автордың кітабынан сөз тіркестері  Культура Zero. Очерки русской жизни и европейской сцены

Марина Давыдова

Умение выглядеть достойно в бедном облачении и скромно в дорогом — верный признак интеллигентного человека и интеллигентного театра

Соня лишь иллюстрирует порой его рассказ: вытряхивает из любовных писем засушенные незабудки, смотрит по вечерам на Сириус, надеясь встретиться там взглядами с недостижимым возлюбленным. Но чаще она живет своей отдельной от рассказчика жизнью. И в самих подробностях ее быта состоит главный театральный интерес спектакля. Вот она готовит торт с кремовыми розочками, вот натягивает на себя грубые чулки с резинками, вот, бездетная, прижимает к груди пластмассовых кукол, вот любовно втирает в тушку курицы — субститут мужчины и ребенка разом — подсолнечное масло. Гундарс Аболиньш виртуозно балансирует на грани между жизнеподобием и клоунадой. Но все же ясно, что не Соня, а эпоха, в которую она живет, — главная героиня всей этой истории.

Мы ведь, по сути, присутствовали при умирании той культуры, которая hand-made и home-made. Рукотворной культуры. Домашней. На Западе — опрятной. В России — терпко пропахшей нищетой. В той уже затопленной волнами Леты Атлантиде варили борщи, а не ели бизнес-ланч, пекли пироги, а не ходили в кафе на чашечку кофе, шили платья из ситца, а не покупали их в H&M (или Prada — неважно). Выпиливали лобзиком, перебивали перины, пришивали кружева. Тряслись над каждой вещью. Любили ее.

Тяга к документальности могла отменять в европейском театре мимесис (так называемый свидетельский театр стал одним из главных трендов современного доктеатра), а могла соседствовать с откровенным гипертрофированным актерством: как, например, в спектакле «Долгая жизнь» нашего бывшего соотечественника Алвиса Херманиса.

нас-то неумеренный прагматизм и идея всеобщей монетизации при полном отсутствии института меценатства приведут не просто к гибели субкультуры интеллектуалов, а вообще к гибели всего на свете — включая высшее, среднее и начальное образование, серьезные медиа и пр.

взгляд на культуру именно со стороны театра позволяет, как мне кажется, распознать ключевую проблему нашего времени. Я бы сформулировала эту проблему так: среди многочисленных меньшинств — этнических, сексуальных и прочих — есть одно меньшинство, нигде не зафиксированное и не запротоколированное. Меж тем его наличие носит поистине глобальный характер. Это интеллектуальное меньшинство, повсеместно являющееся меньшинством по определению.

выбирая между возможностью вложить деньги в музей, оркестр, баскетбольную команду, университет или спектакль, самый прекраснодушный американский меценат выберет спектакль в последнюю очередь. И уж точно не будет тратить свои заработанные непосильным трудом деньги на всякий режиссерский артхаус. В сущности, так поступит не только американский, но и любой меценат. Поэтому хороший театр существует только там, где у него есть государственная поддержка, специальная опека со стороны власти, передающей ему часть денег налогоплательщиков.

Русский тоталитаризм и русский либерализм вдруг сливаются в смертельном объятии. И, по большому счету, не могут разлиться до сих пор.

Их пассивность, их непротивление, их недеяние — есть чуть ли не высший тип русской святости.

Чтобы увидеть сложное в простом, а прекрасное — в несовершенном, надо обладать очень изощренной оптикой.