёт распространяться, что я отказываюсь помогать одноклассникам. Волей-неволей пришлось мне на перемене оправдываться. Вот и получилось, что я, сам того не желая, выдал тайну брата. Весь класс узнал про его девушку и то, что у неё ноги из ушей растут.

Денис, естественно, тут же в меня вцепился как клещ.

— А ты её видел? А ноги у неё и правда такие длинные? А сколько сантиметров? А знаешь, самые длинные ноги в мире у этой… как её… в общем, один метр двадцать восемь сантиметров!

Вот ещё один математик нашёлся. Своими сантиметрами всех девчонок в классе переполошил, они только и делали весь оставшийся день, что изучали нижние конечности друг друга. А чего там рассматривать, на мой взгляд почти у всех них ноги одинаковые — тонкие палочки с шишками на месте коленок. А потом такая каша заварилась, куда там манной!

Глава 2. Розовый фламинго и зелёная фифа

Девчонки и на следующий день не угомонились.