Потрясающая книга.... Иногда люди внутри пусты, иногда люди внутри кусты, цветущие, низкорослые, колючие, плодоносные... Емко. Есть над чем задуматься.
Неоднозначный для меня роман.С одной стороны - хоть идея стара как мир,но попытка сказать хоть что-то новое.Но увы,попытка оказалась провальной и эта главный недостаток книги.Представьте,что вы сели на мотоцикл,поехали,но при этом не знаете как притормозить.Вот об этом вся книга.Не успеешь познакомиться с одним персонажем,как тут же на другого переключают и так весь роман.Рекомендую ли прочитать?Вряд ли,но попробуйте прочитать ознаком.фрагмент и если зайдёт,то дерзайте.Так иль иначе,роман равнодушным никого не оставит.
Замечательная книга о детстве, взрослении, памяти — личной, коллективной, исторической. Нежная, ажурная, изысканная проза, не без юмора и иронии. Очень понравилось.
👍Worth reading
🚀Unputdownable
«Валсарб», Хелена Побяржина.
Девочка живет в маленьком белорусском городке Валсарб. Она одинока, ей сложно заводить друзей, она смотрит на мир через призму слов, как Нео через цифры матрицы. Только у девочки весь мир - буквы. Она все время играет со словами, складывая их в предложения, тексты с рифмой и без. К девочке приходят странные люди, которых она называет «бывшие», и читатель далеко не сразу понимает, кто эти странные посетители. Бывшие люди хотят, чтобы девочка вернула им имена. Один бывший приходит особенно часто, он тоже хочет вернуть свое имя.
Это книга о коллективной памяти, она говорит разными голосами, рассказывая истории разных людей. Бывших людей.
Магический реализм с историческим контекстом и совершенно самобытным стилем изложения.
Очень надеюсь, что эта книга только начало пути Хелены Побяржиной, чудесной писательницы из Беларуси, города Браслава.
А вы заметили, что Валсарб - Браслав наоборот?
«Цифры живут отдельной жизнью, как червячки знаков на аптекарских рецептах или буквы еврейского алфавита — такие же непонятные символы, в которых, разумеется, есть система, но эта система не укладывается в моей голове».
«Аля возмущенно интересуется своим смешным, низким, альтовым ля-бемоль, уж не спятила ли я, решив подарить всех кукол Бабе?!
А я действительно их ей подарила. Давно, наверное, еще в первом классе».
«Моя бабушка — большая девочка, которая до сих пор играет в куклы, потому что в ее детстве кукол не было, а была война».
«Все просто. Живи так, чтобы было о чем писать».
«Мне хочется покончить с этим разговором. Этот разговор мне жмет, как неподходящий башмак, а Тане он на вырост».
«Валсарб», Хелена Побяржина
Потрясающий экскурс в детско-подростковое восприятие мира, переплетённый с исторической темой.
Один из нескольких неимоверно поэтичных прозаических текстов современной литературы на русском.
Девочка растёт в городе Валсарб (в реальности Браслав) в конце восьмидесятых, учится читать по бабиному Псалтырю, ходит в садик и после – в школу, мечтает написать стихотворение и постоянно пропадает в чаще букв и слов. Девочку не очень любит мама: не обнимает, колыбельных не поёт; зато обожает дедушка, Пан Бог Дед: кормит мармеладом, играет «в магазин», оберегает сон малышки от крикливых соседок.
Девочка видит бывших людей. В детсаду это пожилой военный, вроде как помогающий топить печь. А во сне это еврейские жители городка, о которых не рассказывают на уроках.
«Я – твоя прабабка Казимира, мать твоей бабки Халинки… Когда ты долго не разглядываешь черно-белые фотокарточки, я прихожу в твои цветные сны. Не думаю, что могу объяснить, зачем мне это. Может, для того, чтобы ты знала, что когда мои глаза видели, они были голубые. Такие же, как твои».
Один из тех, кто приходит к Девочке, – погибший под Браславом Георгий Эфрон, сын Марины Цветаевой. Девочка считает его лучшим другом.
«Я… звал, даже повышал голос, даже дернул одного паренька из местных за рукав, чтобы он включил меня в списки. Я твердил: «Рядовой Эфрон, запишите, я – рядовой Эфрон…» Это продолжалось довольно долго. Но я так и остался неуслышанным.
Я умер знойным июльским днем тысяча девятьсот сорок четвертого года. Когда я об этом забуду, от меня ничего не останется».
В школе учительница и одноклассники травят героиню. Даже если они что-то делают не так, говорят ей: «Ты сама виновата». Девочка даже стала писаться в постель.
Она одинока и спасается лишь словотворчеством и книгами. Из услышанных или увиденных слов она составляет новые.
«Быстро и качественно отвлекаться от всяких печальных дум помогают слова-перевертыши, которые я тоже коллекционирую. Иногда слово, прочитанное наоборот, противоположно по значению основному слову, иногда дополняет его. Куртка – акт рук, кожа – ажок, дорога – агород, чемодан – надо меч. <…> в аду – удав, восторг – грот сов, завиток – кот и ваз, парк – крап, великая – я аки лев».
Она помногу размышляет над значением всего, что слышит. Порой ассоциации уводят её весьма далеко от основного смысла, особенно пока героиня ещё кроха. К примеру, Перестройка, о которой вдруг активно заговорили взрослые, вызывает вопрос: что именно будут перестраивать, уж не гараж ли?
Вот тут Хелена описала меня:
«Мне и раньше нравилось звучание совпадающих слов, лет с пяти я складывала их столбиком вместо цифр, но сейчас просто не могу остановиться, хожу и без конца что-то рифмую. Таня уверена, что стихи – это скучно, а правила из учебников понимать гораздо важнее. Легко ей говорить, если у нее в голове всего поровну. У многих людей, я заметила, мозг аккуратно разделен пополам. В одной половине лежит касса с буквами, в другой находится касса с цифрами. Так вот – у меня не находится. Мне при рождении достался двойной комплект букв».
А вот тут я поражаюсь её сообразительности; она ещё в детстве поняла то, что многие начинающие поэты и поэтессы не понимают и в 20 лет:
«Еще я, как и прежде, не оставляю попыток написать настоящее стихотворение сама, но не могу найти подходящую тему. Надо сказать, я и не подозревала, что это так сложно. Про природу все уже сказано, а влюбиться мне не в кого».
От того, что истории убитых евреев так и не были рассказаны, и от того, как девочке одиноко, печально. Но от того, как она сопоставляет разные значения слов, радостно:
«На огне кастрюля-гигант, занимает большую часть плиты. В кастрюле варится белье. Мама говорит: кипятится.
Валик из первого подъезда говорит Люсе со второго этажа:
— Ну чо ты так кипятишься!
Он облил ей сарафан велосипедом. То есть водой из лужи, брызнувшей из-под велосипеда. Вода коричневая. Сарафан желтый. Люся рыжая – красиво кипятится. А ее маме придется кипятить Люсино платье».
Знакомые идиомы, песни, присловья вплетаются в текст Побяржиной, с одной стороны, напоминая мне мои восьмидесятые и девяностые, с другой — формируя новые образы. Арендаторы частных домиков могут у неё в одном предложении соседствовать с кусочком свадебной клятвы, получившей распространение в массовой культуре:
«Собственниками они становятся ненадолго, хотя живут сыто и счастливо, пока смерть не разлучит их с кособокими лачужками, в которые хозяева подберут новых арендаторов».
Девочке приходится хоронить любимых двоюродную сестру, дедушку… После смерти сестрёнки она навещает её могилу, и в тексте появляются поэтических строчки, записанные не вместе, а будто прерываемые гулом внешнего мира. Но я процитирую их единым стихотворением:
«Иногда люди внутри пусты, иногда люди внутри кусты,
цветущие, низкорослые, колючие, плодоносные…
Иногда люди внутри пусты, иногда люди внутри мосты...
Иногда люди внутри шуты, иногда люди внутри киты…
Иногда люди внутри просты, иногда люди внутри костры…
Иногда люди внутри чисты, иногда у кого-то внутри есть Ты».
А вот это я возьму эпиграфом к своей книге:
«Ведь так-то, по-настоящему, чужая жизнь никому не интересна. Если хочешь ею поделиться, стоит написать книгу. И прежде чем отказать твоей жизни в публикации, ее прочтет хотя бы редактор».
В прошлогоднем интервью Побяржина называет жанр своей книги автофикшном и признаётся, что множества романов от неё ждать не приходится, поскольку «лучше быть автором нескольких талантливо написанных книг, чем строчить без остановки что-то маловразумительное в погоне за премиями, с надеждой не растерять читательскую любовь и, упаси боже, не свергнуться с пьедестала». Очень её понимаю, особенно осенью, во время очередного Пелевин-невроза.
Валсарб - гениально! Если не брать классиков, то Лучшее что я читал за последнее время. Проснулся ночью, потому что мысли бегут после прочтения. В последнее время сложно тронуть темой войны и смерти. Слишком это стало рутиной. Мы слышим о смерти Как новости с полей в советское время. Но на меня эта книга произвела впечатление как и "А зори..." когда я прочитал в 6 лет. Читая книгу кажется что возвращаешься к себе, в свое время детства. Книга о нас, о тех кто ушёл, но с ними у нас есть всё равно невидимая связь, что важна память. Потому что забывая прошлое мы не знаем кто мы.
Огромной силы книга, которая заставляет чувствовать довольно обширный спектр эмоций, но особенно хорошо ей удаётся через опыт страдания привести к катарсису и создать ощущение стремительно ускользающего времени как на японских гравюрах "Укиё-э".
"Каждой душе нужны свидетели. Душе необходимо, чтобы ее назвали, окликнули по имени и где-то задокументировали это имя. На день или на тысячелетия сохранится оно — не душе решать. Но не существует отчаянья сильнее, чем отчаянье безымянной души."
