автордың кітабынан сөз тіркестері  Тирания Я: конец общего мира

Эрик Саден

Мы живем в эпоху массового кипения — воспламенения душ.

Предмет, брошенный в общественном месте, это в известном смысле — пренебрежение нормами общежития. Словно личный закон вдруг открыто возобладал над общими рамками — с тех пор прямые, как статуи, фигуры, глядя строго перед собой, царственно движутся по городским артериям.

Мы проживаем момент истории, когда массовые убийства рассматриваются исполнителями — и теми, кто им сочувствует, — не как преступления, а как акты правосудия

Опыта как такового сегодня недостаточно. Он почти всегда — в реальном времени — должен воспроизводиться на письме, иначе его сочтут слишком бедным. Только так, через огласку, он словно обретает истинную ценность, начинает казаться значимым и как будто берет реванш за тяготы судьбы. Вот она, всепоглощающая страсть нашего времени, но более вероятно — невроз.

оживляет в нас твердое намерение не сидеть сложа руки, своеобразно подогреваемое тем, что теперь в нашем распоряжении целый технический арсенал, который словно расширяет пространство для маневра и часто помогает поддерживать избыточную связь с миром. Мы живем в эпоху массового кипения — воспламенения душ.

Наступила новая эпоха «свободы выражения», более не обремененной моральным долгом сверяться с тем, что должным образом признано достоверным.

Результатом появления смартфонов станут бесконечные россыпи снимков, которые никто не просматривает, большинство из них навсегда исчезнет в залежах на жестких дисках, и фотография окончательно потеряет свое изначальное предназначение

каждый по-своему стремится заявить стиль, можно сказать — персональную фишку, чтобы выделить ее среди всего остального с единственной целью — монетизировать ауру, которой в итоге удастся себя окружить.

Либеральный индивидуализм как политический проект, двумя веками ранее направленный на освобождение людей, окончательно превратился в иной этос: неудержимую погоню за собственной уникальностью с единственной целью отмежеваться от толпы, что теперь рассматривалось как решающее конкурентное преимущество.

Ведь теперь не столько крупные общественные структуры примеряли на себя новые одежды, сколько отдельные фигуры, позиции, взгляды — или их отсутствие — явно или неявно принимали необычный вид. Словно неумолимо распространялась атмосфера, сотканная из более или менее очевидных конфликтов, неделикатных поступков, словесного и физического насилия, похожая на ползучий недуг.

Субъективные впечатления вступали в резонанс с общим ходом событий, подтверждавшим масштабные изменения этоса, принципов существования. И хотя дух времени плохо поддавался определению, он все же заявлял о себе через множество фактов, регулярно приводивших нас в замешательство, — а временами и вовсе уму не постижимых, — и перекликавшихся, открыто или подспудно, с самой обычной повседневностью.