Оглавление

Посвящается моей Давней Знакомой…

Моей Гостье…

С уважением.

И всевозможной почтительностью

к твоему великому труду.

Предисловие

Многие читатели, познакомившись с «Диалогами…» в интернете, спрашивали меня: откуда взялась идея написать их? Поэтому я решила, что в начале этой книги совершенно необходимо рассказать, с чего они все начинались… Я привыкла говорить честно и открыто. Вот и сейчас не хочу врать и приукрашивать. Поэтому слушайте, как есть… Точнее, как было.

В 2014—2015 годах я находился на лечении в онкологической больнице. Это был долгий и трудный путь выздоровления… Но сейчас не об этом. Я вышла оттуда со слезами радости и планами на будущее. Я радовалась каждому дню и благодарила Бога, что жива. Но со временем в мою душу стал закрадываться страх… Жуткий, липкий, трясущийся. Он фактически брал меня за горло и не давал дышать. Он шептал мне на ухо: «Не получится… У тебя ничего не получится!» Я действительно начала бояться. Это был страх смерти. И тогда я поняла, что единственное, что я могу сделать, чтобы выжить, — трансформировать этот страх в слова, облечь его в печатный текст. И в моей голове родился образ Смерти, которая всеми силами помогает мне жить… Да! И такое тоже бывает… Нельзя бояться того, кого ты уважаешь. Того, кто учит тебя жизни. Я не знаю, откуда берутся в моей голове эти рассказы, эти мысли и темы. Но я знаю одно: ничего не надо бояться! Надо жить! Надо помогать другим и себе. Надо не бояться делать добро! Не откладывать жизнь на потом! Надо быть верным себе. И Жизни…

В этом мне помогает моя Давняя Знакомая, моя Гостья, та, которая впервые и назвала меня «Писакой»…

Я надеюсь, что эти рассказы будут давать силы не только мне, но и вам… Читайте с удовольствием, мои дорогие! И не бойтесь. Никогда ничего не бойтесь.

История первая

Смерть приходила… И у неё добрые были глаза…

— Так что там в следующей главе, Писака? — голос, задавший вопрос, был немного хрипловат.

От неожиданности я выронила стеклянный бокал, который держала в руке. Он раскололся на множество осколков… «Как человеческая жизнь, которая разлетается на крохотные мгновения-дни». Эта странная мысль пролетела в моей голове мгновенно, пока я разворачивалась в сторону голоса.

Повернувшись, я увидела её. Она стояла в дверном проёме словно вырезанная из чёрного бархата. Я сразу поняла, кто это. Вся внешняя атрибутика, которую приписывали ей люди, оказалась правдивой… Череп, скелет, чёрный балахон… Только косы не было… «Странно… Интересно, где коса…»

— Ты что, язык проглотила? Не о том думаешь, Писака… — Она усмехнулась, окидывая взглядом мою скромную квартиру.

Почему-то я тоже посмотрела на свои коричневые обои, книжные полки до потолка, старенький диван, накрытый зелёным пледом. На подоконнике — горшки с цветами, на стенах — фотографии в рамках. «Так не хочется со всем этим расставаться…» Не кстати подумала я. Потом немного пришла в себя и обрела утраченный дар речи, а вместе с ним и свою гостеприимность.

— Проходите. На кухню. Я сейчас чай поставлю!

Я действительно побежала включать чайник. Никогда не думала, что наша встреча будет такой… Страха не было. Совершенно… Только удивление, грусть и какая-то излишняя суетливость.

— О-о… Чай я люблю. Даже больше, чем кофе. Но и то и другое мне крайне редко предлагают… — голос моей Гостьи слегка дрогнул от обиды.

Она прошла на кухню. Села за стол. И замолчала. Эта пауза нужна была мне, чтобы сделать чай, но, главное, собраться с мыслями. Чего-чего, а их было предостаточно…

«Это мой последний день? Что будет дальше? И будет ли вообще что-то?..» — я думала про себя, но скрыть мои мысли не представлялось возможным.

— Ты сильно-то не переживай! — Гостья уже прихлёбывала чай, не скрывая своего удовольствия.

«Я всё поняла, — думала я. — Точно последний…»

— Да расслабься ты. Не время тебе ещё… Просто мне интересно узнать, что там дальше в твоей книге? Хорошо пишешь, но слишком уж медленно… Вот я и пришла тебя поторопить…

Я раскрыла глаза от удивления:

— Вы ещё и читать умеете? — ляпнула и тут же прикусила язык.

Она расхохоталась. Странный смех… Приятный. И вовсе не каркающий, как его описывают люди. Но и не мелодичный, конечно… Просто приятный.

— Вот читаю я как раз часто, а смеюсь редко… Спасибо тебе за эту возможность.

Я немного осмелела и вдруг сказала:

— А я вам не расскажу! Сами прочитаете, как допишу! — сказала и оторопела от своей смелости.

Она ничего не ответила. Только наклонилась ближе ко мне. И я вдруг в глубине её глазниц, на первый взгляд кажущихся пустыми, увидела глаза… Необычайные глаза… Невероятной красоты… В них были оттенки всех цветов одновременно. Голубые, светло-зелёные, тёмно-синие, карие и в центре чёрные, смоляные… Я замерла и забыла обо всём на свете. Только вглядывалась в них. Они были добрыми и насмешливыми. Строгими и мудрыми. Ироничными и сочувственными. Я никогда и ни у кого не видела таких глаз…

Её слова отвлекли меня.

Она заговорила, и глаза пропали, оставив только пустые глазницы:

— Пиши, пока есть время. И пиши интересно. Помни, что я читаю…

Она исчезла так же внезапно, как и появилась. А я ещё долго сидела на кухне и смотрела на остывший чай. После больницы и тяжёлого лечения у меня остался страх… Но сегодня он пропал. Бесследно исчез… Мне кажется, именно сегодня состоялось самое важное в моей жизни знакомство…

В тот вечер я смогла написать на листке только слова Бродского, которые немного перефразировала:

«Всё это абсурд, враньё…

Череп, скелет, коса.

Смерть приходила,

И у неё добрые были глаза…»

История вторая

Я смерти не боюсь…

— Меня никто не любит. Никто никогда не ждёт. Как мне всё это надоело… Ты даже себе не представляешь! Мне поговорить-то, кроме тебя, почти не с кем!

Она прошла в комнату, скинула свой чёрный рабочий балахон. И села на диван, по-детски поджав ноги.

Я, признаться, не часто видела её в таком состоянии. Точнее, в первый раз. Она была расстроена. Подавлена.

И было отчего… Её работе явно не позавидуешь. Я искоса поглядывала в её сторону так, чтобы она не заметила.

Она сидела на диване в чёрной майке с длинными рукавами и чёрных штанах. Иногда она снимала свой балахон и надевала обычную одежду, но крайне редко. Я пробовала отучить её от этого тривиального чёрного цвета. Бесполезно. Упёрлась. Говорит, что все остальные цвета ей не к лицу… Ну, я и не спорю. Обходилась же без моих советов всё время…

Мы дружим с ней уже два года. Я восхищаюсь ей. Иногда сочувствую. Часто смеюсь вместе с ней. Она совсем не мрачная и не грустная. Она разная… Как и все мы…

— Вот скажи мне, неужели я действительно, такая страшная? — она прерывает мои размышления и спрашивает жалобным голосом.

Я смотрю в её пустые глазницы, на голые кости, и, не моргнув глазом, говорю:

— Ну что ты… Конечно нет! Ты добрая…

Она с надеждой смотрит на меня и пытается улыбнуться.

— Вообще-то, это не одно и то же… Ну хоть на том спасибо! Ты правда так думаешь? — она поворчала немного, но в последнем предложении я услышала еле заметную надежду.

— Да.

Я и правда так думаю.

— Слушай, а ты написала сегодня что-нибудь?

— Написала. — Теперь уже я улыбаюсь.

— Прочитай! Прочитай скорее! — Она как маленькая захлопала в ладоши.

Я взъерошила рукой свои короткие волосы и принялась читать то, что написала за день.

Она дослушала и удовлетворённо вздохнула.

— Знаешь, я сегодня ехала в автобусе, — да, она тоже в них ездит, — и услышала фразу одной женщины: «Я смерти не боюсь. Когда мы есть — её нет. Когда она есть — нас нет». И так уж мне эта фраза понравилась! Хоть и грустная она для меня. Почти всегда так и получается, что либо я… либо люди. Вместе мы редко пересекаемся. Зато для людей эта фраза очень даже полезная. Она страх отгоняет. Хотя чего меня бояться-то? — Она вздохнула. — Я ведь, наоборот, им, дуракам, помогаю… Вожусь с ними как с детьми малыми. Объясняю им всё. Доставляю, куда следует… И никогда никакой благодарности не слышу! Ну, я преувеличиваю, конечно, что прям уж никогда. Бывает, люди всё-таки проникаются моей нелёгкой работой. Говорят «спасибо»! Желают поменьше работать… Эх… Да чего уж об этом говорить. Что-то расчувствовалась я сегодня!

Я вздохнула и сочувственно посмотрела на неё.

— Слушай, Писака, — она почему-то меня так называет, — ты вставь куда-нибудь эту фразочку, порадуй старушку!

Я обняла её за плечи и сказала, что обязательно вставлю…

Она мой самый внимательный слушатель…

«Я смерти не боюсь. Когда мы есть — её нет. Когда она есть — нас нет».

История третья

Отец и голуби.

— Всё. Я так больше не могу! — Она пришла домой поздно вечером и была явно не в духе.

Закинув свою чёрную потрёпанную сумку в самый дальний угол комнаты, она упала на диван. Лицом вниз.

Я покосилась на валяющуюся сумку. Точнее, на то, что называлось ею когда-то. Сейчас она представляла собой какие-то грязные засаленные лохмотья…

— Каждый день одно и то же… Меня тошнит уже от людей! — её бубнящий голос доносился из-под подушек на диване.

Я молчала.

— Сил моих больше нет! Завтра же сложу все свои полномочия… Пусть ищут кого хотят.

Я продолжала слушать, не перебивая.

— Уйду! Вот увидишь! — Она поднялась и теперь уже смотрела на меня, словно ища поддержки. — Вот что за люди?! Ну неужели они хоть денёчек не могут не умирать? Я бы отдохнула немного…

Я не выдержала и вскипела:

— Слушай! Опять ты за своё?! Мало ли кому его работа не нравится?! Мне, конечно, не понять твоих обязанностей проводника между двумя мирами… Но знаешь ли, я, между прочим, по восемь, а то и девять часов на ногах каждый день. И тоже с людьми работаю… А они, сама понимаешь, какие вредные бывают. И ничего… не жалуюсь тебе… — меня определённо прорвало.

Она удивлённо молчала и смотрела на меня своими пустыми глазницами. Мне стало немного неловко.

Чтобы как-то сгладить ситуацию, я спросила:

— Будешь чай?

— Да!

Она его любила. Особенно с сахаром и лимоном. И чтобы сахара ложки три… Это я приучила её к сладкому. Я налила ей чай и дала кружку.

Мы сидели друг напротив друга и попивали его…

Вдруг она ни с того ни с сего сказала:

— Тебе от отца привет!

— Как? Ты его видела?

Я резко вскочила и облилась кипятком. Не чувствуя боли, я ждала её ответа.

— Видела. Просто забыла тебе сказать. Симпатичный, кстати, мужчина… Глаза карие, большие такие. — Она улыбнулась пустым ртом. — Ты на него очень похожа…

По моему телу разлилось тепло. Да, мы с ним похожи… Очень.

— Как он там? Ему там хорошо? Только скажи честно! — Я умоляюще смотрела на неё.

— Да. Ему там хорошо. Там каждый делает то, что любил при жизни. По-настоящему любил… Он голубей разводит, породистых. Гоняет их. Летят стаей в небе. Красиво так… На рыбалку ходит. Читает много. Говорит, скажи Ирке, чтобы за меня не переживала!

Я улыбнулась. Да. Он называл меня Ирка. Не Иришка. Не Иринка. Как многие. Ирка…

— Скажи, как вы увиделись?

— Я специально пошла его навестить. Чтобы тебя порадовать. — Она допила чай и отставила кружку. — Больше не спрашивай ничего. Я и так лишнего наговорила…

Я благодарно кивнула. И ушла спать.

На следующий день, гуляя по магазинам, я наткнулась на красивую кожаную чёрную сумку и вспомнила слова: «Чтобы тебя порадовать». Не раздумывая, я купила её.

Вечером, сидя за столом, мы, как обычно, пили чай с лимоном. Я достала подарочную коробку и поставила перед ней. Открыв её, она тут же принялась разглядывать подарок. Затем посмотрела на меня своими широко распахнутыми глазницами и кивнула. Тоже благодарно…

История четвёртая

Место, где дышит земля.

— Чего это ты удумала? — Она удивлённо переводила взгляд с раскрытого чемодана на меня, и обратно.

— Мы уезжаем. — Я торопливо складывала вещи, чётко по списку, чтобы ничего не забыть.

— С кем это ты уезжаешь? — Она обиженно скривилась и натянула свой чёрный капюшон на лицо.

— С тобой.

— Как это со мной? И куда мы поедем? — Она пока была в неведении относительно моего плана.

— В самый красивый город мира. Красноярск. — Я улыбалась.

Открыто. Широко. Довольно. В предвкушении поездки.

— В Красноярск?.. — она разочарованно протянула эту фразу и, подхватив чёрный подол, села рядом со мной. — Разве это самый красивый город? Все хвалят Питер там… Париж… Барселону… Что я в этом Красноярске не видела?!

— Ничего ты там не видела! — я позволила себе вступить с ней в спор и приготовилась аргументировать.

— Нет уж. Я не поеду. — Она оставалась непреклонна.

— Поедешь! Ты когда отдыхала в последний раз? — Я жалела её.

Вроде абсурдно говорить, но она очень уставала… И становилась раз от раза всё бледнее.

Она задумалась. Потирая свой лысый череп от напряжения.

— Вспомнила! Никогда! Точно… никогда.

Мне стало жутко. И ещё больше жаль её.

— Решено. Едешь со мной. Я тебе уже и билет на поезд купила.

— Ты не ответила, почему именно Красноярск? — спросила она уже мягче.

Я вздохнула. И мечтательно произнесла:

— Потому что Красноярск — это сердце земли. Да-да. Не смейся! Там земля делает полный вздох и выдыхает горы, деревья, набережные. Всё огромных размеров. Самых насыщенных цветов. Ты вот живёшь уже бог знает сколько миллиардов лет и ни разу не видела, как дышит земля. А я живу всего-то двадцать семь и видела… Поэтому хочу показать это и тебе!

Я замолчала. Она смотрела на меня, широко распахнув глазницы. И через минуту сказала улыбаясь:

— Умеешь ты уговаривать, Писака! Едем в твоё сердце земли…

Она закинула в чемодан мою кофту и свой запасной балахон…

Поезд мерно покачивался, унося нас всё дальше от привычной жизни. Я смотрела в окно, а моя необычная спутница сидела рядом, прижавшись к стеклу своим костлявым плечом. Мы ехали в купе. Я специально выкупила его полностью, чтобы насладиться покоем, тишиной. И нашими разговорами.

— Слушай, а куда мы пойдём в первую очередь? — вдруг спросила она. — У тебя есть план?

— Конечно! — я достала карту Красноярска. — Сначала мы пойдём на набережную, потом поднимемся на смотровую площадку, а вечером погуляем по историческому центру.

Когда поезд прибыл на вокзал, я едва сдерживала волнение. Красноярск встретил нас ярким солнцем и свежим воздухом.

— Вот это да… — прошептала Моя Давняя Знакомая, оглядываясь по сторонам. — Никогда не видела столько зелени в городе.

Мы отправились на набережную. Она шла медленно, словно боясь нарушить хрупкое равновесие этого места.

— Смотри! — я указала на Енисей. — Величественная река, разделяющая город на две части.

Она наклонилась к парапету, будто пытаясь услышать шёпот воды.

— А почему здесь так… живо? — спросила она, оглядываясь на деревья, чьи кроны колыхались на ветру.

— Потому что это сердце, — повторила я. — Здесь всё наполнено жизнью. Помнишь, я говорила. У каждого места своя энергия. Свой ритм.

На смотровой площадке она замерла, открыв рот.

— Горы… Они такие… огромные, — прошептала она, глядя на отроги Восточного Саяна. — Знаешь, я как-то раньше особо не замечала. Не сильно-то смотрела по сторонам. Наверное, настолько уже устала от своей работы проводника… Как это у вас, людей, называется… Выгорела.

Мы гуляли по городу до самого вечера. Моя Гостья то и дело останавливалась, чтобы рассмотреть что-то новое: то причудливо изогнутый ствол дерева, то играющих детей, то просто солнечный луч, пробивающийся сквозь листву.

В один из моментов она вдруг сказала:

— Постой… Чувствуешь? Земля-то, действительно, дышит!

Вечером мы сидели в маленьком кафе на набережной. Она впервые за долгое время выглядела умиротворённой.

— Знаешь, — сказала она тихо, — спасибо тебе. Я давно не испытывал что-то похожее на радость.

— Понимаю… — улыбнулась я. — Я до своей болезни тоже почти не помнила, что такое быть радостной. Много работала. Употребляла алкоголь, чтобы расслабиться. Мало радовалась. Если по-честному. А потом вдруг разом поняла, что могу всё это потерять в один миг… Свою улыбку, солнце, возможность смотреть на горы, сажать деревья…

Перед отъездом мы поднялись на последний этаж гостиницы. Моя Давняя Знакомая смотрела на город, раскинувшийся внизу, и молчала.

— Я никогда не забуду этот день, — наконец произнесла она. — Ты показала мне то, чего я не видела за долгие века. Даже не то, что не видела, а перестала замечать. Может, ты и права. Красноярск, действительно, особенное место.

А я подумала, что особенным его сделала не география, а возможность показать даже ей, что значит быть живой. И, конечно, самой себе.