Как древле рук своих созданье Боготворил Пигмалион — И мрамор внял любви стенанье, И мертвый был одушевлен — Так пламенно объята мною Природа хладная была; И, полная моей душою, Она подвиглась, ожила.
И, юноши деля желанье, Немая обрела язык: Мне отвечала на лобзанье, И сердца глас в нее проник. Тогда и древо жизнь прияло, И чувство ощутил ручей, И мертвое отзывом стало Пылающей души моей.
И неестественным стремленьем Весь мир в мою теснился грудь; Картиной, звуком, выраженьем Во все я жизнь хотел вдохнуть. И в нежном семени сокрытый, Сколь пышным мне казался свет... Но ах! сколь мало в нем развито! И малое — сколь бедный цвет.
Озарися, дол туманный; Расступися, мрак густой; Где найду исход желанный? Где воскресну я душой? Испещренные цветами, Красны холмы вижу там... Ах! зачем я не с крылами? Полетел бы я к холмам.
Там поют согласны лиры; Там обитель тишины; Мчат ко мне оттоль зефиры Благовония весны; Там блестят плоды златые На сенистых деревах; Там не слышны вихри злые На пригорках, на лугах.
О предел очарованья! Как прелестна там весна! Как от юных роз дыханья Там душа оживлена! Полечу туда... напрасно! Нет путей к сим берегам; Предо мной поток ужасный Грозно мчится по скалам.
Лодку вижу... где ж вожатый? Едем!.. будь, что суждено... Паруса ее крылаты, И весло оживлено. Верь тому, что сердце скажет; Нет залогов от небес; Нам лишь чудо путь укажет В сей волшебный край чудес.
Вотще к тебе простру от сердца руку — Ни голос твой, ни взор меня не усладят. Но и вдали моя душа с твоей согласна; Любовь ни времени, ни месту не подвластна; Всегда, везде ты мой хранитель-ангел будь, Меня, мой друг, не позабудь.
О милый друг, пусть будет прах холодный То сердце, где любовь к тебе жила: Есть лучший мир; там мы любить свободны; Туда моя душа уж все перенесла; Туда всечасное влечет меня желанье; Там свидимся опять; там наше воздаянье; Сей верой сладкою полна в разлуке будь Меня, мой друг, не позабудь.
Проснусь — и ты в душе моей Скорей, чем день очам коснется.
Ах! мне ль разлуку знать с тобой? Ты всюду спутник мой незримый; Молчишь — мне взор понятен твой, Для всех других неизъяснимый; Я в сердце твой приемлю глас; Я пью любовь в твоем дыханье... Восторги, кто постигнет вас, Тебя, души очарованье?
Как некогда Пигмалион, С надеждой и тоской объемля хладный камень, Мечтая слышать в нем любви унылый стон, Стремился перелить весь жар, весь страстный пламень, Всю жизнь своей души в создание резца, Так я, воспитанник свободы, С любовью, с радостным волнением певца, Дышал в объятиях природы И мнил бездушную согреть, одушевить! Она подвиглась, воспылала! Безмолвная могла со мною говорить И пламенным моим лобзаньям отвечала!
Вот всё — я больше не желаю, В душе моей цветет мой рай. Я бурный мир сей презираю. О лира, друг мой! утешай Меня в моем уединеньи; А вы, друзья мои, скорей, Оставя свет сей треволненный, Сберитесь к хижине моей.
Там, в мире сердца благодатном, Наш век как ясный день пройдет; С друзьями и тоска приятна, Но и тоска нас не найдет. Когда ж придет нам расставаться, Не будем слез мы проливать: Недолго на земле скитаться; Друзья! увидимся опять.
