Сверху, сквозь прорехи в рваных, тяжелых, серых облаках молчаливо взирали на него звезды. Самая темная и тяжелая туча недовольно заворчала и грозным ударом тайко[67] разродилась громом. Золотая молния разделила небо надвое и коснулась верхушки тории. От удара с врат для ками сорвался большой ком снега и упал на маску Мандзю. Ледяная кашица залепила глазницы, охлаждая глаза после только что пролитых горячих, с горьким привкусом, слез. Мандзю стряхнул с себя снег и со счастливой улыбкой посмотрел в небеса:
– Благодарю тебя, о великая и мудрая Аматерасу! Я все понял. Теперь я буду смиренно ждать свою Сягэ.
Мандзю прервался, прислушиваясь к ночным звукам. Услышала ли его Великая богиня? Храм ответил оглушающей тишиной. Даже ветер не осмеливался прервать ночные стенания тысячелетнего уродца. Лишь за дверями храма тихо перешептывались фурины[66] от нежного касания слабого ветра. Разочарованный безразличием своей богини, Мандзю лег ничком на каменный пол, вобрав в себя весь холод, что был в храме, на улице, в душе, в многовековом равнодушии Аматерасу. Не услышав ответа на свою молитву, урод в красивой маске разрыдался.
– Неужели мы так никогда не сможем встретиться с ней? Дай ответ, богиня! Не будь так жестока, ответь хоть что-нибудь или убей надежду во мне. Тяжело ждать, когда не знаешь, дождешься ли…
Глухие рыдания разрывали немую тишину. Аматерасу молчала и в этот раз.