– Опять обувь?! – закричал папа. – Это просто невозможно! Он что, её ест?
– Нет, но он ест суп и растёт, – сказала мама. – А вместе с ним растут и его ноги.
Я показал, и месье Казалес стал её разглядывать.
– То, что там красным, это учительница написала, – объяснил я.
– Ясно, – сказал месье Казалес. – Ну что ж, начнём. Что такое дробь?
Я ничего не говорил, и месье Казалес сказал:
– Это число…
– Это число, – сказал я.
– Выражающее одну или несколько…
– Выражающее одну или несколько, – сказал я.
– Частей единицы…
– Частей единицы, – сказал я.
– Разделённой на что? – спросил месье Казалес.
– Не знаю, – ответил я.
– Разделённой на равные части
Я сказал «хорошо», потому что дома у нас самый классный момент – это когда мы перестаём ругаться.
– Я была не совсем справедлива к нему, – сказала мама. – Знаешь, наш Николя очень хорошо поработал сегодня в школе. Учительница похвалила его перед всеми его товарищами.
– Ну так это же прекрасно! – сказал папа. – Превосходно! Значит, плакать действительно не из-за чего. Но только я очень проголодался, пора бы уже и поужинать. А потом Николя мне похвастается, что там у него за успехи.
Папа и мама засмеялись; я тоже был очень рад, и, пока папа обнимал маму, я пошёл за своим кроликом, чтобы показать его папе.
А папа повернулся ко мне и сказал:
– Ну ладно, Николя, раз всё уладилось, будь умницей. Выбрось эту дрянь, что у тебя в руке, вымой как следует руки и пошли спокойно поужинаем
Кто этот человек? Каковы даты его рождения и смерти? Где он умер?»
– Пап, насчёт денег, я обещаю, что буду очень стараться, особенно по грамматике, – сказал я.
– Тихо, Николя! – крикнул папа. – Я хочу услышать ответ!
– Это Шарль де Батц д’Артаньян, – сказал я. – Он родился в Люпьяке, в департаменте Жер, в тысяча шестьсот одиннадцатом году, и погиб под Маастрихтом в тысяча шестьсот семьдесят третьем. Ну так что, ты мне дашь денег?
– Николя! – закричал папа. – Я не расслышал от…
Мама принесла жаркое, и папа стал его резать.
– Сколько будет семью восемь? – спросил меня месье Лабьер.
– Пятьдесят шесть, месье, – ответил я (вот повезло – как раз сегодня мы это проходили в школе!).
– Браво! – закричал месье Лабьер. – Ты меня удивляешь, потому что твой папа в арифметике…
Папа вскрикнул, потому что вместо жаркого порезал свой палец. Папа сунул палец в рот, а месье Лабьер (он очень весёлый, правда!) засмеялся и сказал, что папа не такой ловкий, как тогда, в школе, с футбольным мячом и окном класса. Я не решился спросить, что там вышло с мячом и окном, но думаю, папа это окно разбил.
Мама принесла сладкое очень быстро. У месье Лабьера в тарелке ещё было жаркое, и вдруг – бац! – и на столе пирог.
– Мы извиняемся, – сказала мама, – но малышу надо ложиться вовремя.
– Да, – сказал папа, – быстренько доедай свой пирог, Николя, и в постель. Завтра тебе в школу.
– А окно разбилось, да, папа? – спросил я.
Зря я это сделал, потому что папа стал красным и сказал, чтобы я быстро глотал свой пирог, если не хочу его лишиться.
– И как он его разбил, это окно! Так, что ему влепили «ноль» за поведение! – сказал месье
Чем вы поливаете голову этому карапузу?
– Правда, на меня похож? – спросил папа очень быстро, чтобы мама не успела ничего ответить.
– Да, – сказал месье Лабьер, – вылитый ты, только волос побольше, а живота поменьше
Чем вы поливаете голову этому карапузу?
– Правда, на меня похож? – спросил папа очень быстро, чтобы мама не успела ничего ответить.
– Да, – сказал месье Лабьер, – вылитый ты, только волос побольше, а живота поменьше
Хорошо ещё, Эд встал сразу за мной. Вдруг тот тип, что стоял впереди, обернулся ко мне и сказал:
– Сосиска, пюре, жаркое и заварной крем. Передай дальше.
– Здорово! – крикнул Эд, когда я ему передал. – Заварной крем! Это классно!
– Потише там, в рядах! – крикнул Бульон, наш воспитатель
