Если жизнь покатилась к дурной полосе, На закате особенно чёрного дня Я скажу: «Ну и что? А подите вы все! Лишь бы дома, как прежде, любили меня!» Если дома хоть кто-то мне искренне рад, Если с визгом навстречу бросается пёс, Это будет награда превыше наград, Что бы прожитый день на хвосте ни принёс. Если кошка, мурлыча, прижмётся к душе, Этот тёплый комок — оборона от бед, И Вселенная сразу начнёт хорошеть, И растает, исчезнет недоброго след. Ну а если чей дом — это просто ночлег, Не согретый биением верных сердец, Беззащитен на свете такой человек, Кто не сеет добра — тот ему и не жнец.
Но только не сейчас и не здесь, в виду трёх вечно клонящихся к закату снеговых вершин, которым старуха Ангран выглядела четвёртой и отнюдь не младшей сестрой.
Склон, по которому поднимались двое мужчин, представлял собой, собственно, сплошную гвазду — грязевое болото, почему-то не утекавшее вниз. Вот что получается, когда откуда-либо уходит жизнь и оставляет на теле земли омертвелую гниющую рану. В таких ранах водятся черви, но здесь даже черви давно вымерли от бескормицы — плоть сгнила насовсем, рассыпалась прахом
Если жизнь покатилась к дурной полосе, На закате особенно чёрного дня Я скажу: «Ну и что? А подите вы все! Лишь бы дома, как прежде, любили меня!»
Если дома хоть кто-то мне искренне рад, Если с визгом навстречу бросается пёс, Это будет награда превыше наград, Что бы прожитый день на хвосте ни принёс.
Если кошка, мурлыча, прижмётся к душе, Этот тёплый комок — оборона от бед, И Вселенная сразу начнёт хорошеть, И растает, исчезнет недоброго след.
Ну а если чей дом — это просто ночлег, Не согретый биением верных сердец, Беззащитен на свете такой человек, Кто не сеет добра — тот ему и не жнец.
Что же это за вероучение, которое изгоняет из себя смех? Долго ли такое продержится?.. Сильные и уверенные в себе охотно смеются, не обижаясь на остроумную шутку. А знаков раболепного почтения требует лишь тот, у кого мало причин для уверенности, что его действительно чтят.
