Глава 1 Булочное проклятие
Эта деревушка затерялась среди холмов, как последний лист на осеннем ветру и была мало чем примечательна среди сотен таких же в Аргосте, королевстве, где каждый второй мужик зовётся бароном, но даже король не может собрать налоги без пары здоровенных дружинников. Местные так гордятся своими «неприступными» крепостями, что забывают чинить ворота, а серебряные рудники давно превратились в притон контрабандистов и слишком предприимчивых гномов. В тавернах тут вечно спорят, чей род древнее, но к третьему кувшину все дружно соглашаются, что лучше бы предки просто оставили побольше денег.
Муковрат — деревушка, где не существует высоких титулов, огромных дворцов, да и перспектив выше хозяина ночлежки. То место, где вместо магии － карточные фокусы, вместо рыцарских турниров － драки за корчмой, а вместо великолепных сортов дворфийского эля сивуха Дранглина Зока, что, я вам скажу, не лучшее пойло если вы хотите пожить. Озеро у Муковрата давно забыло, что такое рыба. Вода в нём была цвета чая, который трижды заварили, а поверхность покрывала плёнка из тины и каких-то подозрительных пузырей. Иногда по ночам оно вздыхало — глухо, как старик после плотного ужина, — и тогда на берег выплёскивало старые башмаки да битые бутылки. Рыбаки давно махнули рукой, но старуха Ферн клялась, что однажды видела, как из воды высунулась рука — длинная, зелёная и с идеальным маникюром. В крохотной деревеньке Муковрат нет ничего интересного, кроме невероятно воздушных булочек от местного пекаря. На расспросы о секрете их приготовления он лишь загадочно улыбается и бормочет что-то о «частичке души» в каждом каравае. Булочки Мастера Гарцеля были настолько воздушными, что, казалось, вот-вот улетят. А после первой крошки во рту возникало странное ощущение — будто кто-то шепчет тебе на ухо забытые воспоминания. Старушка Ферн уверяла, что именно они вылечили её от тоски по умершему мужу… но больше никто не верил её бредням. А в остальном это самая обычная деревня, о которой говорят: «Там заканчивается жизнь». Но не в этот раз.
Именно в этом всеми забытом месте жил простой и невзрачный, как и сама деревня, паренёк по имени Томлин. Томлин был худым, как весенний прутик, с лицом, которое даже мать называла «милым, если присмотреться». Веснушки, россыпью убегавшие от носа к ушам, выдавали привычку подгорать у печи, а волосы — цветом напоминавшие пережаренный карамельный сироп — вечно торчали в стороны, будто пытались сбежать с головы. Единственное, что в нём хоть немного напоминало героя — это руки: пальцы, умевшие идеально месить тесто, так же ловко натягивали тетиву лука.
Добрый малый, хоть и слегка глуповат, он старался жить по совести, работал помощником того самого пекаря, о котором знали даже за пределами Муковрата. Не рассчитывал он в жизни на что-то большее, чем дорасти до полноценного пекаря, но всегда мечтал о приключениях: о спасении королевств и о битвах с чудовищами, о прекрасных принцессах, спасённых из тёмных башен, из лап уродливых и злых существ, и о верном оруженосце, который всегда придёт на помощь и которого бы звали Луко. Он сам уже не понимал, почему именно Луко, но для фантазии было довольно складно. Конечно же он понимал, что сбыться этому не суждено, да и не нравились ему ни мечи ни доспехи, слишком уж грубые приспособы, совершенно не подходившие ему по темпераменту. Зато лук и стрелы он считал весьма привлекательным орудием, имевшую некую нотку элегантности, в связи с чем с раннего возраста начал брать уроки стрельбы у старого, осевшего в этих краях, лучника Гаррика Торвена, который за много лет заменил ему отца, ушедшего давным-давно, когда Томлин был ещё совсем юн. Гаррик — высокий, сухопарый мужчина с кожей, похожей на старую пергаментную карту: морщинистой, потемневшей от солнца и ветра. Его волосы, некогда тёмные, теперь больше серебряные, и собраны в небрежный хвост. Глаза — серые, как сталь, — всегда смотрят пристально, будто высматривают цель даже в обычном разговоре.
Он носит поношенный кожаный доспех, который когда-то был хорош, а теперь больше похож на вторую кожу — потёртую, но удобную. Лук он носит за спиной, а стрелы — в колчане на бедре, и кажется, что даже во сне его пальцы помнят вес тетивы.
Говорит он мало, предпочитая кивки и короткие фразы, но когда рассказывает о чём-то важном — о стрельбе, о лесе, о старых временах — голос его становится глубже, и тогда слушатели затихают, боясь пропустить слово.
А ещё у него есть привычка теребить старый медный медальон на шее — подарок от кого-то, чьё имя он не называет.
— Тебя опять ведёт влево, Том.
— Знаю, Гаррик, ничего не могу поделать, — ответил юноша ослабив тетиву и опустив лук. — Я вчера обжог руку, когда доставал ванильные крендельки из печи. У меня до сих пор не получаются завитки правильной формы и крендельки вышли чудные. Мастер Гарцель долго смеялся.
— Том, не отвлекайся! У тебя сегодня ещё с десяток мишеней, а ты снова заливаешься как соловей после эля.
— Да, учитель! — бросил молодой человек и сосредоточился на стрельбе.
Тетива врезалась в пальцы, оставляя красные полосы. Старый лук Гаррика — тяжёлый, с выщербленной рукоятью — норовил выскользнуть, будто не признавал хозяина. А вон те мишени на пне казались смеющимися: «Опять мимо, пекарь!»
***
Дорога была выучена до каждого камня. Вот тут — лужа, которую не замечают, пока не наступишь. Здесь — старая яблоня, сбрасывающая плоды прямо под ноги. А вот и кривой фонарный столб, от которого пахнет ржавчиной и кошачьей мятой. Томлин шёл, не глядя под ноги, перебрасывая колчан с боку на бок. Уже слышался гул голосов из пекарни — утренние покупатели толпились у прилавка. Он ускорил шаг, ловко проскользнул в служебный вход и, не останавливаясь, схватил висящий на гвозде фартук. Пекарня Гарцеля пахла тёплым воском и подгоревшим сахаром. Гигантская кирпичная печь занимала половину комнаты, её ржавая дверца вечно была в подтёках муки. Каждый раз, когда Томлин заходил внутрь, под ногами хрустел засохший клейстер — будто сама комната шептала: «Ты здесь лишний». Через мгновение руки его погрузились в тёплую, податливую массу теста. Смена началась.
Томлин был полон энтузиазма, хотя ничего не говорило о том, что этот день будет каким-то особенным. Старушка Ферн как обычно пришла за яблочным штруделем и как всегда пришла именно тогда, когда остался самый последний. Пьянчуга Келдрик в свойственной ему манере взял пол буханки ржаного и пошатался в сторону халупы Дранглина Зока. После полудня прибежал мальчуган Руф и попросил орехового рулета, что немного ошарашило Томлина, ведь он всегда думал, что у Руфа аллергия на орехи, но всё же дал ему кусочек.
Отвернувшись от печи, Гарцель окликнул Томлина:
— Том, принеси из подсобки мешок корицы, пора готовить наши фирменные.
— Будет сделано, Мастер Гарцель! — обслужив последнего клиента, крикнул молодой человек и устремился в подсобку.
Мастер Гарцель, как бы его описал сам Томлин, был грузным мужчиной небольшого роста, с грубыми чертами лица, точно таким же грубым, но бодрым голосом и абсолютным отсутствием волос. Дружелюбный и весёлый пекарь был одним из самых близких людей для Томлина и всегда старался поддерживать и наставлять паренька. Рыская в мешках в поисках корицы, Томлину вспоминались различные истории про него и Гарцеля, которые грели ему душу. Как дочка лесоруба, Дубава, заигрывала с молодым человеком, после чего Гарцель долго его дразнил и сильно смеялся, когда Том краснел, от упоминания об этом. Вспомнил как в первые дни работы Томлин по незнанию ходил без колпака и натряс волос в тесто, а на ругань Гарцеля он отрицал свою причастность. Пекарь в свою очередь снял колпак и указал на св
