Воспоминанья, как волна,
Накатывают вечерами.
Затягивает глубина —
Не вынырнуть наверх — печали
Затянут в свой водоворот.
Нет сил, нет мочи — рвутся души
Туда, где в искренний полет
Мы устремились… не потушим
Огня зажженного навек…
Но век тот оказался краток:
Слаб в своих чувствах человек!
За этот главный недостаток
Всю жизнь приходится платить.
Да не монетой звонкой, злато
Мы сможем где-то раздобыть, —
Не получается однако
Когда-то вновь нам полюбить.
А счастья миг бывает краток.
И жизнь спешит и есть один
у жизни важный недостаток:
Не повторить минувших дней.
И не вернуть нам дорогую
Любовь, ушедшую давно.
И эту истину простую
Нам всем усвоить не дано.
Часть первая
Холодно. Нежат поднимает воротник пальто и потирает замерзшие в перчатках пальцы. Снег повсюду: выбелил ветки деревьев, засыпал пожухлую коричневую листву, местами повисшую на деревьях и упрямо не желающую падать вниз, ближе к корням, чтобы заботливо накрыть их, защитить от холода и напитать по весне своим тленом. Опоздали листья. Теперь их удел — сиротливо висеть на своих черенках на голых ветках, ожидая снежной милости, которая скроет их жалкий, потертый вид… Январь. Нежат закуривает, чтобы как-то скоротать время. В парке никого. Вечереет, все спешат разойтись по домам. Все. Только не он. Он ждет, всматриваясь в улицу напротив парка. Там пустынно, как и в его озябшей душе.
Прошло еще полчаса, и, окончательно продрогнув, он не спеша поднимается со скамейки, оборачивается, чтобы еще раз посмотреть в сторону улицы напротив парка, еще ожидая чуда, близоруко сощурившись, пытается рассмотреть силуэты прохожих. Пусто. Только снег падает на скамейку, на которой отпечатался его силуэт. Сейчас и силуэт спрячется под его покровом, как и оставленные вокруг скамейки его следы — все исчезнет, как и он сам.
Не пришла!
А снег, кружась, летел и падал вниз, глаза и щеки обжигая.
И слезы жемчугом в глазах блистали, замерзая,
Нет, не приносит та слеза от мук любви освобожденья.
Не убежать и не найти в реке забвения спасенья…
***
Ачелия внимательно разглядывает свои пальцы: длинные, изящные, с аккуратным маникюром кораллового цвета. Кожа на руках нежная, бархатистая, холеная. Кисть мягкая на ощупь. Ачелия аккуратно и немного торжественно кладет свою правую ладонь на колено: «Красивое кольцо!»
Нежат не поскупился, и два карата бриллианта огранки «принцесса» изящно смотрятся на ее длинных, тонких пальцах.
«Пожалуй, крупноват камень для моей руки и закреплен как-то ненадежно: четыре лапки перстня — единственное, что его держит в кольце. Буду снимать на ночь, а то лапки крепления расшатаются, и можно потерять такую красоту! А помолвка наша прошла отлично: и гостей было много, и ресторан заказали с красивым видом на Босфор! А платье! Какое у меня было платье! То, о котором я мечтала: фирмы „Вакко“, цвета чайной розы. Оно так подчеркнуло красоту моих каштановых волос. Нежат влюблен в меня по уши! А как же иначе? Красота и ум, ум и красота, — так говорит мой отец обо мне. А это редкое сочетание в женщине. Разве мог Орхан бей — отец Нежата и партнер моего отца — этого не заметить! И повод родители нашли отличный для того, чтобы нас познакомить: званный обед в нашем доме по случаю десятилетия фирмы. Как Нежат смотрел на меня, вернее, какие взгляды бросал на меня! Влюбился тут же! Правда, встречались мы недолго: у меня магистратура в Бостоне в январе начинается. Пройдёт год, а потом мы поженимся. Обязательно!»
Часть вторая
— Неджо, сынок, почему ты не хочешь поехать в филиал фирмы отца в Анкаре? Там сейчас нужен такой специалист, как ты. Новая стройка, новые проекты — проявишь себя в качестве талантливого архитектора. Тебе не надоело все время помогать отцу здесь, работая в его фирме? Ачелия едет в Бостон и вернется через год, а ко времени ее возвращения в Стамбул, ты себя зарекомендуешь хорошим специалистом.
Мать внимательно смотрит на сына и не понимает причин его колебаний.
«Как же быстро вырос сын! Под широким, выпуклым лбом — большие карие глаза, серьезные, улыбаются редко. С детства мой Неджо был серьезен и упрям, редко шалил и капризничал, как другие дети. И сейчас прямо посередине его лба вьется своевольная прядь, он убирает ее руками, но она тут же падает ему на лоб. Дома Нежат ее закалывает, чтобы не мешала работать. Рисует. И очень прилично. Но больше увлечен архитектурой. У него много книг и современных журналов на эту тему. Хороший вырос сын — красивый, умный. Только решения принимает с трудом, будто боится сделать выбор, а может, ошибиться. Впрочем, и в детстве он никогда не наставивал на своем выборе: «Сынок, что хочешь?» «Мне все нравится, мама!» «Хочешь этот конструктор?» «Хорошо!» «А может, этот?» « Тоже можно!» И сегодня та же ситуация. Словно не перерос свою нерешительность. Такое хорошее предложение у него по работе — может наконец заявить о себе, показать на что способен. А он думает и, кажется, что не готов решить этот вопрос самостоятельно.»
Мать подошла к сыну, запустила пальцы в его кучерявые волосы и шутя, немного сжала их.
— Мама! Мне больно!!! — закричал Нежат.
— Мне тоже больно смотреть на тебя, сынок, когда ты так мучаешься и не можешь принять решение.
— Мама, мне хорошо здесь, в офисе у отца. Я помогаю ему днем, а по вечерам рисую в свое удовольствие. Я не готов стать главным архитектором сейчас.
— Ты не готов? Да кто, кроме тебя, сможет справиться с таким делом? Ты прекрасно знаешь современный дизайн! Тебе пора выходить из тени своего отца, — мать говорила уверенно. У не было ни тени сомнения.
— Ты так считаешь, мама? — Нежат улыбнулся. — Впрочем, ты всегда веришь в меня и знаешь, что мне надо. Вот и по поводу Ачелии и меня, ты первая решила, что мы — прекрасная пара.
— А что Ачелия? Конечно, она прекрасная для тебя партия! Дочь партнера твоего отца, умница и красавица! Вы одного уровня ценностей с ней и в одной профессии. Придет время, вы встанете у руля нашего общего предприятия. Вам будет интересно вместе. А детки! Какие у вас будут детки: высокие, как ты, и красивые, как вы оба!
— А если не высокие и не красивые, ты не будешь их любить, бабушка? — Нежат развесилился.
— Перестань говорить глупости! Ну, ты едешь в Анкару?
— А у меня есть другой выбор? — Нежат нежно поцеловал мать в лоб.
***
О, перекрестки, перекрестки — внезапные сплетения дорог. Куда уводят они странников случайных? Иль не случайных, просто проходящих. И взгляд внезапный — остановка на секунду, но в ту секунду можно жизнь вместить всю, без остатка. А в остатке что? Переживаний боль иль встреч награда, находка ценная, а может быть утрата чего-то важного и главного.
О, если б знать!
— Мама, ты радуешься моему отъезду, почему? Когда я уезжала учиться в Стамбул, ты грустила, а сейчас мне кажется, что ты совсем не огорчена предстоящей разлукой, — Бирсен вопросительно посмотрела на мать.
— Я очень люблю тебя, дочка, и желаю тебе только одного: что бы ты нашла свое счастье. Анкара недалеко от Амасьи, и ты сможешь приезжать домой на выходные. Жить ты будешь у моей сестры, работа предстоит интересная и та, которую ты выбрала сама. Зачем мне беспокоиться? Ну, и ты будешь далеко от Боры.
— Это, наверное, самая первая причина, да, мама? — улыбнулась Бирсен.
— Может быть, — мать пыталась увернуться от прямого взгляда Бирсен и начала нервно перебирать пальцами рук уголок платка, наброшенного на плечи.
— Но мама, мы с Борой просто друзья, и я не влюблена в него, — беспечно произнесла Бирсен.
— Просто друзья, дочка, говоришь. Да он от тебя со школьной скамьи не отходит: куда ты, туда и он. Слава Аллаху, что не влюблена в него.
— А чего ты боишься, мама, он хороший друг!
— Его отец — муж моей подруги. Когда-то она была веселой и улыбчивой. У нее был талант — великолепный голос, а теперь у нее психоз и потухшие глаза.
— А при чем здесь Бора?
— Его отец — деспот, сломал жизнь моей подруге Сибель: не разрешил ей петь, приковал цепями к семье, сейчас и дочери не дает свободного воздуха. В университет не отпустил ее учиться — «пусть дома сидит»! Собственник, каких мало. Вот и Бора, что он за тобой таскается повсюду? Ты на вечеринку — он за тобой, ты в Стамбул учится — и он, как хвост. Друг, говоришь. Нет, дорогая, любит он тебя — сама чувствуешь!
— Но я-то его не люблю! — искренне возмутилась Бирсен.
Телефонный звонок прервал разговор матери с дочерью. Бирсен тут же взяла трубку.
— Алло, привет. Да, уже собралась. Провожать? Не надо. Меня отец довезет до дома тети Белкис. Спасибо, а ты в выходные приезжай.
Бирсен опустила трубку.
— Бора? — спросила мать.
— Он.
— Кто бы сомневался! Зачем ты его позвала в выходные приехать? Зачем ты его обнадеживаешь, детка?
— Мама, он и так приедет, ты же знаешь!
— Знаю и поэтому боюсь.
— Бояться-то нечего: я уже большая, — Бирсен придирчиво стала рассматривать себя в зеркале. — Мам, а я на фотографиях хуже получаюсь, чем в жизни, правда?
— Ты — вылитая бабушка, моя мать, а та была редкой красавицей! Когда ты улыбаешься, лучики счастья бегут по твоему лицу! Ты вся — словно свет, моя милая. Вот поэтому я и не хочу, что бы кто-то этот свет потушил! Посмотри, посмотри на свои глаза: огромные, карие с зелеными крапинками — элa (на тюркском коричнево-зеленый цвет глаз), белая кожа, черные волосы. А фигура! Газель, настоящая газель!
Щеки девушки залил коралловый румянец:
— Мама!
— А что, «мама»? Это правда! Архитектор-ханым (уважительное обращение к женщине. В данном случае — шутливое). Захотела стать архитекотором — стала, как отец тебя не отговаривал, как не манил работой в своих парикмахерских салонах! Нет. На своем настояла. Вот и в Анкару едешь, в новую строительную компанию прошла собеседование. Пусть все будет хорошо у тебя, детка! А я буду ждать свою газель и молиться.
Заботы тонкие нити от сердца к сердцу тянутся, переплетаясь с желаниями, рождающимися в душе. И как разорвать ту ниточку, без боли, без отвыкания, идущую от сердца любящего к другому, такому юному, пылающему в груди?
Часть третья
— Что за птица? Смотри, дорогая, на асфальте сидит. Что за чудо? Синева — словно неба подарок, серебриста — луны отраженье, а раскроет свое оперенье — солнца луч ослепит!
— Называют ее Зимородком, не за то, что снегА она любит, роет норку в земле — землеродка: вылупляется птенчик в земле! Земородка — так встарь ее звали!
— Но как странно, что делает здесь этот птах средь бетона с асфальтом, почему он сюда прилетел?
— Странно, милый, неужто потеря и подругу он ищет, несчастный…
— Где же дом его?
— Ближе к реке! Любит водный он чистый источник. В нем находит свое пропитанье: смело в воду ныряет охотник, доставая рыбешку со дна, и любимой несет тот подарок, прилагая к нему свое сердце. Если примет подарок зазноба, то вдвоем они строят гнездо. Непростое, как многие птицы: норку роют они неустанно, чтобы было глубоким жилище, защищая потомство своё. Каждый год возвращаются снова в дом, построенный вместе с любимой. И красив птах, и сердцем ей верен, и она ему в том не уступит: вместе будут пичуги навек.
— Неужели такое бывает у …пернатых?
— У птичек бывает, впрочем, как и у многих людей.
— Нежат, сынок, как ты устроился? — голос матери в телефонной трубке переполнен заботой и волнением.
— Отлично, мама, небольшая квартирка в центре Анкары, недалеко от офиса. Можно дойти пешком. Я и хожу — вместо спорта.
— А чем ты питаешься? — не унималась мать.
— Голодаю, мама, и худею! — рассмеялся сын.
— Я серьезно, ответь мне!
— Мне готовит одна женщина она же и убирается в моей квартире, если что!
— Что, если что? Ты можешь обойтись без ш
