— Вы из этих… — мистер Гудвин на миг замолчал, словно подбирая нужное слово, — родителей, которые забывают о своих детях и покупают им подарки лишь в самый последний момент. Полагаю, вам стоит знать, что такие подарки — худшие на свете: выбранные в спешке, они вместо бумаги завернуты в равнодушие и перетянуты, словно ленточками, безразличием
— Нет. Вы сказали, что вы, видимо, ошиблись. Смею вас заверить, это крошечное, недоуменно себя ведущее словечко подразумевает сплошную неуверенность и неопределенность. В вашем случае оно значит, что вы в равной степени могли как ошибиться, так и не ошибиться.
Гильдия адвокатов представляла собой довольно внушительную силу в Тремпл-Толл, в ней состояло не менее трех дюжин жеманных высокомерных личностей, которых не запугать, которые сами кого хочешь запугают. Это были известные мастера вертеть на палочке законы и жонглировать ими с ловкостью цирковых клоунов — в собственную пользу, разумеется.
Сперва все мы мыслим как гусеницы: учимся ползать, познаем мир вокруг, пробуем то, отвергаем это. После чего нас обвивает кокон знаний, полученных в школе или от строгих воспитателей. К ним наслаиваются различные убеждения, навязываемые обществом, и мы погрязаем в чужих истинах и заблуждениях на целые годы, не в силах выбраться из этого кокона. Некоторые так и умирают в нем, оставшись куколками навсегда. Но есть те — редкие индивидуумы, — которые сбрасывают кокон, линяют от множества налипшей за жизнь чепухи и раскрывают крылья собственных суждений. Это их имаго. Финальная стадия развития — мышление, не зашоренное ни закостенелыми устоями дряхлого общества, ни патетичными господами, облаченными в важность опыта, ни мыслями, навязанными поколениями забивателей разума в рамки «правильных» суждений.
О докторе из переулка Трокар действительно ходили весьма неоднозначные слухи. Натаниэль Френсис Доу был мрачен, как тень, и холоден, как сквозняк, прошедшийся по спине. А еще он выглядел и вел себя так, словно перманентно раздражен. Кто-то назвал бы его черствым, но правда в том, что за черствость люди частенько принимают прямоту, с которой им сообщают неудобную для них правду. Они не любят тех, кто обходится без смягчения и не боится ранить чью-то чрезмерно чувствительную натуру. Ну а доктор Доу был профессиональным ранителем чрезмерно чувствительных натур. В какой-нибудь книжке он запросто мог бы состояться в качестве злодея, к которому ни за что не рекомендуется подпускать ребенка.
Общество не приемлет очищенного от шелухи разума, оно пытается загнать его обратно в куколку, а если не получается, запирает в клетке, сжигает, травит газом. Лучшее, что имаго может сделать, если хочет выжить, — это замаскироваться: как следует прикинуться куколкой и повиснуть на жерди среди сотен точно таких же куколок.
Но если бы я сравнивал, то сравнил бы с бабочкой не самого человека, а, скорее, его разум. Сперва все мы мыслим как гусеницы: учимся ползать, познаем мир вокруг, пробуем то, отвергаем это. После чего нас обвивает кокон знаний, полученных в школе или от строгих воспитателей. К ним наслаиваются различные убеждения, навязываемые обществом, и мы погрязаем в чужих истинах и заблуждениях на целые годы, не в силах выбраться из этого кокона. Некоторые так и умирают в нем, оставшись куколками навсегда. Но есть те — редкие индивидуумы, — которые сбрасывают кокон, линяют от множества налипшей за жизнь чепухи и раскрывают крылья собственных суждений. Это их имаго. Финальная стадия развития — мышление, не зашоренное ни закостенелыми устоями дряхлого общества, ни патетичными господами, облаченными в важность опыта, ни мыслями, навязанными поколениями забивателей разума в рамки «правильных» суждений.
