Как я уже сказал, и в самой Бреде, и в нашем лагере сильно ощущается нехватка провианта, но это отчасти играет нам на руку и служит торжеству истинной веры, ибо еретики из числа французов, англичан, шотландцев и фламандцев избалованы вольготной сытой жизнью и оттого переносят голод и всякие лишения хуже, нежели наш брат испанец, который, и живя на родине, и воюя на чужбине, привык, что, мол, запил черствую корку хлеба глотком воды или вина, да и ладно
Стоя в одиночестве перед трупом голландца, я по-иному стал смотреть на мир. И ужасная истина, лишь слабое предвестие которой угадывал я прежде в прозрачно-зеленоватых глазах капитана, ныне открылась мне: тот, кто убивает издали, понятия не имеет о том, что такое убийство. Тот, кто убивает издали, не усваивает уроков жизни и смерти — он не рискует, не обагряет своих рук кровью, не слышит дыхания противника, не видит в его глазах ужаса, или злобы, или безразличия. Тот, кто убивает издали, не подвергает испытанию крепость своей руки, силу духа и совесть, не творит призраков, которые потом всю жизнь будут являться к нему по ночам, тревожа его сон. Тот, кто убивает издали, — негодяй, который заставляет других делать за него грязную и кровавую работу. Тот, кто убивает издали, — наихудший из людей, ибо ему неведомы ярость, ненависть, жажда мести, равно как и жалость или раскаянье.
Испанский лагерь огласился криками торжества — солдаты, которые все утро хранили упорное молчание, теперь восторженными воплями славили Пречистую Деву и святого Иакова, даровавших нам победу; измученные ветераны опускали оружие, целовали свои четки и ладанки. Барабан зарокотал, призывая начать безжалостное и беспощадное преследование обращенного вспять врага, захватить его обозы и прочую добычу, сполна расквитаться за изнурительный бой, длившийся столько часов кряду. Сломав строй, наши бросились вдогон за неприятелем, и первыми их жертвами стали раненые и отставшие, которым разбивали головы, отсекали руки-ноги, резали глотки, делали такие сквозные прорехи, что никакой иглой не заштопаешь, и никому не было ни пощады, ни жалости, ибо всякий знает: испанская пехота отличается стойкостью в обороне, напором в наступлении и лютой жестокостью — в час мести.