Мандзю прервался, прислушиваясь к ночным звукам. Услышала ли его Великая богиня? Храм ответил оглушающей тишиной. Даже ветер не осмеливался прервать ночные стенания тысячелетнего уродца. Лишь за дверями храма тихо перешептывались фурины[66] от нежного касания слабого ветра. Разочарованный безразличием своей богини, Мандзю лег ничком на каменный пол, вобрав в себя весь холод, что был в храме, на улице, в душе, в многовековом равнодушии Аматерасу. Не услышав ответа на свою молитву, урод в красивой маске разрыдался.

– Неужели мы так никогда не сможем встретиться с ней? Дай ответ, богиня! Не будь так жестока, ответь хоть что-нибудь или убей надежду во мне. Тяжело ждать, когда не знаешь, дождешься ли…

Глухие рыдания разрывали немую тишину. Аматерасу молчала и в этот раз.