Оглавление

О книге

Приветствую вас в этой книге, которая родилась из истории не реализованного игрового проекта. Несколько лет назад моя команда и я задумали создать масштабную сюжетную игру, где главный герой сталкивался бы с непредсказуемыми событиями, влияющими на его судьбу и взаимоотношения с окружающими. К сожалению, разработка остановилась на полпути, но идея, выстраданный сюжет и персонажи остались. Именно поэтому я решил подарить им новую жизнь в виде книги — чтобы вы смогли окунуться в этот мир, почувствовать его дыхание и дать мне обратную связь. Если эта история вам запомнится, возможно, мы все-таки воплотим ее в игру.

Сюжет, который вы увидите между этими страницами, — это не просто вымысел. В его основе лежат частично реальные события, переживания и наблюдения за людьми. Конечно, я добавил драматизма, придал персонажам ярких черт, усилил конфликты — все ради того, чтобы эмоции захватывали с первых строк. Но даже в самых фантастических поворотах вы найдете отголоски жизни, ее противоречий и красоты. Я надеюсь, что хотя бы некоторые фрагменты книги останутся в вашей памяти, как вспышки ярких воспоминаний.

Эта история рассказывает о людях, их слабостях, надеждах и выборах. Пусть эти страницы подарят вам эмоции, вопросы и, может быть, даже вдохновение. Погружайтесь в сюжет, и пусть он станет для вас маленьким приключением.

Введение

Амато совсем недавно переступил порог первого класса начальной школы. Его темные волосы всегда стояли дыбом, будто он только что провел час, исследуя лесные тропинки, а в карих глазах горел неугасимый огонек любопытства. Амато обожал проводить время с отцом — человеком с широкой улыбкой и руками, всегда покрытыми синяками от того, что он мастерил для сына деревянные машинки или помогал строить крепости. Отец редко говорил «нет», даже когда Амато забирался на крышу гаража или превращал диван в космический корабль. Они устраивали кемпинги под звездным небом, где отец рассказывал сказки о морских чудовищах, катался на велосипеде, устраивая гонки с сыном по холмам, и вел Амато в дальние походы, где пахло хвоей и влажной землей. С матерью отношения были другими: строгая женщина в очках, всегда в белом халате — она была врачом, и ее руки, стершиеся от мыла, никогда не обнимали сына, но зато учили его решать задачи, проверяя каждую ошибку с холодным вниманием. Она говорила, что любовь — это не поцелуи, а порядок и знания, и Амато верил ей, хотя порой ненавидел эти вечера, проведенные за учебниками вместо игр. Но он знал: оба родителя любят его, по-своему.

Первый учебный год пролетел незаметно, как стайка бабочек, проносящихся мимо окна. Амато получил медаль за отличие — золотую, с гербом школы, которую он держал в ладонях, пока мать не сунула ее в ящик письменного стола, сказав: «Не разбрасывайся, это не игрушка». Отец же кричал, хлопал сына по плечу и обещал подарок, о котором Амато не мог даже мечтать. Неделю спустя они сидели за завтраком, когда мать, не отрываясь от газеты, бросила: «Поехали к океану». Амато чуть не подавился овсянкой. Океан! Он видел его только на картинках, где волны рвались о камни, а птицы парили над горизонтом. Собирались они в путь на стареньком универсале отца, который, как шутил тот, «уже побывал в трех авариях и все равно едет, как новенький». В багажник уместилось спальное место, термос с чаем, карта с пометками отца и канистра с топливом — все, что потребовалось для поездки в 2000 километров от дома.

Семья проснулась в четыре утра, когда первые лучи солнца только начинали пробиваться сквозь края гор, словно кто-то поднес к небу золотую лампу. Мать уже накрывала стол — яичница с кетчупом, горячий хлеб, кофе с молоком для отца. Амато нервно теребил медаль, висевшую на шнурке, пока мать проверяла, все ли вещи собраны. В дороге он лежал на заднем сиденье, прислушиваясь к треску старой радиостанции, а отец, смеясь, рассказывал, как в юности катался на серфинге в этих самых водах. Солнце поднималось все выше, бросая длинные тени от деревьев, но Амато знал: самое трудное еще впереди. Прошли сутки пути, а когда за горизонтом показались первые контуры холмов, отец выбрал обочину, чтобы передохнуть. Они ели яблоки, пили холодную воду, а мать, как всегда, проверяла прогноз погоды на смартфоне.

Набравшись сил, семья отправилась на финишный отрезок пути. Оставалось 140 километров — последний и самый опасный участок. Туман повис над долиной, словно серая пелена, а дождь, накрапывая, заставлял лобовое стекло плакать ручьями. Отец вцепился в руль, его пальцы побелели, а взгляд неотрывно следил за исчезающей в тумане белой полосой. Амато прильнул к окну, глотая воздух, наполненный запахом мокрой земли и грозившего близостью соленого ветра. «Вааау, — шептал он, — здесь даже горы кажутся живыми!» Мать, сидевшая рядом, молча кивнула, ее пальцы перебирали нитки с четок, которые она всегда брала с собой в дорогу. Машина ползла вперед, как черепаха, а за спиной, в облаках, маячили силуэты птиц, терявшихся в серой мгле.

Вдруг из тумана вынырнул скутер. Отец резко повернул вправо, руль завизжал, машина взмыла вверх, как птица, а затем, сорвавшись с обочины, полетела вниз. Время растянулось, будто кто-то остановил часы. Амато увидел лицо отца, искаженное ужасом, услышал крик матери, разорвавший тишину. Вспышка — и все поглотила темнота.

Он очнулся во тьме, холодной и глубокой, как сама Вселенная. Под ногами была не земля, а густая, словно смола, жидкость, по которой он брел, оставляя следы, мгновенно затягивающиеся. Вдали мерцали звезды, но не те, что на небе, а какие-то другие — будто крошечные лампочки, вплетенные в ткань вечности. Амато звал отца и мать, но его голос растворялся в безмолвии. «Папа! Мама! Мне холодно…» Его зубы стучали, а руки, протянутые вперед, ощущали лишь пустоту.

Но затем он заметил свет — тусклый, как угасающая звезда, но растущий с каждой секундой. Голоса, шепот, будто сотни людей умоляли его не идти дальше, но Амато уже бежал, ноги впивались в темную субстанцию, а сердце колотилось в груди, как птица в клетке. Свет становился ярче, и тьма отступала, превращаясь в вихрь звуков и образов. «Не суйся туда… это не твой путь…» — доносились голоса, но мальчик не слышал. Он бежал, пока не увидел перед собой приоткрытую дверь, за которой клубился серый туман, похожий на тот, что окутывал горы в момент аварии.

Амато толкнул дверь. Перед ним раскрылся мир, где вместо прошлого — будущее. Он видел себя взрослым: как он стоит у воды, держит в руках медаль, которую мать спрятала в ящик, как смеется над шутками отца, уже седого и согбенного, как целует мать, наконец, обнимающую его, словно птицу. Здесь были все его дни, недели и годы, сложенные в стопки, как страницы книги. Но как он попал сюда? И где сейчас те, кого он любил? Амато замер, понимая, что ответы на эти вопросы он может найти лишь впереди.

Глава 1: Обычный день

Солнце уже вовсю пекло, когда я вышел на стройплощадку, оставив за спиной ржавую ограду, где кое-где сохранились обрывки лент с предупреждениями. Кирпичная пыль висела в воздухе плотным серым облаком, а подошвы ботинок впивались в землю, превратившуюся в липкую грязь под воздействием ночного дождя и теперь медленно сохшую под лучами. Двое рабочих в соседнем квадрате возводили перегородки, перебрасываясь шутками на языке, где смешивались акценты из Дагестана и Узбекистана, — их смех звенел сквозь рокот бетономешалки, которая, кажется, никогда не умолкала, только иногда сменяя ритм на хриплый гул, когда заливалась бетоном очередная стяжка. Я потянул на себя каску, прилипшую к влажным от пота волосам, и взялся за арматуру, ощущая, как металл жжет ладони сквозь тряпки, заменявшие перчатки.

Перед глазами стояла карта будущего бизнес-центра — аккуратные прямоугольники на схеме, которые мы превращали в стены, перемежая их окнами и дверными проемами. Коллеги называли меня «архитектором с тачкой», шутливо подтрунивая, что я слишком долго разглядываю углы, словно пытаясь угадать, как здесь будет смотреться лобби с хрустальными люстрами или офисы с панорамными видами. Но мне нравилось это ощущение причастности к чему-то большому — каждый прут арматуры, каждая цементная смесь становились кирпичиками в этом абстрактном будущем, которое мы выковывали из пота и железа. Даже сейчас, выравнивая стяжку, я представлял, как здесь через год зазвенит стеклянный лифт, а в холле распустятся цветы в керамических вазах.

Жажда стучала в виски, будто крошечные молоточки, а в горле застрял привкус металла — от каски или от самого воздуха, пропитанного пылью. Я снял кепку, выжимая мокрую от пота ткань, и посмотрел на часы: еще два часа до обеда. Кто-то из бригады бросил в мою сторону флягу с чаем — самодельный «аптечный» напиток из мятных листьев и черного чая, который варил с утра старик-повар. Поймав ее одной рукой, я сделал глоток, и обжигающая жидкость растеклась по глотке, как живая вода. Рядом, у края котлована, Сан Саныч, наш ветеран, подпевал какой-то старой песне, ударяя кулаком по брусьям так, что они от звука дрожали. Его густой бас смешивался с гудением строительного фена, и на миг мне показалось, что весь мир сужен до этого звукового вихря, где нет места ни сомнениям, ни суете.

Обеденный перерыв принес краткое охлаждение — мы разбежались по тенистым углам, роняя на землю грязные пакеты с лепешками и кусками вяленого мяса. Сан Саныч достал из кармана ломтик черного хлеба, обернутый в газету, и мы вчетвером поделили его, смеясь над смешными заголовками, которые он зачитывал вслух, не разбирая слов. Где-то вдали грузовик с песком тряхнул тормозами, заставив всех вздрогнуть, но никто не шевельнулся — все понимали, что это не время спешить. Я лежал на спине, глядя, как облака плывут медленно, будто притормозив под нашими усталыми глазами, и впервые за день почувствовал, что время вдруг растянулось, стало мягким и податливым, как тесто в руках пекаря.

Когда снова вернулся к работе, солнце уже клонилось к западу, окрашивая бетонные стены в золотистый цвет. Мы поднимали последние листы кровельного железа, и ветер, прорывающийся сквозь щели между ними, носил запахи травы и асфальта. Кто-то из молодых рабочих, недавно приехавших из села, шептал молитву, стоя на коленях у края котлована — его губы шевелились, а руки касались крестика на шее. Я отвернулся, чтобы не видеть этого, но в животе снова засосало от жажды, и я вспомнил, как в детстве бегал за грузовиками с водой в родном городе, где крыши домов были покрыты черепицей, а не этим серым железом. Здесь, в новой Москве, даже старые традиции превращались в что-то иное, но, возможно, это и было хорошо — ведь и мы сами уже не те, кто приехал сюда месяц назад.

К вечеру небо заволокло тучами, и дождь начался внезапно, с хлопка грома. Мы бросились к раздевалкам, смеясь и ругаясь, спотыкаясь в темноте о кучи стройматериалов. Когда я наконец вышел на улицу, под мышкой сжимая мокрую каску, в кармане телефона замигало сообщение от отца: «Как сегодня?». Я постоял немного, глядя на силуэты незаконченных башен, которые теперь казались тенями гигантов, спящих под дождем. Пальцы дрогнули, набирая «Все нормально», но я стер слова и написал: «Скоро будет готово. Ты гордишься мной?». Ответ пришел через минуту: «Каждый день». И я повернулся к светофору, чей красный огонек отражался в луже, и подумал, что, наверное, не хочу менять эту жизнь ни на какую другую — пусть даже мечты о бизнес-центре с хрустальными люстрами так и остаются мечтами, а не правдой.

Глава 2: Время друзей

В ту ночь Берлога, словно гигантский ржавый чулан, вросла в промышленную зону, где фабричные трубы дымили сквозь рассветные сумерки. Снаружи ее вывеска с облезлыми неоновыми огнями мигала, будто моргнувший глаз, а внутри воняло пивом и потом, смешанным с ароматом дешевых сигарет. Мы с Маттео ввалились туда вдвоем, смеясь над шуткой, которую он повторял с тех пор, как мы вместе лепили игрушечные самолеты из пластилина во втором классе. Рико, с его вечной ухмылкой и рукавом рубашки, вывернутым наизнанку, поджидал нас у барной стойки, где бутылки с виски стояли в ряд, как солдаты, готовые к атаке. Его очередная новая работа уже в архитектурной компании, казалось, придала ему уверенности, но когда он рассказыва