Стихотворения и баллады
Творчество Василия Жуковского, первого русского романтика, открывает новую страницу в истории отечественной литературы и знаменует начало золотого пушкинского века. С именем Жуковского, тонкого и проникновенного лирика, связана поэтика сложных душевных переживаний, которые стали выражением умонастроения целого поколения и определили пути дальнейшего развития русской литературы. А кроме того, Жуковский, будучи оригинальным и самобытным поэтом, явился подлинным гением стихотворного перевода. Из сокровищницы мировой поэзии он выбирал внутренне близкие произведения и создавал на их основе вдохновенные переработки и интерпретации. Благодаря Жуковскому на русском языке заговорили Гёте и Шиллер, Байрон и Вальтер Скотт, Гомер и Вергилий… В настоящее издание вошли наиболее известные произведения Василия Жуковского, включая его знаменитые элегии, баллады и стихотворные повести.
Пікірлер2
Дәйексөздер246
Мотылек [32]
Вчера я долго веселился,
Смотря, как мотылек
Мелькал на солнышке, носился
С цветочка на цветок.
И милый цвет его менялся
Всечасно предо мной,
То алой тенью отливался,
То нежной голубой.
Я вслед за ним... но он быстрее
Виляет и кружит!
И вижу, вдруг, прильнув к лилее,
Недвижимый блестит!
Беру... и мой летун вертляной
Дрожит в моих руках.
Но где же блеск его румяной?
Где краски на крылах?
Увы! коснувшись к ним перстами,
Я стер их нежный цвет!
И мотылек... он все с крылами.
Но красоты уж нет!
«Так наслажденье изменяет!» —
Вздохнувши я сказал:
«Пока не тронуто — блистает!
Дотронься — блеск пропал!»
Вчера я долго веселился,
Смотря, как мотылек
Мелькал на солнышке, носился
С цветочка на цветок.
И милый цвет его менялся
Всечасно предо мной,
То алой тенью отливался,
То нежной голубой.
Я вслед за ним... но он быстрее
Виляет и кружит!
И вижу, вдруг, прильнув к лилее,
Недвижимый блестит!
Беру... и мой летун вертляной
Дрожит в моих руках.
Но где же блеск его румяной?
Где краски на крылах?
Увы! коснувшись к ним перстами,
Я стер их нежный цвет!
И мотылек... он все с крылами.
Но красоты уж нет!
«Так наслажденье изменяет!» —
Вздохнувши я сказал:
«Пока не тронуто — блистает!
Дотронься — блеск пропал!»
Лишь тому, в ком чувства нет,
Путь земной ужасен!
Счастье в нас, и божий свет
Нами лишь прекрасен.
Путь земной ужасен!
Счастье в нас, и божий свет
Нами лишь прекрасен.
Как древле рук своих созданье
Боготворил Пигмалион —
И мрамор внял любви стенанье,
И мертвый был одушевлен —
Так пламенно объята мною
Природа хладная была;
И, полная моей душою,
Она подвиглась, ожила.
И, юноши деля желанье,
Немая обрела язык:
Мне отвечала на лобзанье,
И сердца глас в нее проник.
Тогда и древо жизнь прияло,
И чувство ощутил ручей,
И мертвое отзывом стало
Пылающей души моей.
И неестественным стремленьем
Весь мир в мою теснился грудь;
Картиной, звуком, выраженьем
Во все я жизнь хотел вдохнуть.
И в нежном семени сокрытый,
Сколь пышным мне казался свет...
Но ах! сколь мало в нем развито!
И малое — сколь бедный цвет.
Боготворил Пигмалион —
И мрамор внял любви стенанье,
И мертвый был одушевлен —
Так пламенно объята мною
Природа хладная была;
И, полная моей душою,
Она подвиглась, ожила.
И, юноши деля желанье,
Немая обрела язык:
Мне отвечала на лобзанье,
И сердца глас в нее проник.
Тогда и древо жизнь прияло,
И чувство ощутил ручей,
И мертвое отзывом стало
Пылающей души моей.
И неестественным стремленьем
Весь мир в мою теснился грудь;
Картиной, звуком, выраженьем
Во все я жизнь хотел вдохнуть.
И в нежном семени сокрытый,
Сколь пышным мне казался свет...
Но ах! сколь мало в нем развито!
И малое — сколь бедный цвет.
