Оглавление

1. Стать архитектором!
2. ГЛАВА 1. ЛЕЙЛА ВСПОМИНАЕТ…
3. ГЛАВА 2. САША
4. ГЛАВА 3. МАРША
5. ГЛАВА 4. АНТОН
6. ГЛАВА 5. БАРХИН И МАРША
7. ГЛАВА 6. ЛЕЙЛА. ЗАЧЕТНАЯ НЕДЕЛЯ
8. ГЛАВА 7. МАРША. ДОМ
9. ГЛАВА 8. ДЕНЬ ЛОШАДОК
10. ГЛАВА 9. МАРША. АРХИВ
11. ГЛАВА 10. АНТОН. САША. БАРХИН
12. ГЛАВА 11. МАРША. ОШИБКА
13. ГЛАВА 12. АНТОН. БОЛЬНИЦА
14. ГЛАВА 13. НЕМЕЦКИЕ АРХИТЕКТОРЫ
15. ГЛАВА 14. АНТОН. ЛЕЙЛА. САНАТОРИЙ
16. ГЛАВА 15. САША. ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ЛЕЙЛЫ
17. ГЛАВА 16. ДЛИННОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ
18. ГЛАВА 17. МАРША. ЛЮБОВЬ
19. ГЛАВА 18. БАРХИН. ЛЮБОВЬ
20. ГЛАВА 19. БАРХИН. СОСЕДИ ВУЛЬФОВ
21. ГЛАВА 20. МАРША. ЛЕЙЛА. БАРХИН
22. ГЛАВА 21. АНТОН. САША. ПОЕЗД
23. ГЛАВА 22. МАРША И ОЛЬГА ВИКТОРОВНА
24. ГЛАВА 23. МАРША, ЮСТАС, ЛАРИСА
25. ГЛАВА 24. БАНКЕТ
26. ГЛАВА 25. ДОМ ВУЛЬФОВ
27. ГЛАВА 26. ВЫСОКИЕ ОТНОШЕНИЯ
28. ГЛАВА 27. У БАБЫ ТАИ
29. ГЛАВА 28. ЖЕНЬКА. БРОНХИТ
30. ГЛАВА 29. Я ВСЕГДА БУДУ РЯДОМ!
31. ГЛАВА 30. ЛЕЙЛА В КНИЖНОМ КАФЕ
32. ГЛАВА 31. ГОЛЛАНДЦЫ
33. ГЛАВА 32. МАРША. ЗВОНОК
34. ГЛАВА 33. ПАМЯТНИК ТАМИКУЛЕ
35. ГЛАВА 34. ВЫХОДНЫЕ В «РЯБИНКЕ»
36. ГЛАВА 35. ЛЕЙЛА И ГЕРМАН
37. ГЛАВА 36. ОРУЖЕНОСЕЦ СЕВКА
38. ГЛАВА 37. ВИКТОРИЯ ЭДУАРДОВНА
39. ГЛАВА 38. ТАЙНА НИКОЛАЯ ВУЛЬФА
40. ГЛАВА 39. ДНЕВНИК НИКОЛАЯ ВУЛЬФА
41. ГЛАВА 40. ДЕНЬ ПАМЯТИ
42. ГЛАВА 41. ЛЕЙЛА В ГЕРМАНИИ
43. ГЛАВА 42. МАСТЕРСКАЯ «СФЕРА»
44. ГЛАВА 43. ПАМЯТНЫЙ ЗНАК
45. ГЛАВА 44. АНТОН. МАРША. ПИТЕР
46. ГЛАВА 45. ЛЕЙЛА И ТОМАС
47. ГЛАВА 46. ТОНЯ
48. ГЛАВА 47. РОТЕНБУРГ-НА-ТАУБЕРЕ
49. ГЛАВА 48.ТОЛЬКО НЕ ГОВОРИ «НЕТ!»
50. ГЛАВА 49. ВОЗВРАЩЕНИЕ
51. ГЛАВА 50. ГЕНРИХ И ГРЭТА
52. ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
53. ОТ АВТОРА
    1. ПРОДОЛЖЕНИЕ БУДЕТ!
    2. ОБ АВТОРЕ

Особо благодарю:

Татьяну Негодаеву (Гурьеву) — за ее невероятное творчество и возможность украсить чудесным стихами этот роман.

Вовченко Марию — за поддержку, мотивацию, и неоценимую помощь в подготовке книги к печати.

Кубрина Дмитрия — за вдохновение.

Романовича — за Женьку Бархина.

**************************************

Моей дочери

ГЛАВА 1. ЛЕЙЛА ВСПОМИНАЕТ…

Самым первым воспоминанием в жизни Лейлы был день, когда на стройке упал кран.

Пришел отец и взволновано что-то сказал маме. Мама вскрикнула и заплакала. Потом они долго звонили по телефону, произносили незнакомые слова «консоль» и «жертвы».

Умер Савицкий Николай Олегович. Лейла так и думала, что кран упал на него. Потом родители быстро оделись и ушли, видимо, полагая, что Лейла спит. Был поздний вечер, почти ночь. Лейла не спала и не хотела. Она слезла с кроватки и пошла к окну. Потом забралась на подоконник и долго-долго так стояла. «Ветер раскачал стрелу, никто даже не понял, как это произошло». Испуганные и изумленные родители, вернувшись, застали ее на подоконнике, неподвижно стоявшую, смотрящую в окно. В следующий раз ее еле нашли в коробке из-под только что купленного телевизора. Она забралась туда вместе с вязаной шапочкой, своей любимой игрушкой, и уснула. После этого случая ее никогда не оставляли дома одну.

«Я хотела спрятаться в темное, замкнутое пространство, нашептывала Шапочке свои фантазии. У нее были пришиты две веревочки, мне представлялось, что это ножки, бубон — лицо. Белое такое личико с доброй улыбкой. Шапочка мягкая, теплая, пахла вкусным».

— Лейла, моя хорошая! Посмотри, какой котенок!

Он прожил с Лейлой совсем недолго, он тоже был теплый и мягкий. Лейла восторженно обнимала его, котенок орал, а она, не понимая предела, еще сильнее сжимала хрупкое тельце. Когда котенка, из страха за его жизнь, отдали хозяевам, Лейла долго грустила, не разговаривала. Нарисовала на большом листе стаю летящих аистов, которые в клювах, в сетке, уносили серого полосатого котенка. «Шапочка, котенка унесли аисты, белые аисты, ветер раскачал стрелу, аистам не страшен ветер. Котенок может замерзнуть, но на нем теплая шубка».

Потом заболела мама. Она все время лежала, смотрела на Лейлу грустными глазами. Лейла грела ей на батарее шарфик и укрывала ноги. Мама улыбалась и гладила ее по голове. «Какая ты хорошая. Что бы я без тебя делала!». Папа был худой и усталый, приходил домой поздно. Подолгу сидел рядом с мамой, держал за руку, уверял, что все будет хорошо. Однажды он сказал Лейле: «Она не должна была при этом присутствовать. Такой стресс!».

Потом маме стало лучше. Они с Лейлой ходили на прогулку и смотрели в большом киоске на мягкие игрушки. За стеклом в разных позах красовались пупсы в детской одежде, совсем как маленькие детки. Лейла спросила, нельзя ли ей купить такую игрушку. Тогда мама сказала, что скоро у нее будет настоящий живой братик.

Вечером Лейла рисовала папу, маму, котенка, аистов и себя, рядом с детской коляской. Она рассказывала Шапочке про братика, что он родится у мамы в больнице, будет жить вместе с ними и спать с Лейлой в маленькой кроватке. Или кроватку Лейлы отдадут братику, а Лейла поступит в детский сад и станет для него старшей сестрой. Шапочка молча слушала и улыбалась своей загадочной улыбкой.

— А когда он вырастет, мы пойдем с ним за ручку в школу, а все будут на нас смотреть и говорить: «Надо же, какие красивые дети у этой Александры!»[1].

Лейлу оформили в детский садик. Сначала там был карантин по краснухе. Потом наступили праздники, затем выходные. Лейла проводила все дни с папой.

Папа смотрел на нее долго, внимательно, нежно прижал к себе. «Что ты, моя хорошая, заросла так, не видно красивых глазок». Он посадил ее на письменный стол, взял маленькие ножнички и аккуратно, сантиметр за сантиметром, стал подрезать челочку, собирая волосы в подставленную ладонь. «Вот так, замечательно. Какая ты у меня красивая!».

— Папа, нарисуй мне лошадку!

Отец посадил ее на колени, стал рисовать лошадку.

— Вот, а это Лейла!

— Не Лейла. Где же у меня красные ботиночки?

— Действительно! Тогда, наверное, придется купить.

— А когда?

— Да что тянуть, давай завтра сходим на вещевой рынок.

Папа долго рассматривал ботиночки, Лейла молча ждала. Он вздохнул и сказал:

— Не будет ли нас мама ругать, вдруг не угодим?

— Мужчина, причем тут мать, вы ребеночка спросите. Деточка, тебе башмачки нравятся?

— Очень!

— Видите, берите, не сомневайтесь!

— Да как-то несопоставимо дорого для детской обуви, — тихо сказал отец, потом махнул рукой и отсчитал нужную сумму.

Лейла сразу переобула ботиночки. Ноги в них так и летели. Захотелось подпрыгнуть и парить.

В садике ботиночки поставили в шкафчик, на котором нарисована черепашка в розовом чепце.

В детском саду работала Тетка. Тетка была толстая, некрасивая, с неровными красными напомаженными губами, пахла котлетами и жареным луком. Ее лицо приближалось близко-близко — она смотрела в глаза Лейле.

— Почему не ешь? Открой рот!

Кусок булки с маслом заполнил все пространство, давил на горло. Кожаная горячая рука зажала рот Лейле. В глазах потемнело.

«Я думала, задохнусь, у меня даже в ушах такой гул стоял, вот еще чуть и все, просто потеряла бы сознание».

Папа долго не приходил.

— Мужчина, вы почему не предупредили, что у вашей дочери энурез? — Тетка торжественно протянула отцу полиэтиленовый мешок с мокрыми колготками.

— Простите, не понял, у кого?

— Дочь ваша? — спросила Тетка, указывая на Лейлу, которая, съежившись, сидела на уголке стула и сжимала в руках салфетку, сложенную кулечком.

— Эта девочка лишь слегка напоминает мою дочь…

Отец взял Лейлу на руки и всю дорогу до дома так нес, прижимая к груди. Вечером она немного отошла, играла с шапочкой, но не говорила и не рисовала.

Утром Лейла не хотела вставать, лежала, зажмурившись, сложив ручки на груди. Вся красная, будто с температурой.

— Ребенка нельзя оставлять дома одну, девочка своеобразная, даже не знаешь, что от нее ожидать. Надо срочно звонить, вызывать бабушку.

— Я увезу Лялечку к себе, как-нибудь разберемся. Там знакомые помогут, мне в своем доме проще, да и работаю я. Может отпуск дадут или б/с.

— Бабушка, что такое бэ-эс? Это деньги? Сдача?

— Нет, дорогая, это когда без денег и без сдачи. Просто не ходить на работу, а отдыхать.

У бабушки, в другом городе, был прекрасный низкий столик, назывался журнальный. На нем всегда лежали белая бумага, ручки, фломастеры. Можно в любой момент подбежать, сесть на маленький стульчик, нарисовать аистов, котенка и братика.

Лейла вспомнила, как они ходили на день города в центр. Бабушка покупала ей банан. А газовый шарик не покупала и почему-то все время переживала.

— Ну, очень дорого! Вот отдадим деньги, а он лопнет, давай, я тебе лучше еще чего-нибудь вкусненького куплю.

— Бабушка, я совсем не хочу шарик и на лошадке совсем не хочу. И бананчик не хочу. Давай домой пешком пойдем, через мост, посмотрим на перфископ.

— Моя хорошая, что же за жизнь проклятая, ребенку шарик бабушка не может купить, мыслимое дело? Это же разорение чистой воды, четыре тясячи! А что ты там за перфископ присмотрела?

— Я его еще в прошлый раз заметила, помнишь, самолеты летали, как громко было! Просто ты не слышала, что я тебе рассказывала.

— Это когда репетиция праздника проходила, а мы на мосту оказались? Да, жуткая ситуация, какой грохот…

— Бабушка, вон перфископ, смотри!

— Да, что-то удивительное, так ты перископ имеешь в виду?

— Наверное, — Лейла засмущалась.

— У рыбок в брюшке скапливается воздух, поэтому они не могут погрузиться в воду и плавают на поверхности.

— Бабушка, а это что такое?

— Это кран.

— Кран?! Быстрее бежим, он сейчас упадет!

— Почему упадет? Не упадет!

— Упадет и нас убьет. Ветер раскачал стрелу!

— Это козловый кран, он не упадет, у него нет стрелы. Кран помогает разбирать мост, видишь, по нему машины не ездят: трещины в бетоне. Когда-то давно, лет тридцать назад, при строительстве надо было добавить немного мыла в бетон и этого бы не случилось. А мыла не добавили, но добавили соль, потому что торопились к празднику закончить и строили в морозы.

— Это что же, мыло такое полезное?

— Конечно, полезное, только «все хорошо в норме» — есть такая поговорка, надо его положить совсем немного, всего один процент. Знаешь, что такое процент?

— Н-е-е.

— Процент — сотая часть числа. Если любое количество чего-нибудь, ну вот этот песок, к примеру, разделить на сто равных кучек, то одна кучка, это будет один процент. И это касается совершенно всего.

— Ничего себе! И небо можно поделить на кучки?

— Наверное, можно, только не спрашивай, как?

— Почему не спрашивать?

— Просто я не специалист делить небо. Спроси меня о чем-то, что я знаю.

— А какой кран со стрелой?

— Вот там, смотри, на горке стройка.

— Он похож на жирафа!

В этот день Лейла рисовала рыбок с перископами во рту и с воздушными шариками в плавниках. Много строительных кранов, «стадо», как она назвала. Бабушка рассматривала художества, вздыхала, причитала, качая головой:

— Мыслимое ли дело, рисует с утра до ночи? Хорошо, что соседка уборщицей работает в проектной конторе, ватман приносит, чистый с одной стороны. Жалко, что на плохой бумаге эти шедевры останутся!

Лейла разбирала свои рисунки в поисках портрета. Ей на глаза попалась работа с изображением глубокой ямы, на дне которой лежала девочка с косичками, в голубом платье. Сверху на листе неуверенной детской рукой было написано: ДЕВОЧКУ ЗВАЛИ НАДЕНЬКА. Ручки девочки неловко согнуты, тельце худенькое и безжизненное. «Надежда умирает последней».

Лейла, расширив глаза, смотрела на соседку, та поймала ее взгляд и отвернулась.

— Антон, идите, не беспокойтесь, мы с Лейлой будем у нас вареники лепить.

— Тёть Люба, а какая Надежда умирает? Последней. А кто еще умирает?

— Да не бери в голову, это просто такая поговорка, о том, что люди надеются до конца. Тебе вареники сварить с вишенками или с творожком?

— С вишенкой, один.

— Один, придумала, ты только пробовать начни, за уши не оттащишь. Сама же делала.

— Ой, тёть Люба! Что такое в вареничке?

Лейла выплюнула на ладошку десятикопеечную монету.

— Подарок тебе попался. Сюрприз, исполнение желания, чего ты хочешь? Все, что загадаешь, совершится.

— Чтобы мама вернулась!

— Ах, детка, все будет хорошо, обязательно!

— А где мама, тётечка Любонька?

— Она в больничке.

— Ой, за братиком, наверное, собралась!

Девочку звали Наденькой… Лейла невольно улыбнулась. Вспомнила, как представляла эту маленькую, больную, никому не нужную девочку Наденьку. Она подумала, что у нее ведь был еще другой рисунок из этой серии. Холмик, с крестиком, рядом женщина в темном платке. На могилке надпись: «Портал главного входа». Этого рисунка она не нашла. Наверное, родители забрали себе. «Портал главного входа». Так было написано на форматке в угловом штампе. Чертеж с ошибкой отдали Лейле, когда она с мамой пришла в институт, где работали родители. Надпись зачаровывала своей таинственной возвышенностью. Почему появился такой рисунок, Лейла уже не могла вспомнить. Наверное, это как-то было связано с произошедшей трагедией на стройке.

ГЛАВА 2. САША

Самое ужасное заключалось в том, что Саша почувствовала какое-то радостное облегчение, когда разрывающая боль, не совместимая с понятием жизни, на деле обозначающая разрушение ее самых светлых надежд, прекратилась, отпустила, будто и не было ее никогда. Как наступившая внезапно тишина.

Очень хотелось пить. Женщина из соседней палаты принесла большой красный грейпфрут, почистила от перегородок. Женщину звали Агаджанян. Фамилия Агаджанян, а имя Ира. Саша слышала, ее так медсестра вызывала.

— Это был мальчик, вы знали?

— Да, знали, угроза существовала все время. Но думали, самое страшное позади.

— У вас еще есть дети?

— Дочка Лейла, осенью исполнится пять лет.

— Это хорошо, не так страдать будете.

— Сейчас мне кажется, что теперь все по-другому, не так, как раньше. Невыносимая пустота в душе. Даже про дочку не могу думать. И ничего не хочу.

— Не можете, а надо.

— Мысли как-то уплывают, не получается сосредоточиться.

— Это от лекарств. Пройдет.

Саша легла на бок, зажала зубами подушку и заплакала. Вернее, слезы полились из глаз, так свободно, без усилий. Как будто вымывали всю горечь изнутри. Она уснула. Сон был глубокий от успокоительных уколов и снотворных. Ей снились голоса, зовущие ее: «Саша, Саша!» и прозрачные розовые и зеленые шары, похожие на мыльные пузыри.

Она почему-то не представляла себе, как посмотрит в глаза Антону. А он пришел, когда она спала, сидел тихо и ничего не говорил, а что тут скажешь? Никто и не виноват, просто несчастье. И каждый с ним один на один.

— Как там Лейла? Знает?

— Не пойму, я ей не говорил впрямую. Но она будто что-то чувствует, грустит, про тебя спрашивает, рисует все время. Днем с ней Люба, пока я на работе или здесь, в больнице.

— Любин отпуск мы загубили окончательно. Она так никуда и не поехала, не получилось, как планировала.

— Не волнуйся, она слышать не хочет о моих сожалениях. Говорит, даже хорошо, что отпуск пришелся на это время, и она нам помочь может.

Они разговаривали про Лейлу, про Любу, про работу, не касаясь главного. Жалели друг друга.

Когда Антон ушел, Саша опять затосковала и нестерпимо захотела домой, к маленькой Лейле.

ГЛАВА 3. МАРША

Рядом со стройкой стоял вагончик. Дверь была приоткрыта. Деревянные мостки, по которым удалось добраться до него, раскачивались.

— Антона Круглова? Это вам вон туда в одноэтажный флигель, в самый конец коридора.

Марша повернула в обратный путь. Дождь вроде прекратился, но идти по мокрым доскам было скользко. Она шла медленно, чтобы не оступиться. Мимо сновали рабочие, норовя невольно столкнуть ее в грязь.

Одноэтажный флигель оказался совсем рядом. Это было старое здание послевоенной постройки с гипсовой лепниной, окрашенное желтой фасадной краской. На входной площадке в помпезном вазоне доцветали яркие настурции. Приоткрыв массивное деревянное полотно, Марша увидела коридор с окном в торце. Она прошла вперед. Слева раскрылся небольшой холл с единственной дверью. На табличке красивым шрифтом от руки было написано «Архитектор Савицкий». Вдоль стены выстроилось несколько офисных стульев и журнальный стол с доской для игры в нарды. Марша внутренне уверилась, что ей нужно именно сюда, но постучать сразу не решилась, надо было собраться с мыслями и как-то настроиться.

Мимо проскользнула молодая сотрудница, дернула закрытую дверь и спросила:

— Антон Григорьевич куда-то ушел?

— По-видимому, да.

Девушка упорхнула в обратном направлении. Теперь, по крайней мере, Марша знала, что в кабинете никого нет, и Антон Григорьевич, действительно, работает здесь. Она рассматривала надпись «Архитектор Савицкий», странно, Антон Григорьевич — вроде Круглов. Ну да ладно, что голову ломать, все со временем прояснится.

Сегодня был долгий, эмоционально наполненный день. Ранним утром она сошла со ступенек плацкартного вагона. Дождливо и неприветливо встретил ее город, до этого не знакомый и совершенно для нее не важный. А вот теперь он станет ее гаванью. Станет ли? Настроение стремительно падало.

В вокзальном помещении было сухо и тепло. Центральный зал перекрывал огромный купол. Свет, как в храме, спускался сверху и, казалось, давал пространству дополнительный объем воздуха. В центре зала, под куполом, на приличном возвышении, размещался фонтан, вода тихо сливалась с четырех невысоких статуй, ее журчание заглушал равномерный гул вокзальной жизни. Вокруг фонтана располагалась большая круглая скамья ожидания с сиденьями, развернутыми наружу. Много позже Марша рассмотрит эти удивительные фигуры из черного мрамора, а пока она просто стояла и любовалась гармоничной скульптурной композицией.

Здание вокзала было старое, судя по архитектуре и деталям — начало века. Еще присутствуют элементы модерна, но уже просматривается неоклассицизм. Освещение зала удачно продумано. Настенные точечные светильники в форме шаров, установленные довольно близко друг от друга, хорошо освещают пространство, не раздражая глаза. Гармонию несколько нарушают яркие световые таблички с пиктограммами и информацией, зато благодаря им Марша легко нашла камеру хранения. Она освободилась от багажа, оставив чемодан и сумку в автоматической ячейке. Также по надписям и стрелкам отыскала кооператорское кафе. Атмосфера в нем разительно отличалась от вокзального буфета.

В небольшом зале по периметру расставлены круглые столики, покрытые темно-синими скатертями. Отделка с претензией на эффектный интерьер, по крайней мере, текстиль на шторах и скатерти гармонировали между собой. Стулья с высокими узкими спинками, перечеркнутыми крест-накрест, приятно дополняли впечатление. В углу выделялась подсвеченная барная стойка из массива дерева. Вообще-то довольно уютно. Бра ненавязчиво освещали помещение, на столиках стояли лампы с плотным абажуром, дающим направленный вниз свет. Пахло коричными булочками. Марша почитала меню, удивилась разнообразию предложенного кофе.

— Двойной эспрессо и творожное кольцо.

— Можете присаживаться, сейчас сварим кофе.

Марша не раздумывая выбрала место возле окна.

Через пару минут худенький юноша принес ароматно-дымящуюся чашку на блюдечке и сахарницу.

— Пожалуйста, приятного аппетита!

Марша улыбнулась и кивнула. Ее постепенно отпустило внутреннее напряжение, становилось легко и радостно. Ну и что дальше? Надо найти телефон-автомат, наверное, на вокзале это не проблема, позвонить Бархину Евгению Леонидовичу. Она сверила имя отчество с блокнотом. Надо искать квартиру. Хотя лучше это сделать после того, как решится вопрос с трудоустройством. Может быть, стоит подобрать жилье рядом с работой в том же районе, чтобы по возможности не связываться с транспортом. «Так, порядок действий пока не определился, хотя, в любом случае, сначала — звонить. Время немного девятого, не совсем удобно беспокоить человека, возможно, он собирается или только едет на работу», — подумала Марша и решила подождать.

Она возобновила экскурсию по вокзалу. Телефоны плотной стайкой пристроились совсем близко от кафе. Можно звонить внутри города и по междугородней связи, в будках на стенках были указаны коды и расценки. Марша набрала домашний номер в Санкт-Петербурге.

— Мам, это я, все, приехала! Нет, еще не устраивалась. Да не волнуйся, что со мной может случиться! Я взрослый и разумный человек. Нет, не зря, тут вокзал красивый. Папе привет, я позвоню, как только устроюсь.

Она тянула время, осматривала здание. Кассовый зал был отделен высоченными витражами. Марша долго стояла, задрав голову вверх, и не могла сообразить — получалось, вся эта громада стекла держится только на деревянных переплетах, никаких конструктивных несущих элементов она не обнаружила. «Буду жить на вокзале, в этом дворце». На глаза попалась доска объявлений. Квартиры в наём. Следовало пройти в офис 211.

Немного поплутав, Марша отыскала стойку риэлтерской организации. Приветливая девушка бесстрастно допытывалась, что ей нужно. Марша на одном дыхании выдала все свои пожелания. Та выслушала, потом смущенно посмотрела на нее и попросила:

— Давайте еще повторим, по пунктам.

Уплатив за справку, Марша, получила несколько адресов в разных районах города. Договорились, если ей что-то подойдет, она вернется оформлять документы.

— Евгений Леонидович? Привет вам из Петербурга от Шаровых.

— Дочка? Симпатичная?

— Очень, — Марша засмеялась.

— Тогда дуй к Антону Круглову, только я ему сначала позвоню, а то он с налету не поймет, надо его подготовить. А ты можешь часикам к четырем? Он к этому времени так упашется, что небольшой перерыв для вашего общения ему не повредит.

— Смогу, конечно! А подскажите, пожалуйста, Евгений Леонидович, — Марша неожиданно прониклась доверием к этому голосу, — я сейчас решаю квартирный вопрос. У меня несколько адресов, в каком районе мне лучше поселиться?

— Селиться лучше в центре. Всегда!

— Спасибо, Евгений Леонидович!

Марше надо было заняться просмотром квартир. Город не знала, поэтому захотела начать поиски сразу с адресов в центре. У вокзала стоял ПАЗик, на табличке было написано: Вокзал — Остроумова (через центр). Она сначала села в автобус, и только когда он тронулся, спросила у водителя, где ей надо будет выходить. До улицы Ленина оказалось ехать минут пятнадцать.

Дождь так и не перестал. По тротуарам равномерной пленкой стекала вода. «Туфли все намочу», — подумала Марша.

Нужный адрес оказался рядом с центральной улицей, надо пройти по переулку, потом направо и еще раз направо. Марша увидела небольшой сквер с маленьким прудом. В синей, от осеннего неба, воде плавали уточки.

— Господи, что за идиллия!

Наверное, так может быть только в провинциальных городах. Малоэтажная застройка в историческом центре. Марша просто не верила своим глазам. Сквер окружала группа домов, такие строительные раритеты. Выглядели они с одной стороны комично, а с другой сказочно.

Марша прошла вдоль по улице, всматриваясь в номера. Впереди показалось строение с высокой скатной крышей из черного кирпича! Что за чудо такое? При ближайшем рассмотрении кирпичами оказались черные камни, почти правильной формы, на белом, вернее, когда-то белом растворе. Камни были гладкие, похожи на отполированный годами булыжник. Марша никогда ничего подобного не видела. Домик отдаленно напоминал европейскую средневековую постройку. Забор слегка покосившийся, не сплошной. Сквозь просветы был виден двор. «Какой дом! Вот бы здесь, — помечтала Марша, — это просто сказка сказок!».

Она загадала, что если сейчас выйдет с жильем, то все у нее наладится, все сложится. На домике была табличка с нужным ей номером. «Только бы получилось!».

Она нажала звонок — молчание, еще раз — опять тишина! «Вот так всегда!» — горевала Марша.

— Вы ко мне?

Марша вздрогнула и обернулась. У нее за спиной стояла миловидная женщина в черном брючном костюме.

— Я хозяйка, а вы хотите снять комнату?

— Комнату? — голос Марши сник, — здесь уже кто-то живет?

— Пока нет. Но тут площадь большая, подходит для семьи или нескольких одиноких. Вы можете, конечно, снять, весь дом целиком, но будет не дешево. Потянете?

— Не знаю, а сколько?

Женщина назвала сумму, которая в два раза превышала все самые смелые Маршины предположения.

— Знаете, для меня важно, с какими людьми жить рядом, или предпочту одиночество.

— Плата вперед, сразу за три месяца, — пугала хозяйка Маршу, — я сама-то в Питере живу, приезжать часто не могу, это мое наследство. Продавать пока не готова. Здесь мой дядя жил. Его отец, архитектор–немец, сам этот дом построил. Все время между соседями разговоры ходят, что всю улицу будут сносить, дядя волновался, говорил, что у него не просто жилой дом, а настоящий памятник истории и архитектуры. Но документально этот статус не подтвержден, потому запросто могут сломать, как поступили с этими развалюхами, — хозяйка кивнула в сторону пустого пространства, где, видимо, раньше располагались дома.

— Я тоже из Питера. Добираться сюда, действительно, неудобно. Сочувствую вам! Но очень мне дом ваш понравился!

Хозяйка обрадовано улыбнулась: земляки! Но подозрительно спросила:

— В Питере где живете?

— Лесной проспект.

— Знаю, хорошее место, почти центр. Ну, раз нравится, давайте тогда документы оформим у юриста, чтобы все официально было. Не могу рисковать.

— А к риэлтору на вокзал нам не надо? Она меня просила приехать, если я что-то выберу.

— Хорошо, поедем на вокзал, там и юрист, наверное, есть. Мне ведь с ними тоже рассчитаться надо, а то они еще и с тебя тянуть начнут причитающийся им процент.

Хозяйка Виктория Эдуардовна незаметно для обоих стала обращаться к Марше на «ты».

Закончив все мероприятия по оформлению жилья, Марша забрала вещи из камеры хранения и хотела поймать такси. Но хозяйка вызвалась ей помочь.

— Нечего в таком возрасте пупок надрывать, но деньги транжирить зря тоже не будем, — голосом, не терпящим возражения, заявила она.

Виктория Эдуардовна сказала, что еще несколько дней поживет в доме, уладит все дела с документами, а потом Марша сможет пользоваться садом, мебелью и посудой. Одежду и личные вещи бывшего хозяина она уже перенесла в кладовую. Кроме всего, им вместе придется разобраться, как включать газонагреватель.

— На твоем попечении еще кот, извини, это принадлежность квартиры. Можешь пользоваться телефоном, но учти, очень аккуратно, никаких разговоров с Америкой или Австралией, регулярная оплата счетов, иначе обрежу. Мне ведь отключить его, конечно, проще. Но поскольку ты дома одна, как мера предосторожности для безопасности, на случай аварии, телефон, естественно, нужен. Я на твое благоразумие надеюсь.

— Оставьте, пожалуйста! Я буду бережно относиться ко всему в доме, телефоном пользоваться по необходимости, дальше Питера мне звонить некуда, да и родители меня «пасти» захотят. Им, по крайней мере, так спокойнее будет. За Барсиком присмотрю.

— Барсик, а я и не знаю, как его зовут, кстати!

«Да, вот мы и с домом, и с Барсиком», — Марша мысленно удивилась, как много событий сегодня произошло. Как круто изменилась ее жизнь! Она одна в чужом городе, среди чужих людей. Из знакомых — только хозяйка, девушка-риэлтор и голос Евгения Леонидовича.

— Здравствуйте, вы ко мне? — спросил высокий молодой мужчина. Она поняла, что это и есть Антон Круглов.

ГЛАВА 4. АНТОН

С утра не прекращался дождь. Погода под настроение. Серое, мутное и тягучее. Все одно к одному. Стройка встала. Проверки замучили, да вот еще и ливень. Вода желтыми потоками срывалась в котлован.

Из соседней комнаты раздался смех. «Вот кому все нипочем! — подумал Антон, — а жизнь продолжается, несмотря на потери».

Антон закрыл дверь и пошел в ближайший гастроном. Кончилась заварка. Без чая уже невозможно работать. Прихватил пакет сухарей, долго не мог рассчитаться у кассы, не было сдачи. «Сколько времени потратил», — сожалел он.

У кабинета его ждали. Девушка. Незнакомая.

Антон поздоровался, немного помедлил, потом спросил:

— Вы ко мне? По какому вопросу?

— Марша Шарова. Вам ведь Бархин сегодня звонил?

— Точно, было дело…

— Я по поводу работы.

— Заходите, неужели все сейчас так прекрасно разрешится с кадрами!

Девушка достала из сумки корочки дипломов и веером разложила на столе.

— Вот это пасьянс! Крупный специалист? Нам такие работники просто необходимы!

Антон решил не сожалеть о, видимо, загубленном вечере. Раз уж так все сложилось.

— Давайте чаю попьем, а то я уже ничего не соображаю.

Не дожидаясь согласия, Антон насыпал заварку прямо в чашки.

— Вот сухарики, угощайтесь.

Пока не закипел электрочайник, Антон рассматривал дипломы. «Шарова Мария… Мария — слава богу». Имя Марша несколько озадачило его. Он спросил:

— Маршей почему представились?

— Да в детстве еще объединила два имени — Мария и Маша. Получилось смешно, родители подхватили. Позже одноклассники в школе услышали, сначала дразнили, а потом так все привыкли, что уже по-другому не называли. А главное, и я сама. Когда кто-то обращается ко мне: «Маша», вообще и не реагирую.

Антон налил чай. Девушка взяла чашку двумя руками. Одной за ручку, другой придерживала. Он обратил внимание на аккуратные ногти без лака, тонкие, прямо музыкальные пальцы.

Она не стала есть сухари.

— О, из Питера? Ничего себе! Так, Ленинградский архитектурно-строительный техникум. Интересно, не знал, что еще существуют учебные заведения, которые техников-архитекторов готовят. Думал, это все в прошлом. Дальше. Боже, продюсер!

Антон весело вскинул глаза. Ее лицо было напряжено. Волнуется. Скоро он понял, почему.

— Факультет гражданского строительства. Вечернее отделение. Инженер-конструктор. Так вы конструктор? А я подумал, архитектор!

Он рассматривал трудовую книжку. Опыта работы по специальности нет.

Антон с сожалением посмотрел на Маршу. Та, видимо, расстроилась и сникла на мгновение. Потом незаметно вернула лицу прежнее неопределенное выражение. И тут выглянуло солнце, оно осветило кабинет, и все в нем сделалось радостным и сияющим. «Девочка-праздник», — подумал Антон. Он вдруг понял, как хочет взять ее на работу, почувствовал, что все сейчас способно перемениться, наступит светлая полоса, а потом, может, и белая.

— Понимаете, нам очень нужны специалисты, и именно теперь. С такими дипломами вы могли бы здесь работать. Но у вас совершенно нет опыта (Антон уже точно знал — он берет ее в группу). На какую должность я могу вас принять?

— Я прошу, чтобы в моей трудовой книжке было написано: «Архитектор».

Антон приподнял брови:

— Вы же конструктор по диплому?

— Я и архитектор по диплому.

— Ну-у, теоретически, да. Скажите, а что вы умеете? У вас есть представление о проектировании вообще? Вы занимались чем-то подобным?

— Когда училась в институте на строительном факультете, у нас была кафедра архитектуры, я хорошо успевала, потому что уже окончила техникум, имела графическую подготовку, делала конкурсный проект вместе с одним преподавателем, демонстрационный материал на планшете. О рабочих чертежах тоже имею представление, в основном, по курсовым заданиям. Фундаменты разные, балки, стропила.

— О! Фундаменты! — развеселился Антон, — ну, давайте попробуем. Архитектором, говорите… Конструкторы будут счастливы, если архитекторы фундаментами займутся. Только теперь я обрисую нашу ситуацию, — он заговорил серьезно, — она практически авральная. Это не просто стройка. И не рядовое проектирование музыкального театра. Объект финансируется Москвой. Проводился всесоюзный конкурс, нам вот доверили воплощать. Времени на рабочку практически не было. Чтобы ускорить процесс, в «Гражданпроекте» создали мобильную группу из ведущих специалистов под руководством главного архитектора Савицкого. Нас переселили сюда, в Дом литератора, поближе к стройке. Из кабинетов видно, как растет новое здание. Мы заняли комнаты по специальностям. Архитекторы, конструкторы и смежники. Еще ПТО — производственно–технический отдел, наша палочка-выручалочка. Такой демпфер между нами и стройкой, можно сказать, особый контроль. На самом деле они заказывают материалы и строительные конструкции, поэтому проверяют спецификации. Вам бы вот где работать, в ПТО.

Марша почти с мольбой смотрела на него.

— Да архитектором беру, и не техником, правда, без категории. Трудитесь, посмотрим, что получится. Но точно обещаю, легко не будет, вам особенно, придется форсировать стажировку, как на фронте.

Девушка, наконец, улыбнулась. Антон продолжал пугать:

— У нас тут недавно произошло несчастье. Не знаю уж, насколько вы в курсе? На стройке случилась авария, с падением крана. По заключению следствия, причиной стали ошибки при его монтаже. А ведь олух-машинист подозревал, что кран неисправен, так мало того, он об этом никому не доложил, а начал смену, еще одновременно поехал по рельсам и повернул стрелу, что недопустимо. Я вот даже сейчас спокойно говорить не могу, — Антон прикрыл глаза и покачал головой. — Когда вся эта махина завалилась… — зрелище не для тонких натур. Машинист инвалидом стал. Погибли два разнорабочих, а у одного несовершеннолетние дети. Часть элементов крана разрушила новую стену. Работы в то время велись круглосуточно, торопились, как всегда. А авария случилась поздно вечером. Все это месиво еще и в темноте, при прожекторах. Савицкий от произошедшего, да от разбирательств, хотя мы к стройке отношения не имеем, получил сильнейший инфаркт, уже четвертый, и скончался, не приходя в сознание. Вот теперь меня на его место перевели, как автора проекта. Сашу на мое — руководителя группы. А в группе, получается, не хватает архитектора. Нам бы ведущего, как Саша.

Антон поморщился. Он понимал, что сейчас отдает единственную вакансию и об опытном специалисте пока можно не мечтать, но отогнал эту мысль магическими словами: «У нас все будет хорошо!».

— Ну, что ж, давайте я вас с коллективом познакомлю.

Антон, распахнув дверь, пропустил Маршу вперед. Она вышла из кабинета и увидела сияющего молодого человека, который тут же отреагировал на их появление:

— Все медведи помрут — Антон Григорьевич улыбается!

— Женька, привет, я сейчас приду, подожди меня, чайку там себе налей.

Марша с Антоном вошли в дверь комнаты, на которой было написано просто: «АРХИТЕКТОРЫ».

— …Майя Михайловна на коленочки встала, газетку подстелила, сунула голову в люк тепловой камеры и кричит: «Не слышу». А мужики ей оттуда размеры диктуют, тоже орут. Майя Михайловна попу выставила, мимо рефрижераторы едут, какие-то грузы привезли, у них дверцы качаются, думаю, ну сейчас по Майе Михайловне заедут. А я стою над ней зонтик держу, — сквозь смех и слезы рассказывал молодой человек лет двадцати пяти.

— Виталик, а что же не ты кверху попой-то сидел у тепловой камеры?

— Антон Григорьевич, я не мог позволить, чтобы надо мной уважаемая женщина зонтик держала! — Виталик не успокаивался, — я со стороны эту картину представил, ну караул, чуть не умер со смеху.

Антон выждал время, пока образуется достаточная пауза в импровизированном бенефисе.

— Вот, товарищи, хочу познакомить с вами нашего нового архитектора, Марию Кирилловну.

— Да, теперь у нас не только Майя Михайловна будет, но и Марья Кирилловна, — не хотел успокоиться Виталик.

Марша отметила про себя, что Антон представил ее по имени отчеству. Тот невозмутимо продолжал, обращаясь уже к ней:

— Садитесь пока вот сюда. Саша поправится — перенесет свои вещи в мой бывший кабинет, до того, я думаю, они вам не помешают. Да, скоро, наверное, придется делать перестановку. Закупили компьютеры всем, — Антон многозначительно посмотрел на Майю Михайловну, та подняла руки к вискам, — теперь наши фавориты должны будут меньше воображать, а лучше вкалывать, — он перевел взгляд на Виталика, который театрально прижал руки к груди, имитируя сердечную боль.

— Антон Григорьевич! А какие компы?

— Пентиумы. Оперативная память 256 гигов, а тебе 500…

— Ура!!! — заорал Виталик, — таких процессоров еще ни у кого в городе нет. Ура!

— Это спецзаказ. Ну как, Марша, не передумали устраиваться на работу в наш сумасшедший дом? Ладно, знакомьтесь, меня там Бархин ждет.

Антон поспешил выйти из комнаты. Заходя в свой кабинет, он с улыбкой сказал поджидающему его Бархину:

— Детский сад — смех, вопли, как тут работать! Немного отходить народ стал. Может, все и наладится.

— Ты что это в служебное время с красотками разгуливаешь, в отсутствии Александры?

— Здрасьте! Сам мне прислал протеже, впереди у меня головная боль, как она будет справляться. Мало того, что я за Савицкого работаю, за Сашу, теперь за Маршу.

— Вот так, значит, это она и есть? Да! Видишь, а ты говоришь, что толку от меня нет, какие кадры подгоняю. Ну, хорошая кандидатура?

— Она нашего возраста. У нее три диплома, два высших образования, два специальных, еще она продюсер, при этом ни одного дня профессиональной практики.

— И кем ты ее взял?

— Кем, кем — архитектором, — Антон опять разволновался.

— Ничего себе. Что теперь будет?

— Не знаю, вот пришла и околдовала, — Антон рассмеялся, — не мог отказать, уставилась на меня, молча, с мольбой в глазах. Думаю, надо брать. Да еще твоя магическая рекомендация…

— Ладно, отвечать вместе будем.

— Перед кем ты-то отвечать будешь?

— Я? Перед ее родителями! Вот какие молодцы вроде тебя тут вьются. Да, кстати, ты, чтобы ни-ни. Я тебе за Сашу горло перепилю.

— Нашелся защитник! Это я тебе скорее перепилю! Опекун, тоже мне!

— Вот, как раз зашел спросить про Сашу.

— А что сюда, почему не домой?

— Да побоялся. Я в подобных ситуациях не был, что говорить, как с человеком себя вести? Мне кажется, это просто непереносимо.

— Да, предельно тяжело, я думаю, что Саша воспринимает все гораздо острее меня, и мне, поверь, очень тоскливо, особенно в контексте последних событий на работе.

Бархин виновато молчал, потом вдруг сменил тему:

— Я макароны купил, зашел в гастрик, думаю, ну что-то же в нем может продаваться! Одни макароны, правда, выбор есть! Вот, взял «перышки». Хотел бы тебя в гости забрать, дисками похвастаться. Новые привезли!

— Да ты что? Не говори пока какие, лучше поставишь, а я отгадать попробую!

— Так ты когда ко мне сможешь?

— Сегодня, наверное, могу, к Саше Маринки придут, мешать не хочу, думаю, они без меня ей лучше терапию устроят. Я собирался вечером на работе задержаться специально. Да вот Марша твоя, да ты собственной персоной сбили меня с курса.

— Тогда пошли макароны варить, я на машине служебной, мотался по делам, не захотелось обратно в трест ехать, ставить. Зато утром на работу с ветерком!

ГЛАВА 5. БАРХИН И МАРША

Бархин вызвал Маршу в коридор, к окошечку. Он ездил к своим родителям, и те передали гостинец «маленькой девочке». Оказалось, что их матери дружили в молодости, отношения были буквально родственными. Сейчас общение сократилось до писем, звонков и редких встреч.

— А как вашу маму зовут?

— Полина. Полина Викторовна.

— Все, теперь я поняла, это же тетя Поля! Она мне половички ткала для комнаты в Питере.

— Точно, вдобавок, мама тебе ведь опять дорожки, половички, как ты говоришь, передала, самые лучшие выбрала, в красных тонах. Они сейчас в машине. Могу прямо к дому привезти. Пакет довольно объемный. Если не будешь меня на кофе приглашать, пойму, я без претензий.

— Ну почему же, получается, вы друг детства. Брат почти.

— Вот-вот, а ты мне все выкаешь. Давай уж сразу учись разговаривать по-человечески.

Марша заулыбалась.

— А я вас, то есть тебя, как-то не помню.

— И я был не в курсе, но мама мне фотки показала, ты здорово изменилась, выросла, похорошела, ни за что бы не узнал.

— А ты — тот пузан с сачком, рядом с тетей Полей на фотографии?

— Ага, это я, мы в деревне летом жили. Бабушка меня плюшками откармливала.

Стукнула входная дверь, сквозняком распахнулись створки тамбура. В освещенном солнцем прямоугольнике проема появился силуэт худенькой женщины с девочкой за руку. Поток воздуха разметал волосы и образовал легкий золотистый ореол. Тончайшая материя одежды взволнованно закрутилась вокруг ее фигуры.

— Кто это? — с восторгом и недоумением спросила Марша.

— Это Саша! — Бархин ответил дрогнувшим голосом, и Марша успела поймать его взгляд, полный тихой нежности и просветленной грусти.

Фигуры материализовались, проходя по коридору. Девочка побежала навстречу Бархину, но, заметив Маршу, неожиданно остановилась, оглянулась на мать:

— Мама, посмотри, я такой красоты в жизни не видела!

Все засмеялись. Девочка обратилась к Бархину:

— Женя, когда придешь?

— Ох, как ты точно маму копируешь, Лили! — он опять не удержался от смеха.

Саша была одета в легкий серый, с редкими маленькими веточками, костюм с длинной юбкой и короткой блузкой, на ногах кожаные босоножки-сандалии на низком ходу. Волосы светлые, пепельные, средней длины. «Какая она удивительно гармоничная!» — подумала Марша.

— Жень, когда придешь? — повторила мама девочки, вслед за дочкой.

— Всегда ваш. Обязательно появлюсь. А ты что, уже работать пришла?

— Да нет, Антон попросил чертежи подписать и вещи свои в кабинет перенести. У нас ведь новые сотрудники, — она улыбнулась Марше, — давайте знакомиться, Саша.

Марша в ответ назвала себя. Бархин улыбался, не пытаясь скрыть радость, продолжал расспросы:

— Начальница! Не будешь скучать по коллективу, в отдельном кабинете?

— Я не знаю, как работа пойдет, иногда изолироваться даже спокойнее. А что скучать, выйду из кабинета — и уже в коллективе. Ведь вход в него из рабочей комнаты. Это, по-моему, кладовая была когда-то, судя по тому, что окошко маленькое. Но вообще, как посмотреть, можно представить себя и узником в заточении.

Саша улыбнулась, взяла девочку за руку, они вошли в комнату с надписью «АРХИТЕКТОРЫ», и в это же мгновение оттуда донесся радостный вопль Виталика.

— Какая она необыкновенная, и девочка хорошая, как ты сказал, ее зовут?

— Лейла, Антоша придумал!

— Антон? Антон Григорьевич?

— Ну конечно, Григорьевич! Это же его супруга, Саша, и дочка их. Ну, ты неделю здесь торчишь, а ничего не разведала, не любопытная что ли?

— Да не знаю, я просто все время работала. Старалась сосредоточиться и не отвлекалась.

— Неужто гнетет Антон Григорьевич?

— Ну что ты, нет, конечно. Он такой оказался тонкий психолог, дает мне пока легкие задания. Узлы, к примеру, шаблоны поясков, карнизов. Антон Григорьевич сказал, что у них просто не было времени этим заниматься, а сейчас шаблоны срочно нужны для гипсовиков. Эта работа чертежная, требует аккуратности, чтобы все сопряжения идеально совпадали, как раз для меня, — Марша засмеялась, — но скоро ручному труду придет конец. Антон Григорьевич грозится всех на Архикад подсадить.

— Для меня ручной труд давно кончился, я теперь на стройке с работягами. Новый лексикон разучиваю. Антоша иногда не улавливает, что я имею в виду. Ладно, побегу. Вечером, значит, жди, кипяти кофеек, пряник за мной.

Бархин исчез. Марша открыла дверь рабочей комнаты. Девочка сидела за ее столом. Увидев Маршу, она слезла со стула и, неотрывно смотря ей в глаза, шагнула к Виталику. Марша ничего не успела сказать, из двери в углу комнаты вышла Саша.

— Мария, я вам место освободила. Инструментами пользуйтесь. Да, вот тут приспособление для хранения чертежей в трубочках лежа, — Саша показала на качели из двух тесемок, подвешенные к кульману, — а это, — она подвинула коробку на полу, — приспособление для хранения чертежей в трубочках стоя. До свидания. Меня еще неделю не будет точно, а там, может, уже выпишут.

Марша села за свой стол. На нем лежал открытый блокнот. Страница была исписана непрерывным посланием, содержащим одну только букву «е». Она машинально перевернула ее, потом другую, третью. Все свободные листы были разрисованы диковинными животными, птицами, непонятными ей существами. Они жили на бумаге, воевали, грустили, спасали и оплакивали друзей. Незаметно сзади подошел Виталик. Заглянул через плечо:

— Да, талантливая девочка, что тут еще скажешь! Тебе повезло, вон какие автографы получила. Храни, потом выставишь на аукцион «Сотбис», она прославится, помяни мое слово.

Марша бережно убрала блокнот в сумочку. «Когда малышка успела столько нарисовать, я ведь разговаривала с Бархиным после их ухода ну всего минут пять?!».

Рабочий день уже закончился, она решила не задерживаться, а пойти домой подготовиться к встрече гостя. Марша жила недалеко от Дома литераторов, где базировалась проектная группа, надо всего лишь переулками пройти две улицы и свернуть налево в заброшенный райский уголок. Кофе у нее был. По пути она заглянула в коммерческий гастроном и купила сыр «Маасдам», с громадными дырками, масло и черный хлеб. Потом подумала и взяла городскую булочку. Вдруг это только ее прихоть, есть масло и сыр с черным хлебом. На всякий случай еще прихватила шоколадку.

Бархин явился почти вовремя, немного припоздал, сказал, мол, нашел не сразу. Долго не мог представить, как в городе сохранилось такое чудное место. Поразился, когда увидел дом и никак не соглашался верить, что Марша сняла его через фирму на вокзале. Все искал какой-то подвох и тайные связи.

Пить кофе сели на кухне, около газонагревателя. Бархин достал «пряник», это был презент от родителей — круглый пирог с капустой. К презенту прилагалась железная коробка с любимым цейлонским чаем, интересно, они знали или так совпало?

— Был объявлен всесоюзный конкурс на проект музыкального театра в нашем городе. По сути, даже не театра, а концертного зала, где могут выступать артисты всех музыкальных направлений, включая рок-группы. Проектов было представлено довольно много. У нас в стране такие конкурсы редко проводят. Антон прямо загорелся, он прекрасно в музыке разбирается. Не в классической, естественно, — Бархин заговорщически улыбнулся, — я раньше даже думал, что его кроме музыки ничего в жизни не волнует. Но, оказалось, волнует… Да и архитектор он очень хороший. Талант, такое не со всеми бывает. Его проект занял третье место. Тоже, надо сказать, неплохо. Первое и второе поделили москвичи. Мы тут всем «Гражданпроектом» неделю отмечали.

Бархин не собирался так уж подробно об этом рассказывать, но увлекся, вошел в раж, обнаружил благодарного, заинтересованного слушателя и не мог остановиться:

— Потом случилось неожиданное. Антошин вариант был принят для реализации. Наверное, поняли, что с местными проектировщиками удобнее работать. Кроме того, он учел всякое важное — особенности города, рельеф, основные транспортные потоки, окружение. Проект, правда, был хороший. А какой макет! Виталик делал. Его Антон из нашего с ним родного города специально привез, почти студентом еще, у него руки золотые. Виталик, вообще говоря, по сути, не архитектор, а, скорее, художник-декоратор. Красиво подачи делает. Скрупулёзно. А архитектурой заниматься ему не интересно.

Бархин глотнул остывший кофе и продолжил рассказ:

— Отвозили проект в Москву, потом переживали, как оценят. Золотое время! Ну, а затем процесс этот поручили Савицкому курировать. У Антона все-таки опыта в реальной стройке крупного объекта не было, да и вообще на тот момент он работал руководителем группы, а над ним значились главный архитектор отдела и главный архитектор института. Антон участвовал в конкурсе практически единолично. Когда победил, многие из вышестоящих захотели, так сказать, приобщиться. Хотя проект в глаза не видели. Но тут уж никуда не денешься. Это институт, а не частная лавочка. Потом создали бригаду, такой филиал «Гражданпроекта», по-моему, хорошо все сработались. Здание это уже полтора года проектируется, и год, как первые сваи вбили. Чертежи выхватывают для стройки горяченькими.

— Вот куда я, значит, попала. Повезло.

— Работать трудно?

— Нормально.

Марша не сказала, как она все свободное время штудировала СНиПы, практически пытаясь заучить содержание наизусть. Особенно пожарный и пособия по проектированию «Культурно-зрелищных зданий». Ночью разбуди, она скажет ширину проходов и путей эвакуации, количество человек для расчета посадочных мест в санузлах, какая отделка допустима в мокрых помещениях. Так ей было спокойнее ощущать себя среди коллег.

Бархин гостил пару часов, рассматривал дом, охал. Восхитился газонагревательной печкой. Сказал, что ничего подобного не видел. С удовольствием мучил кота. Ввернул лампочку в коридоре — там очень высокие потолки. По забору — особенному шедевру из деревянных и кованых элементов, которые чудесным образом вставлялись в прорези деревянных, было дано обещание прийти с товарищем и выровнять. Так он внес вклад в сохранение памятника и удалился.

Марша смотрела на все глазами Бархина и повторно, вместе с ним, пережила радостное удивление и гордость, что сама выбрала этот дом и здесь живет. Она взяла еще треугольник пирога. «Вот, оставил, сам бы поужинать мог, а я теперь обречена толстеть. Разве от такой вкусноты откажешься?».

Марша достала серию с узлами примыкания кровли и села разбираться. Если подумать, ей и правда, невероятно повезло с первым объектом. Основные идеи уже были воплощены на бумаге, оставались детали, узлы, подсчеты. Она брала домой «синьки» и внимательно изучала чертежи. На работе спрашивать стеснялась. Не хотела, чтобы ее считали неопытным, блатным сотрудником. Навыки техникума позволяли ей свободно чувствовать себя в черчении и подаче. У нее получалась легкая аккуратная отмывка, она умела мастерски работать с темперой. Своей графикой Марша могла гордиться. Карандашные ли или обведенные тушью, линии были идеально правильные, с аккуратными сопряжениями. Марша одинаково умело пользовалась циркулем, рапидографом, рейсфедером и пером. В техникуме особое внимание уделялось отработке графических навыков, рисованию, лепке. Она хорошо клеила макеты, но здесь пока ей не удалось проявить себя. Просто никто об этом не знал. Макетом занимался Виталик. Виталик рабочие чертежи не делал, он сидел в бесконечном рендере. Все хотели иметь картинки будущего театра — пресса, администрация города, проектный институт. Он овладел 3Ds MAX, даже создавал небольшие простенькие ролики, но комплекс целиком моделировать не удавалось. Не хватало мощности процессора.

Каждый день с утра Антон заходил в комнату к архитекторам и сразу общался с Маршей, смотрел, как у нее получается, подбадривал, даже частенько хвалил. Сегодня она решила, что, скорее всего, сложился некий стереотип поведения, ведь это рабочее место раньше принадлежало его жене.

Марша задумалась. Саша, действительно, поразила ее. И не только внешним видом, голосом, манерой разговаривать, это даже манерой назвать нельзя, все в ней естественно, непринужденно, располагает к доверию. Она вспомнила смешную Лейлу с косичками и разноцветными резиночками на них. «Надо же, какая пара, какая семья! А Бархин, как же он?» — Марша поняла, что все тут не так просто.

ГЛАВА 6. ЛЕЙЛА. ЗАЧЕТНАЯ НЕДЕЛЯ

Лейла сквозь сон услышала насмешливый голос преподавателя:

— А мы ей не мешаем?

Она почувствовала толчок подруги в бок. Подняла голову. Извинилась. Вот так, уснула на лекции. Еще села на первый ряд. Всю пару пыталась бороться со сном. Потом наступил предел. Отключилась.

За последние семь дней в совокупности она спала девять часов. Зачетная неделя — это самое тяжелое время. Тринадцать зачетов. Почти по каждому курсовая работа или проект. И все требует изрядного времени. После каникул выдали перечень из трехсот наименований архитектурных сооружений мирового масштаба. На форматке А4 требовалось изобразить план, разрез, фасад, перспективный ракурс. Она не запускала. Как только увидела список построек, вечерами рисовала минимум по два листа. Хорошо, есть Интернет, практически все удалось найти. Но готово у нее двести рисунков, и то не в полном объеме, по некоторым позициям нашла лишь фото с общим видом. А завтра зачет по истории архитектуры. Если не ложиться всю ночь, максимум можно будет добавить десяток листов. Но сил опять не спать уже не осталось.

Только вчера сдала проект «Детский сад на сто мест» — четвертый и последний курсовой по АП в текущем учебном году. АП, сокращенно «Архитектурное проектирование», — самый профильный предмет. И самый любимый.

Началось все в далеком сентябре, когда выдали задание: «Поселок городского типа на тысячу жителей». Место для реализации замысла можно было выбрать самому. В пригороде приглянулся населенный пункт Хорошилово, красивая равнинная территория, с огромным оврагом, покрытым лесом. Лейле через знакомых ее родителей удалось найти подоснову на топографических планшетах. Она ездила туда несколько раз с камерой, снимала, анализировала, вживалась. Дома в Хорошилово стояли хаотично, четко выраженного центра не было. Завкафедрой облегчил задачу и разрешил использовать этот участок, не принимая во внимание существующие строения, учитывая только сложившиеся транспортные связи и природные особенности.

Лейла торопилась сделать первые наброски. Старший преподаватель посоветовал Лейле идею своеобразного Наукограда для ученых, которые занимались бы проблемами «мирного атома» — недалеко от этого места есть тепловая атомная станция. Она загорелась этой идеей и тут же принялась эскизировать, прикидывать на кальках компоновку поселка, которую публично обсуждали на занятиях. Хвалили за активность. Критиковали за спешку. На ее примере разбирали основные ошибки. Объясняли, какая связь должна быть с городом, где располагать центр, где промышленную зону, где жилье. Лейла немного расстроилась из-за критики, но не отчаялась, первым всегда нелегко.

Она изменяла несколько раз концепцию, звонила родителям, консультировалась. Заручившись их поддержкой, проигнорировала учителей по узловым вопросам и доказала, что ее вариант жизнеспособен.

В конце концов получилось так: магистраль, идущая из города, делит населенный пункт на жилую зону и территорию научно-исследовательского института с корпусом электронной промышленности. Поселок и город свяжет монорельс, платформа которого будет соединена с пешеходным переходом. На протяжении поселения магистраль предполагается одеть в тоннель, только не подземный, а надземный. В этом случае пыль, шум и другие вредности от автомобилей, идущих транзитом, не помешают жителям, а личный транспорт сможет заезжать в поселок по специально оборудованной трассе. Около магистрали с жилой стороны вырастет общественный центр. От него в направлении парка пройдет пешеходный бульвар, секторами лягут микрорайоны, сначала четырехэтажные подковообразные дома, потом сблокированные — таунхаусы, а затем индивидуальные — коттеджного типа. В равной доступности от всех видов жилья разместятся детские сады и школа. В лесопарковой зоне предусмотрены любимые гражданами спортивные сооружения и велодорожки.

Проект был сложный и многодельный, по заданию требовалось еще сделать макет. Лейла включала музыку. Альбомы сменялись один за другим, это кропотливое занятие прямо-таки пожирало время. В нужном масштабе коттеджные домики получились размером пять на пять миллиметров. Она, конечно, клеила просто квадратики, но набирала в три слоя, чтобы придать объем и высоту. Таунхаусы выполняла более подробно, четырехэтажные дома так вообще состояли из восьми слоев, причем четные слои были вырезаны немного меньшей величины и выглядели западающими. Общественные здания центра Лейла сначала вычерчивала на кальке, потом ее, наложенную на картон, протыкала иголкой, чтобы на картоне оставались дырочки, затем макетным ножом все это выкраивала. Сложные места подрезала маникюрными ножничками, окончательно их загубив.

Лейла в дополнение к макету решила сделать на компьютере перспективные 3д-изображения основных ракурсов поселка. Вроде успела, она даже умудрилась распечатать метровый планшет с генпланом и видовыми картинками за день до сдачи. В ночь оставалось только закончить макет — наклеить все домики на ранее собранный послойный рельеф местности и, самое приятное — «рассадить» деревья, крохотные коричневые ольховые шишечки, в аптеке называемые соплодия. Когда, казалось, все было сделано, пришлось мастерить упаковку, чтобы довезти макет в целости и сохранности до университета, конечно, на такси.

Следующим заданием во втором семестре был проект четырехэтажного жилого дома в этом же поселке. Лейла опять случайно усложнила задачу и решила делать комплекс из нескольких объемов, так называемый «клубный дом». Предполагалось, что население захочет менять место проживания в зависимости от потребностей и состава семьи. К примеру, когда у граждан или супругов возраст будет подходить к пятидесяти годам, а их дети станут самостоятельными и переселятся в свои квартиры, родителям уже понадобится жилье иного качества. Люди, как правило, со временем преуспевают в профессии, а профессия ученых по развитию мирного атома, конечно же, предполагает глубокий интеллект, потребность в общении, может, даже в международном, уж не говоря о местном уровне, с коллегами по работе и друзьями.

Исходя из этого постулата, Лейла задумала два смещенных друг относительно друга подковообразных дома, которые организовали полузамкнутый двор. Ядром этой композиции становится цилиндрической формы общественный центр с каминным холлом и кафе на первом этаже, конференц-залом на втором. Верхний уровень предполагалось соединить с жилыми зданиями переходами, пролегающими над землей, оставляя свободным пространство для озеленения, игровых площадок и мест отдыха. Неровность рельефа обыграет компактный амфитеатр для неформальных мероприятий под открытым небом.

«…Переселяясь в „клубный дом“, его жители попадают в атмосферу дружбы и взаимопонимания, смогут после выхода на пенсию продолжать приносить пользу обществу, работая удаленно, проводя семинары и лекции для молодых специалистов и студентов. Они будут иметь возможность встречаться с коллегами по профессии и гостями из других стран. При этом их быт максимально упрощен. Квартиры, как правило, небольшой площади, не требуют грандиозных затрат сил на уборку. Кроме того, всегда можно привлечь на подмогу специальные службы. В сообществе будут созданы комфортные условия для жизни и организации досуга, а также получения срочной медицинской помощи», — Лейле нравилось придумывать сценарий жизни этих людей. Для нее они не абстрактные, а совершенно конкретные персонажи.

Лейла решила посидеть с рисунками часов до двенадцати и лечь, иначе завтра просто не доживет до зачета.

Только успела расположиться на диване, где обычно рисовала на небольшом планшете, как в дверь позвонили. Вот уж вовремя! Пошаркав тапками, она пошла открывать. На лестничной клетке стоял соседский мальчик Глеб, юный дружок Лейлы. Он вежливо спросил, можно ли ему на минуточку войти?

— Валяй, какие проблемы?

— Белочку покрасить надо. Для доклада, а у меня не выходит, в фотошопе все поле заливается.

Лейла рассмеялась, да уж, несчастье, разве сравнить с ее заморочками!

— Включай комп, думала, буду руками рисовать, да вот, ни дня без техники!

— Лейла, ты занята очень?

— Да, что уж, белочка так белочка, есть хочешь?

Мальчик наклонил голову и скосил на Лейлу глаза.

— Понятно, — веселилась Лейла, — у нас в наличии бутерброд, но очень большой, сейчас его разогреем и заточим.

Бутерброд с сыром расплавили в микроволновке, разделили по-братски, вскипятили чай.

— Как вкусно!

— То-то же, учись, пока я не погибла от недосыпаний и прочих лишений.

Лейла быстро продемонстрировала мальчику как, используя магнитное лассо, обвести рисунок белочки.

— А белочку-то кто рисовал?

— Я рисовал, потом телефоном отфоткал и в компьютер.

— О, да ты талант, — Лейла с уважением взглянула на мальчика.

Глеб листал книгу. Он засмотрелся на иллюстрации и говорил, не поднимая глаз:

— Лейла, я раньше ничего подобного не видел.

— Это Антонио Гауди, архитектор, его творение в г