Именно в правление Мурада появились тимары – земельные наделы, выдававшиеся в обмен на обязательство по несению военной службы. Держатель тимара (владельцем тимара оставался султан) был обязан выставлять одного конного воина на каждые три тысячи акче годового дохода
Когда говорят о жестокости османов по отношению к мирному населению, забывают добавить, что жестокость эта проявлялась только там, где османов встречали с мечом в руке.
Бо́льшую ценность для историков представляет первый сон Османа, приснившийся ему в доме шейха Эдебали после чтения Корана. Увидев во сне ангела, предсказавшего ему и его потомкам великую славу, Осман принял ислам.
Осман-бей не мог заглядывать в будущее, да еще и так далеко. Он просто делал то, что мог и должен был делать, – умело использовал предоставлявшиеся ему возможности.
Начнем с плохого – в 1571 году османский флот потерпел сокрушительное поражение от объединенного флота католических европейских государств Европы в морской битве при Лепанто. Из 277 османских кораблей было потеряно (потоплено или захвачено противником) 224! Потери противника при этом составили всего 15 галер. Правда, флот был быстро восстановлен, а в последующие годы османам удалось завоевать Кипр, находившийся в руках венецианцев (1573), и изгнать из Туниса испанцев (1574), которые постоянно туда вторгались, считая эти земли своими. Турецкие историки любят приводить фразу, сказанную великим визирем Мехмед-пашой венецианскому послу: «У Лепанто вы нам всего лишь подстригли бороду, а вот мы отрубили вам руку, захватив Кипр». Но так или иначе, разгром при Лепанто был тревожным звонком, которому в Стамбуле не придали значения.
В 1578 году началась очередная война османов с персами. Согласно легенде, Мурад Третий решил воевать с ними, поскольку хотел превзойти своего великого деда и совершить то, что
двенадцатилетней войны, которая опустошила и без того скудную казну государства, к Османской империи перешли большая часть Восточного Азербайджана[135] с Тебризом, всё Закавказье, Курдистан, Луристан[136] и Хузестан[137]. Получив эти земли, Османская империя оказалась в положении крестьянина, который на последние деньги купил быка и теперь не знает, как ему купить зерно для посева.
У многих авторов можно прочесть, что Сафие-султан была дочерью венецианского губернатора острова Корфу[131] Леонардо Баффо. Это не так. Сафие была албанкой незнатного происхождения. Ее купила для своего племянника Мурада Михримах-султан, дочь султана Сулеймана Первого и Хюррем-султан. Сафие попала в гарем шехзаде Мурада в 1563 году, когда ей было тринадцать лет, а Мураду – семнадцать. В 1566 году Сафие родила своего первенца Мехмеда. Сафие получила такую власть над Мурадом, что тот до 1583 года не имел ни жен, ни других наложниц. Двадцать лет его ублажала одна лишь Сафие, и это не могло не внушать беспокойства валиде-султан Нурбану. С одной стороны, Нурбану-султан не хотела уступать сына невестке, а с другой – из всех сыновей, рожденных Сафие, выжил только шехзаде Мехмед. Единственный наследник – это большая опасность пресечения династии, но, несмотря на все уговоры матери, Мурад отказывался брать других жен. Дошло до того, что Нурбану-султан обвинила Сафие в том, что она при помощи колдовства сделала Мурада равнодушным к другим женщинам. После этого Мурад принял в дар от своей сестры двух красивых наложниц. Возможно, что он сделал это с согласия Сафие, которой не хотелось чрезмерно обострять отношения со свекровью. С 1583 года число султанских наложниц начало расти, а Мурад стал проводить в гареме много времени. Примечательно, что сам Мурад пополнением гарема практически не занимался, наложниц ему поставляли валиде-султан, покупавшая красивых девушек оптом, а также Сафие, которая ни в чем не хотела уступать свекрови. Порожденный ими спрос привел к резкому возрастанию цен на столичном невольничьем рынке. Если в 1575 году красивую девственницу можно было купить за двести золотых монет, то в 1590 году приходилось выкладывать от двух до трех тысяч! В конечном итоге Мураду пришлось перестраивать гарем, чтобы хватило места всем наложницам, которых у него было более ста двадцати