Оборванные в зале обои висели огромными лопастями. Зимние рамы были еще не выставлены, и к ним пропасть наприставало околевших мух. Круглое, в золотой раме, зеркало, как было в похороны Биби завешено черным флером, так и оставалось; отовсюду пахнуло уже не ладаном и воском, а какою-то могилой и сыростью.
– А на магистра вы когда будете держать?
– Я уж выдержал, – отвечал спокойно Варегин.
«И это говорит сын мещанина, – думал Бакланов: – начавший с пятнадцати лет учиться грамоте, а он, дворянин, обставленный всеми средствами к образованию, и что сделал?»
– Я готов дать все, что хотите!
– Дадут всего!.. Старуха сама того желает: «Я их дом, говорит, подниму».
– Скоты мы, подлецы, мерзавцы! – сказал Александр Ионе Мокеичу.
– В мире, что в море: всего бывает! – объяснил ему тот.
– Вы там, маменька… девушка у нас Марья есть… Вы хотите ее насильно замуж выдать?..
– Непрменно… непременно… – проговорила, вспыхнув, Аполлинария Матвеевна и махнула при этом как-то решительно рукой.
– Не непременно-с! – вскричал Александр: – нельзя так вам вашим подлым крепостным правом пользоваться.
«Что ж это такое?» – рассуждал он сам с собою, проезжая довольно темным лесом.
Он очень хорошо понимал, что был в самом аристократическом деревенском кругу.
«Или они глупы, или я!» – решал он мысленно.
«Счастливец! А наше отвратительное университетское образование, к чему оно готовит человека?» – подумал Александр.
В душе Александра невольно шевельнулась зависть.
«В самом деле, военный человек не способнее ли на все?» – подумал он.
Александр не без удивления заметил, что фрак на этом госте сидел гораздо лучше, чем на нем;
Путники наши вошли наконец в залу с двойным светом и с историческою живописью на потолке. Потом они прошли малую гостиную, среднюю и остановились в большой гостиной. Александру невольно кинулся в глаза огромный портрет императора Павла, в золотой раме и убранный балдахином.
Я, брат, твоими-то косами тебе бороду выбрею! Хочешь?
Но мужик, кажется, этого не хотел.
