С. А. Тюшкевич

Проблемы методологии военной истории

Сборник опубликованных материалов

105-летию со дня рождения автора,
старейшего военного историка
и философа России, посвящается

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 930.2:355.4

ББК 63:68

Т98

Изображение на обложке Николя-Себастьян Адам «Прометей». 1762 г. (Лувр) / Wikipedia.org

Автор:

Тюшкевич С. А., доктор философских наук, профессор, академик РАЕН, заслуженный деятель науки РСФСР, лауреат Государственной премии СССР, генерал-майор в отставке.

Редактор-составитель:

Спирин А. Н., кандидат исторических наук.

В сборнике представлены труды доктора философских наук, профессора С. А. Тюшкевича, рассматривающие проблемы методологии военной истории. Дается характеристика предмета и содержания советской и российской военно-исторической науки. На основе анализа военно-исторического материала раскрываются методологические принципы предмета, системы и функций военно-исторического исследования, методологическое значение категорий материалистической диалектики для военной истории. Анализируются проблемы методологии истории войн, военного строительства и других составных частей военно-исторической науки.

Книга содержит теоретические выводы и рекомендации, имеющие важное значение для дальнейшего развития военно-исторической науки, и рассчитана на военных историков, офицеров российских Вооруженных Сил и всех интересующихся теоретическими проблемами военной истории.

УДК 930.2:355.4

ББК 63:68

© Тюшкевич С. А., 2022

© ООО «Проспект», 2022

ПРЕДИСЛОВИЕ

Предлагаемый вниманию читателя сборник посвящен проблемам методологии научного познания в области военной истории, т. е. тем методам или способам познания, которые являются специфичными для военно-­исторической науки и отличают ее от других способов, форм и приемов познания и постижения действительности. В сборнике представлены произведения доктора философских наук профессора С. А. Тюшкевича, старейшего военного историка и философа России. На военно-­историческом материале автор раскрывает мировоззренческие и методологические принципы исторического познания, место и роль факта в теории исторического познания, специфику проявления причинности в социальной действительности, диалектику субъекта и объекта в историческом процессе и научном исследовании.

Методология науки — понятие широкое. Она включает целую систему мировоззренческих, общенаучных и специфических принципов, на которых основывается деятельность ученого в любой области знаний. Военно-­историческая наука призвана исследовать закономерности, причины и характерные особенности возникновения, хода и исхода сложных и разнообразных событий военной истории. Она изучает богатейший опыт прошлых вой­н, военного строительства, развития военной техники и военного искусства и вооружает ими современную военную теорию и практику.

История как определенная система знаний помогает понимать настоящее и предвидеть будущее, участвует в формировании мировоззрения человека. Научные знания о прошлом обеспечивают понимание преемственности в историческом развитии. Знание истории — необходимое условие для понимания современного общественного развития. Она дает богатейший материал для теоретических выводов. История является также средством совершенствования мышления, важным фактором воспитания гражданина-­патриота.

Потребность в исторических знаниях постоянно растет. Это связано с огромными социально-­политическими сдвигами, происходящими на планете, с ростом объема решаемых обществом задач, с усилением темпов социального прогресса. Потребность в историческом познании неуклонно растет и потому, что человечество решает теперь, а дальше еще больше будет занято решением глобальных проблем, например, таких, как охрана окружающей среды, предотвращение ядерной вой­ны. Решение этих и других подобного рода проблем связано с широким историческим подходом, с глубоким пониманием коренных тенденций и закономерностей общественного развития.

Стремление понять сущность происходящих процессов, явлений, желание и умение исследовать важные стороны действительности привели автора сборника к серьезному занятию философией. В 1952 г. он экстерном окончил Военно-­политическую академию имени В. И. Ленина. Кандидатская диссертация «О соотношении необходимости и случайности в вой­не» (1959) и докторская «Проблема детерминизма в советской военной науке» (1969), многочисленные статьи, выступления и лекции стали проявлением его познавательной и социальной активности. Длительное время автор преподавал в академии философию, а затем по приглашению основателя созданного в 1966 г. Института военной истории Министерства обороны генерала П. А. Жилина, был во многом новатором, первопроходцем в области методологии военной истории. Исследование вопросов диалектико-­материалистической методологии стало одной из важнейших задач института. Для решения этой задачи было сформировано научно-­исследовательское управление общих проблем и методологии военной истории. В разработанной совместно с П. А. Жилиным труде «Философские проблемы исторического познания», в коллективной монографии «Марксистско-­ленинская методология военной истории» С. А. Тюшкевич сформулировал положения о взаимосвязях философии и военной теории, разработал систему ключевых понятий и категорий военной теории. В книге «Методология военной истории» им предложена система критериев по определению современных военных угроз и опасностей, выдвинут ряд положений о методологии военной истории и теории.

В своих трудах автор сборника отмечал, что научные знания о военной истории Отечества, о военной истории других народов и государств, были и остаются действенным фактором духовной жизни общества, оказывают мощное воздействие на разум и чувства людей, а уроки истории, особенно Великой Отечественной вой­ны Советского Союза 1941–1945 гг., помогают правильнее смотреть на современные события, формировать активную жизненную позицию. Память о драматическом и героическом прошлом является структурообразующим элементом духовного настроя народа, решающего экономические, социальные и военно-­политические задачи.

Особое значение имеют научные знания о военной истории для военных кадров. Вооружая последних знаниями по военным вопросам, подготовке и ведению военных действий, военно-­историческая наука закладывает фундамент широкого военного кругозора, является эффективным средством совершенствования творческого мышления. По образному замечанию А. А. Свечина, военная история является той почвой, на которой «рождаются опорные точки нашего военного мышления». Она является эффективным средством расширения воен­ного кругозора офицеров, всех воинов, способствует выполнению ими воинского долга в мирных условиях.

Одна из причин этого состоит в том, что военная история как наука имеет дело с точно установленными фактами, которые она объясняет. При этом идет накопление и открытие новых фактов, которые извлекаются из исторических источников, то есть остатков прошлой жизни, свидетельств о прошлом. Но факты, как и их совокупность, система, требует своего понимания и объяснения, для чего вырабатываются теоретические концепции, применяются определенные методы познания. С их помощью выясняются причины происшедших военно-­исторических событий, процессов, выявляются законы и закономерности, ими управляющие, извлекаются уроки.

Военно-­историческая наука способна дать целостное видение военно-­исторического процесса в единстве всех его характеристик посредством уже имеющихся понятий, логических средств и методов. В этом она сходна с другими науками. Похожа и тем, что накапли­вает, открывает новые факты и явления, совершенствует свою теорию с учетом других отраслей научного знания, методов поиска, обработки и анализа источников — материальных и духовных. В итоге многое понимается и оценивается иначе, чем прежде.

При этом следует учитывать, что поиски истины в военной истории, историческое познание в целом — сложный, трудоемкий и одновременно интересный процесс. Будучи отличным от аналогичного процесса в физико-­математических и других негуманитарных науках, военно-­историческое познание требует максимально полного учета его особенностей, и конечно, специфического профессионального мастерства. При оценке и анализе отдельных военно-­исторических фактов, явлений, процессов необходимо всегда помнить о существовании объективной истины. Задача научного знания — установить, найти ее. Прошлое, каким бы оно ни было, нужно не обвинять, а понимать и объяснять. Хотя, конечно, при изучении военной истории, как и истории вообще, проявляются пристрастия, положительные и отрицательные эмоции.

Кроме того, в любых условиях, а в кризисных особенно, опытом истории стремятся воспользоваться противоборствующие политические силы: свои действия они обосновывают ссылками на историю. Вследствие этого при истолковании многих военно-­исторических событий наблюдается борьба различных идей и мнений, а нередко и весьма вольные интерпретации.

К сожалению, оценка отдельных военно-­исторических событий. особенно недавнего прошлого, например, истории Великой Отечественной вой­ны 1941–1945 гг., их участниками, как солдатами, так и командирами, военачальниками порой значительно различается. Особенно, когда речь идет о поражениях и победах. Здесь, очевидно, сказывается известное правило, что у победы родителей много, а поражение — сирота. Очевидно также, что оценка прошлого связана с интересами и чувствами отдельных людей.

Названные выше и некоторые другие обстоятельства свидетельствуют, что познание (исследование, изучение) военно-­исторических фактов, явлений, процессов сопровождается преодолением многих трудностей, разрешением противоречий, требует знаний, трудолюбия и настойчивости. Французский мыслитель Жан-­Жак Руссо говорил, что тысячи путей ведут к заблуждению, а к истине — только один. Чтобы найти его и пройти по нему, необходимы пытливый ум, высокое творческое воображение, полная самоотдача, безупречные нравственные качества. Но не в меньшей мере необходимы и надежные современные методы научного познания (исследования), современная методология. Метод, если он правильный, дисциплинирует поиск истины, позволяет экономить силы и время, идти к цели кратчайшим путем.

Истинный метод — это своеобразный компас, по которому изучаю­щий военную историю прокладывает свой путь, позволяет избегать ошибок. Известный английский философ Фрэнсис Бэкон сравнивал метод со светильником, освещающим путнику дорогу в темноте, и полагал, что нельзя рассчитывать на успех в изучении ­какого-либо вопроса, идя ложным путем. Другой французский философ Рене Декарт методом называл «точные и простые правила», соблюдение которых способствует приращению знаний, позволяет отличить ложное от истинного.

Методология — это общая теория метода, теория в действии, учение о системе методов; или, иначе говоря, система определенных способов и приемов, применяемых в определенной сфере деятельности.

Знание и умелое применение современных методов исследования военной истории, безусловно, важны и необходимы в процессе ее изучения. Но нельзя при этом преувеличивать их роль и значение, считая их более важными, чем сам предмет изучения. Недопустимо также недооценивать и методологию — она необходимое и обязательное условие эффективного изучения (исследования) военной истории, решения определенных познавательных и практических проблем.

Сборник посвящен методологическим проблемам военной истории. Показываются пути и методы их решения в различных ее отраслях — истории вой­н, военного строительства, военной науки и т. д. Особое внимание обращается на анализ методологических проблем истории Второй мировой и Великой Отечественной вой­н. Значительное внимание уделено рекомендациям по использованию военно-­исторических знаний в информационном противоборстве и военно-­патриотическом воспитании. Именно в этом, на наш взгляд, и заключается научно-­практическая ценность сборника, его значимость в развитии отечественной военной мысли.

Часть I. СОВЕТСКАЯ ВОЕННО-­ИСТОРИЧЕСКАЯ НАУКА И ЕЕ МЕТОДОЛОГИЯ

Глава 1. Диалектика военной истории: от мифов к науке

История военно-­исторической науки, правильно понятая с помощью современной методологии, ее средств, позволяет осознать, что она (наука) является одной из форм социального познания, т. е. познания общества, социальных явлений и закономерностей; помогает уяснить, что военно-­исторические явления, события, процессы, как объекты познания, чрезвычайно сложны, ибо являются одной из сторон высшей формы движения материи. Сущность этих явлений и процессов, закономерности связи между ними, обнаруживаются гораздо труднее, чем при изучении природных вещей.

Здесь, в отличие от естественно-­научного познания, где объект и субъект изучения, исследования достаточно четко разграничены, военно-­историческая деятельность выступает как объект и как субъект познания. Люди делают военную историю, и они же ее познают. При этом неизбежен отпечаток человеческих интересов, целей, воли т. е. определенных элементов субъективизма.

Военно-­историческое познание отличается от естественнонаучного и по эффективности. Если в познании природных, физических и тому подобных явлений она полностью зависит от субъекта познания, его воли, способностей, целеустремленности, то эффективность военно-­исторического познания определяется не только субъектом, но и степенью зрелости объекта, то есть явления, события, процесса реальной военной истории.

Военно-­историческое познание в отличие от естественно-научного, а также от познания объекта в некоторых общественных, гуманитарных науках (например, психологии, педагогики, социологии) не может осуществлять социальные эксперименты, например, ­как-то повторить минувшую вой­ну, а, как уже отмечалось, имеет дело с источниками различного характера и разной давности, связывающего субъект с познаваемым объектом.

Изложенный в настоящей главе материал позволяет лучше, полнее и правильнее понять особенности военно-­исторического познания, трудный и диалектически противоречивый путь становления и развития военно-­исторической науки. Рассмотренные выше методологические положения и принципы, дают возможность изучающему (исследователю) лучше понять причины и характер успехов и достижений военно-­исторической науки, с одной стороны, ее недостатки и упущения — с другой.

Представленные в настоящей главе материалы в свою очередь позволяют военным историкам лучше понять не только саму военно-­историческую науку, но и ее методологию в их историческом измерении.

1.1. Возникновение и развитие военно-­исторических знаний

Военно-­историческая мысль своими корнями уходит в глубокую древность. Она зародилась в форме простейшего повествования о вой­нах, сражениях, деятельности полководцев и военачальников в рамках общей древней историографии.

С возникновением письменности появилась возможность накопления исторических знаний в форме исторических надписей, ежегодных записей событий, а затем их специальных описаний. Например, в Древнем Египте функции «богини истории» сводились по существу к традиционной регистрации военных походов фараонов, числа захваченных пленников, важнейших событий царствования. В известной древнеперсидской Бехистунской надписи содержатся сведения о походах Дария в Среднюю Азию.

В странах Древнего Востока исторические знания были подвержены значительному влиянию древневосточных религиозных систем. Военные события и факты, равно как и всякая деятельность людей и явления природы, объяснялись «волей богов».

В Древней Греции первые исторические повествования в прозе относятся ко второй половине VI в. до н. э. и связаны с деятельностью так называемых логографов — авторов письменных сочинений, которые свою деятельность назвали словом «logopia», что означает «расспрашивание», «исследование». Сочинения логографов содержат уже и сведения о военных событиях. Так, Харон в «Лампасакской хронике» излагает события греко-­персидской вой­ны, Гелланик Митиленский в «Аттиде», т. е. истории Аттики, сообщает о Пелопонесской вой­не.

Более широкое освещение военных событий, главным образом относящихся к греко-­персидским вой­нам, дано в «Истории» Геродота (родился ок. 484 — умер ок. 425 до н. э.). Его отличают от логографов историчность, грандиозность и единство темы. Так, борьбу греков с персами Геродот излагает как тесно связанную историю эллинов и варваров, Европы и Востока. В своей «Истории» он писал: «Геродот из Каликарнаса собрал и записал эти сведения, чтобы прошедшие события с течением времени не пришли в забвение и великие и удивления достойные деяния как эллинов, так и варваров не остались в безвестности, в особенности же то, почему они вели вой­ны друг с другом»1. Это, очевидно, и дало основание Цицерону назвать Геродота «отцом истории».

Заслугой Геродота является стремление провести различие между историческими фактами и вымыслом и дать им определенное объяснение. Однако, много места в его объяснениях военных событий и других явлений общественной жизни и природы занимают ссылки на божественную волю. Он допускает непосредственное вмешательство божества в дела и судьбы отдельных людей и целых народов, говорит о завистливости и гневе богов как причине вой­н и несчастий людей.

Греко-персидские вой­ны Геродот считает своеобразным кульминационным пунктом в длинной цепи столкновений эллинов с варварами. При этом вой­ны со стороны греков он оправдывает и показывает, что именно афиняне явились спасителями Эллады и поскольку афиняне выбрали свободу Эллады, то они вселили мужество к сопротивлению всем остальным эллинам…2

Вслед за этим родоначальником военно-­исторической мысли, существенный шаг в исследовании военной истории Древней Греции был сделан Фукидидом (ок. 460–396 до н. э.) — крупным военным деятелем и историком античного мира. Он положил начало формированию системы научных военно-­исторических знаний, главную задачу которой полагал в «отыскании истины»3 и сознательно и последовательно решал ее. Подобно тому как Демокрит впервые отказался от теологических объяснений явлений природы, положив в основу своих исследований принцип причинности, Фукидид отверг объяснения событии общественной жизни указанием на вмешательство в них различных сверхъестественных сил, на провидение и рок и первым из историков избрал принцип поиска естественных причин исторических событий.

Он впервые придал огромное значение методам критической проверки тех сведений, которые использовались им для реконструкции событий военной истории. Стремясь дать объективное и достоверное изложение событий Пелопоннесской вой­ны, Фукидид использовал документальные материалы — тексты договоров, надписи, вещественные памятники, а также свидетельства очевидцев и личные наблюдения.

Успехи Фукидида, как военного историка, объясняются его глубоким знанием военного дела, хорошим образованием и знакомством с современными философскими и естественнонаучными теориями, а также близостью к выдающемуся политическому деятелю Афин Периклу и его окружению, которое составляли философы Сократ и Зенон, трагик Софокл, архитектор Гипподам Милетский, которые были убеждены в совместимости коллективной морали демократического Афинского государства с интересами отдельного гражданина.

Мировоззрение Фукидида находилось в тесной связи с его верой в силу человеческого ума при неизменности свой­ств человеческой природы. И хотя Фукидид был современником Геродота, его творчество несравненно выше «отца истории», так как пронизано философскими воззрениями эпохи античного просвещения, а не религиозной идеологией.

Следующим ярким представителем этой эпохи стал Ксенофонт (ок. 445 или ок. 430–355 до н. э.) — древнегреческий историк, философ и военный деятель. Высказав передовые для своего времени взгляды на военное искусство, Ксенофонт как историк оказался ниже двух своих предшественников Геродота и Фукидида. Он не стремился к «отысканию истины», проникновению вглубь явлений, пониманию их внутренних связей и причин. Более того, Ксенофонт довольно свободно обращался с фактами, выпячивая угодные и замалчивая иные, хотя в действительности они могли иметь решающее значение; признавал непосредственное вмешательство божества в ход военных событий.

Трудами Ксенофонта заканчивается классический период развития греческой историографии, в том числе военной. Многие гражданские и военные историки более позднего времени, включая римский период, широко использовали сочинения Геродота, Фукидида и Ксенофонта как образцы для подражания и как исторические источники.

Важную роль в дальнейшем накоплении военно-­исторических знаний сыграл древнегреческий историк Полибий (ок. 200 — ок. 120 до н. э.). Его «Всеобщая история» в 40 книгах (из них полностью сохранились лишь первые пять) представляет собой практически первую попытку изложения во взаимной связи истории Греции, Македонии, Малой Азии, Сирии, Египта, Карфагена и Рима. Факты политической жизни и военной истории этих государств излагались им по принципу синхронности. Свою «Историю» он называет прагматической, т. е. деловой, имеющей задачу «дать людям любознательным непреходящие уроки и наставления правдивою записью деяний и речей… принести пользу любознательным читателям правдою повествования»4. Отсюда и конкретная цель его труда: выяснить, «каким образом, когда и почему все известные части земли попали под власть римлян»5 в течение столь короткого времени (в течение 53 лет). Считая историю наставницей жизни, он полагал, что описывать военные события вправе лишь тот, кто имеет личный военный опыт и обладает знанием военных и государственных дел, географий и т. д.

В качестве исходного момента изложения событий он берет 140-ю Олимпиаду (220 до н. э.), а за начало своей «Истории» Полибий принимает «вой­ну союзническую (Греция. — Авт.), аннибалову и сверх того вой­ну за Койлесирию»6. И это не случайно, ибо эти события имели свои собственные цели и не были связаны друг с другом. В последующем же все важные военно- политические события как бы сливаются в нечто целое — италийские и ливийские события переплетаются с азиатскими и эллинскими и ведут к общему концу — подчинению римскому владычеству всего Средиземноморья. В этом Полибий видит естественный, закономерный процесс исторического развития и отмечает, что «особенность нашей истории и достойная удивления черта нашего времени состоит в следующем: почти все события мира судьба направила насильственно в одну сторону и подчинила их одной и той же цели»7.

Историк стремится не к простому описанию, а к объяснению, раскрытию причин и взаимосвязи в ходе завоевания римлянами мирового господства. Говоря о причинности событий и высказывая предположения о закономерном ходе истории, Полибий наряду со стихийно материалистическими высказывает и сугубо идеалистические взгляды на причины и ход исторических событий. Особенно это проявляется в его представлениях, кстати, довольно непоследовательных, о роли судьбы в истории общества, якобы направляющей события к определенной цели. Так. объясняя, почему он избрал 140-ю Олимпиаду в качестве начального этапа истории для своего повествования, Полибий отмечал, что тогда «сама судьба придала совершенно новый вид всей обитаемой земле» и в связи с повсеместно происшедшими в то время переменами правителей. Веру в богов Полибий признавал полезной, как средство для обуздания толпы.

Одним из выдающихся историков Древнего Рима был Гай Саллюстий (86–35 до н. э.), видный общественный деятель, сторонник Цезаря. В его исторических сочинениях видное место занимают многие военно-­исторические проблемы.

Для военной истории несомненный интерес представляют труды Юлия Цезаря (100–44 до н. э.) — римского государственного и политического деятеля, полководца и военного писателя. Особенно ценными для военной истории являют его «Записки о гальской вой­не» и «Записки о гражданской вой не», представляющие собой яркий и достаточно правдивый, особенно в отношении к гальским воинам, рассказ непосредственного участника военных событий. В них дается синтетический обзор истории определенного периода в жизни древних римлян и других народов, позволяющий судить об их военной истории.

Римский историк Аппиан (II в.) написал «Римскую историю» в 24 книгах, в которой изложил историю Рима от его основания до первых десятилетий II в. Описание дано по крупнейшим военным столкновениям, причем военные события излагаются строго по фактам.

Для военной истории значительный интерес представляют «Сравнительные жизнеописания» Плутарха (ок. 46 — ок. 127), в которых изложены биографии выдающихся исторических лиц, главным образом периода полисной Греции и Римской республики: Гракхов, Мария, Суллы, Сертория, Лукуллов, так называемого «первого триумвирата» в лице Красса, Помпея, Цезаря и его противников — Цицерона, Катона Младшего, Брута). Он идеализирует своих героев, опускает многие важные исторические факты или касается их мельком и в то же время нередко акцентирует внимание на мелких фактах и даже анекдотах, если они содержат материал, позволяющий обрисовать характер героя.

Формирование и развитие военно-­исторических знаний в древнем мире было связано с борьбой основных направлений в философии, что отражалось во взглядах историков на прошлые и современные им военные события, объяснении их причин, их места и роли в общеисторическом процессе, на достоверности изложения.

Следующий этап становления и развития военно-­исторических знаний относится к средним векам. Тогда они сосредоточились главным образом в церковных (монастырских) хрониках и составили хотя и обильный материал для военной истории того времени, но сырой и в военном отношении явно неудовлетворительный; как правило, такого рода хроники имели частный, местный характер, излагали события, относящиеся к отдельным городам, княжествам, небольшим регионам. С возникновением в XV в. книгопечатания хроники стали издаваться. На их основе началось составление обшеисторических и военно-­исторических работ.

Авторы хроник и летописей выделяли, как правило, лишь внешние связи событий и стремились только к их хронологической последовательности, а события военной истории и природные явления объяс­нялись чаще всего с позиций провиденциализма и мистики.

В Западной Европе это относится особенно к так называемым всемирным или универсальным хроникам. В их числе «Большая хроника» Исидора Севильского (между 560 и 570–636), «Хроника» Оттона Фрейзингенского (между 1111 и 1114–1158) и др., в которых довольно подробно освещены многочисленные династийные и «рыцарские» вой­ны, крестовые походы и т. п. В этих хрониках настойчиво проводилась богословная концепция истории в ее официальном церковно-­феодальном духе. Однако в XIII в. появились светские хроники, в которых были и антифеодальные тенденции.

Что же касается военно-­исторических знаний на Руси в XII–XVIII вв., то и здесь они существовали в виде летописей при монастырях и княжеских дворах. В начале ХII в. появилась «Повесть временных лет», в которой широко освещается история Руси с древнейших времен и до конца XI в. В ней важное место занимают вопросы военной истории. Походы Олега, Игоря и Святослава против хазар, печенегов и византийцев, как утверждает летопись, имели по существу одну и ту же цель — обеспечить независимость русского государства в политическом и экономическом отношениях.

В связи с усилением феодальной раздробленности на Руси, образованием ряда отдельных княжеств, междоусобной борьбой за политическое главенство и великокняжеский престол, появились местные летописи: новгородские, владимирские, суздальские, ростовские, московские, галицко-­волынские и др. В них говорится о событиях военной истории, связанных с борьбой русского народа против иноземных захватчиков — немцев шведов, поляков.

Военно-­политические вопросы нашли широкое освещение «Слове о полку Игореве», «Житии Александра Невского» и «Задонщине». В них, например, говорится о необходимости единства русского народа и объединения отдельных княжеств с укреплением власти великого князя. Идея единодержавия нашла отражение в «Сказании о князях Владимирских» и в «Степенной книге». Последняя преследовала цель доказать, что история русского государства связана с историей дома Рюриковичей. Затем появляются летописные своды, в которых предпринимаются попытки осмыслить историю всего государства и показать ее связь со всемирным процессом. Появляются исторические, в том числе и воинские повести, авторы которых пытаются выявить причинно-­следственные связи в исторических событиях, в действиях людей. Например, «История о Казанском царстве» налагает ход борьбы Русского государства с Казанским ханством, раскрывает значение возвращенных исконно русских земель. Ливонская вой­на освещена в «Повести о прихожении Стефана Батория под град Псков», а взятие Азова — в исторических повестях. Эго был важный этап в накоплении и развитии исторических знаний.

В целом западноевропейские средневековые хроники и русские летописи в известном смысле явились шагом назад по сравнению с античной общей и военной историографией. Военно-­исторические и другие события общественной жизни объяснялись главным образом с позиции провиденциализма. События в большинстве случаев рассматривались как проявление извечной борьбы бога и дьявола, неба и ада. Вой­ны и стихийные бедствия объяснялись «божьей волей», «карой за грехи» или же кознями «дьявола», приближением «конца света». И хроники, и летописи выражали интересы духовных и светских феодалов.

Вместе с тем в работах отдельных средневековых мыслителей встречаются попытки вскрыть «земные» причины конкретных вой­н.

Коренной поворот в развитии исторической мысли в целом, военно-­исторической в частности наступил с созданием гуманистической историографии эпохи Возрождения, связанной с появлением раннекапиталистических отношений. Этот период положил начало преодолению церковно-­феодальной концепции истории. Решающее значение для развития военно-­исторической мысли имел разрыв с теологическим объяснением военных событий и других общественных явлений и поиск факторов их объяснения в самой реальной действительности.

Наиболее видным представителем историографии эпохи Возрождения был Никколо Макиавелли (1469–1527), один из первых мыслителей нового времени. Его философско-­социологические выводы и концепция истории основаны на сочетании опыта древних с опытом современников. Макиавелли исходил из признания исторической закономерности, стремился к выявлению объективных причинно-­следственных связей в описываемых событиях общей и военной истории. Движущей силой истории он считал политическую борьбу. Макиавелли много внимания уделял истории и теории военного искусства, посвятил этим вопросам специальную работу «О военном искусстве». Он явился одним из тех, кто пробудил интерес к вопросам теории и истории военного искусства, к изучению истории вой­н и военного дела. Заметный вклад в развитие философско-­социологических вопросов общей и военной историографии внес современник Макиавелли Франческо Гвиччардини (1483–1540). Он искал объяснение исторических событий, в том числе вой­н, не в божестве и мистике, а в реальной действительности, в деятельности людей, прежде всего политических и военных руководителей. Вопросы военной истории Гвиччардини рассматривал в связи с политической и отчасти экономической истории. Его работы оказали большое влияние на историков, философов и социологов нового времени, на формирование военной истории как науки, относительно самостоятельной отрасли научного знания.

Философы и философски мыслящие историки эпохи Возрождения нанесли ощутимые удары богословскому провиденциализму и подвергли критике примитивные теологические концепции, из которых исходили авторы средневековых хроник. Они выдвинули и обосновали рационалистическое понимание истории. Велась борьба против примитивного описательства, характерного для средневековых хроник. Начиная с Ф. Бэкона и Г. Галилея доказывалась необходимость тесного союза опыта и рассудка, единства эмпирического и теоретического познания, описаний фактов и их объяснения. Развитие военного дела настойчиво ставило перед историками задачу обобщения военно-­исторического опыта для развития военной теории, которая находилась на низком уровне и явно отстала от военной практики, особенно в эпоху, когда резко возросла численность армий, вой­ны получили больший размах, а огнестрельное оружие стало важным фактором вооруженной борьбы.

В центре внимания военных историков эпохи Возрождения находились военные походы Александра Македонского, Ганнибала и особенно Юлия Цезаря. Военные деятели буржуазной революции в Нидерландах XVI в. придавали первостепенное значение полководческому искусству античности, всемерно поощряли военно-­исторические исследования опыта древних и использование его в разработке новых способов вооруженной борьбы, соответствовавших духу времени.

Одновременно шло изучение и обобщение социального опыта современности и ближайшего прошлого. Эго были главным образом мемуары полководцев и других военачальников. Эти труды служили основным и часто наиболее достоверным из общедоступных источников изучения вой­н той эпохи. В них ход и исход вой­н, причины побед и поражений рассматривались главным образом с субъективно-­идеалистических позиций, виделись в талантах или бесталанности полководцев, военачальников, правителей, деятельность которых находилась в центре внимания исследователей и популяризаторов.

В их числе наибольшую ценность имеют военно-­исторические и теоретические труды А. Тюренна и Р. Монтекуколи.

На пути превращения военной истории в науку важную роль сыграл трактат «О праве вой­ны и мира», написанный знаменитым голландским ученым-­юристом, философом, историком и политическим деятелем Гуго Гроцием (1583–1645). Гроций в своей книге сумел выйти за рамки военно-­юридических и международно-­правовых вопросов, разработал относительно прогрессивные философско-­социологические теории происхождения государства, права и вой­ны, положения о справедливых и несправедливых вой­нах, о соотношении вой­ны и права, вой­ны и мира.

Немало сделали для военно-­исторической науки английские философы Фрэнсис Бэкон (1561–1626) и Томас Гоббс (1588–1679). Бэкон рассматривал вой­ну как необходимое упражнение «политического тела», т. е. государства, считая, что мирное время приводит к упадку мужества и порче нравов. Оправдание вой­н и колониальной экспансии в духе вышеуказанных тезисов Бэкона стало типичным для английских военных историков XVIII, XIX и даже XX в.

Гоббс оказал большое влияние на всеобщую и военную историю прежде всего своим социальным учением, взглядами на природу и причины вой­н, которые он видел в «злой» природе людей. Английский философ Джон Локк (1632–1704) осуждал несправедливую вой­ну, под какой бы личиной она ни выступала. Справедливой он признавал лишь вой­ну в ответ на агрессию, а также восстание народа против монарха-­узурпатора, не соблюдающего принципы «естественного права» и тем самым нарушающего «договор», будто бы лежащий в основе происхождения государственной власти.

Философско-­социологические теории Локка оказали огромное влияние на французских просветителей XVIII в.: Вольтера, Ш. Монтескье, Ж.-Ж. Руссо, Н. де Кондорсе, Ж. Тюрго, Д. Дидро, К. Гельвеция, П. Гольбаха и др.

Французские просветители XVIII в. пошли дальше своих предшественников в осуждении феодально-­династических вой­н, но причины вой­н они усматривали главным образом в невежестве, заблуждениях, религиозном фанатизме людей, считая, что устранение пороков феодального обществ, и развитие просвещения позволит людям избежать ужасов взаимного истребления. На этом основании военные историки все чаще пытались дать не теологическое, а земное, «естественное» объяснение причин и характера вой­н. Попытка представителей философской и исторической мысли того времени провести различие между справедливыми и несправедливыми вой­нами и почти единодушное осуждение просветителями захватнических, разбойничьих вой­н создавало, с одной стороны, теоретические основания для исследования вой­н, а с другой заставляло апологетов милитаризма и агрессии искать различные «аргументы» для оправдания политики и вой­н своих сюзеренов. Исследуя и описывая вой­ны, историки, даже из числа военных специалистов, уже не могли не учитывать связи вой­ны с различными сторонами общественной жизни. Постепенно определялась связь вой­ны с политикой государств, их правительств, хотя эта политика и ее влияние на подготовку, возникновение и ход вой­ны трактовались весьма примитивно.

Учение о «естественном праве» оказалось неспособным дать критерий для определения характера вой­н. Историки и юристы вели бесконечные и почти бесплодные споры по вопросу о том, какой из воюющих сторон следует отдать предпочтение с точки зрения справедливости и законности: каждая из враждующих династии считала свое дело правым и старалась обосновать это ссылками на генеалогию и другими «аргументами».

Для формирования военной историографии и ее методологии большое значение имели выдвинутые французскими просветителями идеи закономерности и прогресса в истории. На них все больше опирались военные историки при рассмотрении вопросов возникновения исторически конкретных вой­н, их характера, роли и места среди других общественных явлений, а также вопросов истории армий, военного искусства и других военно-­исторических проблем.

Неслучайно в первой половине XVIII в. появились зрелые военно-­исторические труды, оказавшие заметное влияние на практику военного дела. Это прежде всего работы французских военных историков и теоретиков А. Фекьера и Ж.-Ш. де Фолара, а также прусского короля Фридриха II (1712–1786). В его трудах содержится освещение социально-­философских, исторических и военных вопросов; связь военной истории с философией выступает в них более непосредственно и заметно, чем у многих других военных историков. Фридрих II в своих трудах использовал идеи и теории французских и английских просветителей, но главным образом тех, которые стояли на позициях «просвещенного абсолютизма». Он приложил много сил для развития идеологии и практики милитаризма в Пруссии и превратил это некогда небольшое государство в одну из крупных военных держав с самой мощной в 50–80-е гг. XVIII в. армией в Западной Европе.

Значительное влияние на становление военной истории как науки оказал Генри Ллойд (ок. 1720–1783). Он впервые употребил понятие «философия вой­ны», относя к нему все то, что связано с моральным состоянием вой­ск. «Философию вой­ны» он считал высшей и труднейшей частью военного искусства, ибо она предполагает глубокое знание природы человека, источника его страстей и должна разрабатывать для полководца способы воздействия на морально-­психологическое состояние личного состава.

Развитие военно-­исторических знаний в XVIII в. постепенно подводило к оформлению их в относительно самостоятельную науку. Уже к 80-м годам этого столетия была накоплена обширная литература по истории вой­н и военному делу. Начался процесс дифференциации военно-­исторических знаний, появились отдельные исследования по истории военного искусства, истории армий и военного дела в различных странах. Однако по-прежнему преобладала литература по истории вой­н, в которой рассматривались также и другие вопросы военной истории.

Решающая роль в завершении процесса превращения военно-­исторических знаний в относительно самостоятельную науку принадлежит Великой французской революции 1789–1799 гг., которая привела к глубоким преобразованиям в военном деле и дала мощный импульс для развития всех отраслей военною знания. Более высокий уровень военного дела позволил по-новому взглянуть на военную историю. Этому способствовали также дальнейшее развитие философии, разработка диалектического метода немецкой классической философии конца XVIII — начала XIX в. Наибольшее отражение это нашло в работах немецкого военного историка и теоретика К. Клаузевица (1780–1831). Основной военно-­теоретический труд Клаузевица «О вой­не», изданный посмертно являлся итогом его работы в области военной истории. В трудах Клаузевица видное место занимала проблема взаимосвязи вой­ны и политики, которая интенсивно разрабатывалась в работах ряда военных историков и теоретиков того времени: австрийского эрцгерцога Карла (1771–1847), французского, а с 1813 г. русского генерала Г. В. Жомини (1779–1869), а также Наполеона I, Ф. де Гримоара, Ф. фон Бюлова, Г. фон Шарнхорста, Х. фон Массенбаха, И. Споршила и др.

Труды Клаузевица, Жомини, эрцгерцога Карла, Наполеона и многих других военных историков, написанные в конце XVIII — начале XIX в., по своему научному уровню стоят значительно выше военно-­исторических трудов предшествующих десятилетий, а тем более столетий.

В конце XVIII — первой половине XIX в. значительно расширилась география военно-­исторических исследований. Эти исследования все более интенсивно развивались во многих странах Европы, а также в ряде стран Америки и Азии. Выделение военной истории в самостоятельную науку началось раньше во Франции, в Пруссии, России, Англии, Австро-­Венгрии; в других государствах, как, например, в США, этот процесс начался и завершился позже. В ряде стран процесс выделения военной истории не закончился и до настоящего времени.

1.2. Особенности развития отечественной военно-­исторической науки

В XIX — начале XX в. русская военно-­историческая мысль развивалась в неразрывной связи с западноевропейской. При этом на характер, направленность, масштабы и темпы военно-­исторических исследований влияли такие крупные военно-­политические события XIX — начала XX в., как Отечественная (1812), Крымская (1853–1856), Русско-­турецкая (1877–1878), Русско-­японская (1904–1905) и другие вой­ны.

Важную роль в развитии отечественной военной истории сыграло документальное и мемуарное наследие XVIII в., хотя документы, например, реляции того времени, страдали неполнотой и крайним субъективизмом их авторов. В последующем «Военный журнал», созданный в 1810 г., и появившиеся вскоре различные военные общества, боролись за создание научных основ военной истории, пропагандировали среди офицеров передовые военные взгляды русских полководцев, способствовали патриотическому подъему и росту национального самосознания. Затем ее формирование оказалось связанным с именами В. П. Татищева, П. И. Шувалова, декабристов Н. М. Муравьева, И. Г. Бурцова, Ф. Н. Глинки и других. На нее оказали влияние и представители официального направления — Д. П. Бутурлин, А. И. Хатов.

Военные историки первой половины XIX в. создают последовательные описания вой­н, предпринимают попытки обобщения фактов, анализа и оценки процесса развития военного дела в целом. Это означает, что можно уже было говорить о сложившейся области знаний, расширявшейся с каждым годом.

Декабристы И. Г. Бурцов и Ф. Н. Глинка, руководившие журналом, превратили его в трибуну пропаганды героического прошлого русского народа. Задачу всеобщей и военной истории они видели в том, чтобы находить скрытые закономерности развития общества и военного дела. От истории ждали указаний на истоки развернувшихся грандиозных событий и объяснения смысла совершившихся крутых общественных перемен. Декабристы полагали, что история нужна не только для любопытства и умозрений, но и как путеводитель в высокой области политики. Историческим взглядам декабристов свой­ственна тесная связь истории с современностью.

Если в первой четверти XIX в. доминирующее положение занимала прогрессивная военно-­историческая мысль, выразителями которой были декабристы, то во второй четверти, после разгрома декабристов ключевые позиции в военной историографии оказались у представителей официальной школы, против которой вели борьбу представители прогрессивного направления во главе с В. Г. Белинским, А. И. Герценом, Н. Г. Чернышевским, Н. А. Добролюбовым. В. Г. Белинский по существу был первым русским мыслителем, остро поставившим перед историками и писателями вопрос о глубоком научном изучении и реалистическом освещении военной истории, решительно осудившим тех, кто пытался упрощенно излагать факты, не объяснив их с философско-­социологических позиций. Он резко выступил против фальсификации военно-­исторических событий, неправильного освещения героического прошлого русского народа. Под влиянием этих взглядов находились многие военные историки и теоретики, в частности Д. А. Милютин, Ф. И. Горемыкин, А. И. Астафьев и др.

Важным признаком становления, формирования военно-­истори­ческой науки было появление военных историков-­профессионалов — А. К. Пузыревского, А. Н. Петрова, Д. Ф. Масловского, А. З. Мышлаевского и др., создание крупных исследовании и обобщающих трудов по военной истории России, широкое использование в них документального материала.

Существенным моментом становления и развития отечественной военно-­исторической мысли явился организационный фактор. После победы русских вой­ск над турками в вой­не 1877–1878 гг. указом Александра II от 2 марта 1879 г. была образована специальная Военно-­историческая комиссия при Главном штаба русской армии, деятельность которой была достаточно поучительной, плодотворной и продолжительной (до декабря 1911 г.). Эстафету обобщения военного опыта минувшего, описания событий и анализа уроков приняли последовательно комиссии по Русско-­японской, Первой мировой, Гражданской и Великой Отечественной вой­нам.

Передовые офицеры русской армии, в том числе военные историки, проявляли интерес к деятельности и трудам революционных демократов, в частности А. И. Герцена. Глубокие, критические суждения по вопросам военной истории и теории содержатся в трудах Н. Г. Чернышевского. Его работы практически завершили оформление революционно-­демократического направления в русской военной историографии. К сожалению, в военной историографии ключевые позиции занимало официальное направление, исторические труды и учебные пособия представителей которого носили описательный характер, с явным креном в сторону освещения решающей роли в вой­не великой личности, прежде всего царей.

Во второй половине XIX в. произошли изменения в характере, содержании и направленности военно-­исторических исследований. Во-первых, усилилось демократическое направление, представленное общеисторическими и военно-­историческими воззрениями А. И. Герцена, Н. Г. Чернышевского, Н. А. Добролюбова, Н. В. Шелгунова, Д. И. Писарева, а в конце XIX — начале XX в. — взглядами марксистов. Во-вторых, возросло стремление официальных политических и военных кругов использовать военную историю в качестве средства идеологической обработки населения и армии в духе шовинизма и национализма, преданности самодержавию. В-третьих, усилилась борьба представителей и официального дворянского, и либерально-­буржуазного, и революционно-демократического направлений.

Заметный вклад в развитие военной историографии внес видный военный деятель, теоретик и историк Д. А. Милютин (1816–1912). Он признавал влияние политики на весь ход вой­ны и вооруженной борьбы, считал, что военные силы государства нельзя ограничивать качествами одной лишь армии, отмечал существенное влияние на ход и исход вой­ны политических, нравственных и материальных средств. Говоря об источниках моральных качеств вой­ск. Милютин был сторонником тех, кто учитывал влияние на них общественного и государственного строя. Выступая за ликвидацию остатков крепостничества в армии, он стремился к проведению военных реформ.

В 1880-х гг. определились два течения в официальной военно-­ис­тори­ческой науке России — «академическая школа» и «русская школа». Хотя и с различных позиций, но решали они в конечном счете общую задачу, направленную на укрепление существующего строя внутри страны и его внешнеполитических позиций. Главные вопросы, по которым велась острая борьба представителями этих школ, были: предмет, метод, характер и направленность военно-­исторических исследований, их военно-­прикладная и воспитательная функции.

Академисты во главе с Г. А. Леером занимали господствующее положение в военной теории и историографии. Они пытались выработать «положительную» военную науку, в которой истории была уготована роль обоснования «вечных» и «неизменных» принципов военного искусства. Характерной особенностью методологии академистов была недооценка национального фактора в эволюционных процессах военного дела, вытекавшая из концепции всемирного единства происходящих в них изменений. Отсюда и их преклонение перед иностранным военным опытом, стремление к его заимствованию и пренебрежительное отношение к роли русской военной истории.

Военные теоретики и историки, представляющие «русскую школу», основателем которой явился Д. Ф. Масловский, выступили против некритического подхода к иностранному военному опыту и преклонения перед западноевропейскими военными авторитетами. Они подчеркивали самобытность отечественного военного искусства и страстно призывали к изучению русской военной истории по подлинным документам. Представителем этой школы были М. И. Драгомиров, А. З. Мышлаевский, Н. Ф. Дубровин, С. И. Елагин и другие. Они много внимания уделяли дальнейшей разработке вопросов методики ручного исследования военно-­исторических документов, военной археографии. Продвинулись вперед в сравнении с основателем школы по целому раду мировоззренческих и методологических вопросов военной истории А. К. Пузыревский, А. З. Мышлаевский, Н. Ф. Михневич и другие представители этой школы.

Понимание причинной зависимости развития военною искусства от общественно-­экономических условий, их влияния на организацию и вооружение вой­ск, способы ведения военных действий для того времени были в русской военно-­исторической науки целым открытием. Можно считать, что в конце XIX в. в русскую военную историографию официального направления проникли диалектико-­материалистические идеи.

На рубеже XIX и XX столетий произошло сближение, а в период революции 1905–1907 гг. и после ее поражения — фактическое слияние дворянского и буржуазного направлений в единую официальную военную историографию. Но она оказалась в состоянии кризиса.

Составной частью процесса формирования военно-­исторической науки явилась интенсивная разработка ее теоретических и методологических основ. В области методологии проблемами, вызвавшими наиболее острые дискуссии, были предмет и задачи военной истории, методы военно-­исторического исследования. Оживленная, порой весьма острая полемика велась вокруг таких теоретических проблем, как соотношение технических средств и человеческого фактора на вой­не, роль в ней полководца. Особое место в спорах занимал вопрос о соотношении русского военного искусства с военным искусством Западной Европы. В его выяснении большую роль сыграла работа Н. П. Михневича «Основы русского военного искусства». В ней он, в частности, утверждал, что наше военное искусство почти никогда не уступало западноевропейскому, а весьма часто шло впереди, давало направление, новые идеи в области тактики и стратегии, которые от нас воспринимались в Европе. Михневич на большом историческом материале, с учетом национальных особенностей показал самостоятельность и оригинальность пути развития русского военного искусства. «…Нет никакого основания говорить, — писал он, — что русское военное искусство ­когда-либо стояло ниже западноевропейского; напротив, наша военная история показала, что мы испытывали каждый раз крупные неудачи, когда отказывались от самостоятельного творчества и слепо подражали западноевропейским образцам»8. Главным фактором, определяющим самобытность военной стратегии и тактики России, Михневич считал человека, качества русского солдата, его способность жертвовать собой за веру, царя и Отечество.

Ту же национально-­патриотическую направленность работы Масловского, Мышлаевского и других военных историков. Несмотря на своеобразное понимание самобытности, эти боты давали в целом исторически объективную оценку развития военного искусства России.

К концу XIX столетия в России сложилась целая система военно-­исторической деятельности, охватившая государственные и общественные структуры. Помимо общепризнанных центров военно-­исторических исследований — Николаевской академии Генерального штаба и Военно-­исторической комиссии при Главном штабе русской армии, появилось Общество ревнителей военных знаний, возникшее в 1898 г. и к 1913 г. насчитывавшее до 40 тыс. человек, в котором участвовали виднейшие историки того времени. Несколько позже было создано военно-­историческое общество. Кроме того, активная военно-­историческая работа велась при штабах округов и военных музеях, а также в военно-­исторических комиссиях.

1.3. Взгляды на военно-­историческую науку советского периода и постсоветского времени

Две революции 1917 г. нарушили прежнюю систему военно-­ис­торических исследований в России, но уже в ходе Гражданской вой­ны они получили новое организационное оформление и были продолжены в новых социальных условиях. С первых дней Советской власти сформировалось ядро военных историков из старых военных специалистов и ученых, перешедших на службу новой власти. Это В. И. Величко, А. П. Верховский, А. Е. Гутор, А. М. Зайончковский, А. А. Незнамов, В. Ф. Новицкий, А. А. Свечин и др. В то же время начала активную научную деятельность военная интеллигенция, подготовленная в советских военно-­учебных заведениях. В итоге, уже в 1920-е гг. было создано немало военно-­исторических работ, в которых достаточно подробно и обстоятельно освещены Первая мировая и Гражданская вой­ны. Тогда же были заложены основы новой методологии, в которой важная роль принадлежала трудам В. И. Ленина, а также работам М. В. Фрунзе и других военных деятелей.

В 1930-е гг. военные историки издали ряд трудов по истории Гражданской вой­ны и локальным вой­нам межвоенного периода. Появились работы, в которых раскрывалась история Красной армии и флота. Одновременно были опубликованы произведения ряда зарубежных военных историков.

Советское руководство к военной истории обращалось в большей мере в трудные времена, когда на карту ставилась судьба страны. Так было, например, в Великую Отечественную вой­ну. Именно тогда были опубликованы работы о героическом прошлом русского и других народов России, их подвигах в борьбе с агрессорами, особенно о победе русских вой­ск под предводительством Александра Невского над немецкими рыцарями в 1242 г. (Ледовое побоище) и об Отечественной вой­не 1812 г.

После окончания Второй мировой вой­ны основное внимание военных историков было сосредоточено на изучении различных сторон ее истории, особенно истории Великой Отечественной вой­ны, а также вооруженных форм национально-­освободительной борьбы народов многих стран Азии, Африки и Латинской Америки.

Увидели свет многотомные истории Великой Отечественной и Второй мировой вой­н, а также работы, посвященные локальным вой­нам и многим другим проблемам военной истории. Разработано немало кандидатских и докторских диссертаций по различным аспектам военной истории.

Чем дальше отдалялась Вторая мировая вой­на, тем шире становился фронт военно-­исторических исследований, тем больше росла потребность в трудах, посвященных подвигу советского народа в Великой Отечественной вой­не. В стране складывалась обстановка, когда отдельные авторы, с одной стороны, и Военно-­историческое управление Генерального штаба — с другой, уже не справлялись с все увеличивающимся размахом военно-­исторических исследований в Вооруженных Силах и в стране в целом. Не отвечала потребностям науки и практики и исследовательская работа, которую проводили гуманитарные институты АН СССР, Институт марксизма-­ленинизма при ЦК КПСС, кафедры истории вой­н и военного искусства военных академий, архивные учреждения и музеи, редакции издательств и журналов страны. С каждым годом потребность обобщения опыта минувшей вой­ны, коренных изменений в военном деле, усиления военно-­историческою воспитания как личного состава Вооруженных Сил, так и всего населения, все более возрастала.

27 августа 1966 г. ЦК КПСС принял постановление «Об организации Института военной истории», оперативно подчинив его Министерству обороны СССР и Главному политическому управлению Советской армии и Военно-­Морского Флота. Одновременно Академии наук СССР было вменено научно-­методическое руководство работой Института. В постановлении отмечалось, что он создается в целях дальнейшего расширения и совершенствования военно-­исторических исследований, повышения их методологического уровня, целенаправленной подготовки кадров военных историков высшей квалификации, улучшения и активизации всех форм работы по военно-­патриотическому воспитанию трудящихся, усиления борьбы с фальсификаторами военного прошлого нашей страны.

Создание Института военной истории Министерства обороны СССР стало логическим шагом и важным фактором развития военно-­исторической науки как в организационном, так и в содержательном, методологическом отношениях; способствовало более целенаправленной разработке военно-­прикладных, статистических, военно-­социологических и других проблем. Главное же состояло в том, что Институт военной истории в интересах подготовки фундаментальных трудов явился центром концентрации усилий как сотрудников Института, так и видных ученых, крупных специалистов других учреждений. Например, к изданию Советской военной энциклопедии (в 8 томах) было привлечено свыше 3,5 тыс. авторов, более чем из 120 высших военных и гражданских учебных заведений и научно-­исследовательских организаций. Военная энциклопедия стала настольной книгой генералов и офицеров Вооруженных Сил СССР.

Еще более показателен пример с подготовкой и изданием фундаментального 12-томного труда «История Второй мировой вой­ны 1939–1945 гг.» в период с конца 1970 г. по 1982 г. Для его создания, наряду с сотрудниками Института, были привлечены военные историки и теоретики, известные полководцы и военачальники, участники Великой Отечественной вой­ны, ученые, владеющие проблемами отечественной и всеобщей истерии, экономисты, философы, социологи, юристы, статистики и другие специалисты. Не случайно именно на этот период пришлось эффективное становление и развитие многостороннего сотрудничества коллектива Института с другими научными учреждениями страны, в первую очередь с учеными Академии наук СССР. Опыт такого сотрудничества успешно используется и в современных условиях.

В течение же всего периода своего развития, отечественная военная история, как относительно самостоятельная область знаний и как часть общей истории, как науки, дважды переживала периоды своего подъема — в конце XIX и во второй половине XX в. Каждый раз по-своему, ибо различными были исторические, материальные и духовные условия ее развития. Но общим у них было то, что они имели место на почве подъема самосознания российского общества и при наличии на государственном уровне специальных учреждений, которые занимались организацией и проведением исследований в области военной истории.

Чтобы понять особенности и своеобразие военно-­исторической науки в советское время, яснее увидеть ее достижения и недостатки, надо признать, что военная история российских народов, как неотъемлемый элемент духовной культуры, утверждает традиционные национальные ценности, способствует упрочению многовековых традиций российской державности и коллективизма, чувства единой семьи, что особенно ярко проявилось в освободительных и отечественных вой­нах, которые пришлось вести народам России и Советского Союза.

Отечественная военно-­историческая мысль стремилась понять и объяснить такой исторический феномен как защита нашего Отечества, выявить и объяснить ее истоки и характер, в трудах по военной истории обобщался опыт и извлекались уроки из военного прошлого как нашей страны, так и других стран. Усилия советских военных историков были устремлены на обобщение военного опыта защиты российского и советского государств от неоднократных попыток сил агрессии сооруженным путем уничтожить нашу страну. Особое внимание обращалось не только на описание и оценку достоверных фактов, но и на обобщения, выводы и уроки военного прошлого. Эта часть исследования рассматривалась наиболее важной на том основании, что в ней содержались теоретические выводы и практические рекомендации, позволявшие совершенствовать военное дело, предвидеть пути его дальнейшего развития, научно решать вопросы укрепления обороноспособности страны. Военная история тесно смыкалась с современностью, особенно в процессе исследования истории Второй мировой вой­ны и ее главной части — истории Великой Отечественной вой­ны.

В сложной послевоенной международной обстановке для военной истории все большее значение приобретало изучение опыта локальных вой­н, развязанных после Второй мировой вой­ны: вой­ны в Корее, Вьетнаме, арабо-­израильских вой­н, исследование локальных вой­н, вооруженных конфликтов становилось все более интенсивным по различным направлениям, большое внимание уделялось изучению опыта Советского Союза и стран Варшавского договора по повышению их оборонной мощи, укреплению боевого союза. Советский Союз все послевоенные годы не мог не реагировать на ту опасность, которую представляла собой политика милитаристских кругов Запада. С наличием реальной угрозы с их стороны невозможно было не считаться. Поэтому решение этих вопросов освещалось во всех разделах военной истории.

В обстановке «холодной вой­ны» все большее значение придавалось исследованию роли военного фактора в условиях мира. Отчасти потому, что исследование истории конкретных вой­н немыслимо без изучения тех условий и обстановки, которые им предшествовали, их порождали, ибо в предвоенной политике формируются причины и цели каждой вой­ны, определяются ее облик, историческое место, а послевоенный мир является во многом результатом, итогом вой­ны. Связь вой­ны с предшествовавшим и завершившим ее миром — один из важных вопросов военной истории. Только при осмыслении диалектики перехода от мира к вой­не и от вой­ны к миру можно глубоко понять ее причины и характер, с одной стороны, и влияние результатов вой­ны на послевоенный мир, — с другой. Внимание к проблеме мира со стороны военной истории усиливалось и потому, что международная обстановка заключала в себе новые условия постановки и решения проблемы вой­ны и мира. В этом заинтересованы все прогрессивные силы земного шара. Поэтому отечественная военная история не могла не исследовать данную проблему.

Одним из направлений военной истории было освоение военно-­теоретического и военно-­исторического наследия отечественных мыслителей, военных историков, относящемуся к методологии военной истории, решению ее методологических проблем, методологическим принципам исследования и изучения военно-­исторических явлений, событий, процессов — объективности, историзма, всесторонности и конкретности исследования и т. д.

В этой связи важным направлением было исследование закономерностей развития реальной военной истории. При этом предполагалось, что значительная часть представителей западной военной истории отвергает законы и закономерности общественного развития и дает этому процессу субъективистское, идеалистическое толкование, а советская военно-­историческая наука, напротив, опирается на них. Верное понимание общих законов развития общества, законов, относящихся к военной области, считалось привилегией советских военных историков. Правильно познанные законы и другие научные категории рассматривались необходимым условием осуществления военно-­исторических исследований, объяснения конкретных исторических ситуаций и процессов.

На долю Института военной истории выпала значительная часть всей научной военно-­исторической продукции как фундаментальной, так и прикладной. Но нельзя упускать из виду и научные исследования военных историков Генерального штаба, высших военных учебных заведений, вой­ск.

Во время Великой Отечественной вой­ны и после ее окончания вышел ряд военно-­стратегических очерков, изданы сборники документов, отдельные книги и многотомные исследования. В их числе 6-томный труд «Великая Отечественная вой­на Советского Союза 1941–1945 гг.», увидевший свет в 1960-е гг.; фундаментальное сочинение «История Второй мировой вой­ны 1939–1945» в 12 томах (1972–1982); «Вторая мировая вой­на. Итоги и уроки» (1985); «Вторая мировая вой­на. Краткая история» (1985). В трех последних значительное место отведено освещению борьбы советского народа против фашистской Германии, событиям на советско-­германском фронте. «Великая Оте­чественная вой­на Советского Союза 1941–1945 гг.» (1984); «Великая Отечественная народная» (1985); «Освободительная миссия Советских Вооруженных Сил в Европе во Второй мировой вой­не. Документы и материалы» (1985); «Документы и материалы кануна Второй мировой вой­ны 1937–1939 гг.» в двух томах (1981); «Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной вой­ны 1941–1945 гг.», сборник документов в шести томах (1978–1984); «Советско-­английские отношения во время Великой Отечественной вой­ны 1941–1945 гг.» в двух томах (1983); «Советско-­французские отношения во время Великой Отечественной вой­ны 1941–1945 гг.» в двух томах (1983); «Советско-­американские отношения во время Великой Отечественной вой­ны 1941–1945 гг.» в двух томах (1984). Документальный материал, сосредоточенный в названных трудах, обогатил историографию Великой Отечественной вой­ны и историческую науку.

Это нашло выражение, во-первых, в том, что достаточно обстоятельно и глубоко были раскрыты источники, причины и условия подготовки и возникновения как Второй мировой, так и Великой Отечественной вой­н. Однако говорить о, том, что здесь все уже выяснено, нельзя, ибо существуют вопросы, которые требуют дальнейшего исследования.

Во-вторых, отечественная военно-­историческая наука достаточно полно, обстоятельно и доказательно раскрыла панораму минувших вой­н. Убедительно решена проблема их периодизации, определены место и значение различных фронтов во Второй мировой вой­не, в числе которых советско-­германский фронт с самого начала своего возникновения и до конца функционирования был ее главным и решающим фронтом. Такой полной и всесторонней картины протекания Второй мировой вой­ны, какая нарисована советской военной историогра­фией, ни в какой другой стране не создано. Советские военные историки стремились дать взаимосвязанное представление о мировом конфликте, в котором принимали участие десятки стран и народов мира и их вооруженные силы. И оценка их вклада в общую победу в работах советских историков в своей основе объективная, чего нельзя сказать о работах многих зарубежных военных историков.

В 12-томном труде «История Второй мировой вой­ны 1939–1945» впервые в мировой историографии были представлена вся панорама Второй мировой вой­ны, раскрыт широкий спектр ее событий как на фронтах, так и в различных сферах общественной жизни, показана борьба отдельных стран и коалиций. Научно и аргументированно обоснован итог вой­ны: сокрушительное поражение нацистской Германии и ее союзников — закономерен. Победа над фашизмом, над силами агрессии и реванша знаменовала один из крупнейших поворотных моментов мировой истории. Этот труд получил высокую оценку оте­чественной и зарубежной научной общественности. Он переведен и издан в пяти европейских странах. К концепции истории Второй мировой вой­ны, доводам и аргументам, изложенным в труде, прислушиваются ученые многих стран. Более того, именно этот труд стимулировал появление в странах Запада новых работ по истории Второй мировой вой­ны. Слов нет, в труде есть и недостатки, и просчеты, во многом связанные с духом времени тех лет. В частности, акцент делался на показе героических и позитивных сторон в деятельности советского народа и Красной армии в годы вой­ны, а недостатки и просчеты анализировались мало.

В-третьих, в советской историографии Второй мировой и Великой Отечественной вой­н в целом правильно решена проблема итогов и уроков этих вой­н. Ее решению всегда придавалось большое значение. И не только для того, чтобы подчеркнуть роль советского народа в достижении победы, но и для того, чтобы лучше понять весь ход послевоенного развития с его острыми противоречиями, противоборством различных идеологий, систем, «холодной вой­ной», опасностью новой мировой вой­ны и т. д. Проблема «Вторая мировая вой­на и современность» и сейчас занимает важное место в отечественной военно-­исторической науке. Вторая мировая вой­на оставила такое наследие, что ее итоги и уроки еще долго будут оказывать воздействие на ход и характер мирового развития, на сознание людей. Об этом убедительно говорится во «Всероссийской Книге памяти» и в книге «Памяти павших. Великая Отечественная вой­на 1941–1945».

В-четвертых, в советской военной истории особое место занимают работы по обобщению боевого опыта вой­ны, не потерявшего своего значения и в наше время. В них дается обобщение опыта подготовки и ведения фронтовых наступательных операций, операций на окружение, опыта форсирования водных преград в годы Великой Отечественной вой­ны и т. д. В частности, такие как «Внезапность в наступательных операциях Великой Отечественной вой­ны», «Стратегические перегруппировки по опыту Великой Отечественной вой­ны» и другие исследования. Вышли в свет два тома фундаментального труда «Стратегические решения и Вооруженные Силы», в котором сделан новый шаг в решении этой важной проблемы.

Одновременно с обобщением боевого опыта Второй мировой и Великой Отечественной вой­н велись исследования по изучению и обобщению боевого опыта, приобретенного Красной армией в годы Гражданской вой­ны 1917–1922 гг. Они сыграли свою роль как в истории развития отечественной военно-­исторической науки, так и в практике обучения и воспитания воинов Вооруженных Сил Советского Союза.

В-пятых, в сложной послевоенной международной обстановке многое сделано по изучению опыта локальных вой­н, развязанных после Второй мировой вой­ны.

Успехи советской военно-­исторической науки во многом были обусловлены тем, что тема Великой Отечественной вой­ны была и остается могучим и неиссякаемым источником вдохновения военных историков и других творческих работников. Ибо глубокий патриотизм советского народа, его преданность идеалам мира и свободы, несокрушимая воля к достижению победы над врагом, интернационализм, наиболее ярко проявившиеся в годы Великой Отечественной вой­ны, служат мощным средством формирования мировоззренческих и нравственных позиций у молодого поколения людей, их готовности к защите Отечества. Для ученых это означает, что исследование истории Великой Отечественной вой­ны носит многоотраслевой научный характер. Усилия исследователей давно сосредоточены на решении широкого круга социально-­политических, духовных, экономических и военно-­технических проблем, ибо достижение военной победы в Великой Отечественной вой­не потребовало колоссального напряжения всех жизненных сил советского общества, вызвало небывалый в истории массовый героизм всего народа и его Вооруженных Сил.

Состояние военно-­исторической науки в СССР характеризовалось не только указанным фронтом исследований. Важное место в историографии минувшей вой­ны занимают мемуары советских полководцев и военачальников, тех, кто стоял во главе вой­ск и сил флота. В их числе воспоминания Маршалов Советского Союза И. X. Баграмяна, А. М. Василевского, Г. К. Жукова, И. С. Конева, Н. И. Крылова, К. К. Рокоссовского, Адмирала Флота Советского Союза Н. Г. Кузнецова и других.

Заметным явлением стало издание пятитомника «Последние письма с фронта». Он содержит уникальный материал: последние, предсмертные письма фронтовиков, подпольщиков и партизан, павших на фронте и в тылу врага, замученных в фашистских застенках в годы вой­ны. Собранные воедино последние письма погибших на вой­не обогащают созданную историками летопись Великой Отечественной вой­ны, позволяют еще отчетливее, глубже увидеть драматические и героические события тех лет.

Особое место в советской военно-­исторической и военной мысли занимает 8-томник Советской военной энциклопедии. В ней систематизированы военно-­исторические и военно-­теоретические знания 70-х гг. XX в., раскрыты тенденции и закономерности развития военного дела, дано научное толкование новых терминов и понятий, представлен большой объем военно-­исторической информации.

Характеризуя военно-­историческую науку советского времени, следует отметить, что это не только труды и исследования, но и ученые, творческие личности, которые проводили большую как исследовательскую, так и пропагандистскую работу.

В военно-­исторической науке послевоенных лет характерным было желание показывать героическую сторону минувшей вой­ны, победы советских вой­ск в наиболее крупных операциях, бывших поворотными в ходе и исходе вой­ны, героические действия наших воинов на фронте и тружеников в тылу. Другая же сторона вой­ны — драматическая и даже трагическая — оставалась как бы в тени. Наблюдалась тенденция не анализировать причины неудач и поражений наших
вой­ск, не показывать просчеты и упущения политического и военного руководства Советского государства. Вследствие этого в некоторых военно-­исторических работах присутствовала полуправда, или усеченная правда. Такой подход к познанию исторической истины обу­словливал и однобокость в отборе, сопоставлении, интерпретации фактов военного прошлого народов страны, и наличие так называемых «белых

...