Ирина Агапова

12 моментов грусти

Книга 3. Каравелла всех надежд

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Ирина Агапова, 2019

Роман «12 моментов грусти» — это мой реквием по ушедшей навсегда эпохе. 20 век, СССР, как жилось, как любилось. Книги «Июльское утро» и «Есть имя у дождя» повествуют о подростках, школе, о таинствах первой любви, о целом мире чувств и эмоций, о самых красивых и поэтичных отношениях, о грусти, одиночестве и первых разочарованиях, о становлении характеров молодых людей и о разнообразных испытаниях, выпадающих им в судьбе. А также поднимают вопросы о морали, чести и нравственности.

18+

ISBN 978-5-4496-1924-2 (т. 3)

ISBN 978-5-4496-1875-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. 12 моментов грусти
2. Весна
   1. Одиночество
   2. Подснежники, нарциссы и ландыши
   3. Параллельная реальность
   4. Зачарованные весной
   5. Весна под запретом
   6. Береги отношения — иначе будешь беречь воспоминания
   7. Услышьте мое молчание
   8. Сомнение
   9. Прозрение
   10. Первый день после детства
3. Лето 1976
   1. Выпускные экзамены
   2. Аттестат зрелости
   3. Выпускной бал
   4. Каравелла всех надежд
   5. Никогда не говори «никогда»

У тебя, так же, как и у меня, Есть каравелла всех надежд…
Дни пробегут, как тени, Поверив сонной лени, Не потеряй её явления…
Не потеряй…

Весна

Одиночество

Время неслось с безжалостной скоростью, унося дни за днями. Снова Яну захлестнула череда бесконечных серых школьных будней, пугавших своим однообразием.

Вокруг нее образовалась зияющая пустота. Худшие опасения полностью оправдались: она осталась одна. Вадим тщательно избегал ее и старался не попадаться на глаза. Сташевский изводил своим полным равнодушием. Он все время смотрел в окно совершенно отрешенным взглядом. С одноклассниками разговаривал сквозь зубы, все в его облике выражало скуку и раздражение. Он еле сдерживал зевки и всем своим видом показывал, как окружающие его достали. Но из всего класса, казалось, его больше всех раздражала Яна, и если она случайно попадала в поле его зрения, то Алик с гримасой отвращения отворачивался от нее. Она, конечно, все это замечала, понимая, что он пытается просто насолить ей, но все равно было чертовски обидно.

Роберт снова исчез, и непонятно было, когда он появится на горизонте. Эти дни для Яна были невыносимой пыткой. Мучительные сомнения и жажда встречи с любимым изматывали ее, лишая душевных сил и покоя. При этом в школе начались такие нагрузки, что не хватало времени на обиды и выяснения отношений. Вечерами, уткнувшись в подушку, девочка просто тихо плакала от охватившего ее одиночества и накопившейся в сердце грусти.

Но от всевидящего материнского ока ничего не могло укрыться.

— Ну и что это ты притихла? Ходишь какая-то пришибленная последнее время. Что опять случилось? — Дина Павловна смотрела на дочь, не скрывая тревоги и беспокойства.

— Мам, это все из-за тех злосчастных японских ручек. Мы все переругались, — сокрушенно вздохнула Яна. — Скажи, может быть, я сделала что-то неправильно, подарив одинаковые подарки Сташевскому, Вадиму и Денису Владимировичу? Каждый из них подумал, что это только для него, ну, и началось…

— Что началось? — удивилась мама.

— Сташевский отказался участвовать в олимпиаде по истории и снова ненавидит меня, Вадим меня избегает, а Денис Владимирович вообще считает, что зря со всеми нами связался. Да еще и Роберт с ним разбирался… Теперь я осталась совсем одна…

— Все понятно, детский сад какой-то, — улыбнулась Дина Павловна. — Ничего такого ты не совершила, каждый из них тебе нравится по-своему…

— Ага, ничего, — вдруг проснулся Аркадий Семенович. — Они ведь могли передраться все. Яна, так не надо больше поступать. Лучше бы ты никому ничего не дарила, в противном случае определись, кто из них тебе по-настоящему дорог…

— Вот, мужская психология собственника, — возмущенно воззрилась на мужа Дина Павловна и уперла руки в боки. Но тут же совсем другим голосом продолжила. — Доченька, что ни делается — все к лучшему. Я тебе всегда говорила, что надо отличать главное от второстепенного. Что сейчас главное? Какая цель у тебя?

— Говоришь со мной, как с маленькой! Знаю-знаю. Закончить с отличием школу, получить медаль и поступить в институт, — как заученный урок, пролепетала Яна.

— Вот видишь, и ты успешно идешь к цели, а это главное. Поверь, все остальное сейчас неважно. В жизни ничего не бывает случайным. И я считаю, совсем не случайно тебя все оставили в покое. Теперь ты будешь уделять больше времени главным целям. Ты должна все силы сейчас бросить на учебу. У тебя все образуется, ты же умница! — мама погладила ее по волосам и поцеловала.

— Да, мне и Роберт часто говорит: «Делай что должен, а там будь что будет»!

При любом упоминании о Роберте Янины глаза начинали светиться счастьем. И она всегда с удовольствием повторяла сказанные им фразы.

— Правильно! Здесь я с ним согласна на все сто. Но все же, доченька, надо поговорить по поводу Роберта. Неужели ты ревешь все время из-за него? — мама вздохнула. — Он появится, вот увидишь. Не грусти!

— Да, но вопрос — когда?

— Перестань. Он очень странный, мы до сих пор о нем ничего не знаем. Но коль скоро он стал опять заходить к нам в дом, хоть и обещал… — она осеклась. — Мы должны знать, кто он вообще, этот Роберт Гудковский. Я так и не в курсе, чем он занимается. Где работает, думает ли учиться. Есть ли у него какие-то планы на будущее. Темная лошадка. Появляется только когда ему удобно и ведет себя как собака на сене. Ты знаешь, создается впечатление, что он «пасет» тебя издалека. Как только кто-то рядом с тобой появляется на горизонте, он тут как тут.

— Ты же его сама спровадила! — с горечью напомнила ей Яна.

— Он не из тех, кого так легко спровадить. Он все равно делает по-своему. Вот скажи мне, ты что-нибудь про его семью знаешь? Кто его мать, отец, чем они занимаются? Ты же ничего про него не знаешь! Внешность — еще не все!

— Да, он ничего не рассказывает! И, кроме всего, появляется, как ясно солнышко, и я сразу обо всем на свете забываю. Мне абсолютно все равно, кто он и чем занимается. Я его принимаю таким, какой он есть, — и лицо ее просияло.

— Смотри, Яна, он тебя не оставляет в покое. В конце концов, надо знать, чем он зарабатывает на жизнь и кто его семья. Это как дважды два: каждая девушка должна знать эти вещи о своем парне. Может быть ему есть что скрывать?

Яна только пожала плечами и сделала вид, что не нашлась с ответом, хотя в душе понимала, что мама совершенно права.

— Ма, мне надо заниматься. Я все поняла.

И быстро укрылась в своей комнате.

_________

Роберт под вечер вернулся из Одессы. Усталость накопилась за долгий трудный день, ломило тело, впрочем, как всегда после таких поездок. Зайдя в дом, он с трудом разделся и в изнеможении опустился на табуретку. Мама подошла к нему и погладила его по голове, как в детстве. Он вздрогнул и прижал к губам ее загрубевшие от работы руки. Мать накормила его ужином, добрые усталые глаза смотрели на сына с тревогой и любовью, а натруженные руки со вздувшимися венами, нервно теребили фартук. Под этим взглядом он ощутил себя совсем маленьким, в душе все перевернулось, его захлестнула волна жалости и нежности к ней, и от этого чувства на глаза навернулись слезы.

— Спасибо, родная, — он обнял ее. Женщина погладила его шершавой ладонью по щекам.

— Иди отдохни, сыночек, — ему показалось, что мать украдкой смахнула слезинку.

Роберт заснул сразу, будто провалился в бездну. Ему снился сон, будто после неудачного побега из колонии, его схватили охранники и поволокли в карцер. Там его связали и приковали цепью к стене. Он не мог двигаться и еле сдерживал стоны обжигающей боли от врезавшихся в тело оков. Дверь открылась с противным гнетущим скрипом, полоснувшим его по нервам. В подвал, наклонившись, вошел Ворон. Со злобной усмешкой, уставившись на узника, он вдруг, неожиданно ударил того ногой в живот. Согнувшись, юноша упал на бетонный пол, а его мучитель начал с наслаждением, жестоко и методично избивать обессиленное тело плетью, пока не увидел, что пленник провалился в забытье.

Очнулся Роберт крепко-накрепко привязанным к кровати, с плотной повязкой на глазах. Рванулся что было мочи, пытаясь освободится, и услышал злой издевательский смех Ворона. Страх ледяными клещами сковал душу, дрожь сотрясла измученное тело, но не так от боли, как от беспомощности.

— Что будем с ним делать? — тихо спросил Ворон у своих невидимых соратников. И хор сиплых, сорванных голосов ответил ему:

— Пытать, пытать, пытать!

Едва не закричав от охватившего его ужаса, Роберт заскрежетал зубами и вдруг почувствовал, как ему на лоб начали падать редкие капли воды. Капля за каплей стекали по лицу и шее, разбиваясь о лоб. Звук их падения от еле различимого постепенно превращался в разрушительно-громовой, доводя до умопомрачения. «Это древняя китайская пытка водой», — промелькнула мысль в его воспаленном мозгу. Господи! Мука была невыносимой, сводила с ума и лишала воли. Почувствовав, что теряет рассудок, он подскочил от собственного крика.

Крик, показавшийся во сне таким громким, на самом деле был его стоном. С ноющим чувством под ложечкой Роберт сел на кровати и потер лицо руками. Страшно болела голова. Ночной кошмар частично перешел в реальность: снаружи по крыше и оконному стеклу барабанил косой дождь. Юноша с трудом поднялся и, шлепая босыми ногами, поплелся на кухню. Порылся в аптечке, нашел таблетку анальгина, запил водой. Посидел немного на кухне, прислушиваясь к шуму дождя, тиканью часов на стене, ночным мистическим скрипам половиц. Головная боль немного утихла и он вернулся в постель. Чтобы как-то отвлечься, Роберт предался мечтаньям о Яне и не заметил, как заснул снова.

Он не мог понять, то ли вокруг просто темно, то ли у него завязаны глаза, но это его совсем сейчас не тревожило. На уровне подсознания он понимал, что происходящее — всего лишь сон, но все было как будто по-настоящему. Теплые, скользящие вдоль его тела нежные руки, манящие губы, которые он горел желанием поцеловать. Лицо любимой было так близко, что чувствовалось ее дыхание. Роберт наклонился и прикоснулся к ней в поцелуе, с трепетом ощущая сладкий вкус ее губ. Она лежала под ним абсолютно нагая, распластав свои рыжие кудри по подушке. Странно, но он совершенно реально ощущал тепло и все изгибы ее тела. Желание овладело им столь сильно, что он слетел со всех тормозов и подчинился основному инстинкту. Вдруг он совершенно отчетливо услышал стон, вырвавшийся из ее груди. Все разорвалось внутри него. Роберт распахнул глаза, инстинктивно обведя комнату удивленным взглядом… Вздохнул.

— Весна, началось, не будет мне покоя, — и поднялся, стараясь сдержать возбуждение. Посидел немного на постели, слушая, как просыпается дом, хлопают двери в комнатах, как мама тихо переговаривается с отцом и гремит посудой на кухне. Дождь закончился. Где-то недалеко по ухабам проехала машина, разбрызгивая лужи. Вздохнув, Роберт улегся на спину, закинув руки за голову, и мечтательно уставился в потолок.

За завтраком Эдик решил прочитать брату нотацию:

— Ты можешь хотя бы три месяца поработать на одном месте? Снова ездишь в Одессу… Я понимаю, что фарцовкой ты зарабатываешь хорошие деньги, помогаешь родителям. Но ты же не живешь сам по себе, ты же существуешь в обществе.

— Да отстань ты. Я не хочу и не буду работать слесарем! И плевать я хотел на это общество!

— А не работать и быть спекулянтом престижней? И если все на тебя плюнут, ты знаешь, что будет! А вдруг тебя поймают на фарцовке и опять статью дадут? Мать находится на грани. Все время глаза на мокром месте, я же знаю, что это из-за тебя. Мало ей досталось в жизни? Пять лет жила рабыней в немецком плену.

При упоминании о матери Роберт не выдержал, стиснул зубы до боли в челюстях, стукнул кулаком по столу, так, что все чашки подпрыгнули. Схватил сумку со своим товаром, выскочил из дома, на ходу накидывая дубленку и шарф.

Несмотря на холодную промозглую погоду, в воздухе уже пахло весной. Роберт никак не мог понять, с чем у него ассоциируется этот особый запах, который так будоражил душу, наполняя ее сладкой щемящей тоской. Солнце слепило глаза непривычно ярким светом. Юноша зажмурился. Как же он любил самое начало весны, несмотря на слякоть и грязь! Особенно когда чувствуется на лице ветер, уже не по-зимнему колючий и холодный.

«Жизнь так быстротечна, словно талая вода! Красота — и та меркнет от неумолимого времени! Надо жить сейчас, наслаждаться каждым мгновеньем. А брат мне все время талдычит про слесаря…» — с обидой засопел Роберт, чувствуя, что способен на что-то большее, грандиозное и значимое. Ведь он любит жизнь, свободу и независимость, ему претят любые рамки. Энергия распирает его, он жаждет знаний и ему интересно абсолютно все. Роберт вспоминал, как в колонии с жадностью читал каждую книжку, попадающую ему в руки, и мечтал вместе с ее героями. Все существо его стремилось к знаниям и протестовало против судьбы, распорядившейся столь жестоко. Как же он сожалел сейчас, что ему не дано было учиться… Боже! Как жаль потерянного времени…

Он глубоко вдохнул в себя свежий весенний воздух, и бледное замученное лицо начало принимать блаженно-спокойное выражение. Однако ни свежесть, ни сияние радостного весеннего дня не могли вернуть ему душевного равновесия. Юноша быстро шел по улице. Время словно остановилось. Напряжение, которое держало его тело и мозг, достигло невероятной силы. Оглядевшись, он только сейчас заметил, что оказался в начале Пушкинской. Взгляд скользнул вдоль аллеи, убегавшей до самой «Снежинки». Старые, совершенно голые деревья с торчащими во все стороны ветками навевали только тоску и грусть! Несмотря на солнечный день, настроение все равно было испорчено.

Роберт старался не жить ни прошлым, ни будущим, а только настоящим, и радоваться каждому дню, солнцу, свободе, любви, здесь и сейчас. И это было его защитной реакцией на несовершенство мира. Прошлое давило своей мрачностью, будущее было прозрачным и неопределенным, а настоящее его совершенно устраивало. Парень вдруг остро осознал, с чем у него ассоциируется запах весны: весна пахнет свободой! Он заставил себя улыбнуться. «Свободен!» — ликовала его душа. Встряхнув своей светлой шевелюрой, словно сбрасывая, неприятные мысли, он уверенной походкой зашагал к «Снежинке».

Возле кафе в это время еще никого не было. Роберт потоптался в нерешительности, обдумывая, что делать, и неожиданно увидел Лелю с Вероничкой. Парень обрадовался и помахал им рукой. Девчонки, улыбаясь, направились в его сторону.

— Роберт, привет!

— Привет-привет! Вот и весна пришла! У меня есть курточки для вас, как раз по сезону.

— А сколько стоят? — поинтересовалась Вероничка.

— Сто пятьдесят рублей, но если сразу несколько купите, то можно и за сто сговориться.

— Ты еще побудешь здесь? — спросила Леля. — Я позвоню и сразу тебе скажу.

— Да, я подожду, — кивнул Роберт.

Леля побежала звонить Рыбе.

— Марина, я сейчас возле «Снежинки», встретила Роберта, у него есть какие-то куртки на продажу, он сказал, если сразу несколько купим, цена будет по сто рублей.

— Езжайте ко мне домой, только не говори ему, что вы ко мне. Как только он придет, сразу же уходите. А с куртками разберемся потом, ты все поняла? — с каким-то возбуждением в голосе наставляла ее Марина.

— Поехали, Роберт, померим курточки. Если подойдет, будем брать, — улыбнулась Леля.

Молодые люди запрыгнули в троллейбус и через пару остановок сошли возле ЦУМа. Разговаривая, незаметно подошли к подъезду пятиэтажного дома и поднялись на второй этаж.

Едва Роберт увидел Рыбу, глаза его презрительно сощурились.

— Здравствуй, Марина! Если бы я знал, что идем к тебе, ни за чтобы не согласился. Но поговорим позже, раз уж я здесь.

— Да ладно тебе, Роберт, — с напускной непринуждённостью махнула рукой Марина и посмотрела на Лелю с Вероникой многозначительным взглядом. — Давайте мерьте, и будем думать, что делать. Мне как раз нужна куртка на весну.

Роберт открыл сумку и достал вещи. Девочки надели их и начали вертеться возле зеркала в прихожей.

— Вероничка, тебе идет, как на тебя шита, — заметила Леля.

— Да, надо брать. Как раз, то что я хотела, — поддакнула ей Вероника.

— Роберт, мы пойдем за деньгами, скоро вернемся, — Леля взяла подругу за локоть и подмигнула Рыбе.

— Только недолго, — попросил парень, недовольно морщась. — У меня еще масса дел.

Рыба закрыла за девочками дверь и подошла вплотную к Роберту.

— Я беру, мне нравится.

Глаза ее блестели каким-то лихорадочным блеском. Она взяла куртку из его рук и, зайдя в спальню, быстро стала срывать с себя одежду. Ноздри ее раздувались от возбуждения, грудь прерывисто вздымалась. Закончив разоблачаться, она выпрямилась и на секунду взглянула на себя в зеркало. Почти идеальная фигура. Высокая грудь, тонкая талия, длинные ноги, только бедра немного широковаты. Марина в каком-то сумасшедшем порыве надела на голое тело куртку и еще раз посмотрелась в зеркало. Ее трясло как в лихорадке. Еле сдерживая возбуждение, набрала в легкие воздуха и решилась…

Роберт сидел на диване и со скучающей миной смотрел телевизор. Рыба картинным жестом открыла дверь и голая вышла из комнаты.

— Я вся твоя! — торжественно произнесла она и, ничуть не смущаясь, эффектным движением стриптизерши сняла куртку.

Роберт вздрогнул от неожиданности, глаза его удивленно округлились. Оценивающим холодным взглядом он смерил Марину с ног до головы и затем с отвращением произнес:

— Одевайся, ты мне омерзительна! — И отвернулся.

— А ты! А ты… — Рыба, не ожидая такого поворота, совершенно с ошарашенным лицом заморгала своими белесыми глазами, задохнувшись от возмущения и от сдавившего ей горло спазма. Закрыв лицо руками, она согнулась и заскочила боком назад в спальню.

— Дура! — вслед ей крикнул Роберт, лихорадочно собирая свои вещи.

Хлопнув входной дверью, он кубарем скатился с лестницы и выскочил на улицу. Сердце бешено колотилось. Внутри еще продолжали клокотать, бурлить и кипеть непонятные ему страсти. Роберт попытался взять себя в руки, но не смог погасить охватившее его не то раздражение, не то возбуждение… Грудь его теснили противоречивые чувства. Он был в смятении.

— Вот дура, — еще раз в сердцах пробормотал он себе под нос и, замотав шарф вокруг шеи, без раздумий заспешил к Жене.

__________

В субботу утром Яна с мамой направились на рынок за продуктами. С вечера был заготовлен целый список, и, следуя его очередности, они пошли выбирать мясо.

За прилавком в мясном ряду стояла толстая румяная тетка в грязных нарукавниках, натянутых прямо на зеленое ватное пальто. Мама выбрала кусок говядины с косточкой, стала торговаться с ней и сбивать цену, а Яна со скучающим видом рассматривала снующих по рынку людей. Вдруг ее взгляд остановился на беременной женщине, силуэт которой показался ей знакомым. Яна вздрогнула. Это была Даша.

— Мама, — она дернула маму за рукав. — Посмотри, какой срок беременности у этой женщины, ты можешь определить на глаз?

— Яна, что за глупости, я занята, — Дина Павловна обернулась и мельком взглянула на Дашу.

— Мисяцив пьять-шисть, кажись, — ответила за нее толстая тетка, проворно заворачивая маме мясо в газету.

Яна кивнула ей в знак благодарности и задумалась. Вот почему Дашки нигде не было видно. Она, очевидно, вышла замуж и оставила Роберта в покое.

— С чего это ты спрашивала про ту женщину? — спросила мама, кладя в авоську свою покупку.

— Она приставала к Роберту, — с презрением фыркнула Яна. — Но, видимо, потом вышла замуж и забеременела.

— Она некрасивая, — констатировала Дина Павловна. — Так, идем за картошкой, потом домой.

Подснежники, нарциссы и ландыши

Перед 8 Марта в школе все ходили в предвкушении чего-то радостного и необычного. Ярче светило солнце, свежий ветерок нес в себе влажные весенние запахи талого снега, мокрой коры деревьев и еще зарождение чего-то нового, что будоражит кровь и обостряет фантазию. Просто, наверное, в воздухе витало весеннее настроение. Мальчики загадочными задумчивыми взглядами смотрели вслед девочкам, а те шушукались по углам, обсуждая мальчишек.

Собираясь утром в школу, Яна с грустью думала, что в свете последних событий ей, скорее всего, никто ничего не подарит. Она старалась отвлечься и не зацикливаться на этом, чтобы окончательно не портить себе настроение.

Девушка как всегда опаздывала и подбежала к школе вместе со звонком на урок. Ее удивлению не было предела, когда она увидела Вадима, стоящего у ворот. Яна уже хотела проскочить мимо, но парень с улыбкой окликнул ее:

— Куда это ты так несешься? Привет!

— Привет… — тихим эхом повторила она, радуясь встрече с ним и улыбаясь в ответ.

— Вот, это тебе, — Вадим вытащил руку из-за спины и протянул ей букетик нежных белых подснежников.

От неожиданности Яна просто задохнулась. Глаза ее засветились радостью, и в порыве она поцеловала его в щеку. Парень расцвел в счастливой улыбке. Бережно держа цветы, как нечто одушевленное, хрупкое и драгоценное, девушка поднесла их к лицу, чтобы ощутить нежный аромат.

— Божественно, — вздохнула она и подумала, что он, должно быть, тоже скучал по ней.

— Бежим, — Вадим схватил ее за руку, и друзья галопом заскочили в вестибюль.

Навстречу им, как назло, шла Надежда Александровна. Не сговариваясь, ребята хором поздравили ее с 8 Марта. Завуч заметила подснежники в руках у Яны и уставилась на них. Девушка растерялась и посмотрела на Вадима.

— Мы опоздали, потому что я поздравлял Яну. Мне не хотелось, чтобы подснежники завяли, — смотря прямо в глаза учительнице, заявил Полянский.

Надежда Александровна улыбнулась одними глазами и мягко сказала:

— Идите в класс.

— Наверное, она подумала, что мы подснежники отдадим ей, — тихо произнесла Яна.

— Ну, размечталась, — усмехнулся Вадим. — Мы ей конфеты купили. На большой перемене идем ее всем классом поздравлять.

Яна прыснула от смеха.

— Мы тоже.

Девушка открыла дверь в кабинет и вошла, держа в руке подснежники. Шел урок биологии, который вела их классный руководитель Наталия Ивановна.

— Росина, даже 8 Марта ты умудрилась опоздать! — пожурила ее учительница. — Я вижу, тебя уже успели поздравить.

Все взгляды переместились на Яну, и та, как всегда, покраснела. Сташевский хмыкнул и отвернулся. Наталия Ивановна поздравила всех девочек с праздником, и тогда Юлька вытащила из-под парты коробку конфет, которую достала на базе Чучина мама.

— Наталия Ивановна, — елейным сюсюкающим голосом начала говорить Волкова, подобострастно глядя на нее. — От всего класса, от всей души, от всего сердца поздравляем вас, любименькая вы наша, вторая мама, с 8 Марта.

Яну чуть не стошнило от такого подхалимства. Лицо Алика Сташевского тоже исказилось от отвращения.

— Ой ты боже мой, мы сейчас все заплачем от умиления, — не выдержал Сашка Погодин.

— Наталия Ивановна, — сказал Олег Харченко, — мы вас просто любим, и будьте вы нам здоровы и счастливы.

— Горько! — крикнул Сашка Погодин, и все дружно рассмеялись.

— Поздравляем! Поздравляем! — загалдел класс.

— Спасибо, мои дорогие! — Наталия Ивановна прослезилась. — Какие вы у меня все хорошие! Я вас всех тоже люблю. Давайте не будем ждать большой перемены. Девочки, подойдите к моему столу и смотрите на доску. А мальчики положите подарки на парты.

Девочки отвернулись. С трепетом и волнением ожидая, когда можно будет посмотреть, что им подарили.

— Раз, два, — считала Наталия Ивановна вместе с женской частью класса, — два с половиной, два с четвертиной, четвертина обрывается, три начинается… три!

За их спинами слышалась беготня и суета. Напряжение достигло пика. Послышались нервные смешки.

— Все, можно поворачиваться, — дала команду учительница.

Девчонки повернулись. На своей парте Яна отчетливо увидела букет желтых нарциссов, и сердце сладостно забилось. Не надо было даже гадать чей это подарок. Кроме всего, только ей сегодня подарили цветы, что было вдвойне приятно. Кроме нарциссов, на Яниной парте лежало еще несколько подарков. Оглянувшись на класс, она пыталась угадать, кто из мальчишек ее поздравил.

Она осторожно взяла в руки букет нарциссов, поднесла к лицу и зажмурилась, упиваясь их восхитительным сладковато-медовым запахом. Каким-то боковым зрением уловила на себе внимательный прищуренный взгляд Алика Сташевского, с интересом и волнением наблюдавшего за ее реакцией. Яна повернулась к нему, но парень не пошевелился, а с какой-то хищной жадностью продолжал смотреть на нее. Перехватив его взгляд, Яна увидела рядом с букетом поздравительную открытку, где его красивым аккуратным почерком было выведено стихотворение:

Нарцисс

Этот гордый весенний цветок

Безусловно красив, но совсем одинок.

Стройный стебель, нежный лист,

Благоухает наш нарцисс.

— Я красивей всех цветов, —

Спорить с каждым он готов.

Наклонившись над водой,

Всегда любуется собой.

Даже без открытки Яна бы поняла, кто подарил ей эти цветы. Кто же еще мог сделать подарок с намеком! Она развела руками, улыбаясь лишь уголками губ.

— Сташевский! Ты эти стихи написал себе, потому что я — твое отражение! Ты такой же нарцисс, как и я!

Он словно ждал такой ее реакции и, хмыкнув, отвернулся к окну.

В классе все разговаривали, обсуждая подарки; в воздухе витало праздничное настроение. Заниматься никто не хотел. Наталия Ивановна вздохнула и сказала:

— Давайте договоримся, что весеннее настроение вы оставите для перемены, а сейчас вернемся к нашей теме.

Но до конца урока она так и не смогла добиться от класса внимания.

Яна все время прижимала нарциссы к губам, вдыхая их необычный аромат, Сташевский украдкой наблюдал за ней. Глаза его вспыхивали каким-то необычным светом каждый раз, кода он видел, как девушка жмурится от удовольствия. На перемене Яна подошла к нему в надежде, что удастся восстановить нормальные отношения.

— Как только я увидела нарциссы, сразу догадалась, что это ты мне подарил. Я люблю первые весенние цветы. Спасибо тебе, кстати, и за стихи тоже.

Он стоял с высоко поднятой головой, словно Цезарь, и взгляд его был устремлен в окно, как на арену, где проходили гладиаторские бои. После этих слов Алик медленно повернулся к ней, словно про себя решая, казнить или помиловать.

«Помиловать! Помиловать!» — кричали ее глаза.

Сташевский с минуту смотрел на нее, не отрывая взгляда. Яна ничего не смогла прочесть на его лице. Пауза затянулась. Наконец он с трудом заговорил:

— Нарциссы тебе идут, это твоя суть. Ты никого не любишь, кроме себя, и не знаю, способна ли вообще на это чувство, — процедил парень сквозь зубы.

— Напрасно ты так думаешь, я как раз очень даже способна, — мысленно усмехнулась Яна, думая о Роберте.

— Тебе так только кажется, — снова хмыкнул он, словно прочитав ее мысли. — Если тебе надо будет принять кардинальное решение, ты его примешь в свою пользу, ты никогда не будешь женой декабриста. Да ладно, — уже мягче продолжил он, и Яна интуитивно поняла, что он простил ее. — Если ты хочешь взаимности, нельзя все время получать. Надо и отдавать. Все должно быть по справедливости.

— Все-то ты про меня знаешь! Ну а как же то, что любовь должна быть безвозмездной, и любить надо не за что-то, а вопреки? А неразделенная любовь? Где же тут справедливость?

— Ты начиталась классики девятнадцатого века, а сейчас у нас на дворе век двадцатый, и у нас равноправие, — сразу же нашелся Сташевский.

Яна не хотела с ним спорить, потому что была рада уже тому, что он снизошел до разговора с ней.

На уроках сидеть совсем не хотелось, было мучительно скучно, особенно когда взгляд падал на подснежники и нарциссы, стоящие на парте в стакане с водой. Хотелось скорее вырваться на улицу.

Весь день Яна переглядывалась со Сташевским, но перекинуться словечком им больше не удалось. На большой перемене в класс заглянул Вадим. Увидев рядом со своими подснежниками букет нарциссов, он метнул недобрый взгляд на Алика.

— Яна, сегодня в два факультатив по истории! Не забудь. — И сразу же ушел.

Уроки закончились, все разошлись по домам, остались лишь посещающие факультатив. Неожиданно остался и Алик Сташевский, несмотря на свое заявление, что ему неинтересна олимпиада. Яна очень обрадовалась и не скрывала этого.

Через несколько минут в класс стремительно вошел Денис Владимирович, сверкая своей лучезарной улыбкой.

— Всех девочек с 8 Марта! — радостно воскликнул он. — Как-то даже и неудобно заниматься в такой день.

— А давайте перенесем на завтра, а сегодня отметим? — с радостью предложил Вадим.

— А как будем отмечать? — поддержала его Юлька.

— И куда пойдем? — тут же завторила ей Таня.

Яна вдруг совершенно спонтанно заявила:

— А что? Я здесь рядом живу. Родители придут только в шесть, можно и ко мне. У меня есть бобина c концертом «Юрайя Хипп». Послушаем и потанцуем.

Денис Владимирович мечтательно закатил глаза. Ему совсем не хотелось сегодня проводить факультатив.

— Это удобно? — на всякий случай спросил он, внимательно глядя на Яну. Та кивнула. Все остальные безумно обрадовались. Как по команде быстро собрались и всей дружной компанией направились в гости к Яне.

— Проходите, располагайтесь — сказала девушка, когда все зашли в квартиру.

— Можно мы с Таней организуем чай? Я знаю, где у тебя что находится, — Юлька выжидающе посмотрела на хозяйку.

— Да, конечно, чувствуйте себя как дома.

— А это тебе, Яна, — шепнул Денис, чтобы никто не слышал. — Это книжка Александра Казанцева «Фаэты», тебе понравится, я знаю. — И, улыбаясь, пояснил: — Казанцев один из моих любимых советских писателей-фантастов. После этого романа ты наверняка захочешь прочесть все его книги, которые попадут тебе в руки.

— А много у него книг? — спросила Яна.

— Я точно не знаю, но я еще читал «Пылающий остров», «Полярная мечта» и «Льды возвращаются». Но я уверен, что это твоя стихия. Это современный писатель-фантаст, он еще живой и пишет новые книги. Ему сейчас лет семьдесят.

— Спасибо огромное, — Яна с интересом рассматривала книгу. — Вы так много знаете, с вами очень интересно!

Тем временем, Хиппник открыл крышку пианино и придвинул поближе стул.

— Надо просто быть любознательным, вот и все, — улыбнулся он. — Давай сыграем в четыре руки. Смотри: фа — соль — ля — си-бемоль — си-бемоль — ля — соль — фа — фа, — он показал ей квадрат. — Играй все время в лупе [1], не останавливаясь, а я тему. Ну, поехали, «Шокин Блю», «Венера».

Яна начала, он вступил за ней и запел. За ними подхватили и все остальные.*

Сташевский сидел в стороне один на диване и наблюдал за ними издали. Но по тому, как он притопывал ногой, складывалось впечатление, что все же он участвует в общем веселье. А вся компания между тем с остервенением орала «Venus» на английском, коверкая слова:

— Шис, гари, ё бэйби шис гари

— Вэл…, ам ё Винес

Ам ё фая… джоо дизая

— Вэл…, ам ё Винес

Ам ё фая… джоо дизая

А..ааа..аааааа

Кайф был неимоверный, эмоции зашкаливали. Насмеялись и накуражились…

— Алик, ну теперь ты что-нибудь сыграй! — попросила Яна.

Сташевский заморгал и замотал головой, протестуя.

— Я играю только классику, это совсем не к месту.

— Садись и сыграй, Алик! — чуть ли не приказывая, обратился к нему Денис Владимирович. — За десять лет твои одноклассники могут тебя послушать, хотя бы один раз!

Сташевский нехотя поднялся с дивана, сел за фортепиано, задумался, нерешительно притронулся к клавишам. Его длинные красивые пальцы дрогнули и неуверенно взяли несколько аккордов. И вдруг совершенно неожиданно обе руки запорхали над клавиатурой словно две большие птицы.

Он играл Шопена, «Ноктюрн №20». Все слушали затаив дыхание. Музыка лилась нежно и проникновенно, как стекают в реку ручейки ранней весной, серебристым журчанием переливаясь от мощного форте к нежному волнующему пиано, наполняя комнату чудесным хрустальным звучанием. Яна представила, как первые травинки пробиваются сквозь проталины и тянутся к солнцу, все трепетало у нее внутри. Лицо Алика стало одухотворенным и каким-то не по возрасту серьезным. Яна окинула взглядом ребят, завороженно стоящих возле пианино, видела, что они с интересом и в то же время с удивлением внимают великолепной игре Сташевского. И когда тот напоследок пробежался легкими переливами по клавишам и взял последнюю ноту, словно поставил точку в конце предложения, в комнате воцарилась полная тишина. Потом все одновременно зааплодировали. Даже Вадим воздержался от комментариев, ему нечего было сказать.

Денис Владимирович не мог скрыть своего восторга и удивления.

— Я не ожидал, Алик! Говорят, если человек талантлив, он талантлив во всем. Полная гармония ума и тела. Ты меня поразил! Молодец! Я бы еще хотел послушать.

Сташевский помолчал, потом посмотрел на всех присутствующих.

— Может быть, из джаза что-нибудь?

— Играй то, что ты хочешь, — подбодрила его Яна, боясь спугнуть. Ей очень хотелось еще насладиться его великолепной игрой. Если бы сейчас Сташевскому вдруг вздумалось стать музыкантом, то и здесь бы он преуспел на все сто! Все более поражаясь, Яна смотрела на него во все глаза, он не прекращал удивлять.

Тем временем Алик вошел во вкус и уже ни капли не стесняясь, начал играть легендарную джазовую вещь Дюка Эллингтона «Караван». Он играл с наслаждением и куражом, импровизируя на ходу. Чувствовалось, что он сам получает удовольствие от игры.

Денис был в полном восторге.

— Алик, я снимаю шляпу! Такие гармоничные личности встречаются очень редко, у тебя великое будущее.

— Да ладно вам дифирамбы петь, — совершенно без пафоса хмыкнул Сташевский. — Я думаю, я найду свое место под солнцем.

— Идемте пить чай, — тихо позвала Юлька, — уже все готово!

Что-то изменилось за последние полчаса. Молодые люди словно прозрели, стали добрее друг к другу, как будто и не было никакой вражды и соперничества между ними.

— Красота и музыка спасут мир, — задумчиво произнес Вадим.

Пили чай, переговаривались тихо, обсуждали планы на будущее — кто куда думает поступать, — переживали за предстоящие экзамены. Обстановка была дружелюбной и располагала к приятному общению.

— Будем слушать «Юрайя Хипп», концерт «Return to Fantasy» или как? — между прочим, решил осведомиться Денис Владимирович.

— Конечно, что за вопрос? — обрадовалась Яна.

Хиппник помог ей вставить бобину и включить магнитофон.

Первые аккорды вступления знаменитой баллады «Год или день» ворвались в комнату, заполняя ее мощным звучанием.

Денис Владимирович подошел к Яне и взял ее за руку, приглашая на танец.

— Давай попробуем, — наклоняясь поближе к ее уху, сказал он. — Слушай меня, я веду.

Яну затрясло мелкой дрожью. Ей было все труднее сохранять имидж невозмутимой и уверенной в себе девушки. Она едва кивнула головой, соглашаясь. Сташевский и Вадим, как по команде, повернулись в их сторону и застыли, наблюдая.

Проникновенный и мощный голос Дэвида Байрона звенел, заражая своей энергией и драйвом.

Ребята разбились по парам. Сережа Орлов танцевал с Таней Сидоренко, а Вадим — со своей одноклассницей Олей. Юлька подошла к Сташевскому, но он отказался танцевать с ней. Та обиженно поджала губы, села в кресло и старалась не смотреть на танцующих, чтобы не портить себе настроение. Алик же, наоборот, следил за каждым движением историка и Яны. А пара, между тем, к великому сожалению Сташевского, смотрелась очень даже гармонично. Яна любила танцевать, особенно с хорошим партнером, который чувствовал музыку и мог импровизировать. Звуки гитары Мика Бокса будоражили кровь, заставляя сердце стучать быстрее в такт ударным.

Партнеры сразу же приноровились друг к друга. Яна ловила малейшее движение Дениса, и у них получалось очень слаженно и красиво. Музыка проходила через каждую клеточку, наполняя энергией душу и тело. Молодые люди выполняли все движения одновременно. Шаг, разворот, вот Яна прогнулась назад, а Хиппник наклонился над ней. Он вел, и она полностью подчинилась музыке его тела. Девушка танцевала с таким упоением, что Алик Сташевский подался вперед, жадно наблюдая за каждым ее движением. Но танцующие, казалось, ничего не замечали вокруг. Попав во власть ритма, они прижались друг к другу и раскачивались в такт музыки.

Сташевский неожиданно для всех встал и выключил магнитофон. Парочки остановились в оцепенении и глядели на наглеца с недоумением.

А тот с напускной непринужденностью махнул рукой.

— Что за скукотища такая — медляк! Давайте драйву зададим и побесимся все вместе, — и стал перематывать бобину на первую песню.

Денис вдруг встрепенулся и с сожалением отпустил Яну. Все верно, ведь он учитель и здесь все его ученики. Ему, как никому другому, надо было соблюдать приличия, и криво улыбаясь, он кивнул Алику в знак согласия.

— Правильно, давайте побесимся!

Образовав небольшой круг в центре комнаты, молодежь энергично задвигалась под ритмичную музыку, совершенно произвольно, давая телу свободу действий. Тем не менее, некоторые с опаской наблюдали за Сташевским, уже зная его непредсказуемую натуру. Но тот пока держал себя в рамках. Минуты через три он неожиданно встал столбом посередине круга и начал слишком уж энергично хлопать в ладоши, мотать головой из-стороны в сторону, встряхивая волосами. По всему было видно, что Алик входит в раж, поскольку в этот момент его правая нога вдруг задергалась и стала отбивать ритм с каким-то диким остервенением. Юлька с Вадимом переглянулись в предчувствии, что сейчас возможно что-то начнется. Остановившись перед Яной, и не отрывая своего странного гипнотического взгляда от ее лица, Сташевский вдруг начал выделывать руками восьмерки в воздухе, прямо у нее над головой. При это, он смотрел на нее так, как будто что-то замышлял. От его взгляда девушка вся похолодела. Неожиданно для нее и, скорее всего, для самого себя Алик подскочил к ней, схватил ее за запястья и завел руки за спину, прижимая к себе. Но, поймав ее перепуганный взгляд, резко отпустил и отскочил в сторону, как ударенный током. Неотрывно смотря на Яну, Алик попятился в коридор и через минуту пулей выскочил из квартиры, хлопнув входной дверью. Вся компания от неожиданности вздрогнула.

— Он больной на голову, я говорю вам, — с возмущением пробурчал Вадим.

— Да, все гении были сумасшедшими, — тут же поддакнула Юлька.

— Он не в себе, — вторила ей Танька.

— А по-моему, ему просто крышу сносит, — предположил Сережа Орлов, многозначительно посмотрев на Яну.

Та сразу же покраснела, но в тоже время ей стало невыносимо жалко Сташевского, она готова была бежать за ним следом…

— Ребята, уже поздно, пора расходиться, — Денис решил взять ситуацию под свой контроль. — Я поговорю с Аликом.

— Опять этот Сташевский обломал нам кайф, — с досадой буркнул Вадим.

Ребята попрощались и ушли.

Позвонила мама.

— Яночка, мы прямо с работы едем к бабушке. Она приготовила ужин, а деда нам всем — подарки. Так что ты приходи к шести.

— Спасибо, мамочка, приду.

В доме сразу стало скучно и непривычно тихо. Яна сидела за письменным столом, подперев голову руками, и листала книгу, подаренную Денисом Владимировичем. Она старалась отвлечься от грустных мыслей, назойливо лезущих в голову и будоражащих ее. Непонятное поведение Сташевского, загадочные взгляды Хиппника, вздохи Вадима… Но больше всего она переживала из-за того, что ее до сих пор не поздравил Роберт. И все же маленькая надежда на его появление еще теплилась в ее душе.

Звонок в дверь вывел Яну из задумчивого равновесия. От неожиданности она подпрыгнула на месте, инстинктивно догадываясь, кто сейчас стоит в подъезде. Она метнулась в прихожую, мельком заглянула в зеркало, на ходу поправляя растрепанные и торчащие в разные стороны непослушные кудри, и рванула дверь.

Роберт стоял, облокотившись одной рукой на стену. Застигнутый врасплох, вздрогнул, увидев ее.

— Детка, ты меня напугала, — сказал он, внимательно разглядывая Яну своим пытливым пронзительно-синим взглядом. — Ты кого-то ждешь?

— Тебя, тебя я жду, — смотря на него во все глаза, выпалила Яна и схватив за руку, затащила его в комнату.

На мгновение он растерялся, не ожидая такого бурного приема. В одной руке он держал новенький пакет с напечатанным на нем пачкой сигарет «Мальборо», а другой пытался достать оттуда что-то. Наконец ему удалось вытащил из него букетик ландышей, аккуратно упакованный в целлофан.

— Это тебе. Из всех весенних цветов только ландыши подходят тебе. Такой же нежный, чистый и хрупкий.

— Спасибо, — тихо произнесла она, а внутри у нее все затрепетало, радость распирала грудь, ей хотелось кричать и ликовать от счастья.

Он прочел все эмоции по ее горящим глазам. Улыбнулся и бережно поправил ей волосы, задержав лицо в своих ладонях.

— Идем пить чай, — и сам направился на кухню поставить чайник. — Я принес твоей маме коробку конфет «Птичье молоко». Передашь ей, если мы разминемся.

Вода быстро закипела, и чайник издал жалобный протяжный свист. Роберт выключил горелку, потянулся за заваркой и замер, переведя взгляд на Яну. Девушка бережно держала в руках букетик ландышей. Крохотные белые бубенчики качались на длинных тонких стеблях и словно звенели, источая робкий аромат. С каким-то благоговением она поднесла цветы к лицу и зажмурилась, вдыхая нежный весенний запах. По ее лицу блуждала блаженная улыбка.

— Мои любимые… Ты знал… Ты всегда теперь мне их будешь дарить весной…

Влюбленные стояли друг против друга — она, почти еще ребенок, такая нежная и беззащитная, как хрупкие ландыши, которые прижимала к груди, и он, молодой мужчина, успевший повидать жизнь и в полной мере познать горечь потерь и разбившихся надежд. Они стояли и неотрывно смотрели в глаза друг другу, как в зеркальное отражение.

На мгновение Роберт закрыл глаза, словно пытался отложить увиденную картинку в ячейку памяти и сохранить свое выстраданное годами и принадлежащее только ему зыбкое мечтание, глубоко сидящее у него в сердце, чтобы никто не смог посягнуть на него.

Яна бережно опустила букетик в маленькую вазочку и, набрав воды, поставила на крышку пианино. Белые бубенчики ландышей, похожие на жемчужины, трогательно и беззащитно смотрелись на черном фоне.

Роберт подошел к ней и обнял за плечи. Наклоняясь, убрал волосы с ее шеи и, обдавая горячим дыханием, прошептал на самое ухо:

— Маленький, ты изменила мой мир.

От его слов Яна вздрогнула, ее кожа покрылась мурашками и отстранившись, она резко повернулась к нему. Роберт намотал на палец ее локон и притянул к себе, глаза его пылали и он с откровенным желанием смотрел на ее губы:

— Делай со мной что хочешь! — чуть хрипло произнес он.

Девушка придвинулась к нему, подняла голову и потянулась к его лицу. Роберт не шелохнулся. Затаив дыхание, он ожидал ее дальнейших действий. Ее пальцы легонько заскользили по его груди, вызывая дрожь во всем теле. Он замер от предвкушения того, что она предпримет. Яна совершенно не давала отчета своим действиям, голова кружилась, и не было даже обрывков мыслей, словно она провалилась в какую-то черную бездну и все чувства сразу же обострились, сладкой истомой пронизывая ее насквозь.

Она спонтанно подтолкнула Роберта к дивану. Юноша лег, откинувшись на подушку, закрыл глаза и нервно сглотнул. На его щеках заиграл пунцовый жаркий румянец. Яна попыталась стянуть с него свитер. Он приподнялся и поднял руки, помогая ей. Она прижала ладони к его груди, ощутив под рубашкой выпуклые крепкие мускулы. Их глаза встретились, и между ними промелькнуло что-то пронзившее их насквозь, как вспышка молнии. Ее пальцы невольно заскользили по пуговицам его рубашки, обнажая грудь. Он посмотрел ей прямо в глаза и, поймав руку, до боли сжал пальцы, мягко сказав:

— Не надо.

— Но я же делаю что хочу? — удивленно спросила Яна.

— Я хотел видеть, как далеко ты зайдешь! — улыбнулся Роберт.

— Я зашла далеко?

Он ничего не ответил.

Яна положила голову ему на плечо и, затаив дыхание, провела пальцами по волосам и лицу, умирая от нежности к нему. Роберт не прикасался к ней. Лежал неподвижно, боясь шевелиться и даже дышать, полностью отдавшись ее власти, но сердце предательски выпрыгивало из груди. Одну руку он подложил под голову, а другая нервно подрагивала в воздухе, готовая в любой момент прижать ее к себе. Набухшая на лбу жилка дрожала и пульсировала, как всегда, когда он нервничал или был взволнован. Яна потрогала ее пальцами и прижалась губами.

Неожиданно его рука скользнула по спине, остановилась на талии и вдруг начала опускаться ниже. Яна вздрогнула и замерла.

— Не бойся, — тихо сказал он и отдернул руку, — я никогда не сделаю того, чего тебе не хочется. — А про себя подумал: сколько он еще может быть таким целомудренным с ней?

— Привяжи меня, — вдруг сказал он.

— Что? — удивилась Яна, приподнимаясь и смотря на него своими огромными удивленными глазами.

— Привяжи, чтобы мои руки не сделали ничего лишнего и я не жалел потом об этом, — он вымученно улыбнулся.

— Поцелуй меня, — одними губами прошептала Яна, парализованная странным, непонятным желанием.

Он приоткрыл глаза, вздохнул и слегка покачал головой. Она отстранилась и села, согнув плечи. Потом сокрушенно промолвила:

— Я все время думаю о тебе. Это так мучительно, когда мысли только о тебе и днем и ночью — да что там, каждое мгновение…

Роберт резко встал.

— Милая, если бы ты только знала, как мне дорого все, что происходит между нами, каждая минута, проведенная с тобой, — он с нежностью посмотрел на нее. — Я вижу все изгибы твоего тела, но не могу дотронуться до них, хотя и очень хочу. Красота тела может привлечь, но лишь красота души может удержать. Иди сюда.

Роберт притянул Яну к себе и обнял. Лицо его стало задумчивым, он начал говорить, словно делился с ней своими мыслями:

— Мне казалось, что я в какой-то момент стал бездушным чудовищем. Мир настолько жесток, что, совершив однажды ошибку, можно потерять себя навсегда. Говорят: если бы не упал, не встал бы, если бы не увидел тьмы, не оценил бы и света… Я благодарен судьбе, что она мне даровала встречу с тобой. Я люблю, люблю тебя, детка. И это дает мне силы двигаться дальше. Я хочу всей душой, чтобы ты была моей, но я не знаю, не понимаю еще, имею ли на это право. Я должен измениться, изменить себя, достигнуть чего-то в этой жизни, более значимого, я чувствую в себе силы, чувствую, что способен на большее… Я ищу, ищу себя, свое место под солнцем, чтобы быть достойным и соответствовать… И не то чтобы я боялся взять ответственность за свои поступки, за физическую близость… Но я боюсь ранить твою душу и не осознал еще, имею ли я вообще основание врываться в твою безгрешную жизнь. Я хочу, чтобы ты приняла решение сама, но не сейчас, а когда уже будешь более взрослой и сможешь трезво оценить ситуацию… Сейчас общаются наши души, а тела… тела потом…

Яна украдкой посмотрела на любимого. Глаза его были полны грусти, он выглядел расстроенным, от обычного самоконтроля не осталось и следа.

Телефонный звонок пронзил тишину в самый неподходящий момент, когда хотелось так много сказать. Оба вздрогнули от неожиданности.

— Это мама. Меня ждут. Все собрались у бабушки на ужин.

— — — — —

[1] Луп (англ. loop петля, кольцо) — фрагмент звуковой или визуальной записи, замкнутый в кольцо (петлю) для его циклического воспроизведения.

* She’s got it

Yeah baby she’s got it

Well, I’m you Venus,

I’m your fire at your desire

Well, I’m your Venus

I’m your fire at your desire

Параллельная реальность

Жизнь, как прекрасна и удивительна жизнь! Господи, как же радостно на душе! Она сказала «люблю»! Как же хочется жить!

Он шел, душа его ликовала, от восторга хотелось закричать на всю улицу. Сердце учащенно колотилось, глаза лихорадочно блестели, нежность теплой волной разливалась по всему телу, растапливая остатки неуверенности в завтрашнем дне и закрывая дверь в прошлое.

И словно не было в его жизни хмурых, недобрых лиц и потерянных лет, не было разочарований и крушения надежд. Все изменилось, и теперь он желал лишь быстрее наверстать упущенное.

Человек не ценит, то, что ему дано, и жалеет только тогда, когда теряет…

Но Роберт сейчас не хотел думать об этом. Ему вспомнились слова отца, сказанные в качестве напутствия в день, когда он вышел из колонии: «Никогда не возвращайся в прошлое. Все, что было, принимай как бесценный опыт. Главное, делай правильные выводы и не повторяй одних и тех же ошибок. Надо идти вперед, не оглядываясь назад. А тот, кто тебе будет нужен, обязательно встретится на пути. Смотри вперед — и все получится!»

Отец, всегда молчаливый, надломленный жизнью, репрессированный поляк, отпахавший на каторжных работах и подорвавший там свое здоровье, если что-то и говорил, то всегда к месту.

И он будет смотреть только вперед… И ни шагу назад.

Роберт шел по знакомым улицам, своим привычным маршрутом, ветер развевал его волосы, и казалось, что прохожие улыбаются ему ободряющими улыбками, словно были посвящены в его мысли и чувства.

День клонился к закату, уже остро ощущалась весна, она заявляла о себе пахучим сырым воздухом, журчанием ручьев, проталинками с кое-где показавшимися травинками и веселой мартовской барабанной дробью капели. «Кап-кап», — стучали капли под окнами, «Кап-кап», — падали с крыш домов и деревьев. «Кап-кап… кап-кап, скорее бы, скорее». Хотелось тепла, зеленой травы, цветущих деревьев, а еще первых хрустящих пахучих огурчиков со сметаной… Роберт блаженно зажмурился и вздохнул полной грудью пьянящий весенний воздух.

Он направлялся к Сереге в «Белую Акацию», где его ждали Борис и другие ребята. С Серегой они в последнее время приторговывали вещами на пару. Роберт ездил в Одессу на «толчок», Серега давал ему часть денег, а потом они вместе реализовывали товар.

В это время, Чуча с подружками сидела в «Акации» и уплетала бутерброды. Увидев, вошедшего в бар Роберта, она чуть не подавилась. Глаза ее блуждали в поисках Яны, но ее нигде не было, и Светка поняла, что Роберт пришел один. Толстушка заерзала на месте, пригнула голову и попросила девчонок прикрыть ее. Заняв наблюдательный пост, толстушка принялась пристально следить за ним.

— Ты его знаешь? — с восторгом спросила Вика, сидевшая с ней за столиком и не сводившая глаз с Роберта

— Да, — ответила Света, — он ходит с моей подружкой.

— С какой? — спросила другая девочка.

— С Яной Росиной, — с гордостью ответила Чуча.

— Боже, он такой красавец! — мечтательно закатила глаза Вика.

— Я знаю, что он одно время ходил с Наташей Голубевой.

— Не ходил, а трахался, и еще ее обижал сильно, — ответила Вика. — Мне Наташка жаловалась. Потом с Дашей Савельевой путался, а она та еще штучка, с кем только она не была. Кстати, Дашка не замужем, а беременная, может, даже и от него. И говорят, сейчас он живет с одной женщиной, у которой есть ребенок.

Глаза Чучи все больше и больше округлялись от изумления. Она слушала все эти сплетни раскрыв рот, стараясь не пропустить ни слова.

— Я знаю, что Дашка беременная и живет сейчас в деревне. Но не может быть, чтобы от него…. Яна сказала, что она вышла замуж, — толстушка просто не могла поверить своим ушам.

— Она точно не замужем, я с ней виделась недавно, — заявила Вика. — Но она не призналась, от кого ребенок.

— А женщина, с которой он сейчас? Кто эта женщина? С каким ребенком? А сколько женщине лет? — выспрашивала Светка.

— Говорят, лет тридцать, а то и больше, — с презрением скривилась Вика.

— Боже мой… Она же совсем старая! — Чуча была в шоке. — Не может быть. Он любит Яну.

— Может, он и любит Яну, но трахается с другими, — заключила Вика.

— Откуда ты все это знаешь? — с возмущением спросила Чуча.

— Я школьная подружка Наташки Голубевой и соседка Дашкиной старшей сестры, — улыбнулась ехидно Вика. — Так что сведения достоверные! И может быть твоя Яна в пролете вообще. В Робина все девчонки города влюблены и я, между прочим, не исключение. Да только… толк с того…

Светка онемела от услышанного и некоторое время сидела совершенно пришибленная, хлопая ресницами и переваривая обрушившуюся на нее информацию.

Роберт тем временем подошел к Сереге. Они зашли в подсобку, пересчитали деньги и разделили.

— Я думаю нам надо перестраиваться и начинать зарабатывать большие деньги с меньшими усилиями, — Серега протянул ему кофе с бутербродом. — Сейчас повышенный спрос на золото. Изделия маленькие, а стоят намного дороже, чем шмотье, и еще навар в два раза больше. Ты же видел, ювелирка на Пушкинской всегда пустая. Как товар привозят, сразу раскупают, да в основном по своим все и расходится, а простому люду так ничего и не достается. Золото только из-под полы и можно достать.

— Ну а где брать-то его? — откусывая бутерброд, спросил Роберт. — Краденное?

— Нет. Я с ворьем не хочу связываться, — поморщился Серега. — Надо по селам близлежащим помотаться, райцентрам, подмазать продавщиц и все скупить на корню. А здесь быстро разберут, разойдется только так, вмиг, у меня концы есть. Можно даже под заказ возить. Часть денег я тебе дам. Пятьдесят на пятьдесят.

— А это не опасно? Если вдруг менты повяжут, а у меня на кармане, например, будет несколько сережек или колец? Что тогда? Вдруг подумают, что ворованное?

— Все опасно! Барменом работать тоже опасно, но я ведь работаю… — возразил Серега. — Кто не рискует, тот не пьет шампанское!

«Ему легко рассуждать, — подумал Роберт, — у него срока не было. Если меня повяжут, то дадут по полной, не отвертишься».

Он вздохнул. Но вслух сказал совсем другое:

— Да, надо попробовать! Я согласен! По рукам! Красиво жить не запретишь.

Роберт поднялся и направился в зал. Его уже ждал Борис и откуда не возьмись целая толпа каких-то девиц. Чуча внимательно следила за ним, особенно после услышанного. Одна из девушек просто вешалась на Роберта и не давала ему разговаривать с Борисом. Но так же явно было заметно, что он нехотя отвечает ей. Затем нахалка встала на цыпочки и зашептала что-то Роберту прямо в ухо. Он засмеялся и хотел отойти в сторону, но назойливая девица схватила его за руку и не отпускала. Роберт резко выдернул руку и демонстративно отвернулся. Чуча вздрогнула и обомлела.

— Вика, кто эта такая? Она ужасно вульгарная! — толстушка даже есть перестала.

— Это Людка. Спортсменка, греблей занимается, видишь, какие плечища здоровые? Она давно уже на Роберта глаз положила. Кстати, я вспомнила, она выспрашивала и про Яну. Так что предупреди свою подружку, Людка может и накостылять по роже. Она как пацан, — Вика рассмеялась.

В это время, словно почувствовав, что о ней говорят, Людка повернулась, увидела Вику, помахала ей рукой и направилась к их столику.

— Если она узнает, что ты Янина подруга… Лучше молчи, — шепнула Вика Светке на ухо.

— Господи, еще этого не хватало, — Чуча изменилась в лице и быстро засобиралась домой.

— — — — — — — — —

Роберт перекусил, пообщался с Борисом и вышел из бара. Ноги сами привели его к Жене. У него было прекрасное настроение, и она сразу же это заметила.

— Ты злишься на меня? — подходя к ней вплотную, спросил он. — Не надо! Не надо! У меня так хорошо на душе.

— Я не злюсь, но ты приходишь, когда тебе вздумается, а не тогда, когда я жду тебя! — тихо сказала она. — Я знаю, что ты не любишь меня… Я знаю.

— Не говори ничего, не надо портить наши отношения. Ты мне даришь тепло, я — тебе…

Женщина хотела возразить что-то, но Роберт закрыл ей рот ладонью.

— Тс-с-с, тихо… не двигайся!

Его руки потянулись к поясу Жениного халата. Женщина не сопротивлялась. Халат упал на пол. Роберт быстро и умело расстегнул лифчик и спустил бретельки, высвобождая грудь. Потом обнял Женю и притянул к себе, ощущая жар и трепет ее тела. Она потянулась к его губам, но он уткнулся лицом ей в шею. Она вздрогнула.

— Ты ни разу не поцеловал меня в губы. Почему? — прошептала она.

— Тс-с, молчи, ты же видишь, чувствуешь, что я хочу тебя, — он переместился ниже к ее груди.

Незаметно он снял с нее всю одежду, и Женя предстала перед ним обнаженной. Роберт взял ее ладонь и потянул вниз, желая, чтобы она коснулась его. Она запрокинула голову и задрожала от его горячего дыхания, обжигающего кожу. Прерывисто дыша, она потянулась к застежке его джинсов, расстегнула пояс и молнию. Он помог ей стянуть их с себя. Глаза их встретились. Роберт взял ее на руки и отнес в спальню. Обхватив юношу за шею, Женя выгнула спину и прильнула к нему, почувствовав, как он входит в нее. Она блаженно вскрикнула и прижалась к его покрытой капельками пота груди. Их тела двигались в одном ритме, доставляя друг другу обоюдное наслаждение; темп то нарастал, то затихал. Они потеряли счет времени. Женя обвила его руками, с силой прижимая к себе. Тело ее задрожало, доходя до вершины блаженства. Роберт удовлетворенно улыбнулся и откинулся на подушку, увлекая ее за собой.

Когда все закончилось, Женя легла к нему на грудь в полном изнеможении, не в силах пошевелиться, и незаметно заснула с улыбкой на губах, уткнувшись лицом в плечо Роберта.

Под утро, проснувшись, инстинктивно поняла, что его нет. Включила свет: да, он ушел. Женя села на кровати и закрыла лицо руками. Кто знает, когда он придет снова? Ее пронзило нечто, что не было ни болью, ни холодом, нечто намного более ужасное, чем прежде. Любящее женское сердце гулко стучало, а душа страдала, наполняясь пустотой и отчаянием невыносимого одиночества.

Обнаружив на столе деньги, Женя горько заплакала. Душевная боль всегда внезапна. В отличие от боли физической, к ней нельзя подготовиться или привыкнуть, она накрывает с головой и не отпускает. Только время может быть лекарством и то не всегда…

__________

Яна сидела на уроке и смотрела в окно. Как же хочется на улицу, подышать свежим весенним воздухом, полюбоваться, как тает снег, как сосульки капелью стекают на землю. Но веселая капель возвещает не только о солнечных и теплых днях, но и о грядущих выпускных экзаменах. Яна рассеянно смотрела в окно, улыбаясь прекрасному весеннему дню, и даже не сразу уловила прищуренный взгляд Алика Сташевского. От неожиданности она вздрогнула и отвернулась, уставившись в тетрадь. Прозвенел звонок, и Яна поспешно вышла из класса. Светило яркое весеннее солнышко, воздух был прозрачен и свеж, а небо было чистым и голубым. На деревьях уже кое-где набухали почки.

Настроение поднималось уже от того, что все ожило. Яна обернулась и увидела, как Сташевский стоит на крыльце и с наслаждением потягивается, блаженно улыбаясь. «Словно мартовский кот», — подумала Яна и про себя усмехнулась. Он тоже уловил ее взгляд и резко выпрямил спину, будто его застукали на горячем. Улыбка сошла с его лица, и Алик отвернулся.

«Ну вот, опять все сначала», — подумала Яна. И вдруг поняла, что она не может ни с кем нормально дружить. Среди девочек в классе близких ей по духу как таковых нет. С Вадимом, Аликом, даже с Денисом Владимировичем — совершенно запутанные, сложные, неоднозначные отношения. Все как-то неясно, непонятно, несмотря на то, что присутствует взаимный интерес и даже какое-то неуловимое влечение. Она чувствовала, что у нее есть невидимая связь со всеми ними. Ну а про Роберта вообще говорить нечего: там все как в тумане — призрачно, загадочно, зыбко и тревожно… Яна запуталась и ничего не понимала. Ну почему так? Почему?

На солнышко медленно выползла Чуча и, закрываясь ладонью от яркого света, направилась к ней.

— Я приду к тебе сегодня уроки делать, — тон ее был скорее утвердительный, нежели вопросительный.

Яна подняла брови.

— Я еще не знаю… — замялась она. Ей совсем не хотелось сегодня видеть Чучу. И Светка это почувствовала, а ей необходимо было во что бы то ни стало попасть к Яне. Наталия Ивановна разговаривала с ее мамой и категорически заявила, что если Светка еще раз придет в школу с пустыми тетрадками и не будет делать домашних заданий, то не получит аттестат. Мама наказала Светку, закрыв ей доступ к холодильнику и посадив на строгую диету, кормила ее сама, только три раза в день, совершенно обычной пищей, никаких там тебе копченых колбасок, ветчины, икры, красной рыбки, шоколада и конфет. Светка страшно нервничала — без перекусов она не могла жить. У нее портилось настроение, и она впадала в уныние.

— Мне надо с тобой поговорить про Роберта, — толстушка украдкой взглянула на Яну, пытаясь понять, произвело ли на нее хоть какое-то впечатление это заявление.

Яна с интересом посмотрела на нее.

— У меня вечером дополнительные занятия по физике, — в раздумьях сказала она.

Светка напряженно сверлила ее глазами и поняла, что у Яны совсем другие планы, и она никак не вписывается в них. Поэтому вдруг выпалила:

— Я не хотела тебе говорить сразу, но, как подруга, все же должна рассказать кое-что о нем, — толстушка поджала губы и опустила ресницы.

Яна занервничала и метнула на подругу вопросительный взгляд.

— А сейчас ты не можешь мне рассказать?

— Не-ет, это долгий разговор, — вздохнув, протянула Светка.

— Ну, разве что сразу же после школы, — согласилась Яна, сгорая от любопытства.

И сколько она ни приставала к Чуче с расспросами, та ей так ничего больше и не сказала.

На уроке литературы ученики разбирали сцену объяснения Наташи Ростовой с князем Андреем Болконским в романе Льва Николаевича Толстого «Война и мир».

— Итак, два основных героя, к которым сам Толстой, несомненно, относился с большой симпатией. Судьба свела Андрея и Наташу, они полюбили друг друга, но их взаимоотношения не были простыми. О них я сегодня и хочу поговорить, а потом мы напишем на эту тему сочинение. — Светлана Сергеевна вышла из-за стола и прошлась между партами. — Откройте том второй. Часть третью, главу двадцать третью… Сташевский, начинай читать все, что касается Андрея Болконского.

Алик нехотя оторвал взгляд от окна, открыл книгу и начал читать:

— «Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу…»

— Слушайте внимательно и следите по тексту, — сказала Светлана Сергеевна. — Я буду называть следующего, кто будет продолжать за Сташевским…

Алик без всякого выражения читал текст, бубня себе под нос.

— Так, — Светлана Сергеевна обвела взглядом класс. — За Наташу Ростову весь текст читает Росина.

В классе послышались смешки.

Яна хмыкнула:

— «Мама, Болконский приехал!» — с выражением прочитала она. — «Мама, это ужасно, это несносно! Я не хочу… мучиться! Что же мне делать?..» — голос ее звенел.

Смешки стали громче.

— Тихо! — строго прикрикнула на них Светлана Сергеевна. — Посмотрим, как вы сочинение напишете. За автора читает Саша Погодин, — распорядилась она. В классе продолжали хихикать.

Сашка вздрогнул от неожиданности и замешкался, так как не следил за текстом.

— Почему за автора? — спросил он, пытаясь потянуть время, а сам лихорадочно искал абзац, с которого надо читать. — Я тоже хочу быть персонажем.

— Ты и без «Войны и мира» хороший «персонаж», — улыбнулась Светлана Сергеевна. А весь класс уже смеялся в голос.

— Да тихо вы! — снова повысила голос учительница. — Саша, ты ведь не можешь найти свой абзац? Ладно, начни отсюда. — Она подошла к нему и показала нужное место в тексте.

— «Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза», — трагическим голосом прочитал Сашка.

Сташевский нехотя произнес:

— «Я полюбил вас с той минуты, как увидал вас. Могу ли я надеяться?» — он запнулся.

Яна покраснела. В классе продолжали смеяться.

— Я больше не буду читать за Болконского, — твердо заявил Сташевский.

— Можно я буду за него? — тут же оживился Сашка.

— Что за торговля? — возмутилась Светлана Сергеевна. — Никто больше читать не будет, слушайте, записывайте и запоминайте. Эта тема сочинения, вполне возможно, попадется вам на выпускных экзаменах в школе, а также на вступительных в институте.

Класс сразу притих и обратился в слух.

— Наташа Ростова полюбила Болконского и она как будто даже не слышит князя Андрея, который, сделав ей предложение, сообщает о страшном для нее условии. Отсрочка свадьбы на год. Мы все время слышим ее внутренний монолог, в котором перед читателем разворачивается целая гамма чувств. Смысл слов князя Андрея об условии их свадьбы не сразу доходит до сознания Наташи. Ведь главное — она любит и любима, вот оно, счастье, которого она так ждала. Но рациональный князь Андрей уже успел проанализировать и грядущее расставание, и свое новое чувство по отношению к Ростовой. Он готов к испытанию, поскольку чувствует «…тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею». Но готова ли Наташа? Как гром, поражает ее открывшийся наконец смысл слов князя Андрея. «Целый год! Это ужасно! Нет, это ужасно, ужасно! Я умру, дожидаясь года».

Интуитивно Наташа поняла то, чего не смог понять такой умный и опытный князь Андрей. Нельзя остановить «живую жизнь», она отомстит жестоко и страшно. И пусть пока Наташа гонит от себя это предчувствие, будущая трагедия, которая привела к разрыву двух любящих людей, уже зреет в момент самого высокого взлета их чувств, самого полного их счастья — в момент объяснения в любви.

Сташевский слушал внимательно. Вдруг он побледнел и, не контролируя себя больше, устремил свой горящий взор на Яну. В эту минуту он совершенно пронзительно и отчетливо понял, что осталось совсем не так уж много времени до того момента, как они расстанутся, а он до сих пор не использовал эту возможность и так и не сказал, вернее, не посмел сказать ей что-то очень важное и значимое. И если он этого не сделает, то в его размеренной и рациональной жизни никогда не появится ничего яркого, праздничного, светлого и в то же время сумасбродного.

Яна словно угадала его мысли и тут же подняла глаза. Их взгляды встретились, и они несколько мгновений внимательно смотрели друг на друга. Оба подумали об одном и том же. Нельзя откладывать ничего на потом, иначе никогда не наступит тот момент, который может изменить ход событий, круто и бесповоротно развернуть всю последующую жизнь в другое русло.

В шестнадцать лет время тянется бесконечно долго, так и хочется подтолкнуть стрелки часов, но иногда на пороге чего-то важного ты останавливаешься и замираешь, растягивая мгновения перед тем, как принять решение и сделать шаг вперед…

«Как я буду жить без нее?» — подумал Алик Сташевский, и сердце его сжалось.

Прозвеневший звонок вывел его из оцепенения. Схватив портфель, он стремительно выбежал из класса. Ему захотелось дождаться Яну, подойти к ней, если хватит сил, или хотя бы проводить взглядом. Но, увидев, что на крыльцо она вышла не одна, Алик повернулся и быстро зашагал к дому.

Яна с Чучей медленно брели по мокрым улицам.

— Вон Сташевский несется впереди, — хмыкнула Светка.

— Я его никогда не понимала, не понимаю и, наверное, уже не пойму, — вздохнув, сказала Яна. — Так что там насчет Роберта?

— Идем ко мне. Сядем, пообедаем. Если я приду с тобой, то мама нас накормит по-человечески, — глаза Чучи загорелись, она знала, что для Яны холодильник будет открыт. — Поговорим потом.

— Светка, что, плохие новости? — с тревогой заглядывая ей в глаза, спросила Яна. — Что ты узнала? Ну, говори, не томи.

Чучина мама пришла в полный восторг, когда увидела Яну. Засуетившись, она помчалась на кухню.

— Сейчас, девочки, будем обедать — и за уроки. Я так рада, Яночка, ты настоящая подруга, помоги этой лентяйке окончить школу, и ее сразу же надо будет пристроить замуж.

И она замурлыкала какую-то песенку себе под нос. Вскоре на столе появились аккуратно нарезанная копченая колбаска, ветчина, в отдельных хрустальных вазочках — черная икра, густые сливки, консервированные креветки в майонезе и другие дефицитные вкусности.

Светка ликовала и втихаря от нетерпения потирала ладони. Яна метнула на нее негодующий взгляд.

— Ты же мне обещала что-то!

— Сейчас, сейчас, — Светка в предвкушении закатила глаза. — Не хочу портить себе настроение, а тебе аппетит перед едой, — невинно заявила она.

— Боже, что случилось? — в сердцах вскрикнула Яна и всплеснула руками. — Можешь считать, что аппетит у меня уже испорчен.

— Поверь, ничего страшного, — стащив со стола кусок ветчины, промямлила Светка. По-воровски оглянувшись на дверь, она с вожделением запихнула в рот вслед за ветчиной кружок копченой колбасы и, с наслаждением жуя, сказала: — Это не стоит твоего аппетита. Можешь есть спокойно.

Яна напряженно смотрела на подругу, скривившись от отвращения. В эту минуту она ее ненавидела.

— Да скажи хотя бы, хорошее или плохое?

— Я тебе все скажу, перед тем как мы будем делать математику, тогда у меня все равно настроение будет испорчено.

Яна в недоумении подняла брови.

В комнату зашла Чучина мама, неся блюдо с картошкой и мясом.

— Яна, что ты сидишь как в гостях. Кушай! — заботливо сказала она, накладывая ей пюре в тарелку. — Бери котлетку или колбаску, что хочешь?

Яна уже ничего не хотела. Мысли ее метались, она лихорадочно соображала, что же такого ей может сообщить Чуча о Роберте.

Обед тянулся мучительно долго, и за это время она вся извелась.

— Ну все, — решительно сказала Яна, вставая из-за стола, — мы можем не успеть сделать уроки, у меня дополнительные занятия сегодня, я должна скоро уходить.

— Хорошо, — с готовностью сказала Светкина мама, к великому недовольству Чучи. — Чай с пирожными будете пить потом.

Наконец они остались в Светкиной комнате одни.

— Давай разложим тетрадки и книжки, на всякий случай, если мама зайдет, — предложила Чуча.

— Я все сделаю сама, — нетерпеливо подтолкнула ее Яна. — Только рассказывай.

— Я была в «Белой Акации» с Викой Луневой и ее подружкой, мы зашли туда перекусить. Заказали бутерброды, дай припомню, с чем… — Чуча остановилась, собираясь с мыслями.

— Ну, ну, говори, что дальше, — Яна уже теряла терпение. — Мне неинтересно, что вы ели.

— Так вот, зашел Роберт…

Яна вся подалась вперед.

— Ты знаешь, а я-таки не помню, с чем были бутерброды, — совершенно искренне улыбнулась Чуча.

Яна еле сдержалась, чтоб не стукнуть ее.

— С кем он был? — быстро спросила она.

— Он был один, но Людка, гребчиха, такая здоровая, ну ты ее знаешь по городу, все время цепляла его…

— Ну а он, как он на это реагировал? — с нетерпением спросила Яна.

— Никак, просто отошел от нее, — Чуча нервно соображала, как помягче передать главную часть разговора с Викой.

— Ну, и это все? Роберт очень избирательный. Людка никогда бы ему не понравилась, — с облегчением вздохнула Яна и откинулась на спинку стула, расслабляясь.

— Ты все же будь осторожна, она на Роберта глаз положила и о тебе выспрашивала. Может полезть разбираться, она грубая как пацан, — предупредила ее Чуча, а сама думала: как сказать? Как же сказать?

— Яна, ты же знаешь, что он спал с Наташкой и с Дашкой? — выпалила Чуча и опустила глаза.

— У меня были подозрения. Но… нет, я не верю.. А ты откуда это взяла? — спросила Яна и поморщилась, этот разговор был ей ужасно неприятен.

— Вика сказала, она знает это от Наташкиной подруги и Дашкиной не то сестры, не то соседки, я уже и забыла. А еще говорят, что он трахается с какой-то тридцатилетней теткой, у которой есть ребенок…

— С Женей!? Не может быть! Нет, это не правда…. Но всех этих сплетен я не переживу! — прошептала Яна, побледнев и меняясь в лице. — Боже мой, какой позор! — И, закрыв лицо руками, она заплакала.

Чуча обняла ее и тоже заплакала.

— Яна, он тебя любит, но боится трогать. А он же уже взрослый, ему аж девятнадцать лет, мужчина-а-а все же, ему надо… — всхлипывала Светка

Яна безутешно рыдала у нее на плече. Дальше все было как во сне: они что-то писали в тетрадке, Яна спешила, ей хотелось как можно быстрее остаться одной.

Придя домой, она никак не могла сосредоточиться на уроках и слонялась по квартире, не находя себе места.

Около шести вечера пришли родители. Мама побежала сразу на кухню, а папа пошел в магазин за хлебом. Когда он вернулся, ужин был уже на столе.

— Яна! — позвала дочь Дина Павловна. — Иди есть!

Девушка появилась на пороге кухни, пряча глаза. Аркадий Семенович был недоволен и ворчал:

— Что, нельзя было сходить за хлебом? Взрослая деваха, а вообще ни к чему не приспособлена, по дому ничего не делает, ее муж выгонит на следующий день…

Яна метнула на отца недоуменный взгляд: обычно он никогда не делал ей никаких замечаний, даже тех, что касались хозяйства, хотя сам был редкий аккуратист. Уборка и порядок в доме держались не нем.

— Что ты бурчишь, Аркадий, ты же знаешь, какая у нее сейчас нагрузка, — вступилась мама. И вдруг заметила: — Опять ревела, что ли? Ну-ка рассказывай, что к чему!

У Яны задрожали губы, и она пулей вылетела из-за стола. Дина Павловна тут же вышла следом.

— Что произошло? Опять Роберт? — мама негодующе сверлила дочь взглядом.

— Ма, я тебя так люблю, — и Яна полезла к ней целоваться.

Мама обняла ее.

— А как я тебя люблю! Ты моя радость!

— Ма, мне больше не у кого спросить… — Яна всхлипнула. — Может ли мужчина любить одну женщину, а спать с другой?

Дина Павловна, застигнутая врасплох, недоуменно захлопала ресницами. Потом выпрямилась и категорически заявила:

— Нет! Если любит, не может.

Яна всхлипнула громче, и крупные слезы покатились у нее по щекам.

— Что за глупости? — уверенно заявил Аркадий Семенович, заходя в гостиную. Он слышал их разговор. — Конечно, может!

— Что ты такое говоришь ребенку? Что за мерзость такая! — зашипела на мужа Дина Павловна, сверля его возмущенным взглядом. — Вот это мужская позиция и сущность! Ты что, по себе судишь?

— Никакая не мерзость! Мне в этом плане повезло, — быстро заговорил Аркадий Семенович и испуганно метнул взгляд на жену, — я как раз люблю и сплю с одной женщиной.

Дина Павловна примирительно поджала губы.

— Но бывают такие ситуации в жизни, — продолжил он, — например, когда любовь безответная, или мужчина находится долгое время далеко от любимой женщины. В данном случае не надо путать чувства с физиологией. И потом, никогда не надо ковыряться в грязном белье.

— Папа, ну а в моем случае как? — рыдая, спросила Яна.

— В твоем случае… — отец задумался. — Если бы Роберт тебя хоть пальцем тронул, я бы ему башку и еще кое-что свернул, не раздумывая, своими собственными руками, — и он сжал кулаки так, что костяшки пальцев побелели.

— Ну он меня не тро-о-огает, а спит с други-и-и-ими, — плакала Яна.

— Лучше пусть спит с другими, — примирительно произнес Аркадий Семенович.

— Да он мерзавец! — вскричала Дина Павловна.

— И ничего подобного! Он же не евнух тебе какой-то. Живой нормальный парень. Если спит с другими, значит, у него все на месте. Было бы странно, если бы он ни с кем не спал… Яна, как ты узнала? — спросил папа.

— Чуча рассказала, а ей Вика Лунева, а Вике Луневой — еще какая-то девочка, — Яна громко вздохнула, вытирая слезы.

— О-о-о, слушай ты эти бабские сплетни побольше. Все это может быть брехня на постном масле. Главное, как он к тебе относится. Бережно? — пытливо спросил отец.

— Бе-е-ережно, — снова зарыдала Яна.

— Ну, это главное, — Аркадий Семенович обнял дочь и поцеловал ее волосы.

— Откуда он только взялся на нашу голову, этот Роберт! — с раздражением в голосе проворчала Дина Павловна.

— Так что же мне делать? — в сердцах выпалила Яна.

— Выбросить его из головы! — мама решительно ударила ладонью по столу.

— Поговори с ним, если не сможешь смириться с этим, — посоветовал папа. — Или молчи, делай вид, что ты ничего не знаешь.

— Хорошенькие советы ты даешь своей несовершеннолетней дочери! — выпалила Дина Павловна. — Гони его, Яна, пока не поздно. Он не пара тебе. Темная личность! Мы о нем ничего не знаем!

Яна поняла, что беседа переходит совсем в иное русло, и поспешила укрыться у себя в комнате. Она так ничего и не поняла и не выяснила. Значит, нет никакого совета в жизни по этому поводу. «Какая-то параллельная реальность», — подумала девушка.

— Яна, в понедельник у дедушки день рождения. Смотри не забудь поздравить! — крикнула мама ей вдогонку.

— Ах да. 15 марта! Точно. Не забуду. А мы праздновать будем? — спросила Яна.

— Да, приедут гости из Николаева. Бабушкина сестра с мужем и дочерьми, моими сестрами. Я так рада, соскучилась по ним всем очень, — мамин голос потеплел. — Всю войну вместе и голодное наше детство, последней корочкой хлеба делились друг с другом. Как я их люблю! Я тебе потом расскажу целую историю нашей семьи. А сейчас спать, солнышко, — и мама прижалась губами к ее волосам.

Зачарованные весной

В школе начались весенние каникулы. Конец марта, а погода не балует. Яна с Чучей шли по Пушкинской в сторону «Снежинки» — излюбленного места встречи «центровой молодежи». Там можно было со всеми повидаться и узнать последние новости и сплетни — кто с кем встречается, кто с кем расстался и кто в кого влюбился.

— Очень сыро, — сказала Чуча. — Похоже скоро начнется дождь. Как ты ходишь без шапки? — И с завистью посмотрела на подругу. — Впрочем, с твоей шевелюрой это возможно.

— Может, пойдем в кино? — предложила Яна. Они как раз проходили мимо афиш.

— Там невкусные пирожные. В «Снежинке» заварные намного лучше, — со знанием дела сообщила толстушка.

Яна остановилась посмотреть афиши и столкнулась с Викой Луневой.

— Ничего интересного нет, — констатировала Чуча.

— Да, — с досадой согласилась Вика. — На каникулах и сходить-то некуда. Приличных фильмов вообще не показывают!

— Хочется посмотреть что-то заграничное и про любовь, например, показали бы «Ромео и Джульетту», нам уже шестнадцать и уже пропустят. А тут все про всяких баб в деревне и перевыполнение плана, — фыркнула Светка.

Посовещавшись, девочки направились к «Снежинке». В кафе, несмотря на дневное время, было полно народу — в основном, конечно, молодежь. Чувствовались весенние каникулы.

Чуча сразу же стала в очередь, а Яна начала озираться по сторонам.

— Его нет, я уже посмотрела, — предупреждая ее вопрос, сообщила Светка.

Девочки взяли пирожные и заняли место у окна. Вдруг Света переглянулась с Викой, ее глаза округлились, и она насторожилась.

— Яна, Людка-гребчиха здесь. Она о тебе все выспрашивала. Подойдет — не задирайся, у нее не все дома.

Яна вздохнула:

— Что ей надо от меня? Пусть они все с Робертом разбираются.

Ростом, фигурой и манерами Людка больше напоминала парня, чем девчонку. Нагловато-деловая, эмоциональная и очень подвижная, она не могла устоять на месте ни секунды и все время крутила головой по сторонам, как будто ждала или выискивала кого-то. Создавалось впечатление, что она всех тут знает. Совершенно не смущаясь, Людка подходила к отдельно стоящим компаниям как к своим давним знакомым. При этом она фамильярно здоровалась, громко разговаривала и смеялась, делая вид, что своя в доску. Такой вызывающей беспардонностью эта девица многих шокировала. Яна смотрела на нее с презрением и в то же время с опаской, понимая, что от такой непредсказуемой личности и ожидать можно чего угодно.

Обойдя почти всех, Людка обратила внимание на Чучу, Яну и Вику. На секунду замерла, разглядывая всю компанию, а потом стремительно направилась к ним.

— А, вот я теперь поняла, о ком речь! Всем привет! Ну-ка идем в сторонку, потолкуем, — и неожиданно обхватив Яну за плечи, поволокла ее к выходу.

— Люда, что ты делаешь? — крикнула ей Вика. — Ты же ее задушишь!

Яна просто оторопела от такой неприкрытой наглости и поэтому на некоторое время впала в какую-то прострацию.

— Отцепись! — возмущенно огрызнулась она, пытаясь вырваться из железных объятий навязавшейся на ее голову девицы. — О чем ты хочешь потолковать?

Оценивающий взгляд прищуренных глаз смерил Яну с ног до головы. Так обычно смотрят на девушек парни.

— А ты красивая, — заметила Людка, отпустив Яну, — только мелкая какая-то. Так, девки, — она махнула рукой остальным. — Айда во двор, у меня бутылка портвейна с собой. Берите свои пирожные.

И потащила Яну к выходу. Девочки переглянулись, но быстро взяли пирожные и вышли следом, боясь оставить подругу с ней наедине.

— Люда, я не пью, что ты вцепилась в меня, — Яна пыталась держать себя в руках и говорить с ней спокойно, как обычно ведут себя с сумасшедшими, не желая вывести их из себя.

— Да лано те, все пьют на шару! — скривилась Людка. — За «Снежинкой» есть подворотня и задний двор, идите за мной.

Закинув свою ручищу Яне на плечо, она завернула за угол. Девочки поспешно последовали за ними. Чуча была явно напугана. Людка ловко, как заправский мужик, откупорила бутылку портвейна. Яна в полной прострации, как завороженная, следила за ней. «Почему все идут на поводу у этой наглой и беспардонной дуры? — думала она. — И что вообще я здесь делаю?»

— Пей, — приказала ей Людка и протянула бутылку.

— Я не пью, — Яна протестующе замотала головой и отвернулась.

Людка скривилась в недовольной мине:

— Пей, я сказала! — И, грубо прижав девушку к стенке, приставила к ее губам бутылку.

— Дай мне, — послышался испуганный голос Чучи, — я буду пить.

— А с тобой вообще никто не разговаривает, — резко оборвала ее девица.

— Что ты ко мне привязалась? — возмутилась Яна, охваченная все нарастающей паникой.

Людка как будто ждала этого:

— Пей, не зли меня, могу и внешность подправить. — И как бы в шутку показала Яне кулак.

Уловив холодную решимость в Людкиных глазах и неумолимую напряженность в лице, Яна поняла, что никакие разумные доводы на нее не подействуют. Мысли метались и кружились. Она озиралась по сторонам в поисках возможных путей к бегству. Но, поняв, что вырваться ей не удастся, взяла бутылку из рук противницы и, кривясь от отвращения, отпила глоток горьковато-кислого портвейна.

— Еще, еще, молодец — приказывала Людка. — Будем стебаться с тебя, когда напьешься. И Роберт как раз должен подвалить, вместе и посмеемся.

— Люда, успокойся, — попросила ее Вика и попыталась забрать бутылку, но та ее грубо оттолкнула в сторону. Девочки испуганно стояли в стороне и смотрели на эту жуткую сцену.

— Пей давай, еще, еще! — командовала гребчиха, войдя в раж.

Яна стояла спиной к стене, не зная, как ей сбежать.

— Ладно, черт с тобой, — вдруг выпалила она, встряхнув своими золотистыми кудрями. — Думаешь, мне слабо? — И решительно потянула бутылку к себе. Людка не ожидала такого хода событий и удивленно подняла брови. Яна сделала еще один глоток, а потом резким движением запустила портвейн в противоположную стену. Бутылка с грохотом разлетелась на мелкие осколки, оставив не стене безобразную багровую кляксу.

— Ах ты! — Людка остолбенела от неожиданности и замахнулась для удара. Но в это момент во двор влетел Роберт, на ходу крича:

— Ты что? Очумела? — и в одно мгновение оказался рядом с Яной, заслоняя ее собой. — Я тебе закрываю дорогу в город! И сейчас всех предупрежу! Ты больше никогда здесь не появишься! Поняла? — На его щеке дернулся мускул, глаза сузились.

Людка побледнела и потерянно замолчала. Куда девалась вся ее спесь и бравый вид?

— Поняла? — угрожающе повторил Роберт.

— Поняла, — пролепетала обескураженная девица побелевшими губами.

— Сейчас же извинись и вали отсюда, и чтоб я тебя больше никогда не видел! — угрожающе процедил он.

— Извини, Яна, это была шутка, — дрогнувшим голосом проговорила Людка.

— Обходи мою девушку десятой дорогой и не попадайся мне на глаза! Поняла? Мне на глаза не попадайся! Урою! — уверенно, чеканя каждое слово, еще раз повторил Роберт. У него был настолько решительный и возмущенный вид, что у Людки не возникло ни капли сомнения в его дальнейших намерениях. Она закрыла лицо руками и побежала прочь со двора.

— Роберт, ты как всегда вовремя! — радостно провозгласила Чуча.

— Ну все! Как они мне надоели! Ну просто как в мире животных! — не в силах больше сдерживать себя, Яна заплакала.

Роберт попытался ее обнять и утешить. Но она вырвалась и отвернулась.

— Чего они хотят от меня? Пусть разбираются с тобой! — возмущалась Яна, размазывая слезы.

Роберт в растерянности посмотрел на Чучу с Викой.

— Мы лучше пойдем, — толстушка поняла его без лишних слов.

Девочки ушли, оставив их вдвоем.

— Милая, ну как мне тебя защитить, оградить от таких сумасшедших? Ты же понимаешь, что у нее не все дома? Она ходит за мной уже сколько времени, я ее не раз посылал, честно! Ну посмотри на нее, где она и где я! — Роберт пытался успокоить Яну, но не находил нужных слов, только смотрел неотрывно на ее дрожащие от обиды пунцовые губы.

Вдруг резко похолодало, пошел крупный косой дождь из сумрачных, низко нависших туч. Сначала капли были редкие, потом загустели и посыпались непрерывным потоком им на голову, подгоняемые порывами пронизывающего насквозь ветра.

Роберт схватил растерявшуюся девушку за руку и увлек ее под небольшой навес. И как раз вовремя. Дождь с беспощадной яростью забарабанил по крыше, стекая на асфальт, собираясь в большие пенящиеся лужи, вымывая после зимы замусоренный, унылый, грязный двор. Они стояли и как завороженные смотрели на косые потоки дождя, лившего плотной завесой из наклонных линий, отгораживающей их от всего остального мира. Яна дрожала от напряжения и холода, изо всех сил пытаясь взять себя в руки, и угомонить бешено бьющееся сердце, пронзенное острыми иголками отчаяния и боли. Только Роберт мог довести ее до такого состояния. В своих эмоциях она то взлетала до небес, то с головокружительной скоростью падала вниз, разбиваясь на тысячи мелких осколков, готовая вновь собраться и взлететь на недосягаемую вершину все новых и новых чувств и ощущений.

Роберт смотрел на Яну сверху вниз, будто хотел запечатлеть каждую ее черточку в своей памяти, и нежность переполняла его душу. Вот она, рядом, и больше ничего в этом мире не надо. Он протянул руку к ее лицу и погладил по щеке осторожно и бережно, будто дотронулся до самого тонкого и хрупкого хрусталя на свете. Как завороженный он смотрел, как крупные горючие слезы, застывая в ее печальных, широко раскрытых глазах, накапливаются, переливаясь через край, и катятся по щекам. Она зажмурила веки. Ресницы мгновенно задрожали, и новая крупная слеза побежала вниз к ее губам. Сейчас ему так хотелось взять ее на руки и прижать к своей груди. Всякий раз, думая о ней, Роберт убеждался, что чувства растут и переполняют его, поднимая до вершины отвесной скалы, зыбко вибрирующей у него под ногами, и стоит сделать неосторожный шаг, как он слетит, скатится куда-то в пропасть. И тогда счастье его, такое хрупкое и неуловимое, исчезнет навсегда, как призрачный мираж. Он встряхнул головой, словно высвобождаясь из невидимой паутины.

Никогда он не чувствовал в себе такой острой потребности защитить. Никогда прежде женщина не завладевала всеми его помыслами. Сейчас ему встретилась девушка гордая, искренняя, лишенная всякой испорченности и порочности. И в то же время от всего ее облика веяло чем-то сильным и смелым, стремительным и страстным. И днем и ночью он думал лишь о ней. Он старался держаться от нее как можно дальше, насколько позволял это маленький город. Но это был всего лишь самообман, его влекло к Яне все сильнее, и скрыться от этого притяжения не было никакой возможности.

Роберт почувствовал, как она дрожит от холода, и, очнувшись от своих мыслей, расстегнул куртку, обнял и засунул ее ледяные ладони себе под мышки. Яна хотела отдернуть руки, но ей стало так тепло и приятно, что она не сделала этого. Пальцами он провел по застывшим на щеках слезам и с трепетом прикоснулся к ним губами.

— Прости меня. Прости, — только и сказал он.

— Ты опять гипнотизируешь меня! Я не хочу тебя видеть! — пробормотала девушка, сильнее прижимаясь к его груди. Роберт укрыл ее полами своей куртки и крепко обнял, зарывшись в ее кудрях.

— Я не знаю, как выразить словами, что я чувствую к тебе, — прошептал он.

— Перестань, я тебе не верю, — на выдохе сказала она, не в силах отстраниться от него.

— Почему? Почему не веришь?

— Ты спишь с другими! И не только я об этом знаю! — вдруг вырвалось у нее. Яна сама от себя такого не ожидала и страшно испугалась, сказав это. Застыла, боясь поднять голову и заглянуть ему в глаза.

В ту же секунду сердце Роберта пропустило удар, замерло на мгновенье и вдруг заколотилось так громко, что гулкий стук его ударов, казалось, заглушил шум дождя, барабанящего по ветхой крыше навеса. Яна резко отстранилась и подняла голову, вглядываясь в его глаза.

Застигнутый врасплох, Роберт совершенно растерялся и не мог проронить ни слова. Что-то взорвалось у него внутри, и он не знал, сколько времени простоял так, минуту или вечность, оглушенный услышанным. Стало ясно, что если Яна не поверит ему сейчас, то он может потерять ее навсегда. От одной этой мысли предательский комок подступил к горлу.

Как объяснить ей, что в его жизни не было ни самых ярких лет юности, ни романтических отношений, ни радостей первой любви, ни выпускного бала, а только страшная школа жизни. Как признаться, что уже в пятнадцать он был в колонии для малолетних преступников…

Сейчас Яна для него все. Его первое настоящее чувство и замена его потерянным годам и утраченным возможностям. Прошлое подобно тени: можно притворяться, что не замечаешь ее, можно игнорировать, не обращать внимания, можно надеяться, что она исчезнет, но это всего лишь иллюзия, потому что эта тень будет всюду следовать за тобой, пока ты жив.

Время словно замерло в шуме дождя. Для Яны в этот момент во всем мире больше ничего не существовало, кроме его огромных, растерянных и изумленных глаз.

— Ты никого не слушай! — приходя в себя, с трудом начал говорить Роберт. — Верь мне! Пожалуйста, верь! — просил он. — Ты — самое дорогое, что есть у меня! Это правда, правда, — в его голосе слышалось отчаяние. — Милая! Никого не слушай! Только то, что ты чувствуешь ко мне! Это главное.

Яна слушала его как завороженная, ее сотрясала мелкая нервная дрожь. Не в силах вымолвить ни слова, она только очень внимательно смотрела на него и молчала.

Он зажмурил глаза, собираясь с мыслями и обдумывая, что же ей такого сказать, чтоб не врать, зная, что она поймет, прочувствует ложь сразу. Мысли путались и разбредались. Роберт не знал, как объяснить ей.

— Мужчина так устроен, детка. Это большой и умный зверь, самец. И я тоже не исключение. Это физиология и инстинкт животного. Обман происходит не на физическом уровне, а в мозгах. Когда ты спишь с одной, а любишь другую, ты прежде всего обманываешь себя… Когда это между нами произойдет, я знаю, я чувствую, что ты будешь той единственной, и мне не придется себя и кого-либо другого впредь обманывать. Я не хочу, понимаешь? Не хочу никого обидеть! Верь мне! Все мысли о тебе, и сердце мое, и душа принадлежат только тебе. И я хочу, мечтаю, чтобы мое тело принадлежало только тебе, тебе одной… Ты понимаешь меня? Милая, скажи! Скажи что-нибудь. Для меня это важно, — молил он.

Яна не могла прийти в себя. Она только знала, что жить без него уже не может. Ее помыслы и чувства были далеки еще от чего-то физического, только душа пылала, стремясь к нему… Яна старалась понять Роберта, но не знала, как должно быть на самом деле. Она ему просто верила.

Роберт замер в ожидании, не в состоянии прочесть ее мыслей, даже не догадываясь о ее полной неосведомленности и наивности…. Он признался, сказал правду и теперь с замиранием сердца ждал приговора.

«Простить его? — словно во сне, думала она. — За что? Не знаю, не знаю». Ее мысли метались между словами и доводами, и между ее гордостью, ревностью и болью. И все же она чувствовала, что он любит ее, ей оставалось лишь поверить своему сердцу.

За плотной пеленой дождя ничего нельзя было разглядеть. Роберт стоял на мелькающем сером фоне этой дождевой завесы, как на экране испорченного черно-белого телевизора, и вся эта картина казалась Яне нереальной. Она словно наблюдала со стороны. «Этого не может быть, это все не со мной, — думала она. — Неужели этот взрослый, большой и красивый парень любит меня и принадлежит только мне?»

Она старательно отводила глаза от его полураскрытых губ, которых так желала. Только не думать о том, что ее неудержимо тянет прикоснуться к нему, ощутить под пальцами такую теплую кожу и поцеловать зовущие мягкие губы. «Ну и что особенного? Взять и прикоснуться, это же так просто, — уверяла она себя, пытаясь вдохнуть сырой свежий воздух, которого ей вдруг стало не хватать. — Что он делает со мной?» Голова закружилась, и она в порыве снова прижалась к его груди, засунув руки ему под мышки.

Он притянул ее к своей груди и был благодарен дождю за то, что он отделил их от всего остального мира. Яна подняла голову и уловила его взгляд, полный изумления и благодарности. Губы его прошептали:

— Спасибо тебе за то, что ты есть.

Они стояли под навесом и целовались. По крыше барабанил нескончаемый дождь. В этот момент они чувствовали себя самыми счастливыми, на всем белом свете.

_______

Это произошло с ним вдруг. Неожиданно для себя он осознал, что раньше не видел ее, хотя и знал с детства. Она перевернула в нем всю душу. Очевидно, подошло время, сердце было готово к взрыву чувств, и вот этот взрыв случился. И даже было не столь важно, как она к нему относится, главное его поражало то, что происходит с ним. Ему хотелось видеть ее каждую минуту и разговаривать только с ней. Он поймал себя на мысли, что страдает вдали от нее и ему нравится это томление и сладкая грусть. Он даже не мог представить себе, что эта девчонка сможет пробудить в нем такие яркие, неизведанные и чуждые его рациональному уму чувства. Он помнил каждый поворот ее головы, каждое произнесенное слово, звук ее голоса. А она никогда не была одна. Все время вокруг нее крутилась толпа. Она, как заноза засела в его голове, и это его тревожило, сводило с ума, не давая покоя.

Алик Сташевский сидел за учебником по физике и не мог прочесть ни строчки. А весна вступала в свои права. Вместе с природой просыпались и росли совершенно новые чувства, будоража сознание и кровь.

Апрельское утро выдалось дождливым. Крупные капли летели в лицо, порывами ветра выворачивало и уносило зонт. Невозможно было ступить ни шагу. Яна с трудом добралась до угла дома и повернулась спиной к ветру, стараясь выпрямить зонтик. И тут ее взгляд натолкнулся на Алика Сташевского, неподвижно стоящего под навесом магазина, словно порывы ветра и дождь совсем не тревожили его. Парень наблюдал за ней, как ей показалось, совершенно безучастным взглядом и не предпринял ни малейшего движения, чтобы помочь. Издали он напоминал застывшее изваяние из камня. Яна не знала, удивляться ей, злиться или смеяться. Руки онемели, мешал портфель, и она никак не могла справиться с зонтом. Порыв ветра подхватил его и понес прямо в большую лужу. Яна остановилась, готовая заплакать. И тут что-то произошло со Сташевским. Он словно ждал этого момента: сразу ожил и в два шага оказался возле нее.

— Оставь этот дурацкий зонтик. Эти японские зонты — только выброшенные деньги!

Яна даже не успела удивиться столь резкой смене поведения. Дождь заливал лицо, и она еле сдерживала слезы.

— Давай, иди сюда, — Алик выхватил у нее из рук портфель. Нажал кнопку большого крепкого черного зонта и накрыл ее от дождя. — Держись, пойдем.

Не проронив ни слова, Яна вцепилась в его руку и пошла рядом, приноравливаясь к его стремительному шагу. Он ступал широко, и девушка еле поспевала за ним.

— Мы опаздываем, — оправдываясь, сказал Алик. Они шли по улице, под ногами хлюпали лужи. Первые несколько минут он был бесконечно счастлив. Яна оказалась так близко к нему и была такая грустная и красивая. Наступило неловкое молчание. В голове Сташевского мелькали теплые и необычные для его холодного рационального ума мысли. Почему она без шапки, и не холодно ли ей? Может, она замерзла? Промокли ли у нее ноги? Как объяснить, что он готов встречать и провожать ее со школы каждый день, и вообще, что он на многое готов ради нее?.. А потом его поразила внезапная мысль: вот сейчас они дойдут до школы, а он так ей ничего и не скажет. Надо было срочно что-то делать, что-то говорить!.. Чем больше Алик думал об этом, тем больше нервничал. Яна была так близко, что он еле сдерживался, чтоб не развернуть ее к себе и… А она отвела взгляд в сторону и поджала губы, как будто о чем-то размышляла.

Яна шла рядом и думала, почему ей с ним так тяжело. Молчит и идет, как робот, рядом. Она вдруг подвернула ногу и, вскрикнув, пошатнулась. Алик подхватил ее под локоть и прижал к себе. От такой неожиданной реакции ее глаза удивленно распахнулись, и она густо залилась краской, а у него перехватило дыхание, как у совсем маленького мальчишки. Порыв ветра разметал девичьи кудри, мокрые пряди упали ей на лицо. Не совсем понимая, что делает, Алик зажал портфель между ног, зонтик переложил в другую руку и осторожно пальцами стал поправлять ей волосы, заправляя кудряшки за уши. Яна вся напряглась, ее щеки вспыхнули. Алик заморгал глазами, резко отстранился и хотел было извиниться, но не нашел подходящих слов и в ужасе застыл, не зная что сказать. Она еще больше засмущалась, но не отвела взгляд. Ее зеленые глаза удивленно метались по его лицу, перескакивая то на глаза, то на губы.

— Прости, — он пришел в себя первым, и заговорил быстро, будто боялся забыть бежавшие впереди мысли. — Я не знаю, что на меня нашло… Просто мне показалось, что ты чуть не упала… Я только хотел поддержать тебя! Ой, ну что я несу! Мне на самом деле очень неудобно… Я не знаю…

— Все хорошо, Алик, — Яна поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. От того, как она произнесла его имя, и от ощущения ее теплых губ у себя на лице он вздрогнул.

Она взяла его под руку. Так они и зашли в школу. Пробежали через двор и столкнулись в вестибюле с Надеждой Александровной.

— Росина, теперь и Сташевский из-за тебя опаздывает! Нехорошо. — И, сверкнув глазами, пошла по коридору, стараясь скрыть улыбку.

Алик с Яной переглянулись и прыснули от смеха. В класс они влетели, застряв в двери.

— Прости, — смеясь, сказал он. — Я тебя не пропустил вперед.

И отскочил в сторону. Все уже сидели за партами и с интересом наблюдали за их веселой возней. Прозвенел звонок на урок. Учитель Валерий Яковлевич был уже в классе.

— Сташевский, Росина, садитесь быстрее на место, мы начинаем контрольную.

Он показал на доску, где были заранее написаны два варианта задач.

— Списывайте каждый свой вариант. Сташевский, ты сидишь один, можешь делать любой из них.

Алик кивая, зевнул.

— Как спать хочется. На улице идет дождь, наверное, поэтому.

Он бросил взгляд на Яну, она тоже зевнула и посмотрела на доску, переписывая задачу в тетрадь. «Господи, как же хочется уснуть рядом с ней, или не уснуть, главное с ней», — подумал Алик и вздохнул.

Яна, словно прочитав эти мысли, посмотрела на него. Оба засмущались и отвернулись.

— Сташевский!

Алик вздрогнул.

— Что ты сидишь мечтаешь? — Валерий Яковлевич удивленно смотрел на него.

Алик заерзал на месте и уткнулся в тетрадь. Вот она первый раз за все полгода посмотрела на него, а он не отвел взгляда. Ну какая могла быть после этого контрольная?

После уроков он решил дождаться Яну и, если получится, вместе пойти домой. Он первым вышел со двора и дошел до аптеки, наблюдая за школьной калиткой. Моросил противный мелкий дождь, на улице было сыро и промозгло. Ноги уже замерзли, капли летели прямо в лицо, а Яны все не было.

Вдруг он увидел, как она выходит из школы с Денисом Владимировичем и как учитель берет у нее портфель и раскрывает свой большой зонт. Яна встала рядом с ним под зонт, и они пошли в сторону аптеки, где топтался, переминаясь с ноги на ногу, Алик. Сердце зачастило в его груди, все взорвалось внутри, в глазах потемнело от негодования. Он резко повернулся и чуть ли не бегом помчался в сторону дома.

__________

— Яна, как же ты так потеряла свой зонтик? — Денис смеялся ее рассказу. — Смотри, чтобы тебя ветром не унесло, как Элли из «Волшебника Изумрудного Города».

— Я ждала Алика Сташевского, а он убежал, а ведь знал, что у меня нет зонта, — вздохнула Яна. — Вот как можно на него рассчитывать?

— Ну ничего, я тебя проведу, как раз и поговорим, давно не общались, — Денис замолчал и нахмурил брови, а потом вдруг неожиданно спросил: — С Робертом ты все еще видишься?

— Да, виделись на прошлой неделе, — Яна улыбнулась.

— Держись от него подальше. Он не пара тебе, — нахмурился Хиппник, и в его голосе зазвучали металлические нотки. — Это я тебе говорю как друг, ну и, конечно, как твой школьный учитель.

Яне очень хотелось спросить, почему он так считает, но она не решилась.

— Он ко мне хорошо и бережно относится, — сказала девушка, словно оправдываясь. — Поэтому я ему доверяю.

— Не надо доверять ему, — очень веско произнес Денис. — Не разрешай ему приближаться. Иначе мне придется поговорить с твоей мамой.

— Денис Владимирович, — Яна подняла на него испуганные глаза. — Скажите мне прямо сейчас, что вы этого не сделаете.

— А ты мне пообещай, что больше не будешь видеться с ним, — Денис прищурил глаза.

— Это что, ультиматум? — Яна занервничала.

— Считай, что да. Он опасен, нигде не работает, торгует золотом. Ты понимаешь, куда он может тебя завести?

Они подошли к ее дому.

— Я подумаю, — Яна взяла у него из рук свой портфель и решительно вошла в подъезд.

__________

Сташевский влетел в квартиру и швырнул школьную сумку на пол, с остервенением пнув ее ногой.

— Да пошли они все! Никогда она со мной не будет! Напридумывал себе бог знает что! Как же я ее ненавижу! — в голос крикнул Алик и со всей силы саданул кулаком по столу. Внутри него все клокотало и бурлило от злости.

Он прошел на кухню и, чертыхаясь, стал рыться в ящике с вещами отца, к которому никогда даже близко не подходил. У них были сложные отношения. Алик его игнорировал, боялся и презирал, а сейчас он рылся среди его вещей. Наконец нашел что искал: сигареты и зажигалку. Вытащил дрожащей рукой из пачки одну, несколько раз нервно щелкнул зажигалкой и прикурил, но не рассчитал — слишком сильно вдохнул едкий противный дым и сразу же закашлялся. Кашлял он долго и надрывно, пока на глазах не выступили слезы, потом с отвращением смял и выбросил сигарету. Нет, курить он не будет, и пить тоже, ему совсем не хотелось походить на отца. Он окончит школу с медалью, уедет, как и планировал, в Москву, поступит в один из престижных вузов страны и станет ученым. Все как решил. Вот она, его давняя мечта, совсем рядом, так близко. И Алик знал, что у него все получится. Он подумал о матери. Сердце защемило. Когда у него появятся деньги, он сможет помогать ей.

Да все получится, он мечтает об этом, а главное, верит в себя.

И всё бы хорошо, но как его угораздило так глупо влюбиться, да еще в кого — в Янку Росину! Он ее столько лет знает! Как такое вообще могло случиться? Это никак не входило в его планы! Какая может быть любовь, когда сейчас нужно думать совсем о других, более важных вещах? Может быть, лет через десять, когда он уже будет готов создать семью… Разве он мог подумать, что с ним такое случится? Яна взорвала ему мозг, завладела всеми его мыслями, лишила покоя и сна. Ворвалась, как ветер в его жизнь, такая светлая, яркая, красивая, как переливы музыки, как шуршание осенних листьев, как шум дождя, как глоток свежего воздуха, как солнце… Он просто потерял голову.

Сташевский сел за стол, подперев подбородок руками, и решил совершенно твердо, что все кончено, никаких чувств! Больше он ее замечать не будет, полное игнорирование, иначе он сойдет с ума. Если раньше его уродливая квартира и несчастная мать вызывали в нем желание учиться, чтобы скорее уехать отсюда, то теперь он с горечью подумал, что пока он будет получать образование в столице, Яна выйдет замуж за какого-нибудь сыночка богатеньких родителей, и он потеряет ее навсегда. Сейчас отчетливо вспомнилась ошибка Андрея Болконского, который отложил на год свадьбу с Наташей Ростовой. Гримаса отвращения исказила красивое лицо юноши. Он ужасно не хотел заниматься. Мысли путались в голове. С детства ему внушали, что дисциплина превыше всего. Отец — военный моряк, а потом капитан дальнего плавания — муштровал его с малолетства при любом удобном случае: «Дисциплина — это решение делать то, что очень не хочется, чтобы достичь того, чего очень хочется достичь». Это глубоко засело в его мозгу и закалило характер. Благодаря дисциплине Алик научился контролировать свои эмоции. Он сел за письменный стол, достал из сумки тетради, разложил учебники и начал делать уроки.

Весна под запретом

«В этом году все не так, даже весна проходит мимо», — думала Яна. Так хотелось красиво одеться, выйти на Пушкинскую, пройтись к «Снежинке», встретить знакомых, узнать последние новости, а главное, увидеть Роберта, который в очередной раз исчез и не подавал о себе никаких вестей.

Яна сидела за письменным столом, подперев голову кулачком и мечтала. Такая погода великолепная, все оживает вокруг, а ей приходится игнорировать весну и сидеть зубрить, зубрить уроки. Им нет ни конца ни края, и каждый день похож на другой. Это просто невыносимо. А весну, между прочим, еще никто не отменял!

Девушка решительно поднялась и направилась к телефону позвонить Чуче. Та безумно обрадовалась:

— Янка, привет! Я сама не своя, ничего не понимаю, даже и не пытаюсь, сижу смотрю в окно, так устала, так устала… Нет сил. Приходи поболтаем!

Яна недолго думая сорвалась с места и побежала к ней.

Светка налила подруге кофе.

— Ты кушать будешь? Я только что перекусила, но если ты хочешь, то я могу с тобой за компанию…

Яна перебила ее:

— Света, мне не до этого! Я не есть пришла! Ты понимаешь, Роберт вообще не приходит и не звонит! Я ничего не знаю о нем: что с ним происходит, чем он занят, как живет, — слова сыпались одно за другим. — Получается, что нужно идти в «Снежинку» или в «Белую Акацию» для того, чтобы увидеться с ним. Я его сама выискиваю! Я что, набиваюсь к нему? Ничего не понимаю. Сейчас у меня нет времени ходить гулять, так что, с глаз долой — из сердца вон? Что мне делать? Что думать? Я хочу его видеть. Я… я ничего не могу делать. У меня задача не получается по алгебре. Я скучаю по нему! Не могу учиться! — Яна заплакала.

— Ты слышишь себя? Все время «я» да «я»… Только о себе и думаешь… Может, он специально… — предположила Светка. — Он же знает, что тебе сейчас надо много заниматься. Может, он не хочет мешать.

— Он не мешает! — в сердцах выпалила Яна. — Нельзя же просто взять и исчезнуть! Я ему безразлична, и ему все равно, как я живу и что со мной происходит! Вот я специально пойду в город, чтобы увидеть его, а сделаю вид, что случайно! Нужно притворяться? Зачем? И что, как ни в чем не бывало начать разговор?

— Может, что случилось? — осторожно спросила Чуча. — Не мог он тебя так быстро забыть!

— Что могло случиться? — Яна вытерла слезы. — У него 15 апреля день рожденья. Как его поздравить? Он меня на свой день рожденья не приглашал!

— Пойдем в «Белую Акацию», — уверенно сказала Светка. — Он наверняка там будет. Сделаешь вид, что случайно встретились, там и поздравишь.

— Как-то не по-людски получается! Надо вести себя так, будто между нами ничего и нет, просто знакомые… — Яна вздохнула. — Но ты права, пойдем. Подарка у меня нет. Просто увижу, обниму и поцелую…

— Так, а что делать с задачей по алгебре? — вдруг вспомнила Светка. — Мне обязательно завтра надо показать тетрадь.

— Не знаю, у меня не выходит, я целый час просидела, — задумалась Яна.

— Тогда надо идти к Сташевскому, — посоветовала Чуча. — Он точно решил.

— Света, он меня уже почти две недели игнорирует. Я не знаю, что на него опять нашло. Ну-ка позвони ему. Скажи, что я хотела зайти, — в ее глазах вспыхнули озорные огоньки.

Чуча заговорщически подмигнула и набрала телефон Алика.

Трубку взяла Нелли Петровна.

— Здрасте… — пролепетала Чуча. — Можно Алика к телефону? … Это Света Черкис, его одноклассница.

Светка услышала, как Нелли Петровна позвала сына. Он в ответ что-то раздраженно буркнул и еще несколько минут не подходил к телефону.

— Что надо? — грубо спросил Алик, не здороваясь.

Светка вздрогнула от неожиданности и растерялась.

— Яна у меня… — неуверенно промямлила она. — Мы не… То есть она не может решить задачу по алгебре…

Он перебил ее:

— Скажи ей, пусть не приходит, — в голосе слышалось напряжение. — Я занят. И еще скажи, что надо думать об уроках, а не… черти о чем, и тогда все получится. — И повесил трубку.

Светка с расширенными от удивления глазами смотрела на Яну и слушала короткие гудки в телефонной трубке.

— Вот паршивец, он знает, о чем я думаю! — возмутилась Яна. — Он как чувствует, что я не могу сосредоточиться. Что делать? Надо решать самой. Света, дай учебник по алгебре. Только сиди тихо, я попробую еще раз. Он меня разозлил. Да пошел он!

Яна просто кипела от возмущения. Закусив губу и заправив за уши волосы, падавшие на лицо, она еще раз внимательно прочитала задачу. Вскочила с места, походила в раздумьях туда-сюда. Светка следила за ней как завороженная. Яна еще минуту постояла у окна, затем быстро уселась с ногами на стул и оперлась локтями на стол.

— Я, кажется, знаю, есть вариант! — Светка пыталась что-то сказать, но подруга только предупреждающе зыркнула на нее глазами, и та застыла с открытым ртом.

Немного подумав, Яна сосредоточенно покусала кончик ручки и быстро застрочила в тетради. Лицо ее разрумянилось, глаза заблестели. Через десять минут ответ был готов, и она довольно улыбнулась.

— Похоже, Сташевский знает тебя лучше, чем ты себя! — с восторгом заключила Светка и села переписывать задачу к себе в тетрадь.

Если бы Яну спросили, когда она впервые ощутила смутное беспокойство и начала соперничать с Аликом, она бы, наверное, не вспомнила. И это было странно. С самого первого класса он выделялся и был лучшим, а потом оказалось, что он — сильнейший ученик в школе, да и на городских олимпиадах он занимал призовые места. Между ними установилось какое-то тихое соперничество, и Сташевского это всегда злило. Он говорил ей: «Я иду своим путём, а ты, Росина, затеяла бой с тенью». И был бы прав. Отчасти…

— Он меня бесит и этим дает стимул! — подумав, сказала Яна. — Он все равно лучший, но мне есть на кого равняться, — она улыбнулась. — Благодаря Алику я достигла даже большего, чем было во мне заложено. Чувство соперничества — великая сила!

__________

Всю ночь она ворочалась и вздыхала, не находя себе места. Вот уже почти год она беспрерывно думает о Роберте, каждую минуту и секунду… Вспоминает его улыбку, голос, глаза… те самые синие внимательные глаза… Яна уже отчетливо понимала, что он и есть ее настоящее. Как она жила без него? А он? Где он сейчас? Думает ли о ней? Лишь под утро девушка забылась тяжелым сном. Проснувшись, с трудом открыла глаза, нехотя вытащила руку из-под теплого одеяла и нажала кнопку будильника, прервав трескучий звонок, который мучил ее каждое утро. Боже, как же хочется спать! И опять мысли о нем… Наваждение какое-то. И вдруг она улыбнулась: сегодня, сегодня у него день рожденья. Появилось необъяснимое предчувствие, что этот день подарит ей что-то хорошее. Сердце заколотилось так сильно, что Яна сразу же проснулась и села на кровати. Глаза ее сияли, а щеки пылали румянцем, приятное тепло наполняло душу в предвкушении чего-то неизвестного и волнующего. За окном еще не рассвело, но сон как рукой сняло.

Солнце выползало из-за туч, когда Яна спешила в школу. Был самый обычный будний школьный день. Но внутри у нее росло ожидание чего-то особенного, интересного, она чувствовала, что непременно увидит сегодня Роберта, и от этих мыслей она никак не могла сосредоточиться на уроках. За окном светило яркое теплое солнце, которое заливало своими лучами весь класс. Оглянувшись на своих одноклассников, Яна заметила, что все сидят со скучающими лицами и так же, как и она, с большим нетерпением ждут окончания уроков. Еще бы! На улице стояла чудесная, не по сезону теплая погода, и многие уже готовы были сорваться со своих мест и выбежать на улицу.

Бросив быстрый взгляд на часы, Яна с облегчением заметила, что ждать осталось не так уж долго. Что-то бубнил себе под нос учитель географии, и все делали вид, что внимательно слушают и записывают в тетради. Светка откровенно клевала носом. Алик Сташевский неотрывно смотрел в окно. Сашка Погодин нетерпеливо ерзал на месте. Юлька подобострастно смотрела на учителя. Сережа Орлов делал вид, что пишет, а сам рисовал какие-то несусветные рожицы в тетрадке. Господи, да когда же… Не успела Яна об этом подумать, как глубокую тишину школьных стен нарушил звонок, оповещавший о конце занятий. Ребята тут же оживились. Скучающее и сонное выражение на лицах исчезло, сменившись сияющими улыбками. Класс мгновенно опустел.

Яна вышла вместе с Чучей.

— Яна, сегодня четверг, 15 апреля. У Робина день рождения. Пойдем домой, пообедаем, переоденемся, а потом в город — полазим по магазинам, в ЦУМ заглянем, в «Белой Акации» покушаем. Хочешь?

— Да, пойдем, но скорее всего он будет там в пятницу вечером праздновать, — сказала Яна.

— Ну и в пятницу пойдем, ближе к вечеру, — Чуча вздохнула. — Погода такая классная, весна. А мы дома сидим безвылазно.

Ни на Пушкинской, ни возле «Снежинки», ни в «Белой Акации» Роберта не было. В кафе Светка подсела за столик к своим знакомым девчонкам, и они трещали без умолку, перемывая косточки всем знакомым и незнакомым, включая тех, кто появлялся в дверях бара. Яна расстроилась, настроение резко испортилось. Ей не хотелось ни с кем разговаривать, а тем более слушать всякие бредни. Она поняла, что Чуча в кафе застрянет надолго, и, попрощавшись, ушла восвояси. Сев на троллейбус, Яна доехала до «Снежинки», почему-то сошла там и осталась стоять на остановке. И тут она увидела Роберта, торопливо переходившего дорогу и направляющегося прямо к ней. Яна расцвела, разулыбалась, румянец покрыл щеки, внутри нее все ликовало.

— Привет, детка! — поздоровался он, подходя к Яне и целуя ее в щеку, как будто бы ожидал ее увидеть.

— Привет! И с днем рождения тебя! — сияя, сказала девушка и поцеловала Роберта.

— Спасибо! — ответил он, но лицо его было очень печальным.

— Почему ты такой грустный? Что случилось? — удивилась Яна. — День рождения все же!

— А чему тут радоваться-то? Я разменял уже третий десяток. Мне вот двадцать сегодня стукнуло. Время бежит неумолимо, с бешеной скоростью, и догнать его невозможно!

— Я уж думала, что-то случилось! — с облегчением вздохнула Яна и улыбнулась.

— Случилось. Я ничего не успеваю! Чего я достиг? Вот и случилось…

Молодые люди, не сговариваясь, перешли дорогу и направились в парк. День клонился к закату. Небо затянуло тучами, неизбежно гася свет уходящего дня. Весенний вечер наполнял воздух свежестью и ароматом отдохнувшей после долгой зимы земли, покрытой нежной молодой зеленеющей травкой, по которой скользили тонкие лучики заходящего солнца. Набухшие почки призывно возвещали о том, что совсем скоро станет тепло, и от этого становилось радостно на душе.

— Смотри, уже кое-где появились листики, — с восторгом сказала Яна. Но Роберт, казалось, никак не разделял ее энтузиазма.

Они шли по аллее погруженного в сумерки парка. Роберт смотрел прямо перед собой, а Яна пыталась заглянуть ему в глаза, неловко и неуверенно сжимая его ладонь. Он холодно смотрел вдаль, стараясь выглядеть независимым, сдерживая грусть внутри.

Они нашли скамейку и залезли на нее с ногами, усевшись на спинку, так, как они делали всегда. Прижались друг к другу, разглядывая серый неприглядный пейзаж уходившей вдаль аллеи.

— Ну что же ты такой грустный?! — не выдержав, снова спросила она.

— Яна, ну чему тут веселиться? Никаких перспектив, только всё более угасающая надежда на неожиданное чудо! Но чудес, как известно, в жизни не бывает, сколько бы мы ни фантазировали и ни мечтали. Мир рационален и жесток. И он не щадит никого. Я ничего не успел и ничего не достиг! Но некоторые всю жизнь купаются в славе и роскоши, совершенно не заслужив ни того ни другого. А другие, волею судьбы или еще там черти чем, живут только для того, чтобы добыть себе пропитание, и не могут вырваться из этого замкнутого круга!

— Ну почему ты думаешь об этом в свой день рождения?

— А когда об этом думать?! — улыбнулся Роберт. — Стукнуло двадцать! Пора думать о жизни!

— Мне кажется, ты ничего не боишься! — потершись о его плечо и устремив взгляд вдаль, сказала она.

— Нет, я боюсь, и очень боюсь… — признался юноша.

— Но чего? — Яна с удивлением и интересом посмотрела на него.

— Боюсь увидеть тебя в чужих руках, детка, — грустно сказал он. — А больше я ничего не боюсь, ты права.

— Но ты же меня совсем не держишь, — она отстранилась и заглянула ему в глаза.

— И не буду держать, ты должна все решить для себя сама, — он по-прежнему смотрел вдаль.

— Ну а если я уйду…

— …Тогда солнце погаснет, и я буду жить в сумерках… — Роберт посмотрел на Яну сверху вниз и печально вздохнул.

Глаза ее расширились от удивления.

— И ты вот так просто об этом говоришь?! Ты что, не предпримешь попытки удержать меня?

— Ты же умная девочка, знаешь что делаешь, и я уважаю твое решение, — мягко сказал он.

— Ну а если я приму решение неправильно, сгоряча или по дурости? Что тогда? — настаивала Яна.

— Тогда тебе придется достучаться до меня. Потому что если я ухожу, то ухожу навсегда, — решительно ответил Роберт.

Яна вздрогнула и задумалась. Повисло гнетущее молчание.

— Ну вот, теперь ты загрустила! Я совсем не собирался портить тебе настроение! Я буду делать все для того, чтобы тебе не хотелось уйти! Перестань! Все хорошо! Это просто внутри меня, и я сказал свои мысли вслух. — Он повернулся и поцеловал ее в волосы. — Ты не замерзла? Дай руку… Холодная. Иди сюда. Ты знаешь, для меня самое ужасное видеть, как кто-то делает с легкостью то, что мне кажется невозможным или дается с трудом! — задумчиво сказал Роберт. — Но даже когда ты достиг своей цели и гордишься собой, всегда найдется тот, кто придет и сделает это играючи, без особых усилий. И вот тогда ты понимаешь, что это мир неравных возможностей и что рожденный ползать летать не может.

— Ну перестань. Мне становится от твоих слов так же грустно, как и тебе. У тебя все впереди! Двадцать лет! Боже мой! Жизнь только начинается, и никогда не поздно начать сначала! — воскликнула Яна. — Кроме того, редко встречаются люди, у которых абсолютно все получается. Одни преуспевают в одном, другие — в другом.

Тут Яна почему-то вспомнила Сташевского, который преуспевал во всем сразу, и осеклась.

— «Куда бы вы ни стремились, начните оттуда, где вы находитесь». Джавахарлал Неру, — философски проронил Роберт. — Ты поняла? Нам обоим скоро придется все начинать сначала.

Он отвел глаза и, казалось, замкнулся, думая о своем.

— Откуда ты так много знаешь? — восхищенно спросила Яна.

— У меня было время читать. Я читал книги взахлеб, просто проглатывал. И у меня хорошая память, — сказал Роберт и криво усмехнулся.

— А сейчас, что ты читаешь сейчас? Я хочу ту же книгу у себя на подушке.

— Перечитываю томик Омара Хайяма. Очень люблю его стихи и знаю некоторые наизусть, особенно, те которые звучат как наставления, как напутствия. Они настолько правдивы, что слышатся как современные, и я стараюсь жить по этим законам.

— Я не знаю такого. Омар Хайям… — задумчиво повторила Яна. — Прочитай хоть одно стихотворение. Пожалуйста.

Немного подумал, Роберт начал тихо читать:

— «Не делай зла — вернется бумерангом,

Не плюй в колодец — будешь воду пить,

Не оскорбляй того, кто ниже рангом,

А вдруг придется что-нибудь просить.

Не предавай друзей, их не заменишь,

И не теряй любимых — не вернешь,

Не лги себе — со временем проверишь,

Что этой ложью сам себя ты предаёшь».

Яна слушала его очень внимательно и не могла отвести взгляда от его задумчивых печальных глаз.

— Боже, как здорово! Просто замечательно! Действительно, такое верное жизненное напутствие! — восхитилась она.

— Вот таких вот законов действительно надо придерживаться, а не разбирательств на комсомольских и партийных собраниях, — сказал Роберт.

— Ты придерживаешься? — с интересом спросила Яна.

— Конечно, во всяком случае стараюсь, потому и знаю это стихотворение наизусть. Если бы все придерживались таких законов, наш мир был бы намного чище, лучше и справедливей, — Роберт вздохнул. — И еще, я прочту тебе одно коротенькое четверостишие, его несложно запомнить, и я хочу, чтобы ты его запомнила.

Роберт смотрел на нее очень внимательно, и Яна внимала ему всем сердцем.

— «Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало,

Два важных правила запомни для начала:

Ты лучше голодай, чем что попало есть!

И лучше будь один, чем вместе с кем попало».

Запомнила, Яна? Пусть это останется с тобой на всю жизнь. Никогда, ни при каких обстоятельствах не теряй себя, — голос его был очень печальным.

— Я-то запомнила, но ты на меня такую тоску нагоняешь! Улыбнись! — она дернула Роберта за рукав.

— Скажи лучше, что ты сейчас читаешь?

— «Фаэты» Александра Казанцева. Это фантастика.

— Я знаю эту книгу, — улыбнулся Роберт. — Мне нравится еще «Час быка» Ивана Ефремова. Если не читала — обязательно прочти, тебе должно понравиться.

«Он какой-то не такой сегодня, отчужденный», — подумала Яна. А вслух спросила: — Ты будешь праздновать день рожденья?

— Я завтра вечером за тобой зайду, и мы решим, что будем делать. Хорошо? Тебя отпустят со мной? — настороженно спросил он. — А то в этом году у нас весна под запретом!

— Да, если не поздно, то отпустят, — поспешно ответила Яна, счастливая тем, что он пригласил ее отпраздновать.

Роберт сидел неподвижно и его взгляд был устремлен в пустоту серой аллеи, а Яна не могла насмотреться на него. Его синие печальные глаза были наполнены сухой грустью, а ее глаза светились нежностью к нему. На улице стало темнеть. Подул прохладный ветерок. Похолодало. Но они не замечали этого.

— Ну что ты сидишь, как будто не со мной. Что случилось?

Не успела Яна договорить, как Роберт неожиданно притянул ее к себе и поцеловал. У девушки перехватило дыхание, сердце учащенно забилось. Задыхаясь, она отстранилась. Роберт внимательно посмотрел на Яну. Власть его пристального взгляда была так же ощутима, как прикосновение. Ее щеки вспыхнули ярким румянцем. Она опустила глаза, но это не помогло. Совершенно лишившись способности соображать, Яна инстинктивно приподнялась и положила ладони на его лицо, словно пытаясь удержать Роберта на месте, и он замер, целуя ее со все нарастающей нежностью и страстью. Все окружающее исчезло, и влюбленные провалились в сладкую негу, отстранившись от всего мира. Прохладный ветер обвевал лицо, но Яна не ощущала этого. Она задыхалась, чувствуя жар, исходивший от его тела. «Господи, какой же он большой и горячий!» Ее собственная кожа стала гореть, и она расстегнула пальто.

— Что ты делаешь, детка? Ты же просту… — только и успел произнести Роберт, как Яна накрыла его губы поцелуем, прервав на полуслове. Он хмыкнул и ответил на ее поцелуй. Она почувствовала, как он напрягся. Его мягкие, теплые, влажные губы нетерпеливо скользили по ее горячим губам, упиваясь их жаром. Роберт и Яна потеряли счет времени. Он целовал и целовал ее, пока она не застонала. И Яна сразу почувствовала, как он улыбается. Она задрожала и прижалась мягкими теплыми губами к его шее. Он вздрогнул и слегка отдвиулся. Кровь стучала в его висках в такт мечущимся мыслям: «Думать о чем-нибудь другом! Надо переключиться и думать о чем-то другом!»

Роберт старался отвлечься, но все горело внутри от нестерпимого желания. Он подавил тяжелый вздох.

— Что-то не то? Я сделала что-нибудь не так? — испуганно спросила Яна. Роберт усмехнулся одними глазами: она выглядела такой трогательно-неуверенной.

— Ну что ты, детка! Просто уже поздно, а я с тобой всегда забываю о времени, — он с трудом приходил в себя. — Я ведь думал о тебе в тот момент, когда увидел тебя на остановке, — улыбнулся он. — Так странно. Только подумал — и ты появилась.

— Это действительно странно, потому что я просто сошла с троллейбуса, хотя ехала домой, — улыбнулась Яна.

— Между нами есть какая-то незримая нить. Я это чувствую, — Роберт смотрел на нее, и глаза его светились нежностью.

Береги отношения — иначе будешь беречь воспоминания

Еще один весенний день промелькнул за школьным окном. Все с нетерпением ждали окончания уроков и украдкой бросали взгляды на двор, любуясь ярким манящим солнышком. Наконец в коридоре заливисто зазвенел звонок. 10 «А» дружно с облегчением вздохнул. Защелкали замки портфелей и дипломатов. Ребята шумной толпой повалили из класса на свежий воздух.

— Светка, что ты копаешься? — Яна изнывала от нетерпения. — Мне надо быстрей закончить уроки и собираться. Он придет за мной.

— Во сколько? — спросила Чуча.

— Не знаю, вечером. Я хочу быть сегодня самой красивой! — зажмурившись, сказала Яна.

— Что ты наденешь? Ты уже решила? — Светка смотрела на нее с обожанием.

— Джинсы и… что еще? — задумалась Яна. — Пожалуй, бирюзовый свитер с атласными вставками.

— Да, красиво! Тебе этот цвет идет. Слушай, а Сташевский замедлил шаг, вон маячит впереди нас. Может, он тебя поджидает? Я в булочную зайду, а ты иди домой, — Чуча заговорщически подмигнула.

— Да ладно тебе. Мне сейчас не до него, — Яна вздохнула. — Он мне всю душу вымотал, думаешь, я не вижу, что он тоже весь извелся? Ну а что я могу сделать? Я ведь Роберта люблю.

Светка остановилась на перекрестке, а Яна продолжила идти дальше. Несмотря на то, что она шла не спеша, вскоре ей пришлось поравняться с Аликом Сташевским и обогнать его. Не проронив ни слова, ее одноклассник отстал и поплелся сзади. Она чувствовала, как он сверлит ее взглядом, и, остановившись, обернулась:

— Алик, у меня скоро дырка в спине будет!

— Росина, иди вперед, я не намерен с тобой разговаривать, — он скривился в своей обычной усмешке.

— Ну, ты сверлишь меня глазами, я спотыкаться начала, — нарочито возмущенно сказала Яна. Ей очень хотелось помириться с ним и наладить нормальные отношения.

— Много чести тебе, — буркнул Алик, поравнявшись с ней.

Вдруг Яна заметила, как у него дрожат брови от волнения, и ей стало не по себе. Что-то шевельнулось в душе — не то жалость, не то нежность, захотелось обнять Алика и прижаться к его щеке. Заметив, что она украдкой смотрит на него, Сташевский быстро отвернулся.

— Как ты чувствуешь, готова к экзаменам? — сдавленным сухим голосом спросил он.

— Я не знаю, Алик, — вздохнула Яна. — Делаю все, чтобы быть готовой. Много занимаюсь.

— Ладно, пока, — резко выпалил он, обогнал ее и стремительно удалился.

«Вот так всегда, — с горечью улыбнулась Яна. — Никогда не знаешь, чего от него ждать. Впрочем, не только от него», — и она подумала о Роберте.

Уроки не лезли в голову, никак не удавалось сосредоточиться и приходилось долго сидеть над каждым примером. Яна нервничала, каждую минуту смотрела на часы: время сперва, казалось, стояло на месте, но потом стремительно побежало, а она, к своей великой досаде, застряла на алгебре, в растерянности переводя взгляд с учебника на тетрадь и обратно.

Резкий звонок телефона вывел ее из задумчивости. Яна вздрогнула.

— Яся, привет! Это я! Ты готова сегодня улизнуть из дома? — весело спросил Роберт.

Она задохнулась, услышав его бархатистый голос.

— Когда надо быть готовой?

— Сейчас, детка, сейчас. Я возле твоего дома! Выходи!

Короткие гудки привели ее в чувство. Боже, совсем не успела собраться! Яна, как в лихорадке, начала метаться по всей квартире. Забежала в ванную, привести себя в порядок и почистить зубы. Выскочила в коридор, остановилась перед большим зеркалом, схватила мамину пудру, накрасила ресницы, придирчиво рассматривая свое отражение. Глаза сверкали, на щеках играл пунцовый румянец. Ох, волосы как всегда торчат в разные стороны! Встряхнув своими кудрями, Яна попыталась руками пригладить их и хоть как-то уложить.

Все сильнее нервничая, она вышла из квартиры и столкнулась с мамой.

— Куда это ты собралась? — Дина Павловна смерила дочь с ног до головы придирчивым взглядом.

— Воздухом подышать, — как можно увереннее произнесла Яна, опуская глаза.

— Скажи своему воздуху, что тебе надо уроки делать! — миролюбиво улыбнулась мама. — Я встретила Роберта, он сказал, что выгуляет тебя и приведет к десяти.

— Что, прямо так и сказал? Выгуляет? — Яна вся просияла.

— Ну, почти так и сказал. Да не нервничай ты так, это же видно! Ты прекрасно выглядишь, — и мама поцеловала ее. — Смотри, не допоздна, — добавила она, заходя в квартиру.

«Уфф, пронесло, слава богу, у нее хорошее настроение!» — подумала Яна и бегом спустилась по лестнице.

Роберт ждал ее у подъезда.

— Детка, я уже замерз, пока ты собиралась!

Он был без шапки. Красивые светлые волосы отросли и почти касались плеч, синие глаза сияли. У Яны от волнения затряслись руки.

— Привет, ты так неожиданно позвонил! Я занималась, поэтому так долго…

Роберт перебил ее:

— Я сказал твоей маме, что просто возьму тебя на пару часов подышать свежим воздухом, но, по-моему, слишком холодно. Давай руку, пройдемся до Сереги, попьем кофе.

— Так ты празднуешь сегодня день рождения? — с интересом спросила Яна. Ей очень хотелось узнать, кого он пригласил.

— Нет, ничего я не праздную, кто придет, тот придет. Я же сказал тебе, что не отмечаю… — Роберт вздохнул.

Яна улыбнулась. Он загреб ее в охапку и прижался губами к ее волосам.

— Давай, вперед, времени у нас мало, — и крепко сжал ее ладонь, увлекая девушку за собой.

Уже начинало темнеть. На город опускался туман. Они бежали по мокрому асфальту мимо светящихся окон домов, скверика им. Дзержинского, закрывающихся магазинов на Пушкинской. Он смешил ее, и от смеха она не поспевала за ним.

— Все, не могу больше, — запыхавшись, сказала Яна. — Давай возле «Снежинки» сядем на троллейбус.

— Считай, что уговорила, — согласился Роберт, тяжело дыша, уткнув руки в колени, как после пробега стометровки.

Они проехали несколько остановок в полупустом троллейбусе. Рядом с ним она чувствовала себя королевой. Вот и сейчас, стоило Яне встретиться с ним взглядом, как на нее нахлынула такая мощная волна чувств, пронизывающих каждую клеточку ее тела, что она еле могла совладать с собой. Это было невыносимо, но она уже не представляла, как жила без него раньше. Она никого никогда так не любила и была счастлива, что первой ее любовью был именно Роберт. Первой, единственной и навсегда.

В тот момент, когда они вошли в бар, там еще не было так много посетителей, и поэтому все любопытствующие взгляды устремились на них. Хорошо одетые, красивые, яркие, вместе Роберт и Яна смотрелись великолепно. Даже стороннему наблюдателю бросалось в глаза, что это влюбленная пара. Они постояли несколько минут в дверях, словно магнитом притягивая внимание окружающих. Яна почувствовала на себе быстрые оценивающие взгляды, но не смутилась, как обычно, а стала оглядываться по сторонам, ища знакомых. В дальнем углу в полумраке Яна разглядела силуэты Риты и Ляли и помахала им рукой. Рита ответила, а Ляля почему-то отвернулась.

— Идем, поздороваемся с Серегой, — сказал Роберт.

— О, привет, Роберт, и тебе привет, юная леди, — обрадовался им Серега. — Садитесь за стойкой, пока места есть. Кофе? Или, может быть, хотите есть?

— Детка, что ты будешь? — участливо спросил Яну именинник.

— Томатный сок, — почему-то смущаясь, ответила девушка.

— А мне кофе, — Роберт положил на стойку деньги. — Маленький, подойди к Рите, я с Серегой поговорю, а потом принесу тебе сок, хорошо?

Яна недовольно поджала губы и направилась к Рите с Лялей.

Рита поднялась ей навстречу.

— Яна, Лялю бросил Зорик, и из-за этого она очень переживает, — тихо, чуть ли не на ухо, сказала ей Рита. — Ты не могла бы не садиться к нам за столик? Она в таком состоянии, что никого не хочет видеть.

Яна заморгала глазами от неожиданности.

— Да, конечно, — кивнула она, понимая, что ее, мягко говоря, отшили.

— Спасибо за понимание, — Рита быстро обняла Яну и тихо добавила: — А то я ее чуть ли не из петли вытащила. — И, отвернувшись, села рядом с подругой.

Яна хотела было вернуться к Роберту, но у стойки бара ни его, ни Сереги уже не было.

Удивленным взглядом она обвела зал. «Странно. Куда же он запропастился?» — подумала девушка и села на высокий табурет возле стойки.

— Ваш сок, — миловидная официантка подвинула ей стакан.

— Спасибо! А ты не видела Роберта с Серегой, не знаешь, где они? — Яну охватило беспокойство.

— Сережа попросил заменить его ненадолго, скоро будет, а тебе велено было сок принести, — улыбнулась девушка и отвернулась к следующему посетителю.

Развернувшись на стуле, Яна села вполоборота к дверям, чтобы видеть всех входящих. Вскоре появились Миша и Борис с Наташкой. Рита увидела Мишу и сразу же, оставив застывшую в своем горе Лялю, побежала навстречу ему. Миша подхватил ее, поднял на руки и закружил, они поцеловались. Вдруг Яна перехватила полный тоски, страдания и в то же время завистливый взгляд Ляли, и сердце у нее сжалось, по спине побежали мурашки. Не в силах больше смотреть на ее искаженное болью лицо, Яна отвернулась, встала и направилась к Борису и Наташе:

— Привет, ребята!

— П-привет, — ответил Борис. — А где Робин?

— Не знаю, — пожала плечами девушка. — Пришли вместе, потом он куда-то с Серегой ушел, но сказал, скоро будет. Я его жду.

Борис с Наташей направились к столику, где сидели Рита с Мишей. Ляли там уже не было. Яна остановилась посередине зала, не зная, что ей делать: то ли подойти к ребятам, то ли сидеть у стойки бара и ждать.

Постояв несколько минут в нерешительности, ощущая себя третьим лишним, она резко повернулась на каблуках и быстро направилась в туалетную комнату. Ей хотелось привести свои чувства в порядок. Внутри у нее все кипело. Неловкость переросла в обиду, обида превратилась в недовольство, недовольство перешло в саднящее раздражение. Скоро надо возвращаться домой, а Роберт ее бросил здесь, в баре, ничего не сказав, просто исчез. «Если его не будет в течение пятнадцати минут, — в отчаянии подумала Яна, — то я уйду домой!»

Страшно злясь и едва сдерживая свои эмоции, она подошла к зеркалу и оперлась руками об раковину. Посмотрев на свое недовольное лицо и нахмуренные брови, стала поправлять волосы. Внезапно Янин взгляд выхватил в отражении приоткрытую в туалетную кабинку дверь у нее за спиной, и краем глаза она увидела вытянутые ноги в расклешенных джинсах и сапогах на платформе. Услышав еле различимый стон, Яна вздрогнула и замерла. Из-под кабинки медленно выползала лужа крови. Яна резко повернулась и распахнула дверь. Не успев еще ничего осознать, она подскочила на месте от душераздирающего крика, раздавшегося у нее за спиной. Кричала только что вошедшая в туалет девушка. Кровь застыла в жилах, волосы стали дыбом, и Яна тоже истошно завопила, не в силах оторвать взгляда от увиденного.

Ляля сидела в неестественной позе на закрытой крышке унитаза, нелепо завалившись на бок, с ее безжизненно свисающей руки стекали на пол крупные темные капли крови. Лицо ее было мертвенно-бледным, глаза полузакрыты, она еле слышно стонала. Со всех сторон послышались крики: «Милицию! Скорую!». К горлу Яны подкатил неприятный комок, ее тут же согнуло и вывернуло рядом со всей этой ужасной картиной. Все закружилось перед глазами, она услышала: «Держите, девушке плохо!» — и почувствовала, как кто-то ее поддержал.

— Спасибо, мне лучше.

Яна отошла в сторону и прислонилась к стенке. Выйти она не смогла, возле двери была толпа, и все новые и новые любопытствующие пытались протиснуться и поглазеть на случившееся.

— Посторонись, посторонись! Милиция! Разойдись! Все вышли! Кто видел, что случилось? Свидетели, останьтесь!

Толпа начала редеть. Яна стояла в шоковом состоянии и не знала, что делать: то ли признаться, что это она первая увидела Лялю, то ли незаметно выйти со всеми. Вдруг кто-то сзади схватил ее за талию, приподнял и, раздвигая толпу, выволок из туалета. Яна инстинктивно поняла, что это Роберт. Происходящее вокруг казалось каким-то нереальным страшным сном, и она не совсем понимала, что происходит и что ей надо делать.

Подъехала скорая. В бар зашли санитары во главе с фельдшером.

«Убийство?» — Яна слышала, как повсюду повторяют это слово. «Нет-нет, Попытка самоубийства. Девочка жива, потеряла много крови, но будет жить». — «Нет, ее убили, и убийца здесь, среди нас, поэтому никого не выпускают». Толпа гудела, выдвигая разные версии произошедшего.

— Яна, очнись, детка, — Роберт смотрел на нее огромными от испуга глазами. — Нам надо выбираться отсюда, тут полно милиции. Слышишь? Ты понимаешь, что я говорю тебе? — он легонько встряхнул ее за плечи.

Яна кивнула, и из глаз у нее потекли крупные тихие слезы. Судорожно всхлипнув, она попыталась сдержать рыдания, но тело била мелкая дрожь, с которой она ничего не могла поделать.

— Подожди, только не сейчас, — Роберт, как затравленный зверь, оглядывался по сторонам. — Прости меня, детка, прости. Я не должен был оставлять тебя одну.

Он искал пути к отходу, но все двери были закрыты. Они зашли в зал. В баре началась страшная паника, запасного выхода не было, люди пытались выйти через помещения кухни, но их не пускали.

— Так, Яна, слушай меня внимательно, — прошептал ей на ухо Роберт. — Постарайся, чтобы никто не видел, надеть кольцо, — он вытащил кольцо с небольшим бриллиантом из кармана джинсовой куртки и сам надел ей на палец, а затем, загораживая ее от других, делая вид, что поправляет ей волосы, надел цепочку с кулоном. — Я не хочу, чтобы это нашли у меня в кармане. Надо же такому случиться, — Роберт быстро озирался по сторонам, ища, как же им вырваться из этого злосчастного бара. Он уловил взгляд Сереги, тот показывал ему на подсобку. Роберт взял Яну за руку, и они, стараясь не привлекать внимания, очень медленно подошли к стойке.

— При первой же возможности зайдите в подсобку, только чтобы никто не видел, а там через задний двор попадете в сквер.

В этот момент к ним подошел молодой спортивный мужчина и, протягивая удостоверение, отчеканил:

— Следователь Мирошниченко Евгений Львович. Товарищ бармен, — обратился он к Сереге, нахмурив брови и пряча удостоверение в нагрудный карман. — Непорядок здесь у вас все время происходит, то драки какие-то, а теперь вот убийства…

Серега перебил его:

— Меня зовут Боровой Сергей Юрьевич, — очень официально представился он. — Евгений Львович, это вас неправильно информировали. Все у нас под контролем. Приходите завтра к обеду в ресторан, мы вас накормим вкусненько, а там и потолкуем, я вам все расскажу.

— Хорошо, от обеда не откажусь, — примирительно согласился следователь, но взгляда от Сереги не отвел, а наоборот, недобро прищурил глаза. — Говорят, музыка у вас тут иностранная, совсем не советская, — и указал пальцем на старенький магнитофон у стойки бара. — Высоцкого, наверное, крутите…

— Вы знаете, это ведь недоразумение сейчас произошло, — перебил его Серега, переводя тему. — Девчонка безнадежно влюбилась. И ей уже восемнадцать — совершеннолетняя дурочка. Она ведь жива осталась? Если бы захотела покончить с собой, сделала бы все тихо у себя на квартире, никто бы и не узнал. Я же ее знаю. Это Ляля Черная. А она хотела шумиху сделать, чтобы до Зорика дошло. Зорик ее бросил и уже гуляет с другой.

— А Зорику сколько лет? — осведомился следователь. — Он комсомолец?

— Да, Зорик институт заканчивает! И в армию собирается! — ответил Серега.

Яна слушала как-то отрешенно и отвлеченно. «А ведь Серега прав. Зачем, зачем она это сделала с собой?» Яна вздрогнула и передернула плечами из-за пережитого ужаса.

До Роберта только дошло, что она за все время не проронила ни слова. Он похолодел от страха. Неужели она до сих пор в шоке?

— Яся, ты меня слышишь? — спросил он, смотря в ее безучастное лицо и тряся за плечи. — Детка, — тревога в его голосе возрастала, — скажи мне что-нибудь, пожалуйста.

Девушка в ответ помотала головой. Глаза ее сухо блестели.

— Ну что ты молчишь?! — Роберт уже не обращал никакого внимания ни на следователя, ни на Серегу.

— Да она в шоке! — присвистнул Серега. — Ей надо срочно на улицу! Евгений Львович, разрешите им выйти.

Следователь внимательно разглядывал Яну:

— Почему девочка в шоке? Она что-то видела? — И вдруг, прищурив глаза, резко задал еще один вопрос: — Она что, малолетка?

Роберт с Серегой переглянулись.

— Разрешите ей на воздух, Евгений Львович, ей давно пора домой. Уже поздно, — сказал Серега, словно не расслышав его вопросов. — Я вам завтра в другой обстановке все растолкую.

— Хорошо, пусть идет, а вы, молодой человек, — сказал следователь, указывая на Роберта, — останьтесь. Мне чем-то ваша физиономия знакома.

— Она не пойдет одна! — одновременно воскликнули Роберт и Серега.

— Так мы ее родителей пригласим, пусть за ней приедут, — Евгений Львович был невозмутим.

— Это внучка Павла Романовича Вербицкого. Зачем же их тревожить? — сказал Роберт. — Я обещал ее родителям, что она к десяти будет дома. А уже десять, ее ругать будут.

— А ты кто такой? — подозрительно сверля Роберта глазами, спросил следователь.

— Я? Я друг семьи, — невозмутимо ответил тот. — Можете позвонить, спросить Павла Романовича! Хотите? — спросил с напускным равнодушием.

— Нет, не надо, зачем же людей тревожить без надобности. Ладно, идите, только чтобы никто не видел. Мы тут еще допрашивать будем.

Роберт вывел Яну на улицу, и они через задний двор попали в сквер. Он застегнул ей курточку и поправил шарф. В его глазах читалась явная тревога.

— Ты в безопасности, девочка! Не бойся! Я рядом! Все, все уже позади, — ласково говорил он. — Скажи, только скажи что-нибудь.

Яна молчала.

— Господи, что же мне делать? — с мукой в голосе проговорил Роберт. Он был ужасно перепуган. — Яна, что мне сделать? Скажи, скажи, детка!

Девушка по-прежнему не проронила ни слова. Ей казалось, что все это происходит во сне, словно хочешь куда-то бежать, но стоишь на месте, или что-то хочешь сказать, а голоса нет… Яна была просто в ступоре. Ее отрешенный взгляд встретился с его перепуганными, наполненными тревогой глазами. Оба застыли, неотрывно смотря друг на друга, И вдруг ее глаза наполнились влагой, крупные слезы покатились по щекам, и Яна заплакала, прижавшись к Роберту.

— Ну, слава богу, — прошептал парень, вздыхая и обнимая ее,. — Привет, детка, ты вернулась.

Девушка уже рыдала в голос.

— Скажи мне только хоть слово, — просил он, — одно только слово, чтобы я мог услышать твой голос, — и он стал целовать ее мокрые щеки.

— Зачем? Зачем она это сделала? — с трудом разжав губы, рыдая, спросила Яна.

— Очевидно, она хотела его вернуть, — сказал Роберт. — Но разве таким образом можно вернуть человека, если его душа уже не с ней? И вообще, это такое малодушие! Судьба часто подкидывает испытания, надо учиться преодолевать все трудности! Как можно лишить себя жизни? Это самое дорогое, что тебе дано! Жизнь — она полосатая: сегодня так, а завтра иначе. Может, через год она встретит другого, настоящего, парня и только скажет спасибо Зорику за то, что он ее бросил. Поблагодарит за опыт, который она приобрела с ним. Помнишь, я тебе говорил, что ничего случайным не бывает? Мы видим только то, что у нас под носом, а вся картинка доступна только тому, кто сидит выше. Он знает, для чего нужно, чтобы люди расставались или встречались, влюблялись и уходили. Мы все — звенья одной цепи…

— Ей тяжело, она мучается и таким образом хотела привлечь его внимание, это как шантаж… Но мне ее очень жаль.

— Вот видишь, Яна, она вызывает жалость, а это так унизительно. И никакого уважения к ней. Уважают только сильных, тех, кто может преодолевать любые трудности, даже душевные муки. Потому что душевная боль намного сильнее физической. И, пожалуйста, не думай ни о чем. С Лялей все будет в порядке, она в больнице. Она оказалась просто дурой. Вот и все.

Яна смотрела на него во все глаза. «Как он умен. А ведь нигде не учился. Какая-то природная, житейская мудрость. Кто же ты, Роберт Гудковский? Почему я о тебе так мало знаю?»

Они почти дошли до остановки. Туман опустился на землю, и в двух шагах ничего не было видно.

— Он к ней не вернется. — задумчиво проговорил Роберт. — А она, скорее всего, попадет в психушку.

— Но почему он разлюбил ее? Ты же говорил, что они хотят пожениться?! — в сердцах воскликнула Яна.

— Я точно не знаю, детка. Но, как правило, в разрыве виноваты оба. Надо беречь отношения, иначе потом будешь беречь воспоминания. Идем на остановку, я отвезу тебя домой.

__________

— Что же это такое? — запричитала мама. — Пришла поздно и опять зареванная! Будет ли этому конец! Скажи, что тебя держит с ним? Одни мучения. Тебе нравится мучиться? Ты что, самомазохистка?

— Не ори на нее, — вмешался папа.

— А-а-а, спать тебе мешаем? — возмутилась мама. — Она опять зареванная пришла.

— Ляля себе вены перерезала, — тихо сказала Яна и попыталась пройти в свою комнату.

— Как? — ахнула мама и всплеснула руками. — Зачем?

— Она жива, но в больнице сейчас. Неразделенная любовь, ее бросил парень…

— Доченька, — мама кинулась к ней. — Ты же понимаешь, как это глупо? Ни один мужчина не стоит таких страданий.

— Да при чем здесь мужчина, женщина, — возмутился папа. От его сна не осталось и следа. — Сам факт ухода человека из жизни таким путем неприемлем. Люди гибли на фронте за эту жизнь! И дышали каждой секундой, понимая, что следующего мгновения может не быть, и завтра для них может не наступить! А здесь? Ради чего? А сколько горя родителям? Это в высшей степени эгоизм! Ее через пару недель забудут и друзья, и знакомые, и бывший парень. А родители — мама, папа — будут помнить всю жизнь, до конца своих дней, и мучиться. Она своей смертью может убить их тоже. А нерожденные дети? Сколько жизней могло разрушиться от одного необдуманного поступка.

Мама с Яной, обнявшись, сидели и затаив дыхание слушали папу. Они не ожидали от него такой проникновенной и пылкой речи. Было видно, что он принял близко к сердцу попытку самоубийства незнакомой ему девочки.

Вдруг мама перевела взгляд на кольцо, ослепительно сверкнувшее у Яны на пальце.

— Яна, а что это за кольцо у тебя? — она взяла ее за руку и с интересом начала рассматривать бриллиант, аккуратно утопленный в изящную чашечку из белого золота.

Девушка испугалась и не знала, что ей ответить. Из-за всех этих душераздирающих событий она совсем забыла про украшения, хорошо хоть цепочка была скрыта под свитером.

— Боже, Рита забыла, наверное, ищет сейчас. Она мыла руки в туалете и дала мне подержать, и как раз мы нашли Лялю. Нам обеим было не до этого. Я отдам, надо только узнать, где она живет, — Яна сочиняла на ходу.

— Это очень дорогое кольцо, дочка. Надо немедленно его вернуть, чтобы, не дай бог, ничего о тебе не подумали, — назидательно сказала мама. — Сможешь заснуть? Или тебе дать валерьянки?

— Нет, все хорошо, мам! Я очень устала, думаю, усну без проблем.

— Спокойной ночи, солнышко, все будет хорошо, ты же у меня умница! Думай только о хорошем! — мама погладила ее по волосам и поцеловала.

И все же девушка никак не могла заснуть. Когда мама заглянула к ней проверить, спит ли она, Яна притворилась. Лишь перед рассветом она забылась. Ей снился сон, настолько реальный, что она ни секунды не сомневалась, что с ней это происходит наяву.

Яна бежала, задыхаясь, боясь опоздать в порт к отплытию корабля. Было тихое июльское утро. Первые лучи солнца едва освещали город, в воздухе витал аромат мокрой от росы травы. Птицы спали, не нарушая своим щебетом предрассветной тишины, цветы еще не раскрыли своих бутонов, над рекой стелилась дымка из тумана, веяло свежестью и прохладой. Но, несмотря на ранний час, на пристани толпился народ. Большой белый корабль готовился к отплытию. Матросы неспешно отвязывали тросы. Яна поняла, что опаздывает, и побежала изо всех сил, но расстояние между ней и кораблем почему-то никак не уменьшалось. В конце концов ей удалось приблизиться.

— Стойте! — задыхаясь, крикнула Яна.

— Вы едва не опоздали, юная леди, — строго сказал капитан, спустившийся ей навстречу с мостика. — Мы только вас и ждем. Кристофер, — обратился он к молодому человеку в форме штурмана, стоявшему у трапа и смотревшему на нее неотрывно, — это то, чего нам не хватало. Она одета подобающим образом.

— Она бежала, — сказал Кристофер. — Очень быстро, вон как лицо раскраснелось.

— Да, она спешила, — подтвердил капитан. — Значит, для нее это важно. Хотя они все спешат в этом возрасте. Только пробежав половину пути, останавливаются и думают, — тут он улыбнулся, — зачем было так торопиться?

Яна удивленно слушала их обоих, ничего не понимая, но каким-то шестым чувством догадываясь, что сейчас решается ее судьба.

— Белое платье ей очень идет, — Кристофер оценивающе посмотрел на Яну. — Но главное, на ее лице сияют глаза цвета моря. Значит, она будет много путешествовать! Ее путь будет долгим и непростым.

— Мне нравятся ее губы… ммм… то есть, извините, улыбка, — продолжал капитан. — Так что? Разрешим ей подняться?

— Вы думаете, она готова, сэр? — спросил Кристофер.

— Я думаю, вполне, пришло время отправляться в путь.

Яна не до конца поняла смысл этого ответа, но уточнить не решилась.

— Что ж, проходите, юная леди, — и они почтительно поклонились.

— Спасибо, — тихо сказала Яна и поднялась по трапу.

Оказавшись на палубе, она спросила капитана:

— А он уже здесь?

— Кто?

— Он, он должен уже быть здесь! Его время давно пришло! — Яна начала беспокоиться. — Где он? Где?

— Он? Может быть, он и здесь, но вполне вероятно, это совсем не тот, о ком ты думаешь сейчас. Не принимай желаемое за действительное. То, о чем ты мечтаешь, и то, что есть на самом деле, не всегда совпадает. Ты встретишь не тех, кого хочешь, а тех, в которых нуждаешься. Они будут причинять тебе боль, любить тебя, учить, ломать, чтобы превратить тебя в того, кем ты должна стать на самом деле. Со временем ты поймешь, что это совсем не плохо.

— Роберт! — позвала Яна. — Роберт! Он здесь? Вы его видели? — спросила она у Кристофера. Но тот только безучастно и равнодушно смотрел на нее.

К этому времени корабль уже отплыл от пристани. Яна оперлась на перила, задумчиво глядя на проплывающие мимо улицы и дома все еще спящего Города. «Неужели его здесь нет?» — с ужасом подумала она.

И вдруг она увидела… Роберт бежал к пристани, пытаясь догнать уходящий корабль. Он остановился на самом краю пирса, готовый прыгнуть в воду. Крупные слезы текли по его лицу.

Он опоздал…

Яна стояла и с опустошением в душе смотрела на берег, как смотрят грустный красивый фильм на экране.

«Прощай, вряд ли я еще когда-нибудь сюда вернусь», — подумала она.

Корабль набрал скорость и вышел в вольное плавание, оставив Город детства далеко позади. Дул свежий ветер, она кожей ощущала это, блестели на солнце голубые волны, оставляя пенный след за бортом, солнце уже сияло высоко в небе, но тревога не покидала ее.

Яна резко проснулась, как будто упала с большой высоты в пропасть, и сразу же открыла глаза.

«Что за бред, — подумала она и вздохнула. — Я никуда не хочу плыть без него».

Услышьте мое молчание

За окном замер промокший город. По запотевшему стеклу ползли струйки апрельского дождя. Вода потоками лилась на землю, смывая застоявшуюся грязь, накопившуюся за зиму. Яна смотрела на косые капли и грустила. Ей казалось, что серые тучи сгустились только над ее домом и только на ее стекле дождь оставляет грязные разводы своих слез. Выходной называется! Она бы многое отдала сейчас за то, чтобы не мучиться в этот дождливый день и не сидеть, как в клетке. Яна всматривалась в даль. Где-то там, за чертой дождя, живет человек, которого она так сильно любит. Уголки губ приподнялись в улыбке, и она зажмурилась, с нежностью вспоминая о Роберте. Чувства переполняли: «Где же ты, любимый, живущий по ту сторону дождя?»

Каким далеким, каким непреодолимым казалось ей сейчас это расстояние. Она подошла к окну и дотронулась пальцами до холодного запотевшего стекла и вывела на нем имя «Роберт». Потом, подумав, добавила: «Люблю». Ей казалось, что их разделяет непреодолимая стена. Она закрыла глаза. «Господи, никому нет никакого дела до моих переживаний! Почему все так?» Ей хотелось, чтобы был другой, созданный только для них мир. Где не было бы ни дождей, ни расстояний, никаких других препятствий на их пути. Где ее рука сейчас лежала бы не на мокром холодном стекле, а на его плече.

Вселенная содержит бесконечное количество вариантов и отражает всю картину происходящего на земле. Сколько людей существовало, существует и будет существовать, столько будет событий и их переплетений. Ведь каждый человек — это целый мир! Если мы тоже являемся частью всей этой хроники вселенских знаний и звеньями одной цепи, так почему где-то там, в глубине бесконечности, звезды не складываются таким образом, чтобы любящие сердца были вместе?..

Роберт вышел из дома, поднял воротник куртки и щелкнул кнопкой зонта. «Да, настоящий ливень», — подумал он, поежившись от холода. Торопливой походкой, хлюпая по лужам, молодой человек направился к телефонной будке, маячившей в конце залитой дождем улицы. Зайдя внутрь, стряхнул капли воды с зонта и закрыл дверь. Отгородившись от дождя и всего остального мира, подул и потер замерзшие руки и набрал ее номер.

— Яночка, подойди к телефону, я в ванной, а папа как всегда спит! — крикнула мама.

Яна вздрогнула, отвлеченная от своих раздумий, и кинулась в прихожую.

— Алло!

— Привет, Яся! — сказал Роберт.

— Привет, — произнесла она с замиранием сердца.

— Так тоскливо, такой серый день! Я по тебе скучаю, — вздохнул он.

Она наслаждалась звуком его голоса, не особо вникая в смысл сказанного.

— Да-да, дождь, скучно, мне тоже…

— Я вообще люблю весеннюю грозу, вот если бы еще ты была рядом, — в его голосе послышались грустные нотки.

— Я тоже хочу быть рядом…

Он помолчал.

— Детка, скажи мне что-нибудь сама, пожалуйста, без «тоже»… Ты что-то чувствуешь ко мне?

— Я тоже… Ой, я скучала очень и думала о тебе в ту минуту, когда ты мне позвонил, — спохватилась Яна.

— А я все время думаю о тебе, не прекращая, просто схожу с ума… — он улыбнулся, и Яна это почувствовала. — Чем ты сейчас занимаешься? — спросил Роберт.

— Я грущу, — и она тоже улыбнулась. — Но если бы ты был рядом… то…

Роберт перебил ее:

— То представляешь, какая была бы романтика? Вечер… за окном дождь стучит в окно, а у нас тихо звучит «Июльское утро», две свечи плачут воском прямо на твой тетрадный лист на письменном столе. И я целую твои руки, плечи, шею, а потом твои губы…

Она слушала его затаив дыхание.

— У меня мурашки по всему телу от твоих слов! Приходи, я так хочу тебя видеть, — попросила Яна.

— Нет, не сегодня, не в выходной. Я не хочу мешать твоим родителям, — сказал Роберт.

— Ты не мешаешь! И кроме всего, я хочу отдать тебе кольцо и цепочку с кулоном, — прошептала Яна, закрывая трубку рукой, чтобы не услышала мама.

— В следующую субботу — 1 мая. Мы собираемся у Риты. Ты пойдешь со мной? — спросил Роберт.

— Да, — сказала она, едва не подпрыгнув на месте от радости.

— Ну вот тогда и заберу, пока пусть у тебя побудет, если можно, конечно.

— А что, до этого мы не увидимся? — с разочарованием в голосе спросила Яна.

— Может быть, и увидимся… — в трубке послышались короткие гудки. Связь предательски прервалась.

— Черт, — выругался Роберт — у него больше не было двух копеек. Он постоял еще немного в телефонной будке, прислонившись к стене и слушая, как барабанит по крыше дождь. Снаружи постучали.

— Молодой человек, долго вы еще? Если просто прячетесь от дождя, то выходите немедленно! Мне позвонить надо! — возмущалась женщина, стоящая под зонтиком у автомата.

— Извините, — пробормотал Роберт, выходя под дождь.

Он перебежал улицу, поеживаясь от холода, и направился к Жене.

— Привет, — сказал Роберт, когда Женя открыла ему дверь. — Пустишь меня?

— Мама, кто писёл? — выглядывая из-за двери, спросил Захарка. — О, Ёбет! — Он кинулся к нему на шею и прижался мордашкой к его лицу. — Где ты биль так дойго?

Роберт поднял его на руки и поцеловал в щеку.

— А смотри, что я тебе принес, — и он вытащил из пакета две коробочки. В одной были пластмассовые фигурки солдатиков зеленого цвета, а в другой — красного. — Мы будем сегодня с тобой играть в войнушку, — многозначительно сказал он.

— Уяяя! — закричал Захарка.

Женя печально улыбнулась.

— Ты как раз к ужину. Я сейчас дожарю котлеты, и будем садиться за стол.

В комнате было тепло, из кухни вкусно пахло. Роберт сглотнул: есть хотелось неимоверно.

— Идем, малыш, поиграем, пока мама приготовит ужин, — сказал гость, увлекая мальчика за собой.

— Ты будись немцем, а я — юсским. Садись сюда, — распорядился Захарка. Они выставили солдатиков и начали бой.

— Ты зе немци, пацему нападись, сдавася! — малыш раскраснелся от удовольствия, сбивая его солдатиков.

— А ты обходи, обходи сзади, бери в окружение, или я сейчас прорву твою оборону и возьму тебя в плен, — подначивал его Роберт.

— Ти се, сиезно? — малыш недоверчиво посмотрел на него большими светлыми глазами. — Юсские не сдаюця! Ти се, теевизей не мотись?

Роберт рассмеялся.

— Все, все, я сдаюсь, — он повалился на пол, а Захарка залез на него сверху. Роберт поднял его над собой и начал щекотать. Мальчонка зашелся веселым серебристым смехом.

Женя стояла в дверях, смотрела на них и вздыхала: «Даже сынишку он успел приручить».

— Мальчики, все готово, идемте ужинать!

Долго уговаривать их не пришлось, Роберт помчался на кухню, держа под мышкой Захарку.

Ели с удовольствием и аппетитом.

— Ммм, вкусно, — сказал гость. — А тебе, малыш, вкусно?

— Угу! — жуя котлетку и мотая ногой под столом, сказал Захарка. — Мам, киселик есь?

— Будет тебе киселик, только поешь сначала, — улыбнулась Женя, вытирая ему салфеткой подбородок.

После ужина Захарку разморило. Он начал капризничать, и Женя пошла укладывать его спать. Роберт помыл посуду, прибрал на кухне и взял тряпку протирать полы. Он не заметил, как Женя тихо подошла и остановилась в дверях, наблюдая за ним. Глаза ее были полны грусти. Она прикипела к нему всем сердцем. А он? Он любит другую. Она — просто его перевалочный пункт. Девчонка подрастет, и все…

— Роберт, ты читал сказку Экзюпери «Маленький принц»? — спросила Женя.

— «Мы в ответе за тех, кого приручили»? Это ты хотела сказать? — он обернулся к ней. — Я читал, конечно, читал и думал об этом. Ну что ж, я буду уходить постепенно, чтобы у вас не сложилось впечатление, что я вас бросил, — вздохнул он. — Помнишь? Там лис сказал Маленькому Принцу: чтобы приручить его, нужно каждый день подсаживаться все ближе и ближе. Но если каждый день отсаживаться все дальше и дальше…

Женя всхлипнула.

— Чего ты? Я же пока здесь, — сказал он, прижимая ее к себе.

__________

«Такое впечатление, что у нас город дождей. Даже не хочется выходить во двор. Где же ты, солнышко, где?» Яна посмотрела в окно и в отражении встретилась взглядом с Аликом Сташевским — тот тоже не вышел на перемену. В классе осталось всего несколько человек, которые сидели, уткнувшись в учебники, в предчувствии, что их спросят. Через открытую дверь класса из коридора доносились галдеж, беготня, крики и смех.

— Что, Росина, грустишь? У тебя такой потерянный взгляд! Кто тебе настроение испортил? — вдруг с сарказмом спросил Сташевский.

Яна от удивления растерялась и заморгала.

— Дождь! Только дождь!

— Есть имя у дождя! И имя этому дождю всем известно! — в сердцах произнес Алик.

— Прямо все ты знаешь, — раздраженно пробормотала Яна. Но в глубине души была рада, что он хоть как-то обратил на нее внимание, потому что последнее время он ее просто не замечал.

— Больше, чем ты думаешь! — многозначительно заявил Сташевский и уже было собирался отвернуться к окну, как Яна неожиданно поднялась и направилась к нему, остановившись возле его парты.

— Алик, мне тебя не хватает, сейчас время укреплять нашу дружбу, совсем скоро мы расстанемся, а ты все время злишься на меня! — с укором заявила она.

— Ха-ха-ха, — саркастически рассмеялся Алик гомерическим смехом. — Зато мне тебя хватает, даже чересчур! Я тебе нужен задачки решать, когда самой думать неохота?

— Алик, ну зачем же ты так! — возмутилась Яна и резко развернулась, направляясь к своей парте, закусив нижнюю губу от обиды.

Прогремел звонок, и в класс начали возвращаться ученики. Последним вошел Денис Владимирович и закрыл за собой дверь. Яна поспешила сесть на свое место.

— У меня для вас радостная новость! А если бы вы знали, как мне было приятно — и как человеку, и как учителю! Сколько поздравлений я получил! — с энтузиазмом сообщил историк.

Все притихли и с интересом прислушались.

— Алик Сташевский выиграл городскую олимпиаду по истории, — многозначительно объявил он и обвел взглядом класс.

Алик хмыкнул.

— Дело-то не в вас. Если бы на вашем месте был другой учитель, я бы все равно выиграл эту олимпиаду! — с сарказмом произнес он и сразу же отвернулся к окну. Во всем его облике сквозил вызов.

Образовалась неловкая пауза. Историк поджал губы и ничего не ответил. По классу пробежал недовольный гул. Ученики были возмущены выпадом Алика Сташевского. А ему, казалось, море по колено. Он совершенно отрешенно и безучастно смотрел в окно.

— Яна, а ведь это он из-за тебя злится на Хиппника, — шепнул ей на ухо Сережка Орлов.

— Почему ты так вдруг решил? — удивилась та.

— А другой причины я не вижу, — ответил Сережка.

Пауза затянулась. В классе нарастал галдеж.

— Ну что ж, — наконец очнулся Денис Владимирович. — Спасибо, Алик, и на этом. Все равно я тебя поздравляю, даже если я ни при чем!

— Я не люблю, когда чужие заслуги приписывают себе! — зло огрызнулся Сташевский.

— Не советую тебе так разговаривать со мной! — строго одернул его Денис Владимирович. — Ты совершаешь ошибку! Может, завтра…

— Завтра всегда новый день, в котором еще нет ошибок! — перебил его Алик и вышел из класса.

Все замерли.

— Что он себе позволяет? — взвизгнула Юлька.

По классу прокатился возмущенный гул. Денис Владимирович заметно побледнел, потом покраснел от возмущения.

Яна сидела ни жива ни мертва.

— Что же он делает? Зачем? — удивленно обратилась она к Сережке. — Это же конец года, он может себе навредить!

— А по-моему, он молодец! Настолько уверен в себе, что ничего не боится! — с уважением возразил ей Сережка.

Денис Владимирович кашлянул, приходя в себя.

— Так, откройте учебники! — быстро сказал он. — Олег Харченко! Начни читать: «Двадцатый съезд КПСС состоялся в Москве 14—25 февраля 1956 года».

Олег продолжил:

— «Наиболее известен осуждением культа личности и, косвенно, идеологического наследия Сталина».

Денис Владимирович одобрительно кивнул и стремительным шагом покинул кабинет.

Алик Сташевский стоял под дождем, смотрел на затянутое тучами серое небо и мучился противоречивыми вопросами: зачем? Зачем он это сделал? Ведь он уважает Дениса, даже больше того, Денис ему нравится и как человек, и как учитель. Это все Росина, как зубная боль, заноза… Все из-за нее. Он глотал слезы, перемешанные с дождем, текущие по его щекам.

— Алик, зайди в коридор, — окликнул его Денис Владимирович. — Идем поговорим. Приглашаю тебя на мужской разговор.

Сташевский нехотя поднялся по ступенькам и спрятался под навес, уже успев изрядно промокнуть. С волос стекала вода. Его трясло от нервов и холода. Он стоял вполоборота к Хиппнику, подняв плечи и засунув руки в карманы, и выжидающе молчал. Они были одного роста и сложения и смотрелись почти как ровесники.

— Ты же знаешь, что неправ, Алик! То, что ты сказал перед всем классом, было по меньшей мере нетактично, а по большому счету это было просто хамством. Ведь никто не исключает твоих способностей и заслуг, и я не приписываю твою победу себе ни в коем случае. Но все мы рано или поздно совершаем ошибки. Хотим мы этого или нет. Мир не таков, каким мы его себе представляем, поэтому наши ожидания неизбежно будут расходиться с нашими результатами. У кого-то в большей степени, у кого-то в меньшей.

— Что вы меня лечите, Денис Владимирович? Я что, похож на больного? — оборвал его Алик. — Вы прекрасно знаете, что дело совсем в другом.

Наступила неловкая пауза.

— Это все из-за Яны, я знаю, — вдруг тихо сказал Денис. — Я здесь ни при чем, я просто ей симпатизирую, и все.

— Почему именно ей? Только потому, что она красивая? — презрительно скривился Алик.

— Нет, в ней есть удивительное сочетание красоты и ума, что встречается крайне редко. И еще шарм, который отличает ее от других. С этим рождаются, приобрести невозможно На нее приятно смотреть. Не знаю, на вид она такая беззащитная и хрупкая, а на самом деле в ней есть какой-то очень крепкий, стальной стержень… Необычная девочка, можно сказать, белая ворона… — улыбнулся Денис.

— Она вам нравится…

— Как и тебе, Алик, и многим другим… Но она сделала свой выбор, и, на мой взгляд, очень опасный. Я не знаю, как ее от этого уберечь. Она меня не послушает, да и вообще никого. Пока сама не набьет шишек… Алик, я тебе не соперник.

Сташевский окинул его презрительным взглядом, но глаза его уже не были такими колючими.

— Иди домой. Ты промок. Я тебя отпускаю с занятий и предупрежу Наталию Ивановну, чтобы у тебя не было неприятностей, — Хиппник протянул ему руку в знак примирения.

Алик нехотя пожал руку и отвернулся.

— Поскорее бы уехать отсюда, — прошептал он.

— Человека, которого любил однажды, нельзя забыть. К нему можно начать по-другому относится, а забыть… Забыть никогда…

__________

После школы Яна удобно расположилась у Чучи на кухне, облокотившись на стол и подперев голову руками. Слушала, не вникая, ее трескучую болтовню обо всех и обо всем.

«Поскорее бы майские праздники», — думала Яна, отвлекаясь от непрерывного потока информации в виде сплетен, которые Чуча пыталась вывалить ей на голову.

Светка, как всегда, готовила бутерброды, каждую минуту заглядывая в холодильник.

— Вот ты все учишься и учишься! А что толку? Через год ты не будешь помнить, какую отметку получила по алгебре за контрольную, а вот когда ты первый раз поцеловалась с Робертом, никогда не забудешь. Встречи с ним, прогулки при луне, чайные розы, как его выгоняла твоя мама…

Яна только хотела согласиться, как Светка вдруг резко сменила тему:

— Учишься, зубришь что-то, и ничего вокруг не замечаешь. А между прочим, все словно с ума посходили! — тараторила она без умолку, жуя все подряд, что попадалось под руку. — Ой, я такая голодная, а ты такая глупая, Яна… Вчера милиция приходила в школу! Ты знала об этом? Во, и я говорю! Что ничем ты не интересуешься и дальше своего носа не видишь!

— Так, а чего милиция приходила? — отвлеклась от раздумий Яна.

— Броню прямо с уроков забрали, — в очередной раз открывая дверь холодильника, изрекла Чуча с набитым ртом.

— А что он еще натворил?

— Боже! — Светка развернулась к ней и закатила глаза. — Только ты одна, наверное, не в курсе. Весь город гудит. Верку Корнееву из тридцатой школы изнасиловали.

— Как изнасиловали? — от удивления Яна даже подскочила на месте.

— Вот так, — печально вздохнула Чуча, опуская глаза. И с видом всезнающего человека принялась увлеченно рассказывать: — Броня, ты же знаешь, это та еще сволочь! Он начал как будто бы ходить с Верой. Позвал ее на свидание, договорился со своими дружками, они ее затащили в подвал и там изнасиловали, гады. Напугали до смерти, пригрозив, что если она кому-то скажет, то они ее убьют. Все говорят, что это уже не первый раз он ее насилует, причем каждый раз с разными дружками, может, врут. Теперь всех ищут. Короче, Верка еле приползла домой, вся зареванная, с перепугу сначала ничего не рассказывала, но мама ее сразу заподозрила неладное и быстро все из нее вытащила и заявила в милицию. Теперь Броню посадят в колонию для малолетних преступников!

— Какой ужас, боже мой! Такой подонок! — всплеснула руками Яна.

— Там ему и место! Такое впечатление, что он был рожден бандитом, — с возмущением сказала Чуча. — Только маму его жалко!

— Он же теперь ни учиться, ни работать нормально никогда не сможет. Он себе на всю жизнь выписал волчий билет! Какой идиот, погубил свою жизнь! — не могла успокоиться Яна.

— Ты же знаешь нашего сердобольного директора? Георгий Никитич обычно раньше этого дурака защищал. Он же всегда всех жалеет. У Брони мать одна разрывается на двух работах, и еще трое младших детей… Отец — пьяница, избивает ее постоянно… Но когда директор узнал об изнасиловании, опустил руки…

— Такого защищать нельзя, только ради матери его Георгий Никитич, наверное, и старался… — подумав, заметила Яна.

— Яна, но это еще не все. Ты хорошо сидишь? — Чуча с любопытством сверлила ее глазами, перестав жевать, стараясь догадаться, какая сейчас последует реакция.

— Господи, что еще случилась? — с ужасом посмотрела на нее Яна.

— В школе новый скандал. Оля Петренко беременная, — сообщила Чуча, не отрывая взгляда от подруги. — Такая тихонькая, скромненькая, незаметненькая никакушка, — съязвила Светка, состроив презрительную мину

— То-то я смотрю, что она поправилась, я еще подумала, когда мы пришли на олимпиаду по истории: надо же, толстеет и ничего с этим не делает! — усмехнулась Яна. — Как она могла, в такой ответственный момент, в конце десятого класса, когда надо получать аттестат? И кто же постарался, интересно?

Чуча молчала.

— Ну, не томи, ты же знаешь, — нетерпеливо заерзала на стуле Яна.

Толстушка откусила от бутерброда огромный кусок, неторопливо прожевала и наконец проглотила. Яна в нервном ожидании следила за ней. Светка вытерла рот рукой, метнула на нее пытливый взгляд своих черных блестящих глаз и тихим голосом произнесла:

— Говорят, Вадим…

Это имя для Яны прогремело как гром среди ясного неба. Она застыла, оглушенная этой ужасной новостью.

— Не может быть! — пробормотала она. — Откуда ты знаешь? Может, это ошибка? Бедный Вадим. Боже мой! — и закрыла голову руками.

— Да, Оля, скромница и тихоня, рассчитала все правильно, — вздохнула Чуча, переводя дух между двумя бутербродами. — Богатая, порядочная, интеллигентная семья. Считай, удачный брак.

— Что ты такое несешь? Кто их поженит? До восемнадцати лет никто не сможет их расписать. Какой позор. А я-то думаю: куда подевался Вадим? Чего он меня избегает? Теперь я понимаю: он прячется от меня. Боже, просто ужас. Мир перевернулся. Все как с ума посходили.

— Смотри: то, что ты отбрасываешь, моментально подбирают. Вот эта Оля — никто, и звать ее никак, а палец в рот не клади! Тут зевать нельзя! Мужика надо брать за рога! — назидательно произнесла Чуча, поднимая указательный палец вверх и размахивая им перед носом совершенно расстроенной Яны.

— Не мужика за рога, а быка! — с усмешкой поправила ее Яна.

— А, какая разница! — Чуча махнула рукой и тут же запихала в рот очередной бутерброд.

Яна посмотрела на нее с сожалением:

— И вообще, хватит жрать! Сколько можно? Ты меня раздражаешь!

— Что ты свою злость на мне срываешь? — совершенно миролюбиво заметила Чуча. — И вообще, все бутерброды разные: один был с икрой, другой с колбасой, а это — с сыром к чаю.

— От этого их количество не уменьшилось! — возмущенно заявила Яна.

— Ты мне завидуешь, что я делаю то, что хочу. Хочу — ем. Хочу — не ем. Хочу — учусь, а хочу — нет. Я свободна. А у тебя одни обязанности. Кушать нельзя, гулять нельзя, только учиться и можно! — фыркнула Чуча.

— Не злись, я просто расстроилась из-за Вадима, правда, — вздохнула Яна, не понимая, что с ней происходит. Ей стало совсем грустно, и где-то глубоко какая-то ранка саднила душу. Казалось, что она лишилась чего-то очень личного и что-то до боли необходимое забрали у нее навсегда…

— Вот досада, — вслух подумала она. — Что же делать с Вадимом?

— А что с ним делать? — задумчиво прищурилась Чуча, словно прочитав ее мысли. — Надо уметь отпускать. Поезд ушел…

Но Яна никак в душе не хотела мириться с этим.

__________

Утром 1 мая Яна проснулась с предвкушением чего-то необыкновенно хорошего, душа трепетала в ожидании праздника. По квартире разносились вкусные запахи. Мама варила холодец и пекла коржи для «Наполеона». В гостиной работал телевизор, и по громогласному «Ур-ра-а!» Яна поняла, что начался парад на Красной площади, а значит, и у них в городе, и по всей их необъятной Родине под названием СССР. «Да здравствует Коммунистическая Партия Советского Союза!» — произнес диктор по телевизору, и в ответ прозвучало неизменное раскатистое «Ур-ра-а-а»!

— Мам, а чего так телевизор орет в праздник? — недовольно спросила Яна. — Я хотела поспать подольше.

— О, ты уже проснулась! — мама месила тесто на пирожки. Яна всегда удивлялась, как ловко она управляется на кухне. Ей удавалось делать несколько дел сразу, и все у нее спорилось и получалось.

— Телевизор придает ощущение праздника, не каждый же день у нас парады на Красной площади, — сказала Дина Павловна. — Папа с дедушкой давно ушли. А после обеда мы идем в гости к Торикам, пойдешь с нами?

— Нет, мамочка, мы встречаемся с классом в половине одиннадцатого на площади Потемкина. А потом мы с Робертом идем к Рите.

— Яна, не поздно, чтобы я не волновалась. В девять будь дома, — мама поморщилась, услышав про Роберта.

— В десять, — огрызнулась Яна и пошла собираться.

Вскоре за ней зашли Сережа Орлов и Саша Погодин. Мама угостила их чаем с «Наполеоном». Когда они вышли из подъезда, Чуча уже ждала на улице. Погода была прохладная, моросил мелкий дождик.

— Яна, ну чего ты встала? Мы кого-то еще ждем? — спросил Саша Погодин.

— А Сташевский вообще собирался? Может, за ним надо зайти? — поинтересовалась Яна.

— Он на такие мероприятия не ходит, но я могу заскочить к нему и проверить, — Сережка махнул им рукой. — Идите вверх по Октябрьской революции, я вас догоню.

Яна перевела взгляд на Чучу.

— Мы все равно будем идти медленно, так что давай быстро!

Город был убран праздничными красными флагами и транспарантами с разными надписями: «Мир, труд, май», «Слава КПСС!», «Да здравствует Союз Советских Социалистических республик!»

Ребята прошли полквартала, и вскоре их догнали Сережка Орлов и Алик Сташевский, а на углу Краснознаменной уже стояли Юля Волкова и Таня Сидоренко.

— Хорошо хоть сегодня идем не в обязаловку! — сказал Сережа Орлов.

— Лично у меня любовь к первомайским демонстрациям еще с детства, — улыбнулся Саша Погодин. — Мне нравилось, когда мимо нашего дома проходили колонны людей с музыкой, транспарантами и воздушными шарами, ехали грузовики в форме космических кораблей, лепешек, сосисок, удивительных животных. Не знаю, как относились ко всему этому сами участники демонстрации, но для нас, детей, это был настоящий яркий праздник.

Парад был уже в полном разгаре, когда они подошли к площади. Организованные колонны демонстрантов шествовали по центральной улице города под патриотическую песню «Широка страна моя родная…», из громкоговорителя прозвучало приветствие диктор: «Да здравствует дружба между народами», и в ответ все с энтузиазмом орали: «Уррра-а-а-а-а-а!».

С трибуны, установленной на площади возле здания обкома партии, демонстрантов приветствовали руководители КПСС, представители власти, передовики производства, ветераны и почётные граждане.

— Ну, что будем делать? — спросила Таня. — Сегодня нигде не протолкнуться.

— Айда в парк или на набережную! У меня есть бутылка портвейна, — хитро улыбнулся Сашка. — Выпьем, погуляем.

— Ради этого вы меня вытащили из дома? — спросил недовольно Сташевский. — Еще погода мерзопакостная, скорее всего дождь будет.

— Что ты все ворчишь, Алик, всем недоволен? — улыбнулась Яна. — Наслаждайся каждым мгновеньем весны!

— Да, как Штирлиц, — засмеялся Сашка. — Будем пить из горла, извините, стаканы не прихватил.

— Росина, и ты будешь пить? — удивленно поднял брови Сташевский.

— А что, мне слабо? — захорохорилась Яна. Взяла из рук Сашки Погодина бутылку портвейна и сделала пару глотков.

— Ну ты даешь, Росина! Никогда бы не подумал, такая на вид пай-девочка, — презрительно хмыкнул Алик, и Яне почему-то стало стыдно.

Бутылка пошла по кругу.

— Алик, ты будешь пить? — спросила Таня, отпив немного.

— Нет, я не пью, — брезгливо скривился Сташевский. — И вообще, мне пора.

Он резко повернулся и решительно зашагал по улице.

— Теперь он меня будет презирать, — с сожалением сказала Яна Чуче, смотря ему вслед.

— Догони его, не надо вам ссориться, — подтолкнула ее Светка.

— Алик, подожди! — крикнула ему вдогонку Яна. — Я с тобой, мне тоже домой надо.

Он не обернулся, но замедлил шаг, и она его догнала.

— Я иду домой, — уверенно сказал Алик. — А ты, небось, к «Снежинке» намылилась.

— Нет, я тоже домой, — подумав, решила Яна.

— Ты что, сегодня не празднуешь?

— Праздную, но позже. Я замерзла сильно, не рассчитала, легко оделась.

— А-а-а, понятно, — протянул он. — Форсишь потому что.

А сам подумал, что не надо строить никаких планов, все равно она не с ним.

Они дошли до угла Потемкинской и Пушкинской и остановились напротив «Снежинки».

— Есть два варианта: сесть на троллейбус, если ты замерзла, — предложил Алик, — или пойти пешком.

— Постоим, подождем троллейбус, — решила Яна.

Пошел дождь. Алик раскрыл зонт. Яна взяла его под руку и придвинулась ближе. Вдруг она перехватила его колючий напряженный взгляд, устремленный куда-то в сторону. Роберт стоял на углу и, вероятно, не первую минуту наблюдал за ними. Парни в упор уставились друг на друга. От неожиданности Яна просто остолбенела и только издали кивнула Роберту в надежде, что он подойдет. Он не ответил на ее кивок, а все так же продолжал стоять в стороне. Алик напрягся и застыл, как бывало с ним обычно в минуты сильного волнения.

Подошел троллейбус.

— Ты идешь? — спросил он, смотря на Яну сверху вниз.

— Езжай, я остаюсь, — тихо произнесла Яна, даже не обернувшись на него, словно загипнотизированная.

Алик резко закрыл зонт и в последний момент запрыгнул в троллейбус.

«Зачем? Зачем я так унижаюсь?» — подумал он с горечью, глядя в окно на ее застывшую фигурку, и у него свело скулы, как от зубной боли.

Какое-то время Роберт и Яна продолжали стоять и молча смотреть друг на друга. Первой не выдержала Яна и решительно направилась к нему.

— Что за фокусы, Роберт, ты что, следишь за мной? — возмутилась она.

— Нет, я жду Бориса, — спокойно ответил он.

— Почему не подошел, не поздоровался? — продолжала наступать девушка.

— Мне интересно было посмотреть на твои дальнейшие действия, как ты поступишь и с кем останешься, — он улыбнулся одними уголками губ.

— Я что, твой подопытный кролик? — возмутилась Яна и прищурила глаза. — Ну все, я еду домой.

— Ты на самом деле хочешь домой? Или все же пойдешь со мной? Решай! — уверенно сказал Роберт, глядя на нее своим пронизывающим взглядом.

Яна стояла в нерешительности.

«Надо бы обидеться и с гордо поднятой головой уйти», — сперва подумала она. Роберт слегка прищурил глаза и с легкой ироничной усмешкой изучающе смотрел на нее. «Но мы же договорились, что пойдем к Рите», — промелькнула мысль, и вся ее решимость мгновенно куда-то улетучилась.

— Я тебе обещала, что сегодня мы будем вместе, — пряча глаза, произнесла Яна неуверенно. — Поэтому я остаюсь.

— Привет, детка, — широко улыбнулся Роберт. — Я рад, что ты так решила.

Он обнял ее и поцеловал в щеку. Ее гордость разбилась вдребезги об его улыбку! Но в глубине души Яна считала, что он не должен был ставить ее в такое неудобное положение. «А Алик, наверное, бесится сейчас, и мы уже не помиримся с ним никогда». Яна вздохнула.

— Что ты так вздыхаешь? — спросил Роберт, внимательно рассматривая ее.

— Я замерзла, — соврала она.

— Давай руки, уже должен Борис подойти, скоро поедем к Рите, — он взял ее ладони в свои и начал греть. — А что за мальчик, Яна? Твой школьный друг? Я уже его с тобой видел. Такой правильный, чистенький, аккуратненький мальчик, в костюме с галстуком, в длинном плаще… Просто эдакий советский образчик высшей пробы…

— Перестань, — перебила его девушка. — Мне непонятен твой сарказм. Это мой школьный друг — между прочим, гений. Он будет ученым. Я это знаю.

Роберт присвистнул:

— Я уже должен начать переживать? Или подождем до того времени, пока он станет ученым?..

Яна не успела ничего ответить. Откуда-то из-за спины неожиданно выскочил Борис.

— П-привет, ребята, — сказал он с широкой улыбкой. — С праздничком в-вас. П-похоже, у Риты будет с-сегодня сходняк.

— Привет, привет. С праздником и тебя. Двигаем, а то Яна замерзла, — сказал Роберт, здороваясь с ним за руку.

Они перебежали улицу и сели на троллейбус.

Парад закончился, но, несмотря на скверную погоду, в городе было полно народу. Причем встречались и такие, которые уже успели хорошенько отметить, — они, пошатываясь, бродили по улицам.

— Как это омерзительно, когда люди напиваются… Как всегда в праздники полно пьяных — фыркнула Яна, выходя из троллейбуса.

Квартира Риты уже была набита какими-то незнакомыми людьми. В гостиной на люстре висели шары, стоял огромный раскладной стол, уставленный закусками, но на кухне еще кипела работа. Наташа, Рита и еще несколько незнакомых девочек готовили и накрывали на стол. Яна поздоровалась и прошла с Робертом в комнату.

— Может, надо чем-то помочь? — спросила она ради приличия.

— Там и без тебя управятся! — сказал Роберт и отодвинул стул, помогая Яне сесть. Сам устроился рядом, подперев рукой подбородок, и стал рассматривать ее, не отрывая горящих глаз, словно видел впервые.

— Что? Что ты так смотришь? — смутилась она и покраснела.

— Я мысленно целую тебя… — прошептал он.

У Яны перехватило дыхание, она вспыхнула как спичка, и ее накрыло жаркой волной.

— Боже, ты решил доконать меня словами? — спросила девушка, не поднимая глаз.

— Я бы хотел не только словами… — вздохнул он и с трудом перевел взгляд на вошедшую в комнату Риту.

— Ну что, садимся? — хозяйка зашла в гостинную, неся блюдо с холодцом. — Миша, открывай вино. Всем места хватило?

За столом было тесно, шумно и совсем некомфортно. Половину людей Яна не знала, некоторых — только в лицо.

— Кто все эти люди? — наклоняясь к Роберту, зашептала Яна. — Зачем она столько народу позвала?

— Рита любит шумные компании, как на вокзале, — шепнул ей на ухо Роберт, так что у нее мурашки побежали по телу. Яна инстинктивно вздрогнула.

Скривив губы в довольной усмешке, Роберт посмотрел на нее и, обняв за плечи, сказал:

— Мы еще побудем немного и пойдем. Мне на самом деле здесь неуютно. Гораздо больше хочется побыть с тобой наедине. — И притянул ее к себе, целуя в макушку.

Из-за шума гости не сразу расслышали звонок в дверь. Рита побежала открывать и зашла в комнату вместе с Зориком и его новой девушкой. Девчонки зашушукались и стали бросать на него осуждающие взгляды.

— А что с Лялей? — спросила тихо Яна у Риты.

— Она в больнице пока. Врачи опасаются за ее здоровье. Думают, что она может предпринять еще попытку самоубийства. В психушку ее отправили… — Рита вздохнула. — Она должна была отпустить его, — с сожалением произнесла Рита и посмотрела на Зорика. — Ну что с него возьмешь? Дон Жуан! Представляешь, эту длинноногую девицу он называет Мышкой, а она его на голову выше…

Места за столом не было, и пришлось придвинуть на угол стола кресло, где Зорик вместе с его новой девочкой и уместились. Через минуту они начали целоваться при всех, ну точно как с Лялей. Яна смотрела на Зорика во все глаза и думала: как можно вот так просто забыть человека, который тебя любил, и как ни в чем не бывало целоваться совсем с другой девушкой? Как это цинично и несправедливо! Она брезгливо поморщилась.

Роберт перехватил ее полный негодования взгляд.

— Я ненавижу, когда чувства напоказ выставляют. Зачем они пришли? Сидели бы вдвоем и занимались чем хотели, — недовольно буркнул он.

Веселье было в самом разгаре. Включили проигрыватель и поставили заезженную пластинку «Цветов». «Спи, ночь в июле только шесть часов…» — одна из любимых Яниных песен заполнила комнату. Девушка прижалась к плечу Роберта и слушала, как ребята за столом обсуждают музыку:

— Сколько слушаю, не надоедает…

— В 1974 году группа «Цветы» распалась, сейчас это группа Стаса Намина.

— Да, распались, а песни поют те же…

— Говорят, им запретили выступать, за подражание Западу.

— Клевая группа, неважно, как они называются, главное, песни душевные.

Опять кто-то настойчиво зазвонил в дверь.

— Слушай, нам пора валить отсюда, — недовольно сказал Роберт. — Рита с ума сошла, не то что сидеть негде, а дышать невозможно.

— Честно говоря, я больше никого не ждала… — пожала плечами Рита и пошла открывать дверь.

На пороге комнаты появилась Ляля. Смех и разговоры моментально стихли. Кто-то выключил музыку, и все замерли в неловко возникшей тишине. Ляля стояла бледная и худая, глаза ввалились и блестели нездоровым лихорадочным блеском. Сложилось впечатление, что она никого, кроме Зорика, не замечает. А он вздрогнул и отстранился от девчонки, повисшей у него на плече. Взгляды всех присутствующих метались между ним и Лялей.

— Зорик, можно тебя на минуту? — стараясь сдерживать слезы, спросила девушка.

— Чего она от тебя хочет все время? — с негодованием взвизгнула его новая пассия.

— Что тебе надо, Ляля? Уже обо всем сто раз говорено-переговорено. Оставь меня в покое! Я не хочу тебя и не буду с тобой! Иди домой, — он устало закрыл глаза и поморщился. — Как ты мне надоела! Что вылупилась? Исчезни уже! Исчезни!

Все видели, как меняется в лице Ляля, как слезы текут у нее по щекам и дрожат губы. Рита обняла ее, к ним подошли и другие девочки, утешая и провожая несчастную до двери.

— Зорик, ты просто подлец! — вдруг, не выдержав, повысила голос Наташа Голубева. — Разве так можно? При всех! Она же больна…

— Да я уже не знаю, что мне делать! Как прятаться от нее! Она за мной следит, преследует меня, — оправдывался Зорик. — Между нами все кончено, я не хочу ее видеть! А она не понимает! Я ей уже все объяснил!

Он взял свою девчонку за руку, они оделись и ушли.

Все сразу же загалдели, обсуждая Зорика и Лялю и выясняя, кто прав, кто виноват. Мнения разделились.

— Роберт, праздник испорчен! Идем отсюда! — Яна решительно встала из-за стола и направилась к выходу.

__________

На следующий день страшная новость облетела город.

Ляля взяла и просто шагнула с крыши.

Роберт зашел за Яной, и они поехали к Сереге в «Белую Акацию», где собирались все Лялины знакомые и друзья, чтобы помянуть ее.

Рита сидела в центре с черной повязкой в светлых волосах и тихо плакала. Яна подошла к ней и обняла ее за плечи. Ребята что-то тихо обсуждали в сторонке. Зорика между ними не было.

— На вот, почитай, я просто не могу в себя прийти, — сказала Яне Рита и высморкалась в носовой платок.

Яна взяла помятый клочок бумаги, простой тетрадный лист в клеточку, и начала читать. Мороз пошел по коже.

«Если вы прочитали это стихотворение, то знайте: меня больше нет. Я любила вас всех.

Ваша Ляля.

«Пусть все услышат твое молчание», —

Прошептало небо мне на прощание,

Сказали звезды всей Вселенной бездонной,

И ветер пел песнь свою ночью бессонной.

Кто же услышит мое молчание? —

Я одна, и я в отчаянии.

Лиц бездушных мое окружение,

Не в них ли я ищу свое утешение?

Пусть все услышат мое молчание,

Души моей разочарование,

Надежды последней крушение,

Наши рушатся отношения.

Я стою и смотрю безучастно,

И обстоятельства мне неподвластны,

Уходит тот, кто был моим первым,

А обещал любить и быть верным.

И верила я обещаниям,

Не смогу пережить прощание.

Порвала в клочки свою гордость,

Стою на краю и шагаю в пропасть.

Слезы в глазах, и на душе так пусто…

Уходит тот, без кого мне грустно.

Я выброшу все наши фото,

Где я любила тебя, а ты — кого-то.

Я сжигаю заживо свою нежность,

Я бью по струнам нервов небрежно,

Болью всплывают воспоминания,

Прошу: услышьте мое молчание!»

И Яна подумала, что главное в жизни, наверное, не сколько ты проживешь: тридцать, пятьдесят или восемьдесят лет, на самом деле это не имеет никакого значения, потому что умирать будет все равно страшно. Главное — сколько в жизни у каждого было и будет счастливых моментов. Моментов, от которых мурашки по коже, когда захватывает дух от переполняющих чувств и эмоций. Именно они, эти моменты запоминаются навсегда.

__________

— Мама, она все же это сделала! — прямо от двери, всхлипывая, крикнула Яна и бросилась маме на шею.

— Кто, доченька? — с тревогой спросила Дина Павловна. — Что опять случилось?

— Ляля, Ляля шагнула с крыши! — в ужасе воскликнула Яна. — Она больше не могла жить без него!

— Ну что за глупости! — едва слышно проговорила мама в волнении, понимая, что сейчас надо сказать что-то очень веское своей перепуганной дочери, объяснить ей несусветность страшного поступка Ляли. — Понимаешь, она просто была психически неуравновешенной девочкой. Еще как смогла бы жить! Она же не первая и не последняя, но просто надо мозги иметь… надо продолжать жить! Жизнь — это самое драгоценное, что есть у человека! Да, сначала тяжело…

— Ну, вот видишь, ей было трудно с ним расстаться! Она любила его, а он… — перебила ее с горечью Яна.

— Человеку даются только те испытания, которые он в силах преодолеть! Ничего во Вселенной не бывает просто так, запомни, доченька! Принимай все посланные тебе испытания с благодарностью, и вознаграждение не заставит себя долго ждать! Никогда нельзя опускать руки и сдаваться, всегда надо думать, что ты сильная. Самый лучший и самый правильный выход из ситуации — забыть все плохое, сохранить в памяти хорошие моменты, просто сказать спасибо за все, что было пережито. И пойти дальше своим путем. Потому что все, что с нами происходит, — к лучшему, — мама погладила ее по волосам. — Запомни это, доченька: все перемены к лучшему!

Сомнение

Яна проснулась от шума и ругани на кухне. Мама возмущенно кричала, а папа как-то очень вяло оправдывался.

«Опять скандалят, спать не дают», — подумала Яна, но все же настороженно прислушалась: не она ли является причиной этого скандала?

— Мне надоело быть мужиком! — кричала мама. — Ты даже гвоздя забить не можешь! У тебя обе руки левые! Никакого толку от тебя! Я зарабатываю больше тебя! Пашу за двоих! Дом на мне! Ты ничего не решаешь, все я да я! У меня уже сил нет!

— Диночка, я же стараюсь как могу! — пробубнил папа.

Лучше бы он просто молчал.

— Стараешься? — зловеще повторила за ним мама. — Лежа на диване? Когда же ты стараешься? Что-то я не заметила! Зарплата мизерная! С работы пришел — и сразу на боковую! Что-то не припомню, чтобы ты старался! Мне все надоело!

«Ну все, что же она его так гнобит и унижает!» — возмутилась Яна и, вскочив с постели, пулей вылетела на кухню.

— Хватит! Что ты так напустилась на него? Это же мой папа! Я его люблю таким, какой он есть! Орешь так, что разбудила меня! А мне сегодня целый день заниматься! Как я смогу? Ты мне все нервы с утра своими криками измотала! — накинулась на нее Яна.

— Ну все! — мама уперла руки в бок. — Человека судят по поступкам, а не по словам. Весь дом держится на мне, поэтому я срываюсь. А твоему любименькому папочке так удобно. «Моя хата с краю, ничего не знаю». Спасибо, доченька, — мама заплакала и побежала в спальню.

Папа и Яна кинулись за ней.

— Мама, мам! Я тебя тоже очень люблю, — воскликнула девушка.

— «То-оже-е-е!» — плакала мама, — «тоже». А папочку, сказала, любишь без «тоже». Он у тебя на первом месте, а потом — я. Потому что ему все равно, и он тебя не трогает. А мне не все равно, как ты школу закончишь, куда поступишь. С кем ты ходишь и дружишь. Я переживаю. А он… Лишь бы поспать, чтобы его оставили в покое и не трогали.

Мама упала на подушку и зарыдала. Папа бессильно развел руками и остался стоять в дверях, не решаясь к ней подойти.

— Мамочка, ты просто устала. Ну не надо, не плачь. Ты же у меня самая лучшая! Я просто не могу слышать, как ты обижаешь папу, — Яна села к ней на кровать, обняла и погладила по волосам.

— Я все тащу на себе! — всхлипывала Дина Павловна. — А в других семьях, вот у Ториков, например, все делает Славик: и зарабатывает как мужчина, и по дому все делает — и ремонт, и починить все может, а Зоя только готови-и-ит! А я? — И мама разрыдалась пуще прежнего.

— Прекрати жалеть себя! Ты рассуждаешь по принципу «самый лучший муж — это муж подруги»! А может, он гуляет? Или еще что? Ты же не знаешь! Тетя Зоя очень скрытная и сор из избы не выносит! Ты видишь только то, что тебе позволено видеть! Но ты же не знаешь — чужая душа потемки! Это все твои слова! — прикрикнула на нее Яна. — Зато ты сильная и независимая! А это дорогого стоит! Вот папа мне сейчас все ответы на билеты по географии напишет. Он в этом разбирается лучше, чем ты.

Папа обрадованно закивал.

— Давай, что надо — все сделаю! Сдашь лучше всех свою географию.

Мама подняла голову и, всхлипывая, но уже примирительным тоном сказала:

— Так что, я опять буду завтрак готовить?

Яна с папой переглянулись.

— Мы можем тебе приготовить. Лежи, отдыхай!

Они пошли на кухню.

— Что будем делать? — спросила Яна.

Папа растерянно посмотрел на нее:

— Не знаю.

— Может, яичницу? — неуверенно спросила девушка. — Ну а что еще, не блинчики же мы будем готовить. Ты умеешь блинчики?

— Не-ет, — задумчиво протянул папа и почесал затылок. — А может, картошки нажарим? Я умею!

— Я знаю, что умеешь, — улыбнулась Яна. — Но картошка у нас обычно на ужин. А утром…

— Идите, делайте географию, — вздохнув, сказала мама, входя на кухню. Я вам пожарю оладушки с яблоками к чаю и позову.

Папа обрадованно подскочил к ней и попытался поцеловать. Но мама его оттолкнула и поморщилась. Он обиженно поджал губы и вышел вместе с дочерью.

— Это все билеты по географии? — спросил отец, смотря на перечень вопросов. Яна кивнула. — Я не обещаю сегодня. Но через несколько дней я тебе все напишу и объясню. Не волнуйся, — у него был очень расстроенный вид. Он взял тетрадь и ушел.

__________

Прислонившись к прохладному стеклу, Роберт ехал на рейсовом автобусе в районный центр. Старенький транспорт громыхал и лязгал под полом какими-то железяками, катил по неровной дороге, подпрыгивая на ухабах и подбрасывая немногих пассажиров, сидящих в салоне, на жестких сиденьях.

На поворотах лихой водитель почти не снижал скорости, вследствие чего людей трясло и кидало из стороны в сторону, словно неодушевленные предметы.

— Эй, водитель! Поосторожней! Не дрова везешь! — не зло крикнул здоровый детина и тут же заржал своей шутке.

От шума, начавший уже дремать Роберт, открыл глаза, но тут же снова закрыл. Непродолжительное, в общем-то, путешествие в пригород уже казалось ему бесконечным и утомительным. Он невольно наклонил голову и не заметил, как провалился в тревожный неглубокий сон. Собственно, спать он не собирался, просто на мгновение прикрыл глаза. Но утренние хлопоты, ухабистая дорога, накопившаяся усталость сделали свое дело. Поэтому мгновение растянулось. Вот так же, на таком же неказистом автобусе, его отправляли в колонию для малолеток, где он стал одним их «падших ангелов», живущих на зоне. Но ему почему-то снилось СИЗО, его первые впечатления за колючей проволокой, когда он понял, коснувшись руками стен камер, увидев нары и решетки на окнах, что в таких местах человека либо ломают, либо дают возможность сохранить свое «я». Ведь у каждого в жизни должен быть второй шанс!

Роберт почувствовал беспокойство и тревогу, насторожился и ощетинился, готовый в любую минуту дать отпор.

— Что смотришь, как затравленный зверь? — спросил его один из надзирателей. — Пока мы за тобой будем только наблюдать. Здесь есть свои правила и принципы. Например, нельзя от новичка ничего требовать, пока ему не объяснили правил тюремного общежития, и тебе их будут повторять вплоть до полного усвоения.

— А если я не усвою? — спросил Роберт, дерзко смотря ему прямо в глаза.

— Усвоишь, — хмыкнул второй надзиратель, — и не таких обламывали. Понаблюдаем, посмотрим, шнырем тебе быть или в актив, — он гоготнул щербвтым ртом.

— Сам ты шнырь, — огрызнулся Роберт. — Я точно не буду! Я сам по себе, и вообще, я здесь надолго не задержусь!

— На сколько надо, на столько и задержишься! Умник! — резко оборвал его первый. — И язык-то свой прикуси, пока не отрезали!

Роберт чуть не задохнулся от возмущения.

— Заходи, — его грубо толкнули в спину.

Он потоптался в нерешительности, а потом глубоко вздохнул, словно набирая воздух перед прыжком в пропасть, и переступил порог.

Пацаны сидели и лежали на нарах. Едва захлопнулась дверь, как все повскакивали с мест и с любопытством уставились на него.

— Откуда ты такой красивый? — спросил его самый здоровый и, по всей видимости, главный здесь.

Вопрос без ответа повис в воздухе. Молчание затянулось. Пацаны подошли ближе, внимательно разглядывая новичка. Роберт, в свою очередь, рассматривал их. Малолеток было около десяти. Сильно здоровых среди них не было, кроме одного, которого все звали Вороном.

Роберт стушевался. Нехорошее предчувствие закралось в душу. Под ложечкой противно заныло. «Если полезут драться — отвечу, будь что будет», — решил он.

— Прописаться ты у нас должен, — многозначительно сказал Ворон и прищурил и без того маленькие бегающие глазки. Все в голос заржали. — Выбирай, кем хочешь быть — летчиком или шахтером.

— Я в детские игры не играю, — мотнул головой Роберт.

Ворон присвистнул.

— Хочешь взрослых игр? Ну-ка, пацаны, готовьте ему морковку! Тэк-с… Значит, в тюрьме ты в первый раз? А я вот уже год здесь парюсь. Тек-с… — он обошел вокруг Роберта, стоявшего неподвижно в центре камеры. — Всем новичкам делают прописку. Слыхал?

— Да, слыхал.

В чем конкретно заключалась прописка, Роберт не знал.

— Ну что ж, надо морковку вить.

— Сколько морковок будем ставить?

— Пока каждый по одной, — скомандовал Ворон.

Новичок внутренне запаниковал. Он не знал, что сейчас с ним будут делать, и приготовился к худшему.

Морковку из полотенца свили быстро. Полотенце скручивали с двух сторон, один держал за середину. То, что они сделали, и правда походило на морковку, но как бы треснутую по всей длине. Ворон взял ее и ударил по своей ноге с оттяжкой.

— Н-ништяк.

— Да, клёво, — поддакнул другой.

И на Роберта обрушился град ударов…

Автобус подпрыгнул на ухабе. Роберта подбросило на жестком сидении, и он больно ударился головой о стекло. Некоторое время грань сна и яви оставалась настолько размытой и неопределенной, что он не сразу осознал, где находится. Сонный мозг еще с трудом отличал границы реальности. Роберт еле разлепил глаза. Хорошее, мечтательное настроение, с которым он садился в автобус, куда-то улетучилось.

За окнами мелькали поля, виноградники, а вдали угадывались кирпичные дома показавшегося районного центра. Роберт потянулся, разминая застывшие мышцы. Лучше бы он не спал. Эти сны не дают покоя и всегда портят настроение…

Автобус притормозил на центральной станции поселка. Водитель молча махнул рукой: прибыли, мол, выгружайся.

Роберт подхватил сумку и, легко перепрыгнув ступеньки, оказался на земле. Лязгнув дверью, автобус покатил дальше. Роберт проводил взглядом подскакивающую на ухабах и громыхавшую железом развалюху, дождался, пока удушливые выхлопы развеются на ветру, и вдохнул свежий воздух полной грудью. В нос ударила густая смесь деревенских запахов — цветущих деревьев, древесных стружек и чего-то еще, что было трудно определить городскому жителю.

Роберт направился в центральный универмаг, где был ювелирный отдел. Его встретила симпатичная продавщица, с которой у него уже установились дружеские отношения. Но сегодня она выглядела какой-то испуганной.

— Оленька, доброе утро, — улыбнулся ей Роберт, удивленный холодным приемом. — Ты что, мне не рада?

— Анастасия Петровна, наша директриса, хотела с вами поговорить, — испуганно и почему-то шепотом сказала Оленька. — Я ее сейчас позову.

Роберт посмотрел на витрину — она была пуста. «Странно, — подумал он, — они должны были еще вчера получить товар. Неужели появился конкурент?» — и он недовольно поморщился.

— Проходите в кабинет, — позвала его Оленька. — Анастасия Петровна вас ждет.

— Спасибо, — сказал Роберт и зашел в кабинет директрисы.

На него смотрела дородная женщина неопределенного возраста в кримпленовом цветном платье и с начесом на голове.

— Здравствуй, Роберт, — она смерила его тяжелым взглядом своих карих глаз.

— Здравствуйте, — юноша открыл сумку, выложил на стол коробку конфет и бутылку шампанского. — Это вам.

Ни один мускул не дрогнул на лице женщины.

— Что случилось, Анастасия Петровна? Вы не получили товар? — прищурил глаза Роберт.

— Нет, не получила. Пока… не получила, но получу завтра, — сухо ответила она, отведя глаза.

— Почему не предупредили? — скрывая недовольство в голосе, спросил Роберт.

— У меня была ревизия, сразу же после твоего прошлого визита, — проронила женщина, вставая и подходя к окну. — Я боюсь, что тебя пасут, Роберт.

— С чего вы взяли? Я ничего не заметил, но проверю. Ну а что с товаром? Я привез деньги.

— Я же сказала, — раздраженно бросила директриса. — Завтра только получу, и не знаю что! Но деньги можешь оставить, — добавила она, и глаза ее алчно блеснули.

Роберт пропустил мимо ушей замечание насчет денег.

— У меня появился конкурент? Стоит переживать?

Она прервала его:

— Приезжай завтра, Роберт, тогда и поговорим.

И всем своим видом дала понять, что разговор окончен.

Роберт поднялся, сухо попрощался с ней и сказал, что приедет завтра. «Надо же, хитрая какая! „Деньги оставь“, а товар будет завтра! Ага, особенно тебе „деньги оставь“»… — он мысленно усмехнулся.

На душе остался неприятный осадок. День был испорчен, настроение — тоже. Он несколько минут постоял на крыльце универмага, собираясь с мыслями. Поискал глазами телефонную будку и направился звонить Сереге.

— Она что-то крутит, — сказал Серега, — у меня предчувствие нехорошее. Говоришь, ревизия была?

— Да. У меня тоже как-то неспокойно на душе, — вздохнул Роберт.

— Езжай сейчас на Левобережье к Вере Константиновне, она получила товар и отдаст тебе все без разговоров. Я ей звонил сегодня утром, мы договорились на завтра, но я ей перезвоню, скажу, что ты сегодня приедешь после обеда.

— Хорошо, я выдвигаюсь, — сообщил ему Роберт и положил трубку.

Проверив расписание автобусов, он присвистнул:

— Ничего себе, целый час ждать!

Посмотрев на часы, прикинул, что Яна наверняка еще в школе, но через полчаса уже может быть дома. Послонялся по универмагу, купил себе сдобную булочку за девять копеек и маленькую бутылочку молока, перекусил. Огляделся, поморщился — такая убогость! — зашел в отдел игрушек, купил самолетик в подарок Захарке и пошел звонить Яне.

Они не виделись две недели. Он всячески старался не думать о ней. Нельзя сказать, что у него это хорошо получалось.

Длинные бесконечные гудки. Он уже собирался вешать трубку, как вдруг…

— Але!

От неожиданности Роберт вздрогнул.

— Яся, привет! — улыбнулся он.

— Привет! Где ты? — она запыхалась.

— Жду одного человека, — сказал Роберт и, чтобы предупредить ненужные расспросы, спросил сам: — Ты лучше расскажи, как ты, детка? Бежала?

— Услышала звонок, просто почувствовала, что это ты! А вообще не знаю за что хвататься, — вздохнула Яна.

— Как не знаешь? Хватайся за меня! — он поймал себя на мысли, что все время улыбается, слушая ее голос.

— Что? Я не слышу! Связь плохая! Что-то трещит! — Яна подула в трубку, как будто это могло помочь.

— Але, слышишь меня? — уже громче сказал Роберт и посмотрел на трубку. — Спрашиваю, чем занимаешься?

— А-а-а… Готовлюсь к экзаменам. Географию спихнула на папу, и историю, наверное, придется тоже, — вздохнула Яна.

— Что значит «спихнула на папу»? — удивился Роберт.

— Он мне пишет ответы на вопросы в билетах. Потом так легче учить.

— У тебя классные предки, — сказал Роберт.

— Да, я знаю. Помогают мне чем могут! — улыбнулась девушка.

— Я в выходные смогу тебя на часик украсть? Ты выберешься? — спросил Роберт.

— Я очень хочу! Ты мне позвонишь? — спросила Яна, трепеща от радости.

— Детка, я тебя плохо слышу… Я позвоню…

Послышались короткие гудки. Отбой.

— Черт! — выругался Роберт от досады и в сердцах швырнул трубку на рычаг телефонного автомата. Он вдруг остро осознал, как тоскует по Яне, как его душа требует ее — не тело, а душа требует, — и как внутри все замирает и трепещет от нежности. Как же не хватает ему ее глубоких глаз цвета моря, тихого голоса и серебристого смеха! Хотелось крикнуть на весь мир, как он скучает.

Всю дорогу до Левобережья он думал о Яне. Как странно: вроде бы все хорошо, дома все живы-здоровы, полно знакомых, друзья рады тебе, деньги сами идут в руки, а все равно чего-то не хватает. Всего одного человека не хватает, и мир кажется серым и неинтересным. Вокруг крутится целая толпа, а тебе все равно. Всего лишь мгновенье до встречи с любимой кажется вечностью. Вот ты стоишь такой растерянный и напряженный, замирая, пока в телефонной трубке не раздастся долгожданное «Привет!», и тогда все взрывается внутри тебя неописуемым счастьем, и сердце бьется, выпрыгивая из груди. На лице блуждает глупая улыбка — очевидно, это и есть улыбка влюбленного. И когда ты рядом с любимым, то растворяешься в нем полностью, без остатка. Невозможно точно объяснить эти чувства словами, но они постоянно живут внутри тебя и пульсируют каждой клеточкой твоего тела. Роберт вздохнул. Что же это такое с ним происходит? Достаточно только увидеть Яну, и он готов сойти с ума. И сразу так мучительно хочется обнять ее, не стесняясь, не боясь, не ломая своих желаний, не скрывая всех тех чувств, что переполняют изнутри… И неважно, что они не могут пока видеться каждый день, ведь главное не в этом, а в том, как много каждая из этих встреч значит… Он не знал, что ему делать и что предпринять. Господи, хоть бы она согласилась уехать поступать в Ленинград! Тогда… и что тогда? А тогда он что-нибудь придумает обязательно.

___________

Вера Константиновна, директор универмага в Левобережье, встретила его радушно. Предложила ему на выбор две пары сережек, три золотых цепочки с маленькими кулонами и одно кольцо с бриллиантом, оставив на прилавке по одному экземпляру точно таких же украшений, несмотря на уговоры Роберта продать все.

— Я не могу, — твердо стояла на своем Вера Константиновна. — Только вчера получили, а сегодня уже ничего нет. Я не стану рисковать. Как только буду получать товар в следующий раз, сообщу. Знаешь сколько завистников? Донесут!

Роберту нечего было возразить, и он согласился.

На следующий день вместо того, чтобы ехать к Анастасии Петровне в районный центр, как они договорились, он тянул время и старался найти себе тысячи причин, дел и отговорок. То ему казалось, что он простыл, то побежал в магазин за молоком, начал стирать и складывать вещи, убирать в квартире. Мама смотрела на него с удивлением, но ничего не говорила. К двум часам дня он вдруг засуетился, засобирался и стремительно вышел из дома.

— Куда это ты понесся? — поинтересовалась мать.

— На тренировку, — на ходу крикнул ей Роберт, а сам побежал к школе, чтобы успеть встретить Яну после уроков.

Он стоял возле боксерского клуба напротив школьных ворот. На плече висела спортивная сумка.

Со двора выходили ученики, а Яны все не было и не было. Роберт уже чувствовал приближение того мучительно-сладкого отчаяния, которое терзало его постоянно, когда он долго не видел ее… Идти домой совершенно не хотелось. Он так устал от серого цвета стен своей квартиры и печальных маминых глаз…

К нему подскочил Саша Погодин.

— Привет, Роберт! Сева сказал, что будет к пяти.

— Привет, я сам потренируюсь, — рассеянно ответил Роберт, смотря куда-то поверх его головы. Сашка обернулся и увидел, как Яна вышла вместе с Денисом Владимировичем и остановилась возле школьных ворот, о чем-то очень оживленно беседуя.

Роберт нахмурил брови и, не сказав ни слова, отодвинул рукой Сашку и решительно направился через дорогу.

— Ага, ну я пошел, — вслед ему задумчиво промямлил Сашка и быстро ретировался.

Увидев Роберта, Яна и Денис замолчали на полуслове.

— Не помешал? — сверкнув глазами, спросил он.

— Роберт, — Яна смутилась и покраснела, — я вот жалуюсь Денису Владимировичу, какой тяжелый у нас период. Много задают, а еще больше повторять надо по всем предметам.

Денис поджал губы и молчал.

— Ну и что ты мне все это рассказываешь? Я знаю, что ты учишься в школе, — сухо произнес Роберт. — Оправдываешься, что ли?

— Яна, если будет нужна моя помощь, обращайся, — Денис прищурил глаза. — До свидания, и помни то, о чем мы с тобой говорили.

— До свидания, — Янины щеки налились румянцем.

Денис ушел. Роберт проводил его тяжелым взглядом.

— Что ты должна помнить, Яна, и о чем это вы там говорили? — он пристально посмотрел на растерявшуюся девушку.

— Он говорил про экзамены, — соврала Яна и покраснела еще больше, вспоминая, как Денис Владимирович обещал потолковать с ее мамой, если она будет видеться с Робертом.

— Идем, я провожу тебя домой, — Роберт взял у нее из рук портфель, отвернулся, пряча лицо, стараясь скрыть досаду и испортившееся настроение. Вот черт! А он так хотел ее видеть.

Они побрели в направлении дома. Роберт, нахмурив брови, шел рядом, и Яна не знала, как нарушить это затянувшееся молчание.

Они подошли к ее дому.

— Зайдешь? — спросила Яна, украдкой взглянув на него.

— Ненадолго! Только покормлю тебя обедом, а то ты голодная заниматься пойдешь! Ты, между прочим, похудела, — Роберт радовался в душе, что она его пригласила.

— Да? — удивилась Яна. — Я и не заметила.

Они зашли в квартиру.

— Тебе не надо худеть! Мужчины не собаки, на кости не бросаются! — улыбнулся Роберт.

Он внимательно рассматривал ее, как будто никак не мог насмотреться. Ему хватило мгновенья уловить ее завороженный взгляд, и он стремительно притянул ее к себе, прижал к груди и замер, упиваясь ароматом ее тела. Постоял так, словно не веря самому себе, потом отстранился и снова посмотрел на нее.

— Когда-то один мальчик сказал мне: «У тебя глаза цвета моря», — прошептала Яна.

— И они настолько глубоки, что можно утонуть в них навсегда! — так же шепотом продолжил он. Сколько труда ему стоило держаться в стороне, быть в тени, не звонить ей. Сколько раз он стоял в телефонной будке, набирая ее номер, так и не решаясь позвонить. Он сходил с ума от разлуки. Не в силах больше сдерживать себя, он наклонился для поцелуя.

Яна как будто ждала этого и потянулась к нему навстречу. Не сводя с нее глаз, Роберт зарылся пальцами в копну кудрявых рыжих волос. Она готова была сдаться, ответить на его поцелуй и на все, что могло бы последовать за ним. Роберт прикоснулся к ее губам, застонал и поцеловал Яну. Это был нескончаемо долгий и сладкий поцелуй. Они утоляли жажду после долгой разлуки и желали друг друга с необыкновенной силой. В этот момент он думал, что счастлив. Вот оно, его счастье, сейчас трепещет в объятиях, и он даже может назвать его по имени…

— Яся, детка, м-м-м, я так скучал…

Она только сильнее прижалась к нему. Разве Роберт может позволить уплыть этому счастью, исчезнуть как мираж, раствориться в чужих руках? Он весь напрягся. Нет, не позволит…

Резкий звонок в дверь заставил их вздрогнуть. Они отпрянули друг от друга.

— Кто это может быть? — недоуменно спросил Роберт.

Звонок повторился. На этот раз — настойчивее и продолжительнее.

— Не знаю, — прошептала Яна и направилась в прихожую. — Кто там? — спросила она, пытаясь привести себя в порядок у зеркала. Лицо ее пылало. Сердце колотилось. Губы были пунцового цвета, глаза неистово блестели. Она тяжело вздохнула, словно вынырнула из глубокого омута.

— Это я, открывай, — раздался голос Сережки Орлова, который пришел заниматься.

— Что за черт, — выругался Роберт, — принесла же его нелегкая. Есть хоть толк какой-нибудь от него? Или так просто?

— Он помогает мне, а я ему, так легче готовиться к экзаменам, — сказала Яна, открывая дверь.

— При… вет, Яна! — Сережка увидел Роберта и неуверенно затоптался на месте. — Здрасте.

— Здорово! — Роберт протянул ему руку. — Тебя учили правилам хорошего тона? — жестко спросил он, прищурив глаза.

Сережка весь сжался под его взглядом.

— Звонить надо один раз, и если не открывают дверь, значит, тебя не хотят видеть.

Затем совершенно спокойно он обратился к Яне:

— Ты так и не поела. У тебя есть что кушать? Или надо в магазин сходить? — он направился на кухню.

Яна в замешательстве стояла посередине комнаты. Посмотрев на Сережку расширенными от удивления глазами, она покраснела и сорвалась следом за Робертом.

— Что ты творишь? — зашикала она на него. — Что он подумает?

— А что он подумает? — Роберт невозмутимо пожал плечами. — Тебя это сильно волнует?

Не дождавшись ответа, он повернулся к ней.

— Мне плевать, что подумает твой Сережа Орлов! — и, как ни в чем не бывало, принялся чистить картошку.

— А мне нет! Это мой одноклассник! — возмутилась Яна.

— Скажи ему, что я просто хочу жрать! — с вызовом произнес Роберт и скривился в ироничной усмешке.

— Да что с тобой? — удивилась Яна.

— Ты хочешь, чтобы я ушел? — его твёрдый, всегда такой спокойный голос неожиданно дрогнул.

Яна растерялась.

— Чего молчишь? Скажи как есть.

— Только не хами мне! — выпалила она и выскочила из кухни.

— Вот ты черт! — от досады Роберт бросил нож в раковину. — Что же я веду себя как идиот! Черт, черт! Ревную ее даже к воздуху!

Он устало провел рукой по глазам и вышел вслед за Яной.

— Сережа, ты успел пообедать? — деловым тоном спросил он.

Сережка вздрогнул от его вопроса и промямлил:

— Да, дома успел…

— А мы нет! Вы занимайтесь, а я пожарю картошку, — распорядился Роберт. Он повязал фартук Дины Павловны и выглядел настоящим хозяином.

Сережка удивленно заморгал глазами, посмотрел на Яну, но ничего не ответил.

Снова звонок в дверь. Все переглянулись.

— Не знаю, кого это принесло, — пожала плечами Яна. — Может быть, и бабушку.

При слове «бабушка» Роберт поежился. Но это оказалась Светка.

— Яна, я котлетки принесла, — держа в руке накрытую тарелку, сказала Чуча. — Мама только что пожа… — увидев Роберта в фартуке, она застыла на полуслове. — А что, Роберт готовит кушать? Здесь? У тебя на кухне? — задавая идиотские вопросы, Чуча во все глаза смотрела на Яниных гостей. — Я вообще-то пришла делать уроки, но раз такое дело, то я ему помогу, а вы с Сережей идите, идите занимайтесь, мы вас позовем.

И, воодушевленная перспективой заняться любимым делом, поплелась за Робертом на кухню.

— Дурдом какой-то, — нервно сглотнув, сказала Яна Орлову. — Идем в комнату.

__________

На следующий день ближе к вечеру Роберт направился к Сереге. В баре было шумно и многолюдно. Праздновали чей-то день рождения, и им пришлось говорить громко, чтобы слышать друг друга.

— Ты все принес? — спросил Серега.

— Да, все что купил. И у меня остались бабки, — сказал Роберт. — Я так и не поехал вчера к Анастасии Петровне в райцентр.

— Почему? Я же обещал людям и взял у них деньги! Ну ты даешь, Роберт! — Серега был недоволен. — Когда же ты поедешь теперь?

— В понедельник утром только получится, — поморщился Роберт. Он терпеть не мог, когда его отчитывают.

— О чем это вы, хлопцы, толкуете? — вдруг раздался из-за спины чей-то противный голос.

Ребята обернулись.

— Следователь Мирошниченко Евгений Львович! — он привычным жестом показал удостоверение и произнес крылатую фразу Фамусова из «Горя от ума»: — Ба, знакомые все лица!

Роберт и Серега переглянулись.

— Что не ожидали? Поговорим здесь? Или вызвать вас в прокуратуру?

— А о чем говорить будем, Евгений Львович? — спросил Серега. — Что-то я не пойму. Мы ведь с вами уже обо все договорились. Вроде…

— У меня дело вот к этому молодому человеку, — и он показал глазами на Роберта.

— А в чем, собственно, дело? — юноша нервно заерзал на стуле.

— Я задаю вопросы, а вы отвечаете, или переходим официально в мой кабинет на улице Ленина, 17! — повысил голос Евгений Львович.

Роберт обернулся и увидел в двух шагах крепких накачанных ребят, похожих на борцов. Стало ясно, что вряд ли он сможет уйти отсюда самостоятельно.

— Пройдемте в подсобку, а то здесь ничего не слышно, — Серега кивнул операм, стоящим за его спиной.

Они зашли в подсобку и закрыли двери.

— Итак, Роберт… Роберт Гудковский, 1956 года рождения. Двадцать лет тебе? Всего… А натворить успел… Да-а-а… Уже изучил твое дело.

Роберт с тоской посмотрел на дверь, ведущую в сквер, но молчал, только желваки ходили у него по щекам и нервная жилка пульсировала на лбу.

Серега явно был удивлен услышанным и окинул товарища внимательным взглядом, словно знакомился с ним заново.

— Где был вчера с 15:00 до 17:00? — строго спросил следователь.

— А что, собственно, случилось? — возмутился Роберт.

— Отвечай, — оборвал его Евгений Львович, буравя глазами.

— У друзей, — ответил Роберт.

Серега напряженно следил за ним.

— У каких друзей? Имена, фамилии, возраст, адреса, телефоны. Все называй, — не сводя с Роберта глаз, Евгений Львович достал блокнот и ручку, готовый записывать его показания.

— Я в это время был с Сережей Орловым и Светой Черкис. К сожалению, не знаю ни их телефонов, ни адресов, — сказал Роберт.

— Кто это такие? — продолжал допрос следователь.

— Это ученики 10 «А» класса, 34-й школы. Можете проверить, — сказал поникшим голосом допрашиваемый.

— Что ты с ними делал? — удивился Евгений Львович.

— Жарил картошку, — невозмутимо ответил Роберт.

Серега прыснул от смеха.

— Евгений Львович, может, все-таки скажете, что произошло? — попросил он.

— Твой дружок, — и он кивнул головой на Роберта, — обвиняется в покушении на убийство и ограбление ювелирного отдела универмага в поселке Чернобаевка.

— На каком основании?! — Роберт подскочил на месте и в напряжении посмотрел на дверь.

Серега удержал его.

— А на том основании, — невозмутимо продолжал следователь, — что директор магазина, гражданка Кривошейко Анастасия Петровна, с проломленным черепом в тяжелом состоянии сейчас находится в областной больнице. Сегодня утром она пришла в себя и дала показания против него, — Евгений Львович указал рукой на Роберта.

Подозреваемый рванулся с места.

— Начальник, это же все вранье, вы же знаете и можете проверить, — он стоял, озираясь по сторонам и все больше убеждаясь, что попал в ловушку.

Серега повис у него на руке.

— Роберт, сядь и угомонись. Это недоразумение.

Но Серегу неприятно резануло слово «начальник». «Неужели сидел? — промелькнуло в голове. — Когда же успел? Слишком молод… Нет, не похоже. Не может быть…»

— Гражданин Гудковский, — обратился к Роберту следователь. — Мы задерживаем вас до выяснения обстоятельств. — И обратился к операм: — Пригласите понятых, обыщем его, а потом забирайте в участок, оформлять будем.

В подсобку вошли официантка и метрдотель.

— Товарищи понятые, представьтесь, пожалуйста, — следователь начал писать протокол.

Роберт сидел молча, белый как полотно, капельки пота выступили у него на лбу. Все происходящее казалось ему кошмарным сном. Серега тоже заметно нервничал.

Роберт снял куртку и выложил на стол пакетики с сережками, цепочкой и кольцом. Все изделия были с бирками.

Один из оперов присвистнул:

— Вот и доказательства.

— Рано радуешься, — Роберт зло сверкнул на него глазами, вытаскивая чек из левобережного универмага. — Все было куплено позавчера в магазине. Чек имеется, и можете позвонить прямо сейчас директрисе и спросить у нее.

Евгений Львович внимательно рассматривал чек и изделия.

— Да, все сходится, — задумчиво произнес он. — Мы все обязательно проверим.

Роберт умоляюще посмотрел на Серегу, тот ему незаметно кивнул.

— Уведите, — бросил следователь оперуполномоченным, — а я здесь еще задержусь. В одиночку его определите до выяснения обстоятельств.

Роберту показалось, что земля уходит из-под ног и что ему в этой жизни не на кого опереться… Он сложил руки за спину, пригнул голову, выходя из подсобки на улицу. Первая мысль была — бежать. А потом подумал: куда? Еще хуже будет! Все похолодело у него внутри. Вот сейчас Яна все узнает, и тогда конец, всему конец…

__________

— Ну-с, что скажете, товарищ Боровой Сергей Юрьевич? — многозначительно спросил Евгений Львович, прищурив свои глазки-буравчики.

— А что сказать, товарищ следователь? Роберт-то невиновен, это понятно, — уверенно сказал Серега.

— Понятно-то понятно. А проверить мы обязаны. В понедельник в школу пойдем, поговорим с этими, — и похлопал рукой по блокноту, в котором он делал записи. — А потом еще с гражданкой Кривошейко пообщаемся, узнаем, чего это она на Роберта указала, — следователь многозначительно поднял верх указательный палец.

— Это она сама все и украла! — робко предположил Серега.

— Я бы тоже так подумал, если бы не проломленный череп, — Евгений Львович скорчил недовольную мину, встал со стула, прошелся по тесной подсобке, остановился напротив Сереги и задумчиво уставился на него. Несколько секунд смотрел не мигая, а потом вдруг выпалил:

— Спекуляцией золота занимаетесь? А это статья, между прочим! — и глазки его забегали и заблестели. — Роберт-то твой может пойти еще по статье за тунеядство, он уже три месяца нигде не работает, а перед этим все скакал с места на место. И еще за спекуляцию может сесть.

— Евгений Львович, ну давайте по-человечески. Молодой парень. Зачем же ему жизнь ломать? — вступился за Роберта Серега.

— А ты знаешь, что у него уже по малолетке статья была? Он уже себе успел жизнь испортить.

— А за что статья была? — как можно спокойнее спросил Серега и затаил дыхание, ожидая ответа.

— За драку. По дурости, наверное, почти три года в колонии для малолетних преступников отсидел. Видимо, ничему его не научило.

— Так это же за драку, не за кражу. Не мог он этого сделать, — с облегчением вздохнул Серега. — Не губите парня, товарищ следователь. Кривошейко врет. Я ее знаю, она нечиста на руку, у нее ревизия за ревизией. Мало того, что ворует, еще и делиться не умеет. Все себе да себе в карман. Отпустите Роберта. Все эти украшения приобретены честно. Сережки для моей жены. Цепочка с кулоном — для ее мамы. А кольцо заказал главный врач больницы «Водников» Вайнштейн Иосиф Моисеевич, просто Роберт не работает, и я попросил его поехать и купить, времени не хватает, а в городе ювелирка пустая. Это все не его. Все вещи с бирками, есть чеки, вы же видите. Поэтому разберитесь, пожалуйста. А я вашей жене подарок сделаю. Вот эту цепочку с кулоном, если хотите. Только отпустите пацана, не берите грех на душу.

Говоря все это, Серега параллельно вытащил бутылку водки, нарезал копченой колбаски, открыл банку с солеными огурчиками, разложил хлеб.

— Я при исполнении не пью, — уже мягче сказал Евгений Львович и сглотнул, завороженно следя, как Серега разливает водку из запотевшей бутылки.

— Ну, одну можно, никто не заметит, если закусить хорошо, — сказал Серега тоном, не терпящим возражений, и пододвинул к нему тарелку с закуской. — Цыпленка табака хотите? Сейчас из ресторана принесут. У нас вкусно готовят. А может, борщика домашнего с чесночком?

— Ну ладно, давай, — махнул рукой Евгений Львович, словно ему неудобно было отказать Сереге. — А то с этой работой ни поесть, ни закусить не успеваю.

И он с жадностью выпил первую рюмку водки.

__________

Выходные выдались солнечные, не по сезону теплые. Так хотелось на улицу, побродить по расцветшему позеленевшему парку, подышать пьянящим, насыщенным весенними ароматами воздухом. В распахнутые окна щедро лился солнечный свет. Конец мая выдался сухим и жарким — не погода, а мечта для прогулок возле реки. А река мирно текла в каких-то пяти минутах ходьбы от Яниного дома, маня свежей прохладой и зелеными берегами, напоминая о скором приближении долгожданного лета. Тошно было даже думать об уроках, выпускных экзаменах и сером здании школы с его душными классами. Яна мечтала, как они с Робертом будут сидеть на их любимой скамейке в порту возле реки и смотреть на звезды. Каждый раз, когда она ждала его звонка или прихода, она начинала нервничать, как-то суетливо ходить по комнате, выскакивать в коридор, прислушиваться ко всем, даже малоразличимым, звукам и непрерывно смотреться в зеркало. Нетерпение разбирало ее, и она никак не могла усидеть на месте. А он все не звонил и не звонил.

— Яна! — позвал ее папа.

Она вздрогнула и повернулась к нему. Невольная улыбка появилась у нее на лице. Папа стоял в дверях и был похож на большого ребенка, ждущего похвалы:

— Я все билеты тебе написал по географии, идем покажу! — лицо его светилось радостью. — Я сам узнал много интересного. На следующей неделе историю закончу!

Яна открыла тетрадь. Аккуратным папиным почерком были написаны все ответы на вопросы в билетах по географии. От нежности к нему она просто прослезилась.

— Папочка, я тебе очень благодарна! Я тебя так люблю! Ты такой умничка и самый лучший папа на всем белом свете! Ты даже не представляешь, как помог мне. Просто гора с плеч.

— Мне ты такого не говоришь, — фыркнула мама, выглядывая у него из-за спины, — хотя я с тобой химией регулярно занимаюсь, и ты, между прочим, принимаешь это как должное.

— Мамочка! Ну зачем же ты так! Я чувствую твою поддержку всегда, и всегда-всегда рассчитываю на тебя! А вот папа… от него я не ожидала. Это как подарок…

— Покажи тетрадку, — мама посмотрела, с какой любовью и прилежанием отец написал ответы на вопросы, и поцеловала его в щеку. — Вы занимайтесь, а я вам блинчики пожарю.

— Мне больше всего понравился двадцать четвертый билет, — растаявший от похвалы папа просто сиял. — «Население земли, миграционная политика». Мне кажется, ты его вытянешь на экзамене. Учи его.

— С чего это ты решил? — удивилась Яна. — А может, я хочу девятнадцатый билет: «Взаимодействие общества и природы».

— А если ты вытащишь двадцать четвертый? Что будет? — весело спросил папа.

— С меня мороженое, — засмеялась Яна. — Но с тебя еще история.

— Слушаюсь, моя госпожа, — улыбнулся отец и поцеловал ее в макушку.

К вечеру погода испортилась. Небо затянуло тяжелыми серыми тучами. Иногда где-то там, в темноте, сверкала молния, гремел гром, бушевала гроза. А дождь все капал и капал, превращая маленькие ручейки в бурные потоки.

Яна сидела на кровати, устремив взгляд куда-то сквозь струи дождя, стучавшие в окно, и готова была уже расплакаться. Сон не шел, что-то тревожило ее. Она не могла объяснить это чувство, ей просто хотелось кричать во все горло: «Мне страшно!»

Завернувшись в одеяло, она все же легла, уткнувшись лицом в подушку, но заснуть никак не получалось. Ее терзали разные мысли: об экзаменах, об окончании школы… Она думала о Сташевском (как ему легко все дается!), о Сережке Орлове, который очень старается и помогает ей учиться, о Чуче, которой все равно… С досадой размышляла о Вадиме и о беременности Оли Петренко. Вспомнила о погибшем Юре Трошине, вот ему экзамены сдавать не надо… Что за бред лезет в голову? Яна вздохнула. Лицо Роберта всплывало перед глазами снова и снова, комок подступал к горлу, тоска пронизывала душу, как острый штык, и почему-то было очень тревожно…

Нервы у нее стали напряжены до предела — видимо, сказалось переутомление. Что-то скребло на сердце, царапало душу. Яна ворочалась в постели и только под утро наконец заснула, попав совсем в другую реальность.

Она стояла на пристани и смотрела, как с парохода спускают сходни. Началась посадка. Люди — кто налегке, кто с сумками и чемоданами — хлынули на борт. Пассажиров было много. Видимо, спешили скорее попасть к отплытию. Яна не решалась подойти и попроситься на борт. А вдруг его там нет?

Но вот посадка закончилась. «Что же делать? Что же делать?» — все время думала Яна, не зная, какое решение принять.

— Эй, девушка, что вы там стоите? Решайтесь уже! — крикнул ей капитана рупор со своего мостика.

— Я не знаю…

Но вот посадка закончилась, и в последний момент, перед тем как матросы убрали сходни, Яна все-таки заскочила на борт.

— Наконец-то она решилась, Кристофер, — обратился капитан к штурману.

— Я все равно не уверен, что она определилась и готова к путешествию, — ответил тот.

— Девочка, ты готова отправиться в путь? — спросил ее капитан.

— Если он здесь, я готова!

— Кто «он»? — удивился капитан.

— Это только твой путь, — смотря ей прямо в глаза, сказал штурман, — и ты должна принимать решения сама, невзирая ни на кого другого.

Пароход протяжно загудел и стал отходить от причала — сначала медленно, потом быстрее. Мимо поплыли дома, пристань, сады, купола церкви, доки на берегу.

Яна побежала по палубе в надежде увидеть Роберта, но его нигде не было. Она металась между пассажирами, заглядывая в их лица. Пароход отходил все дальше. Скоро весь живописный, утопающий в зелени Город скрылся из виду. Только башня с часами городской ратуши еще долго была видна. Но вот и она растаяла в туманной дымке. Пароход вышел на водный простор.

От отчаяния сердце бешено заколотилось, и Яна что было сил закричала:

— Остановите корабль, я хочу сойти на берег, его здесь нет!

— Я же тебе говорил, что она сомневается и еще не решила! — сказал Кристофер капитану.

Они оба с интересом разглядывали ее.

— Мы не можем остановить корабль, — заявили они.

— Если вы не повернете к берегу, я прыгну за борт! — с вызовом сообщила девушка.

— Для того чтобы принять правильное решение, нужен опыт, — задумчиво глядя на нее, сказал Капитан.

— Но у нее его нет, — констатировал штурман.

— Да, это очевидно. Опыт приобретается путем неправильных решений! — ответил ему капитан и, повернувшись к Яне, сказал: — Сомнение — опасная штука, оно сидит внутри тебя, мешая двигаться вперед. Сомневаясь, ты не можешь принять решение и многие вещи упускаешь в жизни, даже не попробовав их получить… Если дует попутный ветер, ставь паруса и снимайся с якоря. Мир уступает дорогу тому, кто знает куда идет!

— Ну а если я действительно сомневаюсь и не знаю сейчас, что мне делать? — возмутилась Яна. — Я же могу подумать и потом решить, или все само по себе решится со временем.

Штурман посмотрел на нее с сожалением:

— Дорога под названием «потом» ведет в страну под названием «никуда». Если ты сейчас не решишь, то ты не решишь никогда. Момент будет упущен. Нет ничего более постоянного, чем временное. Запомни это, девочка!

— Так вы повернете корабль? — уже совсем неуверенно спросила Яна. — Я ведь прыгну!

— Прыгай, — спокойно сказал капитан. — Мы не повернем корабль. Невозможно увидеть новые берега, не отплыв от старых.

Все застыло. Только чайки низко летали над водой, касаясь волн своими серебристыми крыльями. Они провожали путешественников в плавание.

Яна стояла в нерешительности, не зная, как ей поступить…

А корабль все дальше и дальше уплывал от Города. Вот на левом берегу засверкали огни дебаркадеров. Дальше показались дачи. Дома издали выглядели совсем игрушечными…

Неожиданно Яна разбежалась и прыгнула в воду вниз головой, вытянув руки вперед. Тело, как стрела, пронзило воду. Ее несколько раз перевернуло, и девушка никак не могла понять, где верх, а где низ. Увидев свет, она изо всех сил, помогая себе руками и ногами, устремилась к нему. Скорее, на поверхность. Вынырнула, когда воздуха в легких уже почти не осталось, и с жадностью задышала. Вода оказалась прозрачной, теплой и на вкус почему-то соленой, как слезы.

— Вот она! — крикнул Кристофер, стоящий на корме лодки, которую успели спустить с корабля. — Молодец, девочка, не побоялась! Давай руку! — И он, наклонившись, подхватил ее как пушинку и затащил на борт.

— Я хочу вернуться, — всхлипнула Яна.

— Ты не можешь, ты уже в пути, нет дороги назад! Ты только можешь начать все сначала, но шансы начинать сначала тоже ограничены во времени, запомни это, — сказал Кристофер.

Они поднялись на корабль.

— Ей больше к лицу мокрое платье, — с усмешкой сказал капитан.

Штурман окинул ее оценивающим взглядом. Яна зарделась от стыда. Белое платье облепило ее фигуру и стало совершенно прозрачным.

— Я потеряла колечко, — вдруг спохватилась девушка. — Оно было у меня на мизинце, я точно помню, — и она заплакала.

— На мизинце не считается, — снисходительно улыбнулся капитан. — Это не то колечко… Не грусти. Ты найдешь другое… Жизнь — это все равно что путешествие, и ты можешь выбрать попутчиков, проложить маршрут и следовать к цели.

— Но его здесь нет, поэтому я и хочу обратно, — топнула ногой Яна.

— Поверь, тот, кто тебе действительно нужен, обязательно будет плыть с тобой в одной лодке, — улыбнулся ей Кристофер и тут же, потеряв к ней интерес, направился в капитанскую рубку.

Яна огляделась по сторонам. Палуба была пуста.

— Но здесь же никого нет! — крикнула она в отчаянии.

Оставшись одна, девушка почувствовала себя слабой, опустошенной и абсолютно потерянной в этом мире под названием «Неизвестность». Мокрое платье облепило ее стройную фигуру, с волос стекала вода, порывы свежего попутного ветра били в лицо, и она поежилась от холода.

Ее белый пароход вышел в открытое плавание. Вечерело. Огненный шар медленно катился к горизонту. По реке от заходящего солнца пролегла широкая пурпурная полоса.

Яна проснулась внезапно, напряженная как струна, словно и не спала вовсе. Невидящими глазами обвела комнату и не сразу поняла, где находится. Дождь закончился, она постепенно возвращалась к действительности, по щекам текли слезы, и все так же непонятная, необъяснимая тревога тяжким грузом давила сердце и скребла душу плохим предчувствием…

Прозрение

Этой ночью Роберт тоже не сомкнул глаз. Вначале он метался по тесной камере СИЗО взад-вперед, меряя углы, как загнанный в клетку тигр. Бил кулаками о стены, рычал, стонал и плакал. Потом упал в изнеможении на нары, повернулся лицом к стене и затих, придавленный случившимся. Ему хотелось кричать от отчаяния и безысходности. Комок подбирался к горлу, теснило в груди, он задыхался. В конце концов он лег на нары и замер.

«Что же делать? — думал он. — Как вырваться отсюда? Господи, как не хочется снова сидеть! Давал же себе слово никогда не возвращаться в колонию… Если менты пойдут в понедельник в школу, то Яна все узнает». От одной этой мысли сразу же свело челюсти, и Роберт перестал дышать, словно из легких выкачали весь воздух. Горло сдавил спазм, его мир сжался в два совершенно банальных слова — «быть на свободе»… «Как странно, — думал Роберт, — когда человек свободен, он даже не задумывается об этом и начинает ценить только когда теряет».

Нервы его были на пределе, голые доски нар натерли бока. Даже походить было невозможно — от настила до двери и параши был всего метр свободного пространства.

Зато в коридоре кипела жизнь: лязгали скрипучие двери, слышалась брань вперемежку с матом. В соседней камере бесновался какой-то наркоман. У него, по-видимому, началась ломка. Сначала он орал, потом скулил, потом начал просить дежурного позвать следователя или оперов. Когда стало совсем невмоготу, нарик начал кричать, что он болен и обещает рассказать все, что от него требуют, вплоть до того, где закопано оружие времен Второй мировой войны у какого-то деда во дворе в деревне. Невозможно было слышать его крики, и Роберт заткнул ладонями уши.

Вскоре наркомана увели на допрос. Роберт подумал, что в таком состоянии бедолага вряд ли скажет что-то толковое. Значит, сотрудники милиции, чтобы получить информацию, нарушат закон и дадут торчку уколоться.