Оглавление

Сборник «Наследники Мишки Квакина. Том IV». Является продолжением сборников «Наследники Мишки Квакина» том I — II—III. Вас снова ждут веселые и забавные, а порой и страшные, приключения юных костромят Пашки и Влада, их заумного хвастливого и скаредного отца, чопорной строгой и экономной матери, глупых жадных родственников и разнообразных деревенских друзей.

Все права защищены. Произведение предназначено исключительно для частного использования. Никакая часть электронного экземпляра данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для публичного или коллективного использования без письменного разрешения Автора. За нарушение авторских прав законодательством Российской федерации предусмотрена выплата компенсации правообладателя в размере до 5 млн. рублей (ст. 49 ЗОАП), а также уголовная ответственность в виде лишения свободы на срок до 6 лет (ст. 146 УК РФ).

Автомат

— … автоматический мошенник Мити Клюквина… — Пашка потряс журналом. — Ты понял?

— Чего? — я оторвался от приемника, который паял второй час.

— Автоматический мошенник Мити Клюквина, — снова, голосом торжественным, будто зачитывая воинскую присягу, повторил брат отрывок из повести Юрия Сотника «Машка Самбо и Заноза».

— И что?

— А то, бестолочь, что нет никакого толка с твоей электрики, — брат обвиняюще показал на приемник.

— Электроники, — автоматически поправил я.

— Тем более, — Пашка поморщился, — паяешь, паяешь, только свет зря переводишь.

— Мы все равно за электричество не платим. Батя же напрямую к столбу подключился.

— А если бы платили? Если бы платили? Что тогда?

— Что тогда?

— Ты бы нас разорил!

— Не драматизируй.

— Я не драматизирую, просто нет пользы. Совершенно нет пользы!

Казалось, еще чуть-чуть и брат начнет рвать на себе волосы, как отцовская старшая сестра тетя Нина, когда ей приходилось за что-то платить.

— Не нуди. Чего ты привязался?

— Ты должен сделать такой же автомат!

— Как я его сделаю?

— Ты же приемники делаешь, вот и автомат сделай.

— Зачем?

— Ты совсем ку-ку? — подражая нашей двоюродной сестре Лариске, дочке тети Нины, Пашка покрутил пальцем у виска. — Деньги зарабатывать. Этот крендель, Митя Клюквин, чай не умнее нас, а тридцать копеек заработал. Чем мы хуже?

— Это же книга, там что угодно могут написать.

— В книжке брехать не станут, — убежденно возразил брат. — Кто же брехню напечатает?

— Ну…

— Не нукай, а делай автомат, пока никто другой не сообразил.

— Как они сообразят?

— Прочитают в журнале.

— Как они могут прочитать, если ты его украл из библиотеки?

— А вдруг кто-то его выписывает?

Определенная логика в словах брата была.

— У меня схемы нет.

— Придумай!

— Как я придумаю? — я взял журнал, прочитал. — Там механический автомат.

— А ты сделай электрический.

— Ну…

В мозгу начала вырисовываться идея. Когда-то я делал из картонной коробки от шоколадных конфет, лампочек, проводов, батарейки и ножниц, автомат для ответов на вопросы. Кто мешает повторить, только посложнее и посолиднее? Переключателей и лампочек, украденных с приборных досок тракторов и комбайнов, у нас было полно. Почему бы и не сделать? Главное, выбрать корпус подебелее. Разных коробок и железных ящиков у нас тоже полно. Значит, корпус не проблема. А питание сделаем от трансформатора…

Автомат-мошенник мы городили неделю: сверлили, клепали, паяли, нарезали резьбу, красили, гнули из толстой жести монетоприемник. На кубическую металлическую коробку прикрутили болтами старый самовар (будто в нем газировка. На самом деле планировали налить воды, чтобы автомат был тяжелее). Всю конструкцию раскрасили в разные цвета, покрыли прозрачным лаком. Сверкающий лаком и перемигивающийся разноцветными лампочками автомат произвел впечатление даже на нас.

— Во как! — восхищенно прошептал Пашка. — Совсем как настоящий, как в кино про Шурика.

— Ну… — я почесал затылок, — там другой был…

— Все равно, внушает.

— Угу.

— Я вот только что думаю…

— Что?

— Стакан же украдут.

— Я про это как-то не подумал, — растерялся я. — А что делать?

— Просверлим и на цепочке прикрепим.

— Как мы стекло просверлим?

— Ну… — теперь растерялся Пашка. — Не знаю. Ты старший, ты и думай.

В результате долгих размышлений просверлили пластмассовый складной стакан, где-то украденный отцом, и прикрепили за цепочку к самовару.

— Во! — Пашка, будто взбесившийся верблюд, пустился в безумный пляс по двору. — Приходи кума любоваться. Теперь заработаем! Заработаем немножечко денежек! — он довольно потер руки.

— Все это хорошо, — пресек я восторги брата, — но кто в него будет бросать монеты? У нас во дворе его никто и не увидит…

— А если в саду поставить? — Пашка прекратил скакать.

— Кто в саду с собой деньги носит?

— Тоже верно… — брат ожесточенно поскреб затылок. — Возле магазина? В магазин все с деньгами ходят.

— Просто возле магазина? Продавщица уберет. Давай лучше в конторе поставим. Там никто не уберет.

— Точно! Ура!!!

Ночью, подобно матерым полуношникам, мы поволокли свое творение в правление. Впервые что-то тащили ночью не домой, а из дома. Еле дотащили, вздрагивая от каждого шороха. Поставили в длинной комнате, служившей неким подобием коридора, дверь в которой никогда не запиралась, на табурет вместо высокого бачка из нержавейки, в котором лениво блестела затхлая вода для питья. Бачок для равновесия мы забрали с собой, домой. Легли спать, предвкушая невиданное богатство, которое должно было свалиться на нас в ближайшее время.

Утром, когда родители после завтрака ушли на работу, мы побежали следом. В правлении уже толкались зеваки, бросая в автомат монеты и восхищенно матерясь, когда начинала мигать красная лампочка под табличкой «Сиропа нет».

— Без сиропа бери, — советовали титулованному механизатору Печенкину.

Печенкин щелкал выключателем, выбирая «Без сиропа» и совал еще монету. В ответ ехидно мигала желтая лампочка под табличкой «Газировки нет».

— Вот же шайтан-машина! — Печенкин с досадой ударил по самовару. Загорелась синяя лампочка под табличкой «Воды нет».

Потолкавшись в толпе и проводив взглядом очередную монету, исчезнувшую в ненасытном нутре автомата, мы вышли на улицу.

— Богаты! — шептал Пашка, тыча меня локтем в бок. — Мы богаты! Обдерем их как липку!

— Ладно, еще не вечер. Пошли отсюда, нечего глаза мозолить.

***

В обед приехали родители. Отец победно потряс вынутым из кармана пиджака складным стаканом.

— Вот, ловкость рук и никакого мошенничества, — заявил он самодовольно, бухнув добычу на стол. — Нам в пару будет.

Мы с Пашкой переглянулись, узнав стакан с нашего автомата.

— Учитесь, лежебоки, — отец щелкнул Пашку, лицо которого вытянулось от осознания прервавшегося потока монеток, по лбу, уселся на стул и погрузился в поедание принесенных в термосе столовских макарон и котлет. — Прикиньте, киндеры, какие-то разини автомат для продажи газировки в правлении поставили, а я с него стакан и умыкнул. Додумались, да?

— Вдруг, какой заразный с него пил? — нахмурилась мать. — Вить, волокешь в дом всякую ерунду, никакой управы на тебя нет. Как уж все в дом тащишь.

— Я хозяйственный. Сначала надо умыкнуть, а потом уже думать, что с этим делать! Не, ну каковы придурки, да, Валь? За внедренье автомата дали премию Игнату. Получил ее Игнат — свез на свалку автомат.

— Вить, я сама все прекрасно видела. Чудотворцы какие-то, — рассуждала она, размешивая ложкой чай, — нормальные люди никакого автомата в нашей глуши бы ставить не стали. Тут какой-то подвох.

— Я про то же, — закивал отец. — На лицо подвох.

— Обдиралы какие-то, или рвачи это. Помнишь кино «Менялы»?

— И что?

— Вот и эти так же. Мелочь собирают, значит, скоро опять обмен денег будет.

— Х-м, логично… — отец звучно шмыгнул. — Все может быть.

— Тебе лишь бы жрать, — мать недовольно поджала губы, — а у нас убытки могут быть.

— Не боись, — отмахнулся, — прорвемся. С таким мужем не пропадешь, — надулся от гордости, будто индюк.

После обеда родители уехали на работу, а мы, доев остатки отцовской трапезы, погрузились в горестное молчание.

— А если обратно прикрепить? — спросил брат.

— При всех? Думай, что говоришь.

— Ночью можно…

— А завтра отец еще раз стакан сопрет.

— Он может.

— И что, каждую ночь приделывать?

— Ну!

— Потом он спросит, где все эти стаканы? И что тогда будем делать?

— Не знаю я, — скривился Пашка.

— Вот и я не знаю.

— Сколько-то же должны были набросать денег.

— Сколько набросали, до ночи мы не узнаем.

До ночи Пашка крутился, как на иголках, все заглядывая мне в глаза: не пора ли идти? Я ждал. В голове мелькала мыслишка, что отец вполне может припереть злосчастный автомат домой, тем более что мать вечером притащила с работы цепочку, которой раньше к нашему электромошеннику крепился стакан. Не учли мы деревенских реалий: тут бы и самого описанного Сотником Митю Клюквина вместе с его механическим мошенником обокрали.

— Учитесь, дармоеды, — помахала она цепочкой, — все сидите за спиной родителей, как сидни, а мать за вас плечи ломает, пока вы спите без просыпу.

— Ничего мы не спим, — пробурчал Пашка, с тоской глядя на трофей матери.

— Погордыбачь мне еще! — мать замахнулась цепочкой, но бить не стала. — Чешите свиньям варить, нечего тут без дела дроболыхаться, как дохлые медузы в Туапсе.

— Так батя и автомат наш стырит, — глядя на бушующий в железном ободе огонь, озвучил Пашка мои мысли.

— Батя может. Может даже просто на блестящую железку позариться, как сорока.

— Это да, — вздохнул брат, — вон сколько хлама домой натащил.

— Чего прохлаждаетесь, стьюденты? — над забором всплыла лысая отцовская голова. — Заняться нечем? Скучаете? — вкрадчивости в его голосе позавидовал бы и подзывающий бандерлогов удав Каа.

— Мы свиньям варим, — угрюмо ответил Пашка внимательно глядя на родителя: не держит ли он за спиной нашего электромошенника.

— Молодцы, — отец открыл калитку и зашел к нам, — я в вашем возрасте свиней варил, но вы тоже дорастете, если будете батьку слушать. Батька у вас добытчик, — достал из кармана моток провода с вилкой на конце и потряс им.

Я без особого удивления узнал кабель, ранее питавший током наш автомат. Да, Митя Клюквин с таким папашей точно бы никакого автомата не собрал.

— С автомата менял снял, — похвалился отец. — Не будете разинями, так и вы что-нибудь урвете. Ладно, варите, а я пойду, выпью чашечку или стаканчик…

Отец пошел к дому.

— А автомат где? — не выдержав, с надрывом в голосе, вслед ему прокричал вскочивший с пня Пашка.

— Автомат я оставил, — оглянулся отец. — Ночью засаду устрою, — сообщил он доверительно.

— Какую засаду? — не понял я.

— На тех, кто его поставил, — отец понизил голос. — Хочу застукать этих менял на месте преступления.

— Зачем? — в один голос спросили мы с Пашкой.

— Затем, дети мои, что готовится зловещее преступление в правлении, а пресечь преступление — мой долг!

Отец удалился, оставив нас в полной растерянности.

— Что делать? — Пашка метался вокруг костра, словно ночной мотылек вокруг включенной лампочки. — Что теперь делать?

— Сейчас мы туда пойти не можем, — рассуждал я, — светло, нас заметят. Когда стемнеет, отец засядет в засаде — нас поймает…

— Когда идти?! — брат вскочил на свой пень и начал размахивать руками, будто собираясь взлететь.

— Не паникуй, я что-нибудь придумаю.

— Да что ты придумаешь? — Пашка заплакал. — Понавыдумывал автоматов своих!

— Вот еще! — я вскочил с пня. — Это была твоя идея! Твоя!

— Идея моя, а автомат придумал ты. Ты придумал — ты и виноват!

— Да ну тебя! — я плюнул от досады в костер. — Больше не буду с тобой связываться, трясогуз убогий!

— А ты падла! — брат спрыгнул с пня и схватил топор.

Брат был человеком трусливым, но с кандибобером и невероятно жадным и упущенная призрачная выгода вполне могла толкнуть его на какие-нибудь глупости.

Я схватил полено:

— Только попробуй!

— Вот еще, — Пашка воткнул топор в пень. — Я пошутил.

— Я тоже, — я подбросил полено в костер.

— Пока ты тут шутишь, там наши деньги лежат.

— Хватит ныть. Свиньям доварим и пойдем.

— Ура!!! — заорал Пашка и начал прыгать.

— Чего ты скачешь, серенький козлик? — на крыльце стояла мать. — От безделья сбрендил? От полежания тронулся?

— Я рад, что у нас такие родители! — нашелся Пашка.

— Неужели? — растерялась мать.

— И я рад, — поддержал я.

Вдруг поверит, и приготовит на ужин что-нибудь вкусное?

— Ладно, пойду Витьке скажу про вашу радость.

Мать скрылась в доме.

— Если она узнает, что мы ее обманули, — тихо сказал Пашка, — то она нас удавит.

— Угу, — согласился я, — есть такое дело. Если узнает.

До ужина сдернуть в правление не представилось возможности. На ужин мать расщедрилась, сготовив нам с Пашкой по котлете, что было с ее стороны неслыханной щедростью.

— Транжира ты, Валентина, — пробурчал отец, недовольно глядя на нас и поедая сразу две сложенные котлеты, промежуток между которыми был щедро намазан смесью сметаны, горчицы и хрена.

— У детей растущие организмы, — парировала мать.

— Я в их возрасте сам котлеты добывал, а не клянчил у родителей, — поглотив котлеты, отец двинул Пашке миску с остатками вареного гороха. — Доедай, — встал из-за стола и ушел в спальню.

Вернулся с ружьем и опоясанный патронташем. Сел в кресло у телефона. Закурил и начал набирать номер.

— Ты куда? — встревожилась мать. — Опять чертей ловить?

— Поеду менял ловить.

— Где ты их поймаешь? — хмыкнула мать. — Они уже далеко, ищи ветра в поле.

— Возле автомата, — ответил отец и напористо заговорил в трубку: — Нин, мужика позови. А что, у тебя их несколько? Вот его и зови. Здорово, Микола. Бери ружье, поедем преступников ловить. Что значит опять? Премия надоела? То-то же. Через пять минут выходи на дорогу.

Положил трубку, встал с кресла.

— Ариведерчи, — в дверях оглянулся. — Писем не ждите, читайте в газете.

Ушел.

— Дай то Бог нашему теляти менял поймати, — перекрестилась мать.

Пашка радостно поедал горох. Я понял, что мы к автомату безнадежно опоздали.

Отец и Лобан проторчали в засаде, затаившись в предбаннике почты, всю ночь, бдительно следя за дверью правления. Когда первые лучи Солнца начали ласкать землю, отец не выдержал и ворвался в правление, чтобы забрать обворованный автомат. Автомата в правлении не было… Чертыхнувшись, отец пощупал пустой табурет — автомата не было. Он вышел на крыльцо.

— Лобан, иди сюда.

Зевающий Лобан выбрался из машины, которую успел подогнать из липовой аллеи, где она простояла всю ночь, и зашел в правление.

— Смотри, автомат видишь?

— Нет. А где он?

— Украли! — отец с досады пнул табурет, сломав его. — Из-под самого носа утащили, проклятые менялы!

Раздосадованный, вернулся домой, матерясь позавтракал и уехал на работу, где заперся в кабинете и лег спать на стульях. Мать ушла следом.

— Менялы уперли наш автомат, — испуганно шептал Пашка. — Вдруг они наркоманы и меня украдут?

Популярная страшилка матери, что Пашку украдут наркоманы, чтобы сделать из его мозга наркотики, пугала брата всю жизнь.

— Какие менялы? Ты чего? Сам ку-ку? Никаких менял нет.

— Ты думаешь?

— Что тут думать? Мы же сами автомат поставили. Ты забыл что ли?

— Ну… точно, сами! — брат хлопнул себя по лбу. — Но не мы же его украли. Кто тогда? Менялы?

— Не сходи с ума. Украсть автомат мог только Стасик.

— Точно! — Пашка схватил со стола нож. — Эта падла белобрысая!

Сын токаря Стасик был первостатейным ворюгой и даже наш отец ему в этом завидовал. Сам-то он Стасика давно превзошел, но народная молва гремела о Стасике, отцовские же деяния обычно были покрыты мраком безвестности.

— Нож положи, ты не Рябич людей пугать.

Ровесник Пашки Рябич часто пугал всех, что «зарежет». Либо сам, либо его отец, отсидевший три года за хулиганство буйный алкоголик.

— Я просто хотел его испугать, — смутился брат, положив нож обратно на стол.

— Ты что, хочешь чтобы нас в колонию отправили?

— Нет, — шарахнулся от меня Пашка, которого мать с детства пугала детдомом и колонией. — Не хочу.

— Тогда забудь о ножах.

— Но как мы заберем свои деньги?

— Пока не знаю, но что-нибудь придумаю.

— Ты уже автомат придумал, — сморщился Пашка, — все из-за твоих придумок, — опять завел он свою волынку.

— Помолчи, думать мешаешь.

Обиженный Пашка замолчал и начал корчить рожи. Пришлось закрыть глаза, чтобы не отвлекаться. Выловить Стасика было нелегко: после нашей ночной погони за ним[1] токаренок стал осторожный, будто пугливый суслик возле норы и выглядывал из своей заваленной наворованным хламом комнаты-норки только чтобы что-нибудь у кого-нибудь стянуть.

— Допустим, мы его поймаем.

— Раз уже пытались, — пробурчал Пашка.

— Не перебивай, думать мешаешь. Поймаем мы его, но деньги же он с собой не носит?

— Не носит. Он их прячет, чтобы не отняли.

— Логично. Значит, нужно как-то заставить его принести нам деньги.

— Сказать, что зарежем.

— Хоре, договорились же, что ножом пугать не будем.

— Зря. Самое надежное средство.

— Да помолчи ты минуту! — я от досады хлопнул кулаком по столу. И тут меня осенило. — Придумал! Носокапки!

— Где? — Пашка пригнулся и начал встревоженно вертеть головой.

— Что? — не понял я.

— Ну эти, сносотапки.

— Не сносотапки, а носокапки. Носокапки! Понял?

Для Пашки путать незнакомые слова вроде этимологии и энтомологии было нормальным делом, так что я не удивился.

— Нет… а что это?

— Ну… — я задумался, подбирая слова. — Мы закапаем ему в нос носокапки, и если он не принесет нам деньги, то помрет.

— Ух ты! — Пашка захлопал в ладоши от восторга. — А где мы их возьмем?

— Сделаем.

По правде сказать, идея носокапок пришла мне из залитой в ухо отца Гамлета белены из незадолго до этого прочитанного Шекспировского «Гамлета». Оставалось только ее слегка переиначить под наши условия и все, дело в шляпе! За основу носокапок была взята смесь камфары, которой мать умащивала вымя коров, и нашатырного спирта, где-то украденного отцом. Смесь залили в пузырек из-под какого-то ядохимиката, со зловещим черным черепом и перекрещенными костями на остатках этикетки. Пашка своим ровным почерком[2] написал на новой этикетке «Носокапки».

Три дня мы выслеживали белобрысого прохиндея. Наконец удача нам улыбнулась: мы поймали Стасика возле нового магазина. Пашка, прыгнув вперед как бешеный ягуар, сшиб тщедушного токаренка на землю.

— Отдай деньги!!! — брат тряс совершенно обалдевшего Стасика, как волк плюшевого зайца. — Отдай!!!

Голова белобрысого болталась, будто тряпка на сильном ветру.

— Потише, — я положил руку брату на плечо. — Оторвешь ему башку раньше времени.

— Оторву! Я его за наши деньги! Ух!!!

— Какие деньги? — хрипло пропищал Стасик. — Я у вас ничего не брал.

— Ах ты! — Пашка широко замахнулся правой рукой и ударил. Стасик отдернул голову и кулак брата воткнулся в землю. — Аййй! — взревел Пашка, тряся ушибленной рукой.

— Не брал я ваши деньги, — воспользовался паузой белобрысый. — Вообще к вашему двору месяц не подходил.

«Он же не знает», — дошло до меня, — «что автомат — наша затея».

— Ты автомат спер? — спросил я.

— Какой? — попытался придуриться Стас, но бегающие снулые глазки выдали его с потрохами.

— Который в правлении газировку продавал. Ну?

— Ну… ну взял… А что? На нем не написано, что он ваш… Я подумал, не надо никому, вот и поставили в конторе… Я и забрал… Думал…

— Хватит! — остановил я поток нелепых оправданий. — Где он сейчас?

— Дома у меня, — блеснул глазами Стасик.

— А деньги из него?

— Какие деньги? — снова начал придуриваться быстро наглеющий Стасик. — Не брал я никакие деньги. Только автомат. Думал, что он не нужен никому…

Пришлось присесть и встряхнуть наглюгу за шиворот.

— Деньги из автомата где?

— Ну…

— Не нукай! — я встряхнул его еще разок. Так сильно, что у токаренка клацнули зубы. — Не запряг! Деньги где?

— Я отдам, — изобретательный воровской мозг уже видел путь к спасению. — Схожу домой и принесу. Вы тут будете?

— Мы с тобой пойдем, — набычился Пашка.

— Нельзя, — Стас с трудом спрятал ехидную улыбочку, — Ирка и Ленка дома.

Ирка и Ленка были старшими сестрами Стасика. Ленка на два года младше меня, а Ирка — на три. В любом случае, они бы рассказали родителям о нашем приходе, а от тех могло дойти до нашей матери. Лишние вопросы от матери нам были не к чему.

— Мы тебя возле двора подождем, — решил я.

— Пошлите, чего ждем? — нетерпеливо спросил Стасик и попытался встать с земли.

— Погодь, — я достал из висящей на плече полотняной сумки пузырек и отдал Пашке. Сам присел, крепко удерживая пленника. — Мы тебе, чтобы ты нас не обманул, носокапки зальем.

— Вот тебе! — Пашка покрутил перед глазами жертвы пузырек, особенно стараясь показать череп и кости.

— Если через двадцать минут не залить противоядие, то все, — объяснил я, — кранты, надуешь лапы.

— Вы чего?! — ошалел Стасик. — Совсем тронулись?! Я же помру! — заорал он.

Пришлось зажать ему рот ладонью.

— Помрешь, если попытаешься обмануть. Да не ори ты, падла! Паш, заливай!

Пашка, щедро разливая по лицу Стасика смесь, умудрился попасть извивающемуся как угорь воренку в ноздри.

— Давай в ухо еще, — тяжело дыша, предложил брат. — Для надежности.

— Хватит, — я отпустил токаренка и встал. — Все, время пошло.

— Фашисты проклятые! — Стасик вскочил и, размазывая по лицу липкую вонючую смесь, кинулся в сторону своего дома.

Мы, отдышавшись, пошли следом. Пока дошли до двора токаря, Стасик уже ждал, нетерпеливо приплясывая рядом с нашим автоматом.

— Капайте мне в нос, уроды! Я умру сейчас!

— Деньги все? — спросил Пашка.

— Не знаю! Я его не открывал! Капайте уже!

Я осмотрел автомат. С виду вроде целый.

— Хорошо, — я достал резиновую спринцовку с дистиллированной водой, применявшейся для приготовления электролита в аккумуляторы, и начал промывать Стасику нос. — На будущее знай, что если с нами свяжешься, то…

— То мы ночью залезем к вам, — кровожадно вклинился Пашка, — и нальем тебе носокапок в ухо! Подохнешь!

— Хватит! Я больше не буду с вами связываться.

— Все, противоядие действует, — я спрятал спринцовку обратно в сумку. — Но помни…

Мы поволокли автомат к лесопосадке, а Стасик остался, бессильно грозя нам вслед кулаком и шепча проклятия. Во вскрытом автомате мы нашли тринадцать рублей и пятнадцать копеек… Отец еще неделю ночами метался по деревне в надежде поймать мифических менял. А всполошившаяся этим, по своей сути невинным, событием деревня стала ждать войны и люди скупили в магазине всю соль и спички.

Раки в укропе

— Дармоеды! — заверещала пришедшая с работы мать. — Ужас что творится! Валяетесь тут, как сурки ленивые! Все в батю!

— А что мы сделали? — спросил я.

— В том то и дело, что ничего не сделали! — она рухнула на табурет за столом в прихожей. — На озере все просто кишит раками, люди ведрами носят, а вы дома валяетесь!

— Ты же запрещаешь ходить на озеро, — надулся Пашка.

— Просто ходить запрещаю, а если рыбу ловить или там раков, то милости просим! Сегодня же ночью идите за раками, лежни!

— А заборы? — не понял я.

Мы по ночам воровали деревенские заборы, чтобы готовить свиньям.

— Заборы и завтра можно снять, они никуда не убегут, а раков выловят без вас, и ищи ветра в поле!

— Раки? — оживился за ужином отец. — Раки первое дело! Сваришь их с укропом, как грачат молодых и все, за уши не оттянешь.

— Вить, я хочу за раками их послать.

— Здравая мысль, — отец одним глотком всосал стакан крепкого чая. — Идите и наловите раков, дети мои. Они ночью по дну ползают, надо только посветить и поймать. Мы всегда с факелами ходили на раков.

— Вить, что ты говоришь? Они пожар устроят с факелами.

— Это да, — отец почесал голову. — Возьмите мой фонарик, разрешаю.

— Они не кусаются? — боязливо спросил Пашка.

— Нет, если только клешней ухватит, но это не больно, щекотно даже.

Ночью, вооружившись отцовским фонариком и его же советами, мы набрали полное ведро раков.

— Какие они противные, — брат задумчиво рассматривал добычу.

— Говорят, что они вкусные.

— Если с укропом отварить, — вспомнил отцовские наставления брат. — А если с луком, то невкусные?

— Не знаю, я их не ел — я подхватил ведро. — Пошли домой, а то самих комары сожрут.

— Давай поставим в спальне, — предложил дома Пашка.

— Зачем?

— Мамка с батей утром проснутся и обрадуются, что мы много наловили.

— Давай, но в ведре нельзя, в него корову доят. Давай в тазу.

Мы переложили раков в большой жестяной таз и поставили на полу возле родительской кровати.

Утром, зевающий и продирающий глаза отец, вставая с кровати, стал в таз. Вот крику-то было!

— Убью, уроды!!!

— Батю рак укусил! — закричал Пашка.

— Они же не кусаются?

— Значит…

— Уроды!!! — отец топотал из спальни.

Мы, вскочив с кроватей, в страхе бежали из дома, а вслед нам летели раки и отцовские проклятия.

Сапоги мертвеца

— Владик, ты что, завшиветь хочешь? — спросила мать. — Сходи, почисти навоз.

— А какая связь? — Пашка вытащил свой верный ежедневник и помусолил карандаш.

— А связи никакой, — развела руками мать, — просто навоз надо чистить кому-то. Иди и чисти, — пнула меня ногой. — Язвенник проклятый!

— У Влада язва? — оживился Пашка.

— Пока нет, но со временем…

— Доброе утро, горбатый герой, — отец с песней вошел в прихожую, — здравствуй, горбатый герой. Возвращение дяди Васи, — он растопырил руки, как горилла.

— Сыскался! — мать всплеснула руками. — Явилось горе наше, не запылилось!

— Хорошо живем, — отец уселся на табурет, — борщ есть и котлеты на второе.

— Вить, ты чего? — мать с подозрением принюхалась.

— Раньше сапоги с мертвых снимали, — разглагольствуя, отец достал из сумки сапоги и водрузил их на стол.

— Это как? — Пашка был от рождения любопытен.

— А вот так: шлепнули тебя, — отец сложил два пальца и ткнул ими в лоб Пашке, — и все, сапоги твои забрали.

— У меня нет сапог.

— Может поэтому, — посмотрел на нас задумчиво, — вы пока и живы, что у вас сапог нет. У немцев сапоги были удобные: кожа, широкие и с подковками — чечетку танцевать можно, а тут — какие пришлись. Но ничего, если начистить как зеркало, то можно будет выходить в люди, как Максим Горький.

— Бери сапоги батины и иди чисти хлев, — прервала демагогию мать.

— Это большая честь, — важно заявил Пашка.

— А ты, — мать ловко отвесила Пашке оплеуху, — иди за ним и записывай. Будешь как фронтовой корреспондент. Хроника пикирующего бомбардировщика, все дела. А ты, Витя, про сапоги мне расскажешь…

— А сапоги? — спросил я.

— Сапожник завсегда без сапог, а директору без сапог нельзя, — отец подтянул сапоги к себе. — Горбатые не терпят суеты.

— Иди без сапог, — мать дернула меня за плечо, — трудности закаляют характер.

— Пап, а ты у кого их спер? — спросил Пашка.

— Почему сразу спер? Мог же и купить…

— За какие шиши ты их купил? — подозрительно прищурилась мать.

— Ну, не купил… Все равно…

— Откуда сапоги, Вить? Ты не юли, скажи нам.

— В общем, заезжал я к Нинке. Смотрю, в коридоре сапоги стоят. Ну я их и того.

— Ворюга ты, Витя!

— Не своруешь, где возьмешь? — отец пожал широкими плечами.

— Нинка твоя клуша еще та, сидит в своей общажной пердильне безвылазно, но может же и догадаться, что ты сапоги увел.

Старшая сестра отца тетя Нина Свечкина с дочкой Лариской жили в Клиновске, в общежитии карандашной фабрики, с общей чадной кухней, где было не пройти от изрезанных столов и колченогих стульев, и одним туалетом и умывальником на весь этаж. У них было две с половиной комнаты. То есть их комната и комната покойного мужа — Васи, с которым тетя Нина разошлась незадолго до его смерти. Комнаты были расположены напротив друг друга, в конце коридора, поэтому они выгородили пространство между комнат и поставили дверь. Там стол обеденный и холодильник, типа импровизированной столовой. Почему-то это помещение они называли куркурятником. А перед этой дверью, с внешней стороны коридора, стоял большой и тяжелый деревянный ящик с двумя навесными замками для хранения картошки.

— Не догадается она, — без особой уверенности ответил отец. — Вот про сковородку может и дотумкать…

— Какую еще сковородку? — испуганно спросила мать.

— На кухне чья-то сковородка стояла… — отец вытащил из сумки сковороду и поставил на стол, — почти новая. Не пропадать же добру?

— Ты совсем тронулся?! Хватаешь, как сорока, все, что плохо лежит!

— А что они? Трудовому человеку! Борща! Нет, не допустим! — он грохнул кулаком по столу.

— Опять нажрался, — понимающе вздохнула мать.

— Почему сразу нажрался? Пива выпил с Филипповичем в буфете заводском.

— Пива? Там пивом не пахнет!

— Директор работает не только головой, но и печенью! Пиво без водки — деньги на ветер. Имею право! Я секретный космонавт! А они? Борща! Я не позволю! Ах, самарский макарон, виноватая я, виноватая я, ну а Мюллер — свинья, — запел отец.

— Вить, у тебя белочка! Какой ты космонавт?!

— Секретный! Мне может даже орден дадут!

— Секретный орден? — уточнил Пашка.

— Нет, орден не секретный, — мечтательно сказал отец, — перед всем Политбюро вручат.

— В дурке тебя вместе с Наполеоном положат. Галстук надел! Еще бы очки нацепил, падла!

В дверь деликатно постучали. Она приоткрылась, в прихожую заглянул наш сосед Колька Лобан, бывший тогда у отца шофером.

— Здравствуйте, Егоровна. Здравствуйте, хлопцы. Владимирыч, куда крышку девать?

— Какую еще крышку? — тихо спросила мать.

— Это… — потупился Лобан, — самое… того… этого… От гроба.

— Ка-ка-ка-ко-го г-г-г-роба? — начала заикаться мать.

— Ну, — Лобан смущенно мял кепку, — Владимирыч…

— Витя, — громко прошептала мать, — ты с покойника сапоги снял?

— Почему сразу снял? — отец обиженно отвернулся к окну. — Почему сразу с покойника?

— Так что с крышкой делать? — напомнил о себе сосед.

— Поставь на веранде, — решился отец.

— Не вздумай! — взревела мать. — Горбатые угодники!!! Совсем с ума посходили, падлы купоросные!!! Вить, у меня уже с вами обморочное состояние!

— А у меня прединфарктное! — парировал отец.

— А я что? — Колька втянул голову в плечи. — Владимирыч сказал.

— Своей головы у тебя нет? Если Владимирыч скажет с крыши прыгать, будешь прыгать?

— Ну, он же директор, надо прыгать.

— Я власть! — отец потряс кулаком. — Все прыгнете! Я им не позволю! Гробы, понимаешь, эти ставить! Вот! — показал в потолок дулю.

— Витя, ты меня саму скоро в гроб загонишь. Зачем тебе крышка?

— Младшой в ней будет спать, — подумав, объяснил отец. — Не так холодно, как на полу.

— Придурок ты, Витя! Дундук!

— Так я пойду? — напомнил о себе Лобан.

— Иди, Коля, и хорошо подумай над своим поведением, — мать чопорно поджала губы.

— А я что? — сосед попятился. — Владимирыч сказал, а я…

— Коля, уйди с глаз моих долой! Витя, а ты не думай, что легко отделаешься!

— Сама же говоришь, что ес