София Парнок

Стихотворения 1913-1924 гг.

“Безветрием удвоен жар…”

– – –

Безветрием удвоен жар,

И душен цвет и запах всякий.

Под синим пузырем шальвар

Бредут лимонные чувяки.

– – –

На солнце хны рыжеет кровь,

Как ржавчина, в косичке мелкой,

И до виска тугая бровь

Доведена багровой стрелкой.

– – –

Здесь парус, завсегдатай бурь,

Как будто никогда и не был, –

В окаменелую лазурь

Уперлось каменное небо,

– – –

И неким символом тоски-

Иссушен солнцем и состарен –

На прибережные пески

В молитве стелется татарин.

– – –

.

1916

“Какой неистовый покойник!…”

– – –

Какой неистовый покойник!

Как часто ваш пустеет гроб.

В тоскливом ужасе поклонник

Глядит на островерхий лоб.

– – –

Я слышу запах подземелий,

Лопат могильных жуткий стук, –

Вот вы вошли. Как на дуэли,

Застегнут наглухо сюртук.

– – –

Я слышу – смерть стоит у двери,

Я слышу – призвук в звоне чаш…

Кого вы ищете, Сальери?

Кто среди юных Моцарт ваш?…

– – –

Как бы предавшись суесловью,

Люблю на вас навесть рассказ…

Ах, кто не любит вас любовью,

Тот любит ненавистью вас.

– – –

.

1913

АКРОСТИХ

– – –

Котлы кипящих бездн – крестильное нам лоно,

Отчаянье любви нас вихрем волокло

На зной сжигающий, на хрупкое стекло

Студеных зимних вод, на край крутого склона.

– – –

Так было… И взгремел нам голос Аполлона, –

Лечу, но кровию уж сердце истекло,

И власяницею мне раны облекло

Призванье вещее, и стих мой тише стона.

– – –

Сильнее ты, мой брат по лире и судьбе!

Как бережно себя из прошлого ты вывел,

Едва вдали Парнас завиделся тебе.

– – –

Ревнивый евнух муз – Валерий осчастливил

Окрепший голос твой, стихов твоих елей,

Высокомудрою приязнию своей.

– – –

.

1916

“Пахнет по саду розой чайной…”

– – –

Пахнет по саду розой чайной,

Говорю – никому, так, в закат:

«У меня есть на свете тайный,

Родства не сознавший брат.

– – –

Берегов, у которых не был,

Для него все призывней краса,

Любит он под плавучим небом

Крылатые паруса,

– – –

И в волну и по зыбям мертвым

Вдаль идущие издалека…»

Владислав Ходасевич! Вот вам

На счастье моя рука.

– – –

.

1916

“Не хочу тебя сегодня…”

– – –

Не хочу тебя сегодня.

Пусть язык твой будет нем.

Память, суетная сводня,

Не своди меня ни с кем.

– – –

Не мани по темным тропкам,

По оставленным местам

К этим дерзким, этим робким

Зацелованным устам.

– – –

С вдохновеньем святотатцев

Сердце взрыла я до дна.

Из моих любовных святцев

Вызываю имена.

31 ЯНВАРЯ

– – –

Кармином начертала б эти числа

Теперь я на листке календаря,

Исполнен день последний января,

Со встречи с Вами, радостного смысла.

– – –

Да, слишком накренилось коромысло

Судьбы российской. Музы, не даря,

Поэтов мучили. Но вновь – заря,

И над искусством радуга повисла.

– – –

Delphine de Gerardin, Rachel Varnhaga,

Смирнова, – нет их! Но оживлены

В Вас, Евдоксия Федоровна, сны

– – –

Те славные каким-то щедрым магом, –

И гении, презрев и хлад и темь,

Спешат в Газетный, 3, квартира 7.

– – –

.

1922

“Ни нежно так, ни так чудесно…”

– – –

Ни нежно так, ни так чудесно

Вовеки розы не цвели:

Здесь дышишь ты, и ты прелестна

Всей грустной прелестью земли.

– – –

Как нежно над тобою небо

Простерло ласковый покров…

И первый в мире вечер не был

Блаженней этих вечеров!

– – –

А там, над нами, Самый Строгий

Старается нахмурить бровь,

Но сам он и меньшие боги –

Все в нашу влюблены любовь.

“В те дни младенческим напевом…”

– – –

В те дни младенческим напевом

Звучали первые слова,

Как гром весенний, юным гневом

Гремел над миром Егова,

– – –

И тень бросать учились кедры,

И Ева – лишь успела пасть,

И семенем кипели недра,

И мир был – Бог, и Бог – был страсть.

– – –

Своею ревностью измаял,

Огнем вливался прямо в кровь…

Ужель ты выпил всю, Израиль,

Господню первую любовь?

– – –

.

3 июня 1921

“О, этих вод обезмолвленных…”

– – –

О, этих вод обезмолвленных

За вековыми запрудами

Тяжесть непреодолимая!

– – –

Господи! Так же мне! Трудно мне

С сердцем моим переполненным,

С Музой несловоохотливой.

“Как музыку, люблю твою печаль…”

– – –

Как музыку, люблю твою печаль,

Улыбку, так похожую на слезы, –

Вот так звенит надтреснутый хрусталь,

Вот так декабрьские благоухают розы.

– – –

.

Сентябрь 1923

ОГОРОД

– – –

Все выел ненасытный солончак.

Я корчевала скрюченные корни

Когда-то здесь курчавившихся лоз, –

Земля корявая, сухая, в струпьях,

Как губы у горячечной больной…

Под рваною подошвою ступня

Мозолилась, в лопату упираясь,

Огнем тяжелым набухали руки, –

Как в черепа железо ударялось.

Она противоборствовала мне

С какой-то мстительностью древней, я же

Киркой, киркой ее – вот так, вот так,

Твое упрямство я переупрямлю!

Здесь резвый закурчавится горох,

Взойдут стволы крутые кукурузы,

Распустит, как Горгона, змеи – косы

Брюхатая, чудовищная тыква.

Ах, ни подснежники, ни крокусы не пахнут

Весной так убедительно весною,

Как пахнет первый с грядки огурец!…

Сверкал на солнце острый клык кирки,

Вокруг, дробясь, подпрыгивали комья,

Подуло морем, по спине бежал

И стынул пот студеной, тонкой змейкой, –

И никогда блаженство обладанья

Такой неомраченной полнотой

И острой гордостью меня не прожигало…

А там, в долине, отцветал миндаль

И персики на смену зацветали.

– – –

.

1924 (?)

“Вал морской отхлынет и прихлынет…”

– – –

Вал морской отхлынет и прихлынет,

А река уплывает навеки.

Вот за что, только молодость минет,

Мы так любим печальные реки.

– – –

Страшный сон навязчиво мне снится:

Я иду. Путь уводит к безлюдью.

Пролетела полночная птица

И забилась под левою грудью.

– – –

Пусть меня положат здесь на отмель

Умирать, вспоминая часами

Обо всем, что Господь у нас отнял,

И о том, что мы отняли сами.
– – –

“Как неуемный дятел…”

– – –

Как неуемный дятел…

Долбит упорный ствол,

Одно воспоминанье

Просверливает дух.

– – –

Вот все, что я утратил:

Цветами убран стол,

Знакомое дыханье

Напрасно ловит слух.

– – –

Усталою походкой

В иное бытие

От доброго и злого

Ты перешел навек.

– – –

Твой голос помню кроткий

И каждое мое

Неласковое слово,

Печальный человек.

“Видно, здесь не все мы люди – грешники…”

– – –

Видно, здесь не все мы люди – грешники,

Что такая тишина стоит над нами.

Голуби, незваные приспешники

Виноградаря, кружатся над лозами.

– – –

Всех накрыла голубая скиния!

Чтоб никто на свете бесприютным не был,

Опустилось ласковое, синее,

Над садами вечереющее небо.

– – –

Детские шаги шуршат по гравию,

Ветерок морской вуаль колышет вдовью.

К нашему великому бесславию,

Видно, Господи, снисходишь ты с любовью.

“Тень от ветряка…”

– – –

Тень от ветряка

Над виноградником кружит.

Тайная тоска

Над сердцем ворожит.

Снова темный круг

Сомкнулся надо мной,

О, мой нежный друг,

Неумолимый мой!

В душной тишине

Ожесточенный треск цикад.

Ни тебе, ни мне,

Нам нет пути назад, –

Томный, знойный дух

Витает над землей…

О, мой страстный друг,

Неутолимый мой!

– – –

.

1918

“На самое лютое солнце…”

– – –

На самое лютое солнце

Несет винодел,

Чтобы скорей постарело,

Молодое вино.

– – –

На самое лютое солнце

– Господь так велел! –

Под огнекрылые стрелы

Выношу я себя.

– – –

Терзай, иссуши мою сладость,

Очисти огнем,

О, роковой, беспощадный,

Упоительный друг!

– – –

Терзай, иссуши мою сладость!

В томленьи моем

Грозным устам твоим жадно

Подставляю уста.