Оглавление

Гора мертвецов

Северная часть Урала — места привлекательные для туристов, охотников, искателей приключений. Ивдель — город на слуху у всей матушки — России. Лагеря опоясали городок колючей проволокой давно и надолго. Простой люд и многие граждане с известными именами встречали холодный северный рассвет под вой овчарок, под дулом автомата охранников на вышках. Да и сама природа этого края, как бы разделяя тоску по свободе, греющегося у костра ЗЭКА в телогреечке, всегда была угрюмой, дикой, полной тайн. Хотя, для кого — то, эта местность — дом родной, милей которой нет на всём белом свете. Малая народность — Манси испокон веку жили по берегам таёжных рек, сохранили свою культуру, язык, обычаи, легенды.

На Ивдельском, железно — дорожном вокзале нет той суеты, какая присутствует в местах скопления приезжающих и уезжающих пассажиров, больших городов. Здесь тихо, размеренно, можно сказать — патриархально течёт жизнь: приходят и уходят поезда, увозят людей в цивилизацию.

Свободных мест на диванах в зале ожидания было предостаточно, но я подсел к группе людей, уж очень тема их разговора была увлекательной. Привлекал внимание пожилой мужчина с татуировками на руках, говорящими, что их владелец повидал в этой жизни многое и был уважаемым «сидельцем». Несмотря на возраст, одет по моде и со вкусом. Хорошо сложенная фигура молодила его. В глубоких морщинах лицо, освежалось живыми, блестящими с зеленью глазами. Справа от него сидели два паренька, которые делали вид, что не слушают, хотя их уши, как локаторы, ловили каждое слово рассказчика.

Общались двое — этот мужчина и молоденькая, симпатичная девушка, как потом выяснилось — журналистка. Была здесь, по заданию редакции, в одном таёжном посёлке, жители которого славились отменным здоровьем и продолжительностью жизни, что для данной местности, комариного рая, редкость. Девушку звали Наташа, мужчину — Егором.

— Добиралась я до них почти сутки, автобус сменила на Урал — лесовоз, и всё равно пришлось пешочком пять километров пройти. Знаете, Егор Михайлович, я таких людей впервые вижу: кругом тайга, глушь, зверьё, телевизора ни в одном доме нет, телефон заменяет радиостанция, а они довольные, как будто живут в Париже. Вся жизнь разделена на сезоны: покос, грибы, ягода, охота. Счастливые! Верите — нет, я даже позавидовала им. Живут, как в песне, не нужен нам берег Турецкий и Африка нам не нужна. Там одному деду — сто десять, а у него зубы, все до одного — свои! Отчего? Почему? Говорит, за стол, без чеснока ни разу не садился, и чарка самогона, на жимолости — почти с детских лет. Вот, как это всё объяснить? Может, воздух, какой особенный или вода в колодцах целебная? Рядом — другой посёлок, там люди нормальные, как полагается — семьдесят лет — и на кладбище.

— Наташенька, — Егор взял её за руку, видно было, что девушка волновала его, и ему очень хотелось понравиться ей. — Здесь есть такие места, что не надо человека в больницу везти. Положи его там, у дикого ручья, папоротник под голову подложи — уснёт, как младенец. Через пару часов — здоров, как лось, позабудет, что у него что — то, когда — то болело. Места силы — называются. А есть, дорогая моя, гиблые места. Погулял пол часика там, и всё — силушку, как будто кто высосал, голова, как колокол гудит. Не выйдешь оттуда вовремя — считай покойничек. Вот он, какой, у нас Урал — батюшка: захочет — богатырём будешь, а не захочет — белый свет с овчинку покажется.

— Егор Михайлович, я вижу, вы человек бывалый, — девушке, явно хотелось узнать о его уголовном прошлом. — Вот, у вас, рисуночки эти, думаю, не просто так появились?

— Егор хрипло засмеялся, — рисуночки, говоришь. Да, такие рисуночки просто так не появляются. Грешен, грешен, и ещё раз грешен. Дури, по молодости, имел лишку, романтика блатная, и всё такое прочее. Первая ходка за разбой, а потом пошло, поехало, как по маслу, в итоге — рецидивист. Но, должен тебе сказать, девочка моя, что в зоне, тоже люди живут. И, в понятиях наших справедливости по больше будет, чем на воле, грызня ваша за место под солнцем. А наколочки эти, ещё заслужить надо. У кого на пальчиках перстни, у кого — погоны, эполеты. Кому — колючую проволоку на весь лоб, означает, что остаток жизни придётся провести в неволе. Каждому своё. Посмотрел — и увидел — кто перед тобой. Синяк наколот под глазом или три точки на лбу — опущенный. На подбородке точки бьют тем, кто у своих тащит — крыса. А если точка на носу, значит стукач. Кот в цилиндре — обречён на тюрьму. А есть особенный вид татуировки. Это так называемый автограф, когда на теле написано имя человека или просто крест. Этот тип наколки очень близок к молитве. Это, как бы человек произносит своё имя, которое должен услышать весь мир, а на самом деле, он обращается к потусторонним силам.

— Как интересно! — Журналистка ручкой быстро строчила в своём блокнотике. — И что, эти силы могут помочь?

— Обязаны! — Егор прищурился, что бы из глаз не посыпались искры, так ярко они заблестели. — если достойный, правильный «сиделец» потусторонние силы обязаны это делать. И это не сказки, это всё очень серьёзно. Когда мне на тело установили крест, неудача вообще распрощалась со мной. Если раньше, любой сорвавшийся с цепи пёс, обязательно кусал меня первого. А пуля, из автомата вертухая, предназначенная для Пети, попадала в Егора, вашего покорного слуги, то с этой наколкой всё изменилось до неузнаваемости. В каких бы разборках я не участвовал, на какие бы лютые дела не ходил — фортуна всегда на моей стороне. Даже в картах, хотя сознаюсь, игрок не важнецкий — пруха полная. Каталы со стажем, и то не рискуют со мной играть, а всё наколочка, ей спасибо.

— Это всё от креста? Это же символ христианства! — Наташа округлила глаза.- Святыня! На нём Иисуса распяли!

Старый зэк хитро улыбнулся. — Солнышко моё, ты наверное знаешь, что художник, который собрался писать икону, должен поститься неделю, и молиться. Тогда из простой картинки, может получиться что — то большее, которое будет исцелять души и тела верующих. Так же и у нас: кольщик во время работы читает «отче наш» наоборот, этим и будит демонические силы. И ошибиться ему никак нельзя, были случаи — мастера наколки покрывались язвами, и тут же умирали.

Фигуры парней, сидящих рядом с Егором, от таких слов, мне показалось, уменьшились в размерах.

— Жуть, какая! — Наташа потрясла плечиками. — Егор Михайлович, вы это серьёзно, или шутите?

— Какие шутки, Наташенька. А вот насчёт жути, так она вся впереди. Я вам расскажу кое — что. Освободился я, по нашему — «откинулся», семь лет назад.

Родина моя малая — город Воронеж, уже давно для меня чужой, ни одной живой души, обо мне помнящей, нет там давно. Родители, царство им небесное, при первой моей отсидке упокоились. Куда мне, бродяге? Здесь и остался, в посёлке «Кедровом» свил гнездо. Встретил Алёну, ласточку мою — поженились. Дом построил, хозяйство, бизнес не большой, с криминалом завязал. Никому плохого не желаю, и не делаю, стараюсь жить по совести. А вот с богом у нас не всё гладко. Женился племянник Алёнин, ну, свадьба, то да сё, я там первый человек. А как до венчания дело дошло, все в церковь, и я туда же. Только на первую ступеньку церковного крыльца ногу поставил — в глазах сразу темно и кровь из носа, как вода из пожарного шланга. Сделал три попытки — всё напрасно. Те, кто меня защищают и помогают уж очень не в ладах с Иисусом Христом. Вот я сейчас, как между двух наковален, непонятно кому достанусь, чёрным силам или белым.

Так вот, насчёт жути. Про перевал Дятлова, думаю, все в курсе? Много сейчас об этом говорят, телевидение много времени уделяет. Трёпу — море! Кто во что горазд, конкретно никто ничто не может сказать, одни предположения. А я скажу, как дело было: как ребята погибли, и почему у многих глаз не было, и почему бежали в ужасе из палатки.

— Егор Михайлович, минуточку, — Наташа достала диктофон. — Пожалуйста подробненько вот сюда.

— Не старайся девочка, не выйдет этот номер, когда я рассказываю об этом, диктофоны ломаются. Я тебе серьёзно говорю, так что, побереги казённую вещь.

Зона, где я сидел, в семидесяти километрах от склонов Холотчахм. Эту гору манси называют горой мертвецов, и скажу тебе Наташенька, не зря. Говорил я про места гиблые, вот они там и есть. Дятловцы погибли в пятьдесят девятом году, а снами, что — то подобное произошло — в семьдесят первом. Пошли мы в побег. Авторитет зоновский, Гарик, затеял это дело, ну и мы, трое блатных, да два «мужика», как рабочая сила, при нём, плюс один бывший геолог. Готовились пол года: сделали подкоп, запаслись продуктами, одеждой, раздобыли «стволы». План был такой: уходим из зоны, но когти рвём не к железной дороге, там повяжут — сто пудов, а на север, за гору мертвецов. Геолог работал в этих местах, всё знал, как свои пять пальцев. За горой, геологическая изба крепкая, банька есть. Решили, доберёмся до неё. Отсидимся, месяц — два: харч есть, стволы имеются — мясо будет, а как успокоятся краснопогонники, тогда и двинем к железке, и ищи нас свищи.

Сорвались из зоны благополучно. Как и предпологали: искать нас кинулись в обратную сторону. Два дня мы шли болотами, вышли в гору правее перевала Дятлова. Места, конечно здесь, врагу не пожелаешь. Даже манси здесь не охотятся, а уж вояк, из охраны, сюда ни каким калачом не заманишь. Только мы начали подниматься по склону, и началась эта чертовщина. Камни начали менять свой цвет: из серого, в кроваво красный. Сперва, почувствовали опьянение, такое лёгонькое, как от первых ста грамм водки. Потом, стало давить на виски, от камней поднялся серебристый туман. Всё вокруг завертелось и медленно, плавно стала меняться картинка. Туман развеялся — мы стоим совсем в другой местности, на какой — то ровной площадке. Небо зелёное, в вышине летают противные, пучеглазые твари. И тут, вокруг нас закружились пыльные облака, из них с гортанным криком выскочили жуткие существа, чем — то напоминающие людей. Двое столкнулись и упали на землю, остальные, тут же накинулись на них и начали, остервенело терзать, вырывая внутренности и пожирая их. Я заметил на краю площадки тёмное отверстие, кинулся туда. Пещерка была не большая, тесная, но скрыла меня с головой, я затаился и продолжал наблюдать за происходящим. Гарик, сдёрнул с плеча ружьё и начал стрелять по этим кровожадным существам. Пули входили в тела, но не причиняли им существенного вреда. Самый крупный из них закричал и стал показывать рукой на геолога, у того из ушей текла кровь, видимо, от повышенного давления. Такое было впечатление, что они не видят нас, видят только кровь. Геолог упал на колени, его тут же, живьём, начала обгладывать стая. Через минуту, от него остался только один скелет. Я ещё тогда понял, что попали мы в другое измерение. Как сейчас принято называть, открылся портал в этом месте, и я с товарищами нос к носу столкнулись с такой зловещей картиной, в кошмарном сне не приснится. Ну, и атмосфера, конечно, другая, оттого и кровь, вскоре пошла из ушей и носа у остальных моих дружков. Их постигла, та же, ужасная участь, что и геолога. Сколько я сидел в пещерке — не знаю, но показалось вечностью. Потом зелень неба стала тускнеть, а через некоторое время, я понял, что сижу за камнем. Всё вокруг привычное, земное. Вышел я из своего укрытия, увидел скелеты своих спутников, и бегом, в родную зону. Всё конечно рассказал, детально, ничего не утаил, только, кто же мне поверит. Однако, через неделю собрали отряд, во главе с майором, и я их привёл на злочастное место. Солдаты собрали кости в мешки, принесли в лагерь. А уж, потом, отправили в Ивдель, что бы криминалисты определили, отчего наступила смерть. В отчётных документах, естественно, не значилось — съедены живьём, написали, что от переохлаждения скончались. Ага, от переохлаждения, это в июле — то месяце. Мне накинули срок за побег, велели держать язык за зубами о происшедшем. Я думаю, с группой Дятлова, тоже, что — то подобное приключилось. Вот она, какая, гора мертвецов, кровь в жилах стынет, как вспомню.

Журналистка, забыв про блокнот, с широко открытыми глазами ловила каждое слово рассказчика. — Да! Вот это история! Аж, мурашки по коже.

Вокзальную тишину нарушил голос из динамиков, объявивший посадку на поезд. Наташа вздрогнула и дёрнула рукой. Егор засмеялся. — Запугал, я вас ребятки своей рассказнёй. Ну, что, граждане, с вещами на выход, вагоны заждались своих пассажиров.

Я тоже закинул рюкзак за плечи и поспешил на перрон.

Василий

При слове радикулит у многих на лице появляется улыбка. В основном это у тех, кто с этим делом не знаком. Я с радикулитом познакомился давно, врачи его красиво величают — люмбаго. Врагу не пожелаю такое знакомство иметь. Где я только не лечился, в каких клиниках не лежал — результат нулевой. И главное в самый не подходящий момент заявляет он о своём присутствии. Просыпаешься утречком, настроение — на все сто. Думаешь, горы свернуть, планы — Наполеон рядом не стоял, носки одеваешь, а он — хряссь, и всё — приехали — две недели на больничном. И вот, поехал я как — то под осень за грибочками в одну деревеньку к другу старому. Встретились, поболтали, покушали, пора и за дело. Только я сапоги одевать стал, в лесу без них никак, нагнулся и — охх.. — как палкой по пояснице лупанули. Серёга — друг мой, куда бы я без него, под белы рученьки меня, и на диван уложил. — Ну, ты Толян даёшь! Кто за тебя сейчас груздочки твои в лесу собирать будет?

— Всё Серёжа, похоже, не до грибочков сейчас мне, как я до дому то добираться буду, ни пальцем, ни ногой шевельнуть не могу — боль адская.

Нина, жена Сергея, поразминала мне поясницу, махнула рукой и говорит: — Тут и фельдшер наш не поможет, надо средство по серьёзнее — к Василию обратиться.

— Кто такой? — заинтересовался я.

— Да домовой наш, — улыбнулся Сергей. — Дом — то наш дедом ещё рубленый, а до сих пор как новенький, думаю, это от того, что домовой у него хозяйственный. Мальчишкой, помню, ещё был, когда первый раз увидел его. Маленький такой, пушистый, толи человек, толи зверёк какой — не разберёшь, ласковый, шипит, как ёжь и хихикает. Родители мои, Василием его звали, ну и мы, с Нинухой, так же кличем. Сам появляется он редко, в основном ночью, но бывает и вечером. Что интересно — гармошку очень любит. Поиграешь на гармони — ночью жди — Василий появится. Вреда от Василия никакого только польза. Мы с женой за всю жизнь ни разу не хварывали, а спроси — почему? Домовой лечит. Как только простуда или ещё что — на гармошке поиграл и на эту вот кровать, — Сергей показал на деревянный, старый лежак. — К другой кровати он не подойдёт, только к этой. Утром просыпаешься как новенький.

— А как он лечит, — заволновался я. Сами — то видели, ощущали процесс?

— Да ничего особенного: погладит, пошипит и всё, сон, правда после этого очень глубокий, утром просыпаться не охота.

— А вы, ребята не разыгрываете, часом, меня?

— Верь не верь, а в твоём положении ни чего не остаётся, как только перебираться на лежак и ждать ночи, — мои добрые друзья помогли мне раздеться и лечь на кровать. Ближе к вечеру Сергей со смехом достал старую гармонь, сыграл барыню, подмигнул мне озорным глазом.

Стемнело быстро — чувствуется осень. Я лежал, укрывшись одеялом, боль не покидала меня ни на минуту, хозяева уютно похрапывали — счастливые люди. Шутники, — подумал я, — какой к чёрту домовой. И тут я почувствовал чьё — то присутствие, не увидел, а именно почувствовал. По всему телу ощущалось лёгкое покалывание. Больная поясница загорела, как горячей водой из ковша плеснули. В темноте, на кровати, у меня в ногах сидело какое — то существо, которое держало в своих маленьких ручках светящейся шар. Шар переливался всеми цветами радуги, а домовой хихикал, как будто чему — то радовался. — Что это? Или кто? — мои мысли путались и я погрузился в приятную темноту сна.

Когда я проснулся хозяева ещё спали. Рассвет заглядывал в окно. Удивительная лёгкость во всём теле подняла меня с кровати. От радикулита не осталось и следочка — вот это чудеса!

Что бы, не разбудить Сергея с женой, я потихоньку оделся и вышел во двор.

Солнце величаво поднималось над лесом, лёгкий ветерок приятно щекотал мне щёки, первые осенние листочки покидали кроны деревьев.

Как хороша и прекрасна жизнь, если ты здоров!

Белые боги

Когда на наш городок опускаются сумерки и расползаются по улицам и переулочкам, в парке можно увидеть фигуру пожилого человека в спортивном костюме. Это Алексей Михайлович Миненков, человек легенда, бывший майор НКВД, прошедший войну. Для поддержания спортивной формы бегает не по утрам, как это принято, а вечерами, когда в парке уже ни одного человека, в свои девяносто два выглядит ещё довольно крепким мужиком. А по весне, девятого мая, Алексей Михайлович, не отставая от природы, просто расцветает, стройная офицерская выправка, седые волосы зачёсаны назад, ордена и медали, сплошной стеной, сверкают на груди. Все знают, Миненков, человек не пьющий, но в святой для него день, девятого мая, может себе позволить фронтовые сто грамм с прицепом.

И в этот год, в майский победный праздник, мы увидели его в парке, Алексей Михайлович, с порозовевшими щеками, значит сто грамм пошли на пользу, сидел на лавочке, щурился на солнышко и чему — то улыбался. В общении с людьми он был всегда прост, поэтому я сразу же направился в его сторону, приветствуя. — С Победой Михайлович!

Миненков, цепкими, серыми глазами, впился в меня. — Никак, Гриши Медведева сынок будешь?

— Он самый.

— И тебя, с праздником великой победы! Присаживайся. Как у папы здоровье?

— Не жалуется.

— А чего ему жаловаться, он ведь меня, почитай на двадцать годков моложе будет. Хотя, мало нас уже осталось ветеранов второй мировой.

Потихоньку, наш разговор перешёл к теме далёкой войны. Вот уж кто мог рассказать о белых пятнах великой отечественной, так это мой собеседник, не раз пересекавший линию фронта, громил фашистов в их тылу. Специфика, сама за себя говорит, диверсант, спец операции по устранению верхушки германского вермахта. Но, к моему удивлению, Алексей Михайлович, вдруг обратился в своих воспоминаниях, к нашему городку. Ну, что это за город, двадцать тысяч населения, так себе, былинка, точечка на карте, только и всего.

— Посёлок Поречье, знаешь?

— Это, который, по железке, в сторону Тавды?

— Ну да — он. Так вот, сейчас уже мало кто знает, что после войны, был там лагерь военнопленных. Вояки немецкие, конечно в плену, не то, что на фронте, люди как люди, но было немало, что под личиной, рядового немецкого солдата скрывались упыри эсесовцы командирского состава. Я как раз, с группой товарищей нашего ведомства, занимался фильтрацией, выявлением фашистов. Сразу скажу, что взять крупную рыбину нам тогда не удалось, дали промашку. Это уж потом выяснилось, упустили мы очень серьёзных представителей третьего рейха, имена их — Юрьё фон Грёнхаген, Ханс Шнайдер и Рудольф Гиль. Все трое, не последние люди в «Аненербе», организация такая у них была, сам Генрих Гимлер возглавлял её. Официально считалась центром нацистской новой религии, которая создавалась идеологами СС, как соединение, язычества древних Германцев и истинного, не отравленного евреями, Христианства и оккультизма — во, как! Но на самом деле, всё было ориентировано на военные нужды, вполне серьёзно бралась на вооружение сверхъестественная сила, её скурпулёзно изучали специалисты оккультных наук. В частности, вот эти трое занимались созданием супер солдата, который бы не знал ни страха, ни боли, в совершенстве владел не только оружием, рукопашным боем, но и нечто большим, которому вообще оружие не нужно, он будет убивать взглядом, мыслью, один превосходить роту противника. Сам, Юрьё фон Грёнхаген, владел оккультной наукой убивать в совершенстве. Кстати, взглядом, мог не только жизни лишить человека, но и вылечить от смертельной болезни. Вопрос, как они могли попасть в плен, имея такие возможности? А может быть, плен, для них был частью какого — то плана? Кто знает. Тайну эту унёс с собой в могилу Грёнхаген, к этому времени, человек очень преклонного возраста. На следующий день после его смерти, два его товарища ушли из лагеря, именно — ушли, а не совершили побег, не тёмной ночью, а на восходе солнца. На солнечные лучи было воздействие в виде заклинания. И всё! — Кого касался солнечный свет, все впадали в состояние транса, и находились в нём трое суток, другими словами, весь лагерь впал в спячку. Тем временем, Ханс Шнайдер и Рудольф Гиль, как оказалось, шли совсем в противоположном от Германии направлении, они шли на север, в нашу западную Сибирь, на реку Конду, но об этом, я, потом. Вернёмся в наш лагерь, трое суток он не выходил на связь. Экстренно прибыли спец службы, подтянули медиков, лагерное начальство и охрану заменили, а случай этот засекретили. Время шло, место заключения было расформировано, люди, пленённые немцы, по договорённости с ГДР, были отправлены на родину. В посёлке расширялся крепкий колхоз, кладбище военнопленных заросло лесом, и никто из колхозников, уже не мог толком сказать, в какой стороне оно находилось. Вот только многие стали замечать, что ночью, особенно при лунном свете, в лесу появляется фосфорическое свечение. И уже в шести десятых годах, когда зачищалось место от леса под свиноферму, лесорубы наткнулись на странный бугорок, который рос на глазах, и через неделю на поверхности появились доски. Под досками был труп немецкого солдата, совершенно в нетленном состоянии, как будто его только что похоронили. В одной его руке оказался зажатый в ладонь медальон, на котором были выбиты какие — то знаки, скорее всего руны. Во второй руке — кинжал, со свастикой в основании ручки. На лезвии — гравировка на немецком — Замок Вевельсбург. Сотрудники Госбезопасности труп увезли, рабочим предложили о находке позабыть. Больше таинственного свечения в лесу уже никто не видел.

Так вот, перейдём сейчас к тем двум, что ушли на реку Конду. Ну, во первых, в послевоенное время таёжная местность этой реки была мало заселена, в основном там жили аборигены того края — ханты. Они то и были целью, бежавших из лагеря, Ханса Шнайдера и Рудольфа Гилля. Эти люди прекрасно понимали, что фашистской Германии пришёл конец, возврата не будет, и замыслили авантюрный проект, затеряться в стране победительнице, имеющей огромную территорию. Создать своё, основанное на учениях «Аненербе» оккультное мини государство, в котором они будут богами, создающими новую расу. И я могу подтвердить, им почти удалось это сделать. Они отыскали таёжный посёлок хантов, который не контактировал с советской властью. Шаман Анянг Тынаков, поражённый мистической способностью белых людей, объявил своему народу, что это боги, которых послал к нам верховное божество Нум — Туруша. Они будут нас учить как жить, и что делать для того что бы мы были всегда сытыми, здоровыми и счастливыми. Гипноз, заклинания, выход в астрал сделали своё дело. Посёлок поверил им, и действительно их жизнь преобразилась. Кроме охоты, ханты стали заниматься сельским хозяйством, скотоводством, кузнечным и гончарным делом. Боги каждую ночь выбирали себе молодых, красивых девушек, которые потом рожали не похожих на хантов, детей, с голубыми глазами, светлыми волосами, крепким телом, развитым интеллектом. Уклад жизни не был разнообразен, главное — продуктивный труд, поклонение богам, а вечером, на закате солнца, под мерные удары шаманского бубна, уход в блаженное, трансовое состояние, слаще этого, нет ничего в этой жизни.

Как получилось так, что этот мирок существовал довольно длительное время, это уже заслуга немцев. Но всё таки, они допустили одну ошибку, из других посёлков стали пропадать красивые, юные, русские девушки. К поискам пропавших, подключились не только органы милиции, но и наши — «комитетчики», на одном и авиаоблётов был обнаружен неизвестный посёлок. Когда мы вошли в это селение, были удивлены, тем, что увидели. Казалось, мы находимся не в диком краю таёжной Сибири, а в цивилизованной Европе, крепкие красивые дома — Германский стандарт, пекарни, кузни, и цветы, что удивительно кругом пышные, яркие цветы. Население не агрессивно, улыбками встречали нас, почти все владели тремя языками, своим родным, русским и немецким. Бросалось в глаза юное поколение хантов, узкие скулы, голубые глаза, белые волосы, стройные, развитые тела. Старый шаман объявил нам, что боги только что улетели на небо, и там будут ждать свой народ. Этих двух небожителей мы действительно не смогли найти. Только в большом, роскошном доме, по коврам с изображением свастики, по мистическим знакам — рунам было определено — дом принадлежал белым богам Хансу Шнайдеру и Рудольфу Гиллю.

Посёлок естественно расформировали, его население, семьями, раскидали по необъятной нашей родине. Это дело до сих пор находится в папке с грифом — «секретно», и покоится в архивах ФСБ.

— Алексей Михайлович, а куда делись эти двое?

Миненков пожал плечами, — как в воду канули.

Болото

Шайтановы болота в Туринском районе знают все. Клюква на нём растёт знатная, но ходить на болото решаются только смельчаки. Дурная слава об этих местах ходила ещё при царе батюшке, да и в наше время народу сгинуло в болотных недрах немало — топи бездонные. Я же в чертовщину всякую не верил никогда, потому и приехал в эту глушь, побродить по этим местам с ружьишком. Верить то не верил, а то, что леший мне голову кружил — это точно! Компас дурачился, как мог: вместо севера — юг, а то крутится как вентилятор, что влияет на него одному богу известно. Поплутал я прилично, а к вечеру вышел на тропу, решил идти по ней, может, приведёт к избушке охотничьей — там и заночую. Смеркалось, комарьё ожесточилось, я прибавил ходу. Что интересно, по бокам трясина, а я по тропе иду как по асфальту — кто такое чудо сотворил и для чего! Незаметно ночь опустилась на болото, на небе полная луна как фонарь освещала мне путь, устав, я вышел на большой остров. Я слышал от старых охотников об этом острове, побывать на нём — большая удача, по своему желанию его не найдёшь, только случай, вот как у меня сейчас. И тут — леденящие душу крики и визги резанули по моему слуху. — Что это? — я потихонечку направился в сторону этого шума. И тут увидел такое! — отчего волосы стали подниматься дыбом! Это же классический шабаш ведьм! Картинка из кинофильма ужасов! С левой стороны остров упирался в красивое озеро, на берегу горели, и стреляли искрами костры. А вокруг плясали, в каком -то диком танце, совершенно голые девушки с распущенными волосами. В лунном свете из бездны чёрной ночи подлетали на мётлах жуткие старухи, превращались в юных красавиц, пили из котла какое — то зелье и пускались в неистовый пляс! Это был фантастически красивый танец, он завораживал мой взор. Грациозная, совершенная форма девичьих тел бросала меня в дрожь. Во все стороны света распространялась мощная, сладкая энергия страсти, неистовой похоти. Моя плоть рвалась в гущу этих событий. Я кусал себе пальцы, что бы боль смогла ослабить этот вселенский зов наслаждения. Мой разум начал ослабевать, поддаваться инстинкту, и я пошёл навстречу неизведанному блаженству. Не успел я сделать девяти шагов, как передо мной появились, парящие в воздухе, прозрачные очертания женщины. Дивный тонкий силуэт встал на моём пути. Постепенно тело стало приобретать чёткие формы. Такой красавицы, я не видел за всю свою жизнь. Взгляд зелёных, лучистых глаз проникал в моё сердце, заставлял его громко биться. Не влюбиться в незнакомку было просто невозможно. Я встал перед ней на колени, готовый на самые страшные преступления, только бы быть под гипнозом этих глаз. Она засмеялась, гордая и уверенная в своей магической силе. Я уткнулся в её колени, отдавая свою душу в руки первой, встречной ведьмы. Моя повелительница оседлала меня, как необъезженного скакуна, и мы поднялись над островом. Что удивительно: я не чувствовал страха или унижения, это доставляло мне безграничное удовольствие. Сделав три круга, мы приземлились на том же месте, где я встретил ведьму. Она снова засмеялась и легонько щёлкнула пальцем по моему носу. Меня отбросило, как от удара мужского кулака. Моя незнакомка так же неожиданно исчезла, как и появилась.

И вдруг все они начали корчиться в экстазе, поднимая руки на восток. С этой стороны появилось фосфорическое облако. Оно взорвалось фейерверком и на этом месте появилось существо с козлиной головой и телом стройного юноши. Ведьмы кинулись к его ногам, он что — то прокричал и вылил содержимое своего бокала в пламя костра. Огонь поднялся до небес! Ведьмы завопили! Всё вокруг преобразилось, затянулось магическим притягивающим светом! А меня какая — то сила прижала к земле, и я ушёл в странный глубокий сон. Только к полудню следующего дня я очнулся в траве, похмельная голова гудела. Я вспомнил события прошедшей ночи, угли вчерашних костров говорили о том, что всё это мне не приснилось. Да! Не зря люди говорили! Чертовщина! Да ещё какая! На следующие сутки добрался до дома, но об этом — никому не слова, да и кто поверит — двадцать первый век, а тут — болото, остров, ведьмы.

Судьба

Я думаю, все согласятся с тем, что автомобиль, это не роскошь, а просто средство передвижения. Вот, приболел мой конь, Рено Логан, и, кажется — жизнь остановилась: везде опаздываю, никуда не успеваю. Сосед посоветовал обратиться в новый, только что открывшийся, автосервис. — Хозяин там толковый парнишка, сам работает с душой, и коллектив подобрал такой же. — Посмотрим, — не доверчиво отозвался на его совет я.

И с утречка постучался по этому адресу. Действительно, обслужили быстро и качественно, оплата — в пределах разумного, а хозяин, вообще оказался мировым парнем! Бывает так, что разговариваешь с человеком первый раз в жизни, а кажется — давно знакомы. Гляжу я на него, и чувствую, а ведь мы под одну с ним гармошку пляшем. Я охотник, и он тоже, я люблю песни под гитару, и Димка большой любитель до этого дела. По возрасту, правда, он мне в сыновья годится, а общаться начнёшь — ровесники. Как я уже говорил, машинку мою привели в надлежащее состояние, да ещё бесплатно помыли, этим Дмитрий окончательно покорил меня — прощались друзьями и даже обнялись.

— Слушай, Анатолий Григорьевич, а давай — ка заедем до меня. Я тебе гитару новую покажу, со звукоснимателем, вот такой инструмент! — И Дима восторженно поднял большой палец к верху.

— Давай, — говорю, — Димка, заедем, мне, вроде, спешить не куда.

Четырёх комнатная квартира хозяина автосервиса произвела на меня впечатление. — Ну, брат, ты даёшь. Вот это хоромы! Я в твои года по общагам маялся, а ты, вон, в какой роскоши нежишься!

— Да она у меня недавно появилась. Денежный ручеёк зажурчал, когда я на себя работать начал. Естественно, захотелось по человечески пожить. Комнаты переделал на свой вкус, обставил мебелью, как душе хотелось. Одним словом: мой дом — моя крепость. Спиртное не предлагаю, Григорьевич, хотя у меня тут наливочки, сам готовил: вот клюква на спирту, эта на кедровых орешках, эта настоечка, из берёзовой чаги для увеселения сердца и для здоровья, если, конечно, в меру.

— Хозяйственный ты парнишка, — ну, а где хозяйка?