город, лежащий на большом тракте между Петербургом и Москвой. Здесь не раз останавливалась проездом сама Екатерина II. Она любила Тверь и сделала ее своего рода экспериментальной площадкой, где реализовывались идеальные представления эпохи Просвещения о городской цивилизации. После страшного пожара 1763 года город отстраивался по высочайше утвержденному регулярному плану, приобретая европейский облик, на что из казны были отпущены огромные средства. Отсюда началась реализация Губернской реформы. Обширному Тверскому наместничеству, учрежденному 25 ноября 1775 года, надлежало стать образцом по части административного устройства, а сама Тверь получила как бы полустоличный статус.
Сам он сидит на чем-то вроде скалы посреди этого сборища четвероногих, крылатых и пресмыкающихся. Статуя, которая, впрочем, и так не слишком хороша, имеет еще один недостаток — позу. Поставленная перед единственным, кажется, на весь Санкт-Петербург ватерклозетом, она выглядит как вывеска этого полезного учреждения [1651]. Судя по тому, что памятник назван надгробным, а половины названных животных на пьедестале нет, Дюма, повидавший в Европе немало монументов, удостоил эту
В самых ранних набросках постамента заметно разительное сходство с рауховским памятником, причем анималистическая перекодировка порождала неожиданный комический эффект: мощные фигуры слона и быка по углам пьедестала смотрелись чуть ли не пародиями на генералов Фридриха Великого.
к моменту официальной «канонизации» его творчество уже завершилось; это служило лучшей гарантией от любых неожиданностей. Наконец, только Крылов обладал «аватаром» — публичной личностью, идеальным объектом для огосударствления и идеологических манипуляций.
Мы, со своей стороны, предлагаем интерпретировать памятник в Летнем саду как феномен исторической политики — интеграции поэта в пантеон национальных героев.
Работа над романом растянулась до 1858 года, и за это время Гончаров мог пополнять свои впечатления рассказами людей, которым довелось лично знать баснописца, носителей устной крыловианы.
исследовательская мысль, преследуя свои задачи, просто огибает Крылова как громоздкую мебель, случайно оказавшуюся на пути. Поневоле вспоминается хрестоматийное «Слона-то я и не приметил».
старцу прямо в глаза так и брякнул»: «Твои басни хороши, а Ивана Андреевича Крылова гораздо лучше». За свое чистосердечие будущий писатель жестоко поплатился. «Матушка так рассердилась, что высекла меня», — эффектно завершил Тургенев свою устную новеллу
