«Иногда наши режиссеры дают людей умирающих эмоций. Кулешов, например, показывает людей, боящихся смерти (взять хотя бы последнюю картину “Кража зрения”, сделанную Оболенским под руководством Кулешова). Это неверная, неправдивая картина, ибо этим эмоциям нет места в нашей стране. В нашей действительности — огромная воля к жизни»
Его старая мать, которая 25 октября 1917 года «словно крейсер “Аврора” сыном по старому режиму выстрелила» (юмор, надо сказать, в духе рекомендаций товарища Жданова — простой и понятный массам, куда там «мужчинам с копьем» из «Георгия Саакадзе»!). Этот образ лишен смысловой нагрузки в отличие от образа матери в «Клятве». Исчезнув куда-то в середине картины, мама Алексея так и не появится больше на экране.
«Через спину Сталина мы видим, как Варвара протягивает ему простреленное и окровавленное письмо, на котором крупными буквами написано “Ленину”. Сталин посмотрел на письмо, на Варвару, на народ, и мы видим, что вся Красная площадь протянула руки, как бы говоря: “Возьми... Это письмо адресовано тебе... Сегодня ты — наш Ленин”»
С середины 1950-х наступает «двухверсточное время», подарившее нам шедевры мирового киноискусства. «Летят журавли», «Баллада о солдате», «Судьба человека», «Иваново детство» рассказывали частные и честные истории обыкновенного человека на войне.
Еще за 20 лет до этой истории в Советском Союзе одна из знаменитых художественных дискуссий 1950-х была посвящена отражению военных событий в произведениях искусства. «Глобус или карта-двухверстка» — так именовалась основная статья, написанная Бенедиктом Сарновым. Что такое глобус, знали все. Карта же двухверстка складывалась и умещалась в планшете на ремне у младших командиров, поднимавших бойцов в атаку. В конце 1940-х войну в кино показывали исключительно с глобальной точки зрения глобуса. Главным героем был Верховный главнокомандующий. Склонившись над настольной картой, «коротким переползом жирного пальца» (А. И. Солженицын) указывал он, куда надо двигаться полкам и дивизиям. А потом эти полки и дивизии двигались, куда приказано. Тогдашняя официальная доктрина заключалась в том, что война была выиграна в результате нанесения врагу «десяти сталинских ударов». Каждый из них должен был стать фильмом. К счастью, лишь три картины успели выйти до 1953 года: «Падение Берлина» Михаила Чиаурели, не такой уж плохой «Третий удар» Игоря Савченко (в 1963 году его перемонтируют в «Южный узел») и невероятная трехчасовая «Сталинградская битва» Владимира Петрова, смотреть которую можно, только приковав себя к стулу наручниками.
в 1966 году в СССР впервые за 40 лет Кафка был переиздан тиражом четыре тысячи экземпляров. (Это как если бы сейчас издали книгу всего в сорока экземплярах.) Маленький черный томик с главными текстами ХХ века передавался из рук в руки, перечитывался, пересказывался
Элему Климову запретили экранизировать Бабеля еще на стадии сценарной разработки. Ларисе Шепитько, Андрею Смирнову и Генриху Габаю свои маленькие фильмы сделать позволили. А потом — прикрыли. Во-первых, Андрей Платонов, Юрий Олеша и Константин Паустовский — не совсем те писатели, на творениях которых неосталинисты хотели воспитывать молодое поколение. Во-вторых и в главных, молодые постановщики акцентировали именно те элементы в литературных первоисточниках, на которые власти совсем не желали обращать внимание. Непримиримая жестокость Гражданской войны — у Смирнова. Голод и разруха — у Шепитько. Неустроенность быта — у Габая.
