Когда Честертон заметил, что «ложью можно послужить религии, но не Богу», он точно указал различие между ними. Право же, нет ничего скверней агрессивной религии, лицемерной религии, попустительствующей религии, то освящающей тиранию, то ксенофобию, то пролитие крови. Когда Вольтер призывал «раздавить гадину», он вовсе не посягал на Бога, он думал о тех, кто именем Бога творил и оправдывал зло на земле.
Когда говорят о беспределе, о черносотенстве, о дедовщине, криминализирующей армию, принято со снисходительным видом ссылаться на гениальную формулу, сумевшую оправдать бездействие: «Искоренять нужно причины того или иного явления». Это хороший тон наших умников — напоминать о тщете усилий. «Пробьешь лбом стену и попадешь в соседнюю камеру — вот и все». «Ищешь выход — укажут на дверь». Всегда, везде, по каждому поводу: «Искорените сначала причину». Ах, господа! А может быть, все же когда-нибудь возьмемся за следствия? Поскольку причины неискоренимы.
Писатель, сталкиваясь с несправедливостью критика, не может взять в толк, что для современника он не столько книга, сколько знакомый. Книгой становится он для потомка, не испытывающего к нему личных чувств.
Писатель и его сочинение тоже часть общего пейзажа, а сюжет в конечном счете пейзаж, меняющийся по ходу поезда. Однообразие за окном закономерно наводит уныние.
