Прощай, моя лунная песня и мое дыхание, мои белые ночи и золотые дни, моя чистая вода и мой огонь. Прощай, и дай тебе Бог обрести лучшую жизнь и снова найти утешение. Пусть вернется к тебе твоя неземная улыбка, и, когда твое дорогое лицо снова засветится в лучах западного восхода, знай: моя любовь к тебе не была напрасной. Прощай и веруй, моя Татьяна
Ну, как вам это? Я ничего не преувеличиваю, все так и было! «Ради бога, — говорю я ей, — кому будет лучше, если ты тоже умрешь!» — «Мне все равно». Но наутро я пожаловалась доктору Сайерзу. Рассказала, чем она занималась. Он взбеленился и помчался к ней. И знаете, чем все кончилось? — прошептала Инна, широко открыв глаза. — Мы нашли ее на полу у вашей постели в глубоком обмороке. Но вам стало лучше. Появились какие-то признаки жизни. Придя в себя, Татьяна поднялась с пола, бледная как смерть, и холодно бросила доктору: «Может, теперь вы дадите ему пенициллин, без которого он точно не выживет?» Доктор просто онемел. Но сделал, как она просила. Назначил вам пенициллин, велел ввести еще плазмы и сделать укол морфия. Потом прооперировал вас, вынул мелкие осколки и спас почку. И зашил. Все это время она не отходила ни от него, ни от вас. Он велел ей менять повязки каждые три часа и следить за дренажем. В тот день в палате умирающих были только две сестры: она и я. Мне пришлось ухаживать за остальными пациентами, а она сидела с вами. Целых пятнадцать дней и ночей она не оставляла вас, дезинфицировала рану и меняла бинты. Каждые три часа. К концу этого срока она походила на привидение. Но вы, майор, выдюжили. Когда вас перевели в реанимацию, я сказала: «Таня, этот человек теперь просто обязан жениться на тебе за все, что ты для него сделала». А она просто ответила: «Ты так думаешь?»
Ну, как вам это? Я ничего не преувеличиваю, все так и было! «Ради бога, — говорю я ей, — кому будет лучше, если ты тоже умрешь!» — «Мне все равно». Но наутро я пожаловалась доктору Сайерзу. Рассказала, чем она занималась. Он взбеленился и помчался к ней. И знаете, чем все кончилось? — прошептала Инна, широко открыв глаза. — Мы нашли ее на полу у вашей постели в глубоком обмороке. Но вам стало лучше. Появились какие-то признаки жизни. Придя в себя, Татьяна поднялась с пола, бледная как смерть, и холодно бросила доктору: «Может, теперь вы дадите ему пенициллин, без которого он точно не выживет?» Доктор просто онемел. Но сделал, как она просила. Назначил вам пенициллин, велел ввести еще плазмы и сделать укол морфия. Потом прооперировал вас, вынул мелкие осколки и спас почку. И зашил. Все это время она не отходила ни от него, ни от вас. Он велел ей менять повязки каждые три часа и следить за дренажем. В тот день в палате умирающих были только две сестры: она и я. Мне пришлось ухаживать за остальными пациентами, а она сидела с вами. Целых пятнадцать дней и ночей она не оставляла вас, дезинфицировала рану и меняла бинты. Каждые три часа. К концу этого срока она походила на привидение. Но вы, майор, выдюжили. Когда вас перевели в реанимацию, я сказала: «Таня, этот человек теперь просто обязан жениться на тебе за все, что ты для него
Шура, послушай меня, — бормотала она, уткнувшись в его грудь, — если нам предстоит этот невозможный выбор, как бы мы ни выкручивались, пытаясь его избежать, как бы мы ни старались, если меня нельзя спасти, тогда заклинаю тебя, заклинаю...
— Таня! Я ничего не желаю слушать! — закричал он, отталкивая ее и вскакивая.
Она, стоя коленями на льду, умоляюще смотрела на него.
— Тебя еще можно спасти, Александр Баррингтон. Тебя. Моего мужа. Единственного сына твоего отца. Единственного сына твоей матери, — твердила Татьяна, в мольбе протягивая к нему руки. по ее щекам катились слезы. — Я — Параша. Именно столько стоит твоя жизнь. Забудь обо мне. Пожалуйста. Когда-то я спасла себя ради тебя. Взгляни. Я стою на коленях, Шура. Теперь твоя очередь. Спаси себя ради меня.
— Татьяна!
Александр с силой потянул Татьяну на себя, и ее ноги оторвались от земли. Она прильнула к нему, не отпуская.
— Ты не будешь ценой оставшейся мне жизни, — произнес он, ставя ее на ноги. — Немедленно прекрати.
Водители долго обсуждали последние новости с фронта, пока Татьяне не надоело слушать. Ей нужна была информация другого рода. Она подсела поближе, завела беседу с мужчинами и узнала, что баржи с продуктами отправляются с Ладожского озера к югу от Сясьстроя, небольшого поселка в десяти километрах к северу от Волховского фронта. Сясьстрой находился примерно в ста километрах от того места, где сейчас была Татьяна
Такая любовь, как у них, встречается раз в столетие. И вот сегодня — свадьба. Значит, они объявят о своих чувствах всему миру. Они встретились, полюбили друг друга и теперь венчаются. Как и должно быть. Словно нет ни предательства, ни обмана, ни войны, ни голода, ни смерти, и нет не просто смерти, а гибели всех, кого она любила.