автордың кітабынан сөз тіркестері  «‎Слово о полку Игореве»‎: Взгляд лингвиста

Андрей Зализняк

Каким образом человек, чуждый лингвистике, сумел, например, справиться с трудностями, вытекающими из существования четырех разных прошедших времен, тогда как в его собственном языке было только одно? Он мог бы, конечно, считать их все простыми вариантами, но тогда как ему удалось правильно (если не считать всего нескольких примеров перфекта) распределить их в сочиняемом тексте?

Как он понял, например, что аорист надо брать от глаголов совершенного вида (кроме случаев, когда передается многократность действия) и глаголов движения, а имперфект — от остальных глаголов, а также от глаголов совершенного вида в многократном значении? Ведь это распределение уже сбито в поздних рукописях, а окончания аориста и имперфекта в них часто смешиваются. Как он сумел в море поздних испорченных форм аориста выбрать правильные древние формы?

струны вместо на живыя струны. Все эти особенности встречаются также и в реальных рукописях XV–XVI вв., в том числе в списках с древних оригиналов. Если СПИ — подлинное древнее произведение, переписанное в XV–XVI в., то их объяснение не составляет никакой проблемы — они появились, как и в других поздних списках, под пером переписчика. Но если СПИ — это фальсификат, то приходится искать намного более сложные объяснения. При версии с имитацией объяснение состоит в том, что имитатор видел такие написания в прочитанных рукописях и затем перенес в свое сочинение.

Обратимся еще к одному ряду фактов. Как показано выше («Аргументы...», § 18–22), в СПИ встречается, во-первых, некоторое число диалектизмов, например, -са вместо -ся в връжеса, ш вместо с в шизый, во-вторых, ряд характерных ошибок против орфографии или морфологии, например, плъночи вместо полночи, Т. мн. чепи вместо чепы (= ‹цѣпы›), В. мн. на живая

Это может быть, в частности, позиционное распределение (на каких местах во фразе должны стоять рассматриваемые элементы), распределение равнозначных или близких по значению элементов (например, энклитических и полноударных местоимений), количественное распределение (соотношение численности определенных групп элементов или конструкций), семантическая мотивация (соответствие употребления элемента его значению), сочетаемость (во фразе или в парадигме) с другими элементами или другими чертами83.

(лучи вместо лукы в силу смешения В. мн. с И. мн. и цоканья).

Что же касается эволюции значения этого суффикса, то здесь тоже не было никакого резкого перелома. Нынешнее значение жителя города (пскович, москвич, тверич, костромич) плавно развивается из значения члена некоторой этнической или локальной группы. Для человека древней Руси название типа Псковъ было обозначением не только города, но и соответствующей совокупности людей, поэтому семантическое отношение между псковичь и Псковъ было в общем сходным, например, с отношением между мордвичь и мордва или русичь и русь.

сингулятивы (т.е. слова со значением выделения единицы из массы)

СПИ слову сморци (= сморчи) 'смерчи' и обсуждают не-обычную огласовку о.

Огромный коэффициент бессоюзия в СПИ, приближающийся к Пушкину и Лермонтову, сторонники этой версии, конечно, объяснят литературным вкусом мистификатора, соответствующим XVIII, а не XII веку. Вот что пишет Зимин по поводу не в точности этого, но одного из подобных стилистических сходств между СПИ и Пушкиным: «Но если простота синтаксических конструкций в Слове местами почти пушкинская, а автор причастен к существовавшей в его время литературной традиции, то вряд ли можно эту традицию относить далеко за пределы времени, когда жил А. С. Пушкин» (1963: 319; 2006: 287).

Данный коэффициент легко можно вычислить и для современных текстов. Такой эксперимент дает очень интересный результат: оказывается, что в этом отношении СПИ стоит довольно близко к Пушкину и Лермонтову! Так, например, для «Метели» Пушкина (первые 9 абзацев) коэффициент бессоюзия равен 75%; для «Максим Максимыча» Лермонтова (первые 5 абзацев) — 78%.